Китайская интеллигенция на изломах ⅩⅩ века : (очерки выживания)

«Интеллигенты зачастую многого не понимают…»

С 1937 по 1949 г. китайская интеллигенция прошла через испытания войны сопротивления японской агрессии, Второй мировой и третьей гражданской войн. Эти суровые годы позволили китайской интеллигенции обрести новые качества. Исторически китайцы всегда были патриотами своей страны. Но борьба против милитаристской Японии, посягавшей на суверенитет Китая, вызвала такую волну патриотизма, которая по мощи превзошла даже ту, что уничтожила цинскую монархию в начале ⅩⅩ столетия. Патриотическая тема в литературе и искусстве сделала многих представителей интеллигенции властителями дум нации. Гоминьдановский режим в условиях антияпонской войны и гражданских войн практически исчерпал свой потенциал в глазах народа. Этому способствовали нерешительность в борьбе с Японией, преследования патриотов, попытка опереться на американские штыки во время гражданской войны. В схватке за власть в Китае КПК продемонстрировала, что именно она действует в интересах широких народных масс, включающих и трудовое крестьянство, и рабочих, и национальную буржуазию, и интеллигенцию. Интеллигенция, начавшая сближение с КПК ещё в годы антияпонской войны, увидела в КПК силу, способную преобразовать Китай, и приняла новый режим и его идеологию. Китайская интеллигенция, как и весь народ Китая, знала об огромной помощи, оказанной Китаю Советским Союзом и в войне сопротивления, и в окончательной победе Народной революции в 1949 г. Поэтому, несмотря на ожесточённую антисоветскую и антирусскую пропаганду гоминьдановской печати, в сердцах китайских интеллигентов прочно утвердилась вера в то, что СССР является для Китая надёжным и бескорыстным другом.

Народный Китай вступил на путь социалистической модернизации. Этот процесс занял всю вторую половину ⅩⅩ столетия, и, как теперь выясняется, будет продолжаться до конца ⅩⅩⅠ века. Сопряжение развития Китая с всемирно историческим процессом стало более тесным и интенсивным. И для Китая стал действовать закон уплотнения исторического времени. Китайская интеллигенция первой почувствовала на себе его проявления: изломы на её пути начали вставать через более короткие отрезки времени, чем это было в первой половине столетия.

Китайские литераторы были настроены на конструктивную работу по воспитанию народа для обустройства всех сторон его жизни. Перед страной стояли гигантские задачи обновления ее хозяйства и духовной сферы. Одним из первых новую книгу стихов выпустил Го Можо. Само название сборника Го Можо «Гимн новому Китаю» говорит о направлении его поэтической мысли. Книга «Гимн новому Китаю» составлена из произведений 1948—1952 гг. Го Можо мечтает о полном освобождении всего Китая, зовет на борьбу своих земляков сычуаньцев, ещё томившихся под игом режима Чан Кайши («Вставайте, сычуаньцы!», сентябрь 1949 г.). Поэт создал полные ликования песни о том новом, что рождается на его прекрасной родине. Здесь снова появляются гиперболические образы, символизирующие подъём великого Китая.

Гордость и торжество поэта слышатся в свободных ритмах этого стихотворения. Два стиха, образующие рефрен после каждой строфы, создают единый лейтмотив, объединяющий всё произведение:

Поэт со счастливым изумлением осматривается вокруг и полной грудью вдыхает воздух свободы. Последняя строка каждой строфы стихотворения «Северные записки» (январь 1949 г.) начинается словами. «Я теперь совершенно свободен», а вторая часть строки варьируется, по-разному выражая ощущение человека, вступившего в новую жизнь:

Или

Или

Стихотворение «Северные записки» приближается к стихам старой формы, отличаясь от большинства произведений сборника, написанных на байхуа и свободным размером. Кстати, такие стихотворения, как «Северные записки», «В Москве праздную 1 Мая» (1949). «В сибирском поезде» (ноябрь 1951 г.), «Приветствие конференции мира стран Азии и района Тихого океана» (ноябрь 1952 г.) и др., написанные почти целиком на вэньяне и со строгим ритмом, включены в сборник «Гимн Новому Китаю» под рубрикой «Приложение». Впрочем, это разграничение касается только формы, ибо все произведения сборника отличаются единством тематики.

