Китайская власть

Функции ВСНП (п. 62, 63, 64 Конституции 2018 г.)

Изменение Конституции. Инициируется Постоянным комитетом ВСНП или представителями ВСНП числом выше одной пятой ВСНП и утверждается числом представителей ВСНП свыше двух третей состава ВСНП.

Надзор за исполнением Конституции.

Установление и изменение основных законов уголовного права, гражданского права, государственных структур и других основных законов. При одобрении представителями ВСНП числом свыше половины ВСНП.

Избрание Председателя КНР, заместителя Председателя КНР.

По представлению Председателя КНР избирать Премьера Государственного совета КНР. По представлению Премьера Государственного совета КНР избирать заместителей Премьера Госсовета, членов Госсовета, министров, глав комитетов, главу Ревизионного управления Госсовета, начальника Секретариата Госсовета.

Избирать Председателя Центрального военного комитета (ЦВС), по представлению Председателя ЦВС избирать других членов ЦВС.

Избирать главу Государственного комитета контроля.

Избирать главу Верховного народного суда.

Избирать главу Верховной народной прокуратуры.

Осуществлять надзор и утверждать план развития национальной экономики и социального развития, а также доклад о его исполнении.

Осуществлять надзор и утверждать государственный бюджет, а также доклад о его исполнении.

Вносить изменения и отменять несоответствующие решения Постоянного комитета ВСНП.

Утверждать создание провинций, автономных районов и городов прямого подчинения.

Принимать решение о создании особых административных районов и их строе.

Принимать решения в вопросах о войне и мире.

В качестве органа высшей власти в стране осуществлять иные полномочия.

А также ВСНП имеет право освобождать от всех вышеуказанных должностей. roles(reader-all)

Китайская власть - (без изменений) Премьер Госсовета КНР Ли Кэцян (国务院总理李克强)

(без изменений) Премьер Госсовета КНР Ли Кэцян (国务院总理李克强)

Прежде чем приступить к изучению состава и функций нового Госсовета КНР, требуется уделить некоторое внимание разбору официальной биографии главы правительства КНР Ли Кэцяна (с 2013 г.) — бывшего первого секретаря Комсомола Китая, земляка бывшего генерального секретаря Компартии и также первого секретаря Комсомола Ху Цзиньтао.

Ли Кэцян сегодня представляет собой одного из ведущих представителей крупнейшей политической фракции в высшем руководстве КНР — Коммунистического союза молодежи Китая, к выходцам из которого относятся также вице-премьеры Сунь Чуньлань, Ху Чуньхуа, член Постоянного комитета Политбюро и земляк Ли Кэцяна Ван Ян, глава Верховного народного суда Чжоу Цян. Комсомол традиционно представляет собой организацию, альтернативную Компартии Китая, в 1920–1930-х гг. тесно связанную с троцкистским движением, ориентированную на связи с Демократической партией США, имеющую социал-демократический политический оттенок и являющуюся неотъемлемой частью современного так называемого левого глобализма. Комсомол пережил новое рождение под руководством своего бывшего первого секретаря и генерального секретаря КПК Ху Яобана в период попытки «демократической революции» на площади Тяньаньмэнь в 1989 г., что было широко поддержано рядом политических кругов США, а во время президентства Вильяма Клинтона началась активная кадровая интервенция Комсомола в высшее руководство Китая. В ходе этой интервенции к власти пришел новый генеральный секретарь Ху Цзиньтао, который по итогам периода сложной политической и эпидемиологической обстановки — распространение SARS — получил высшие политические посты в руководстве КНР. Ли Кэцян является выдвиженцем этой группы, ядро которой составляют уроженцы провинции Аньхой.

