Эта история могла быть и не написана, если бы в недавно открывшемся ресторане "Мартин и Майглок" не подавали огромные стейки, которые выглядели как явный выпад нашего министерства продовольствия против экономии.
Мы, самая лучшая из всех жен, трое наших детей и я, обедали каждую субботу в "Мартин и Майглок" и каждую субботу заказывали себе пять этих гигантских порций. В первый раз я решил, что либо произошла ошибка, либо это был рекламный прием для заманивания клиентов. Но это был, как я позже выяснил, вовсе не рекламный прием. Это оказалось правилом, которое особенно трудно удавалось усвоить детям. В отчаянии трудились они над своими тарелками, которые невозможно было опустошить:
— Мамочка, я больше не могу…
И поднимался настоящий рев, в том числе и взрослых. Поскольку стейки в ресторане "Мартин и Майглок" были отменного качества, и можно было впасть в уныние оттого, что влезала только половина, а остальное приходилось оставлять. Оставлять?
— Почему бы нам не забирать остатки домой? — прошептала в одну из суббот самая лучшая из всех жен. — Тут более, чем достаточно для обильного ужина.
Она была права. Вопрос состоял только в том, как осуществить ее выдающийся план. В конце концов, не выходить же из битком набитого ресторана с руками, полными стейков. С другой стороны, я с содроганием вспоминаю ту половинку гамбургера, которую я однажды завернул в бумажную салфетку и неосмотрительно засунул в задний карман брюк. По пути домой я сделал еще одну мелкую покупку, и желая заплатить, полез туда за кошельком и…
Нет, такое со мной больше не случится. Никаких опрометчивых попыток. Все должно быть законно.
Я подозвал г-на Майглока к столу:
— Не будете ли вы столь любезны упаковать эти остатки? Для нашего песика.
Пока я восторгался собственной учтивостью, в которой использовал нашу Франци, эту породистую собаку-уродца, как алиби, г-н Майглок вернулся из кухни. Сияя улыбкой, он нес в руке увесистый пластиковый пакет:
— Я добавил еще парочку косточек, — сказал он. Это были по меньшей мере 15-фунтовые мослы слона, сдобренные всевозможными ливерными ошметками и прочими остатками еды, найденными в мусорном баке ресторана "Мартин и Майглок".
Мы взяли мешок с энергичными выражениями благодарности, высыпали дома его содержимое перед Франци и убежали. Франци сожрала почти всю эту пакость с огромным аппетитом. Только к стейкам она не притронулась.
В следующие выходные, чтобы быть немного умнее, я изменил свою стратегию:
— Г-н Майглок, будьте добры, запакуйте оставшееся мясо для песика. Только больше не добавляйте ничего другого, пожалуйста.
— Почему? — удивился г-н Майглок. — В нашей кухне валяется так много лакомства для вашего любимца.
Я разъяснил ему положение вещей:
— Наша Франци — очень избалованное животное. Ест одни стейки. Ничего кроме стейков. Прямо с гриля.
В этом месте в разговор вмешался кудрявый умник с соседнего столика:
— Вы делаете большую ошибку, уважаемый. Вы потеряете бедное животное из-за несоответствующего питания.
Умник представился как ветеринар и, невзирая на мои протесты, выступил во всеуслышание с целым докладом:
— Самое вредное для пищеварительного тракта вашего песика является жареное и печеное мясо. Возможно, он перестанет расти и развиваться. Какой он у вас породы?
— Карликовый пудель, — злобно огрызнулся я. — И кроме того, она собака.
При этом я повернулся к зануде спиной и попросил г-на Майглока, если уж он так хочет добавить что-то еще, стейки упаковать отдельно.
Вскоре г-н Майглок принес скрученные стейки, тщательно завернутые в газетную бумагу.
— Что это? — опешил я. — У вас нет пластикового пакета?
— А зачем? — спросил г-н Майглок.
Я промолчал. Как прикажете вдалбливать этому идиоту, что мне не доставит никакого удовольствия есть стейк, на который налипли остатки передовицы? По пути домой я вышвырнул газетный пакет в окно автомобиля.
Но так легко сдаваться я не собирался. В следующую субботу мы появились с нашим собственным пластиковым пакетом, и умничающий ветеринар вынужден был в бессильном гневе смотреть, как мы заталкиваем вредный материал в безукоризненно гигиеническую упаковку.
Пир продолжался три дня и три ночи. У нас был стейки на ужин, стейки на обед, стейки на завтрак. Франци лежала рядом, внимательно наблюдала за нами и презрительно отвергала предлагаемое ей счастье.
— Эфраим, — вздохнула самая лучшая из всех жен, когда мы в субботу снова усаживались в "Мартин и Майглок". — Эфраим, я не хочу больше видеть стейки, не говоря уже о том, чтобы их есть.
Она говорила от всей души, от всего сердца и желудка. Дети тоже захлопали в ладоши, когда мы заказали шницели. И мы заказали их для верности у г-на Мартина. Г-на Майглока, этого любезного болвана, такой поворот событий не сбил с толку. После того, как мы покушали, он приволок туго набитый остатками стейков пластиковый пакет.
— Для Франци, — сказал он.
С того момента нас постоянно занимала проблема, как избавиться от бессмысленного подарка. Со временем мы уже не могли ездить по городу, не оставляя за собой мясной шлейф. В конце концов я нашел выход. Едва мы сели за свою субботнюю трапезу, я обратился к г-ну Майглоку с траурной миной и соответствующей интонацией:
— Пожалуйста, больше не надо стейков. Франци умерла.
Г-н Майглок пожал мне руку с глубоким сочувствием.
За соседним столиком поднялся специалист по кормлению собак и издал негодующий вопль:
— Вот видите, я вас предупреждал! Вы погубили бедное животное!
Рафи, наш старшенький, пробормотал что-то про дорожную аварию, жертвой которой пала Франци, но это дела не улучшило. Общественное мнение было против нас. Кое-как проглотили мы свою еду и выскользнули прочь со стыдливо поникшими головами. По пути домой мы чувствовали себя бандой убийц.
Окажись Франци мертвой на пороге нашего дома, мы нисколько бы не удивились. К счастью, она встретила нас, как всегда, радостным лаем. Все было в наилучшем порядке.
В самом худшем случае мы скажем г-ну Майглоку, что купили новую собаку.