Го Можо воспевает Коммунистическую партию Китая:

(«Великан, головой достигающий неба», июнь 1951 г.)[553]

Это стихотворение написано по случаю 30‑летней годовщины со дня образования КПК и рассказывает о её боевых делах:

В начале национально-освободительной войны значение коллектива, значение великого «Мы» явилось для поэта чудесным откровением (вспомним стихотворение «Мэнь»). И теперь Го Можо снова и снова с радостью провозглашает своё органическое слияние с народом, с массами.

так писал он в ноябре 1951 г. в стихотворении «Благодарю» — ответе на приветствия поэту в день его шестидесятилетия.

Несколько тем особенно ярко выделяются в творчестве Го Можо 50‑х годов: деловые будни страны, идущей по пути социализма; мудрость партии, направляющей народ; дружба с Советским Союзом и интернациональное братство трудящихся; борьба за мир. В стихах поэта эти темы сливаются вместе, являя единое и неделимое целое. Примером может служить стихотворение «Выше культуру!». Народы Китая, живущие теперь единой семьей, пишет автор, должны приобщиться к общей «нашей культуре», и на этом пути примером Китаю может служить Советский Союз. Говоря о Стране Советов, Го Можо употребляет широко распространенное в народе название «советский старший брат», подчёркивая тем самым идею нерушимой дружбы с советскими людьми. В стихотворении «Выше культуру!» речь идёт и о помощи корейскому народу в борьбе против американских агрессоров, о защите мира и демократии во всём мире. Вопросы, затронутые в нём, охватывают то основное, чем жили соотечественники поэта в начале пятидесятых годов.

Благородный интернационализм нашёл своё выражение во многих стихах Го Можо: «Скорбная память о Белояннисе», «Доклады» и др. «Скорбная память о Белояннисе» (1952) — гимн героям, отдавшим свою жизнь во имя родины (всё равно, зовется ли она Грецией, Китаем, Америкой или как-нибудь иначе), и страстная обличительная речь против кровавых палачей, на совести которых лежит гибель греческого патриота. С высоким пафосом боли и гнева обращается Го Можо к простым людям всей земли, напоминая им о славных революционных традициях, призывая расправиться с палачами во имя жизни и счастья детей, во имя мира на земле.

Поэт не сомневается в том, что общими усилиями народов всего мира удастся справиться с поджигателями войны:

Стихотворение «Доклады» (февраль 1952 г.) Го Можо написал, «слушая доклады кубинского поэта Гильена и бразильского писателя Амаду». Он увидел живую связь между китайской действительностью и борьбой народов Латинской Америки:

Очень интересен стихотворный сценарий для диапозитивного фильма в шести картинах о подвиге корейского народа (февраль 1951 г.). Поэт рисует картину мирного и радостного труда на южном берегу реки Ялуцзян, где корейские женщины и дети, одетые в белые одежды и сами похожие на белых голубей, поют песню «Голубь мира». Но светлый день закрывается чёрной тучей, самолёты американских империалистов бомбят корейские города, американские солдаты и их лисынмановские прихвостни убивают, жгут, насилуют, бесчинствуют на корейской земле. И в Китае понимают «это беда не только корейцев, это общая наша беда». Китайские рабочие и крестьяне, женщины и дети — все стараются внести свою лепту в общее дело помощи корейскому народу. Китайские юноши и девушки вступают в ряды народных добровольцев. Объединённые усилия народов-братьев не пропадают даром. Расчёты американских генералов «до Рождества покончить с Кореей» провалились, корейцы и китайцы изгнали захватчиков. И если американские империалисты «взбесятся снова, мы погребём их в огне народного гнева»,— восклицает поэт. Кончается сценарий символической картиной: на сцену выходит корейская молодёжь с горящими факелами, молодые люди празднуют победу, и хор поёт песню о твёрдости и несгибаемости народного духа. Империалистические угнетатели никогда не сумеют победить свободолюбивый народ, они бессильны перед дружбой народов — таков вывод сценария.

И в образном строе, и в языке этого произведения легко заметить влияние народного песенного творчества. Написан сценарий на байхуа. Очень хороши песни, включённые в текст сценария, особенно песня «Голубь мира» (впоследствии она была положена на музыку композитором Ма Сыцуном):

Лирическая и нежная, эта песня полна счастьем светлого, мирного трудового дня.