Сегодняшний аньхойский Комсомол является естественным реформистским продолжением левопопулистской политики Мао Цзэдуна, корнями уходит к аньхойскому основателю Компартии Чэнь Дусю, «главнокомандующему движением 4 мая», вышедшему из состава КПК в 1927 г. и ставшему секретарем китайской троцкистской организации. Ядро современных лидеров Комсомола, в том числе Ли Кэцян, сформировалось как авангардное реформистское поколение молодежи, которое подхватило леворадикальную повестку из рук дискредитировавших себя ревкомов Культурной революции и видоизменило идеологический базис, способы пропаганды, однако по сути оставалось левопопулистской силой, действующей руками трибунов молодежных организаций, национальной мелкой и средней буржуазии, бросающей вызов «патрициям» и легионам «азиатского Рима».

Ли Кэцян (李克强), которому в июле 2025 г. исполнится 70 лет, начал свою карьеру «трибуном» левого обновления в качестве секретаря комсомольской организации Пекинского университета (и членом Посткома ЦК Комсомола), ставшего платформой для целого ряда руководителей и мозговым центром, вырабатывающим «новый курс» КНР в экономике в последнее десятилетие, в том числе далеко не однозначной стратегии опоры на внутренний рынок. С 1983 г. Ли Кэцян инкорпорирован в высшее руководство Комсомола, а после перехода Ху Цзиньтао в Постоянный комитет Политбюро становится первым секретарем Комсомола, которым руководит с 1993 по 1998 г., откуда переходит на партийную и первую в своей жизни административную работу в исполнительных органах власти — с 1998 г. занимает позицию замсекретаря парткома провинции Хэнань, исполняющего обязанности губернатора крупнейшей провинции китайского «нечерноземья». В период сложных коллизий передачи власти от «шанхайской группы» Цзян Цзэминя к его комсомольскому патрону Ху Цзиньтао Ли Кэцян руководит провинцией Хэнань до 2004 г., после чего в течение трех лет занимает должность партийного секретаря приморской провинции Ляонин, а уже в 2007 г. вместе с Си Цзиньпином переходит в Постоянный комитет Политбюро. В отличие от Си Цзиньпина, карьерный рост Ли Кэцяна стремительный, с минимальным сроком нахождения в руководстве региональными органами власти: в сущности будущий глава всей структурой центральной исполнительной власти провел в кресле губернатора чуть больше трех лет, а также пять лет в качестве вице-премьера Госсовета КНР. Оценивая опыт административного управления реальными субъектами исполнительной власти, очевидным становится именно политическая роль, а не техническая административная роль, Ли Кэцяна в руководстве Госсоветом КНР. Справедливости ради, стоит отметить, что Си Цзиньпин также не является главой органов региональной власти, а является партийным руководителем в регионах, хотя его региональная карьера, очевидно, во много раз глубже, чем у почти всю жизнь проработавшего в Пекине Ли Кэцяна. Анализируя политическую биографию Ли Кэцяна, не надо забывать, что его супруга Чэн Хун (程虹) — дочь замсекретаря Комсомола провинции Хэнань, уроженка этой провинции, семья которой является выходцами из провинции Шаньдун.

Стоит отметить, что внешне премьер Ли Кэцян «выдерживает стиль» Ху Цзиньтао: важно, что внешний вид политиков Китая имеет систему символов, в которой и седина, и ношение очков играют роль сигнальной системы «свой – чужой». roles(reader-all)

Китайская власть - (без изменений) Н.Н. Вавилов. Российско-цинские отношения в 1644–1911 гг. (2002 г.) [1]

(без изменений) Н.Н. Вавилов. Российско-цинские отношения в 1644–1911 гг. (2002 г.) [1]

[1] Впервые опубликована в интернете в 2002 г., печатается без изменений. Работа написана автором до получения востоковедного образования, однако не потеряла актуальности и сегодня. Автор благодарит А.В. Яценко за помощь в структурировании работы.

Российско-цинские отношения (XVII — нач. XX в.)