Доминирующей в творчестве поэта 50‑х годов становится тема защиты мира. Ей посвящены стихотворения «Слава и долг» (апрель 1952 г.), «В ореоле мудрости» (июнь 1952 г.), «В память о подготовке конференции мира народов стран Азии и района Тихого океана» (июнь 1952 г.) и другие стихотворения сборника «Гимн новому Китаю». За свою активную общественную деятельность в защиту мира Го Можо в 1951 г. был награжден Международной Сталинской премией «За укрепление мира между народами».

Большие события развёртываются в Китае, страна перестраивается заново, и всё происходящее вызывает у Го Можо живейший интерес, заставляет энергично вмешиваться в этот бурлящий живой процесс, вмешиваться не только стихами, но и всей своей общественной деятельностью. «Посещаю „Паровоз Мао Цзэдун“» — так называется поэма о трудовом подвиге машинистов. Труд в изображении Го Можо радостен, в нём гордость человека, в нём поэзия.

«Так вот с ложечки ребенка кормит мать» — разве это не удивительный образ, определяющий новое отношение человека к своему труду? Действительно,

Го Можо сумел сделать предметом поэзии, казалось бы, совсем будничную историю о том, как старый изношенный паровоз был превращён в первоклассный, как использовала паровозная бригада опыт своих товарищей, как вносились рационализаторские предложения.

Другое произведение — «Мост через Янцзы» — поэт написал, вдохновившись идеей этого грандиозного строительства. Впервые стихотворение опубликовано в газете «Жэньминь жибао» 25 сентября 1957 г., но потом, когда, побывав на стройке, Го Можо уточнил и переработал некоторые детали, стихи снова напечатали в той же газете 6 октября 1957 г.

По-прежнему особенностью творчества поэта остаётся его частое обращение к историческим событиям и легендам. Он вспоминает Сунь Хао (правителя царства У, которому не удалось остановить вражеское нашествие с помощью цепей, перегородивших Янцзы) и полководца Фу Цзяня, жившего в эпоху Цзинь. Красоту и величие того, что создаёт на земле человек, Го Можо подчёркивает образами, взятыми из мифологии:

События сегодняшнего дня вызывают у поэта ощущение счастья, радости бытия:

Это стихотворение очень показательно для той общей атмосферы оптимизма и бодрости, которая характерна для поэзии Го Можо. С более ранними произведениями перекликается и стихотворение «Русалка из озера Сиху»[565]; любовь поэта к отчизне, словно вся сосредоточена в восхищении этой малой её частицей — чудесным уголком родной земли. И опять на помощь приходят народные предания:

В эти годы Го Можо много пишет о детях («Песня китайских пионеров», «Дарю детям цветы», «Живые сокровища», «Вечная весна»). Поэт стремится воспитать в маленьких гражданах чувство патриотизма и интернационализма, любовь к миру, рассказывает им о радости свободного труда, о светлом сегодняшнем дне родины, и об её ещё более прекрасном будущем.

Чтобы дети были счастливы, миру нужен мир. Об этом никогда не забывает Го Можо. Он пишет стихи в защиту справедливой борьбы народов за свободу, гневно обрушивается на империалистов — поджигателей новой войны! Когда народ Египта боролся за своё право на Суэцкий канал, поэт написал стихотворение «Приветствую тебя, Египет!»:

А в 1958 г., побывав в Египте, Го Можо создал целый цикл стихов, посвящённых этой исстрадавшейся земле. Ему, сыну Китая, близка и дорога далёкая земля, в которой «солнце на закате точно пламя, жёлтые пески лежат повсюду» (из стихотворения «С аэродрома направляюсь в Каир»)[569].

Японскому народу посвящён цикл стихотворений «Снова в Японии» (в 1955 г. поэт опять посетил страну, где когда-то провёл много лет). Он хорошо знает, что никакие дельцы и правительства не могут нарушить дружбы простых людей:

пишет Го Можо в стихотворении «В поезде (из Токио в Симоносеки)».

В произведении «Приветствую возвращение добровольцев»[571] поэт воспевает то чудесное чувство братской солидарности, которое, связывая народы, делает их непобедимыми.

Неизменно находит себе место в поэзии Го Можо тема Советского Союза. Достижения Советской страны поэт воспринимает как успехи всего лагеря мира, как успехи Китая. Запуску советских спутников он радуется и как романтик, всегда мечтавший о покорении человеком Вселенной, и как трезвый политик, понимающий значение достижений советской науки и техники для сохранения мира во всём мире. В октябре-ноябре 1957 г. Го Можо пишет стихотворения, посвящённые советским спутникам: «Голос первого спутника Земли» и «Диалог двух спутников»:

(«Голос первого спутника Земли»)[572].

Снова, как в былые годы, рисует поэт образ Ильича («Посещаю мавзолей Ленина») и восхищается Москвой — источником и опорой мира на всей земле («Цветы мира», «Рай создан на земле»). Эти стихотворения написаны Го Можо во время пребывания в Советском Союзе (ноябрь 1957 года). В Москве, говорит поэт, «в Октябрьский праздник, как весной, тепло», тепло от радостных чувств, объединяющих гостей из 68 стран, которые собрались на трибунах у мавзолея. Можно было бы назвать ещё много стихов Го Можо, посвящённых СССР, советско-китайской дружбе.

Литературные приёмы, которыми пользуется Го Можо в эти годы, в период творческой зрелости, очень разнообразны. Иногда это — свободный стих, с длинными прозаизированными строками, с большим количеством строф. Эти стихи чаще всего — размышления поэта о теме, декларация лирического героя (например, стихотворение «Приветствую возвращение добровольцев»). В то же время часть произведений поэта (например, «Стихи о Египте») написана на старом литературном языке, в классической форме. Всё сильнее сказывается в поэзии Го Можо влияние народно-песенного творчества. Напевность, образность и выразительность фольклора глубоко волнуют поэта. Он уделяет много времени собиранию народных песен; рассказывает о них с огромным увлечением, декламируя отдельные стихи, восхищаясь их свежестью, сравнивая варианты песен, созданные в разных районах Китая.

Народные песни неизменно привлекали и привлекают внимание китайских поэтов. Ещё в начале культурной революции 1919 г. при Пекинском университете было создано Общество изучения народных песен («Гэяо яньцзюхуэй»). Для многих вошедших туда поэтов притягательной силой была именно форма этих песен. Например, Лю Баньнун, стоявший во многих вопросах на прогрессивных позициях и принимавший деятельное участие в работе Общества, недооценивая значение народной песни, искал в ней прежде всего новые формы, интересовался главным образом её языком. По-иному подошли к этому вопросу известные поэты Китая ⅩⅩ столетия Кэ Чжунпин и Цзан Кэцзя.

Начав заниматься изучением народного творчества в 30‑х годах, уделяя ему должное внимание и после 1949 г., они ищут в нём не только драгоценные крупицы поэтического мастерства: они видят, как отражаются в песнях общественные события, волнующие народ, мечты народа,— словом, их интересует как форма, так и социальное звучание народных песен.

Этих взглядов придерживается и Го Можо. Он становится председателем Общества изучения фольклора Китая. Го Можо внимательно следит за ходом развития народного песенного творчества и всеми силами помогает народным поэтам. В 1959 г. издана книга «Хунци гэяо»[573] («Песни о красном знамени»), куда вошло 300 современных народных песен. Сборник был составлен Го Можо совместно с известным литературоведом и критиком Чжоу Яном. «Песни о красном знамени» имели огромный успех у китайских читателей. Журналы «Жэньминь вэньсюе» и «Шикань» посвятили целые разделы этому сборнику.

Активное вмешательство в текущие дела и события, страстная заинтересованность во всём, что совершается вокруг, кажется нам одной из самых замечательных черт Го Можо — учёного и поэта. Гражданственность в самом высоком смысле этого слова составляет пафос и значение поэзии Го Можо. Когда в литературных кругах Китая возникают дискуссии на ту или иную тему, поэт бывает их непременным участником. В 50‑е годы он выступал со статьями о сочетании в китайской литературе реализма и романтизма, о народности в искусстве и т. д. В марте 1959 г. Го Можо стал зачинателем дискуссии о полководце Цао Цао (220—264), предлагая пересмотреть давно сложившееся отрицательное отношение к его деятельности (так же, как и к деятельности иньского князя Чжоу-вана, первого китайского императора Цинь Ши-хуана и др.) и призывая историков объективно оценить то положительное, что было в историческом прошлом страны.

Вместе с тем поэзия Го Можо начинает политизироваться, отражая установки КПК в отношении интеллигенции. В 1958 г. был издан сборник стихов Го Можо под названием «Байхуа цифан» («Пусть расцветают 100 цветов»)[574]. Название сборника совпадало с названием курса, выдвинутого Мао Цзэдуном в качестве основного направления развития литературы и искусства. В нём 101 стихотворение о цветах, которые символизируют здесь определённые человеческие качества. Го Можо использует традиционный для китайской поэзии приём (стоит вспомнить, например, книгу поэта ⅩⅦ века Чжан И «Канон цветов», в которой автор под названиями цветов подразумевал своих современников). Каждое стихотворение сборника «Байхуа цифан» так или иначе откликалось на партийные установки в общественной жизни. Эта ясная политическая направленность свидетельствовала о следовании поэта курсом упомянутых установок:

Так в стихотворении «Нарциссы» поэт пропагандирует лозунг строить социализм по принципу «больше, быстрее, лучше, экономнее», то есть с установкой, нацеленной на необоснованно форсированное развитие страны.

в этих стихах Го Можо совершенно в духе высказываний Мао Цзэдуна намекает на оторванность многих интеллигентов от реальной жизни, ратует за необходимость их сближения с народом, за проникновение в жизнь («Фиалки»).

Восточный ветер всегда был в Китае символом обновления — это ветер весны, несущей людям облегчение после жестокой зимы. Мао Цзэдун применил этот образ в ином значении: «ветер с Востока, одолевает ветер с Запада». И «Весенние орхидеи» Го Можо поют:

Большой размах получило в Китае движение за отправку интеллигенции на работу в деревню. Поэт поддерживает его в стихотворении «Душистый горошек»:

Долг интеллигента перед народом раскрывается в стихотворении «Белые лилии»:

Всё отдать народу — в этом основное значение зрелого творчества Го Можо.

«Только Лу Синь и Го Можо поднялись на литературную трибуну с декларацией решительного разрыва со старым миром и с тех пор неизменно оставались в рядах передовых людей нашего времени»[580],— писал литературовед Чжан Гуаннянь. Резкий и откровенный протест Го Можо в творчестве ранних лет, талантливо выраженный в романтической форме, передавая заветные чаяния прогрессивной интеллигенции страны, сочетался со столь же решительной ломкой ограничений классического стихосложения. Поэтому поэзия Го Можо производила огромное впечатление на современников, волновала умы молодёжи. И в то же время Го Можо оставался подлинно национальным поэтом, носителем традиций классики. Как отмечает Тянь Цзянь, патриотическая и революционная поэзия Го Можо как бы вобрала в себя и лучшие достижения классической поэзии, и влияние прогрессивной иностранной литературы[581]. Великий Лу Синь, остро ненавидя все, что было связано с феодализмом и аристократической культурой, не отказывался от классического наследия в своей литературной практике. Такое же сочетание подлинного новаторства с продолжением национальных традиций является одной из самых сильных сторон поэтического творчества Го Можо. Этим, главным образом, и определяется тот вклад, который он внёс в поэзию периодов «движения 4 мая», антияпонской войны и строительства Нового Китая. Твёрдо встав на позиции народной власти, Го Можо своими стихами нёс своим соотечественникам слово истины, неизменно находясь в самой гуще общественной жизни, откликаясь на главные события, происходящие в стране.

Литературе социалистического реализма не чужда романтика, но это романтика нового типа, романтика революционная. Именно такова романтика Го Можо. Сам поэт подчёркивал, что реализм и романтизм сливаются воедино, ибо литература, отражающая жизнь, реальную действительность, предполагает и фантазию, гиперболизацию — эти атрибуты романтического художественного метода. «И, например, сам я теперь осмеливаюсь открыто признаться: я — романтик!»[582] — восклицал поэт. Человек большого таланта, пылкий и непосредственный, сумевший сквозь годы пронести юношескую энергию, сохранивший свежесть чувств и романтическое горение молодости — таким предстаёт перед читателями Го Можо в 50‑е годы.

Ай Цин после освобождения страны ещё активнее занимается административной и общественной деятельностью. Он был членом Комитета культуры Народного правительства Севера Китая, кандидатом в члены Координационной Комиссии Народного правительства Китая, он — член Всекитайского Комитета защиты мира, член правления Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства, член правления Всекитайского Союза писателей и т. д. В начале 50‑х годов Ай Цин был заместителем главного редактора журнала «Жэньминь вэньсюэ» («Народная литература») и преподавателем Пекинского университета. Такая большая нагрузка, естественно, сказалась на количестве его произведений: пишет он в этот период сравнительно мало. Однако по сборнику «Радостный клич» и написанному после поездки в Советский Союз циклу «Рубиновые звёзды» можно судить о том, что творческое развитие поэта продолжается, что он уверенно идёт по пути социалистического реализма.

В 1955 г. в печати появились стихотворения, написанные Ай Цином в период его пребывания в Южной Америке. «Стихи эти отличаются высоким публицистическим накалом, сочувствием к народам Латинской Америки, разнообразием поэтической формы»[583]. В творческой манере Ай Цина произошли известные изменения. Он отнюдь не отказался от свободной формы стиха, упорно продолжая совершенствовать эту форму, старается уже привносить в неё рифму. Это в большой степени свойственно так полюбившемуся Ай Цину народному поэтическому творчеству и вообще национальной китайской поэзии. В 1950 г. в предисловии к сборнику «Избранное» поэт писал, что он до самого последнего времени, «стремясь воспринять национальные традиции китайской поэзии, всеми силами старался придать ритмичность своим стихам»[584]. Короче, ровнее, мелодичнее стали строчки (5—6, максимум 9 иероглифов), отточенный ритм, часто строчки рифмуются. Примером могут служить стихотворения «Посвящается Сталину», «Народы Азии, вставайте!», «Государственный флаг» и др.

Высокая художественность произведений Ай Цина дала Сяо Саню право сказать, что «стихи Ай Цина всегда написаны с большим мастерством и очень красивы»[585].

Тематика стихотворений Ай Цина по-прежнему очень разнообразна, он откликается на все события внутренней жизни страны, пишет о Советском Союзе, но особенно важное место в его поэзии последних лет занимает благородная тема защиты мира. Именно ей посвящены стихотворения «В защиту мира», «Ставлю свою подпись под Стокгольмским воззванием», «Позорная поездка» и т. д.

На всем протяжении своей поэтической деятельности Ай Цин не только своими стихами, но и постоянными устными и печатными теоретическими выступлениями учил поэтическому искусству молодых китайских поэтов, делился с ними своим богатым творческим опытом, внося большой вклад в литературоведение Китая. Китайский народ знал и любил своего талантливого поэта, с радостью встречал каждое новое произведение, выходившее из-под его пера, ждал от него новых стихотворений. И он писал их, ибо горячо верил в огромную важность поэзии. Сомневаюсь, утверждал он, «может ли человечество хоть один день прожить без поэзии…»[586]. Наконец, он был настоящий поэт, вся жизнь которого неотделима от действенной, боевой поэзии: «Я живу и поэтому я пою»[587].

После победы народной революции в Китае Тянь Цзянь переходит на работу во Всекитайскую ассоциацию работников литературы и искусства заместителем начальника Отдела творчества; он является также учёным секретарём Центрального научно-исследовательского института литературы, заместителем начальника Отдела популяризации литературы в Союзе китайских писателей и заведующим курсами работников литературы.

По-прежнему Тянь Цзянь много пишет. О чём бы он ни писал, мы чувствуем его страстную влюблённость в тех, о ком он пишет, и стихи его всегда очень искренни. Лирический герой поэта сливается с героем его повествования — народом. Тянь Цзянь одним из первых вступил на путь отрицания традиционного в старой китайской литературе мотива одиночества, обособленности поэта. Не тоска разочарованного интеллигента-одиночки, не личные темы звучат в поэзии Тянь Цзяня — он говорит от лица народа, выражает его мысли и чувства. «И даже в час смерти последнюю свою улыбку нужно целиком посвятить своему народу»[588],— говорит Тянь Цзянь.

Всё больше внимания уделяет поэт художественной обработке стихов. Растёт его поэтическое мастерство. С началом нового периода в жизни китайского народа, периода мирного созидательного труда, направленного на строительство социализма в Китае, форма стихов Тянь Цзяня постепенно изменяется. Всё реже прибегает поэт к неровным коротким строчкам, мягче и ритмичнее звучат его произведения. В последних стихах Тянь Цзяня строки значительно длиннее и ровнее, чем в прежних, и хорошо рифмуются.

Стремление Тянь Цзяня приблизиться к песенному творчеству народа проявляется всё сильнее. Образцом для себя он считает стихи М. Исаковского, отмечая их звучность и напевность, благодаря которым они так популярны. Тянь Цзянь говорит о счастье жить в Новом Китае, воспевает труд и победы в строительстве социализма. Однако круг интересов поэта очень широк. Его волнует всё, что происходит в мире. Тянь Цзянь пишет стихи, проникнутые верой в торжество дела мира, в могущество людей доброй воли всего земного шара. Такова, например, «Песня моря», написанная им в августе 1949 г.:

В дни, когда американские агрессоры заливали кровью города и села Корейской Народно-Демократической Республики, Тянь Цзянь писал стихотворения, полные любви к корейскому народу и ненависти к захватчикам («Одной девушке», «Корейскому народу»). Поэт воспевает героизм и мужество китайских народных добровольцев в Корее («Песня о высокой горе» и «Песня героя»), связывая их борьбу с борьбой за всеобщее счастье:

Большое место в творчестве Тянь Цзяня занимает тема Советского Союза. Стихотворение «Глядя на Москву» и др. выражают любовь поэта к народу, строящему новый мир.

Литературовед Вэнь Идо в своём выступлении на собрании в Куньмине, посвящённом дню поэта (1946), назвал Тянь Цзяня «поэтом завтрашнего дня», «поэтом нового мира»[591]. «Завтрашний день» в Китае наступил, стал его прекрасным «сегодня», и теперь мы можем смело назвать Тянь Цзяня «поэтом сегодняшнего дня» своей замечательной родины.

После освобождения страны радостно зазвучали песни Кэ Чжунпина. Энергичные, жизнеутверждающие, они вдохновляют китайский народ на строительство своей великой родины. Кэ Чжунпин, говорит Цзя Чжи[592], участвовал в революционной борьбе народа как последовательный и горячий пролетарский боец, и основной особенностью его творчества является непоколебимый энтузиазм и твёрдая воля к борьбе и победе. Для него характерно также стремление сделать свои стихи как можно более популярными, понятными широким народным массам. С этим связано стремление поэта шире использовать традиции песенного народного творчества, которое особенно ярко проявилось в поэме «Отряд самообороны Пограничного района».

В 1949 г. Кэ Чжунпин был избран постоянным членом правления Всекитайского союза работников литературы и искусства, а также одним из заместителей председателя Всекитайского Союза писателей. С сентября 1950 г. он — председатель Союза работников литературы и искусства Северо-Запада, заместитель председателя Комитета культуры и просвещения Военно-политического совета Северо-Запада и директор Академии искусств Северо-Запада. Но большая общественная работа не отвлекала Кэ Чжунпина от поэтического творчества. В 1954 г. поэт начал работать над большой эпической поэмой о народной революции на Северо-Западе Китая.

Цзан Кэцзя в 50‑е годы был занят редакторской работой в Главном управлении издательства «Народ». Творчество его, как и раньше, отражало жизнь народа, поэт жил интересами лагеря мира и демократии, в который вошла его великая возрождённая родина. Поэт радовался вместе с побеждающим врага народом героической Северной Кореи («Стрелы победы выпущены», 1950), поднимал гневный голос в защиту мира. Он заявлял: что бы ни делали правительства капиталистических стран,

Цзан Кэцзя — главный редактор получившего широкую известность журнала «Шикань» («Поэзия»), начавшего выходить в Пекине с января 1957 г.

Но в этот период открытость китайской интеллигенции зарождавшемуся в Китае новому миру, её готовность строить социалистическую культуру, стремление во взаимодействии с представителями культуры других стран вывести народ Китая на уровень современной мировой культуры, пришли в противоречие с планами и практикой Мао Цзэдуна и его приверженцев.