Россия — континентальная держава. Ее стратегические приоритеты в международных отношениях определяются именно ее географическим положением. Именно от разумных отношений с сопредельными странами зависит безопасность страны, ослабленной экономическим кризисом. Особенно на фоне остальных соседей Российской Федерации выделяется Китайская Народная Республика: бурный рост экономики и развитие науки в условиях жесточайшего государственного контроля позволили Китаю занять центральные позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе, создание же ядерного оружия и совершенствование средств его доставки позволяют Пекину уже сейчас заявлять о себе как о мировой державе.

Естественно, что выстраивание современных российско-китайских отношений и создание каких-либо прогнозов по их дальнейшему развитию невозможно осуществить без тщательного анализа прошлого, истории взаимоотношений. Правильное понимание исторического материала необходимо применять к Китаю ввиду традиционности и консервативности данного государства.

Начальным этапом взаимоотношений России и Китая являются российско-цинские отношения (сер. XVII — нач. XX в.). Рассмотрению этого этапа в российско-китайских отношениях и посвящена данная работа.

Необходимым условием к наиболее полному и точному раскрытию сущности российско-цинских отношений является их систематизация, которую позволяет создать периодизация отношений двух стран.

Как известно, вооруженные силы стран были и остаются основным, решающим фактором, влияющим на развитие межгосударственных взаимоотношений. Принимая во внимание этот фактор, мы приступили к построению периодизации по принципу разницы в военных потенциалах России и империи Цин, именно той разницы, которая обеспечивала на определенных этапах достижение территориальных и экономических выгод той или иной стороной.

Хотя в имеющейся у нас литературе периодизация российско-цинских отношений не представлена, все же традиционно принято считать, что Россия до 1842 г. уступала империи Цин в военном потенциале на Дальнем Востоке, что и приводило к утрате части территорий, отошедших к империи Цин, однако с середины XIX в. происходит усиление России на Дальнем Востоке, а империя Цин, ощутившая вторжение западных держав и последствия Тайпинского восстания, наоборот не способна удерживать приобретенные ранее территории на севере.

Основания полагать, что вышеизложенные тенденции в российско-цинских отношениях имели место, дают ряд фактов: считается, что Нерчинский договор 1689 г., передающий империи Цин территорию Приамурья и часть Северной Маньчжурии, был подписан в состоянии, которое предшествовало полному поражению русских сил в Приамурье, и под давлением цинской армии. Этим фактом традиционно объясняют слабость России и пассивное поведение российской внешней политики на Дальнем Востоке до 1842 г.

Однако детальное изучение периода, предшествовавшего подписанию Нерчинского договора, то есть 1649–1689 гг., привело нас к любопытным выводам.

Известно, что в Приамурье неоднократно происходили столкновения казаков и регулярной цинской армии. Используя информацию о наиболее крупных столкновениях, мы установили качественную разницу между русскими и цинскими войсками: успех боевой операции цинской армии гарантировался только при тридцатикратном превосходстве над русскими силами. Однако перед подписанием Нерчинского договора 1689 г. силы империи Цин имели не столь значительное, а следовательно, не гарантировавшее победу превосходство. Положение цинской армии к тому моменту можно охарактеризовать как близкое к поражению. Таким образом, Нерчинский договор, по которому Россия лишалась Приамурья, был подписан не под давлением. Россия отдавала территорию по другим причинам.

Принимая во внимание тенденцию снижения боеспособности и без того слабых сил империи Цин, мы утверждаем, что на протяжении всего периода взаимоотношений Россия обладала военным превосходством над империей Цин. Однако, несмотря на это, Россия не реализовывала свой военный потенциал, напротив, мы наблюдаем передачу в 1727 г. империи Цин северо-монгольских территорий.

Параллельно с передачей российских территорий на Дальнем Востоке мы наблюдаем увеличение объема торговли российской казны и Цинской империи. Принимая во внимание существование двух целей российской внешней политики на Дальнем Востоке: во-первых, расширение политического влияния на Дальнем Востоке, во-вторых, увеличение объемов казенной торговли с Китаем, а также то, что Россия, обладая военным превосходством, не реализовывала его, — мы создаем новую периодизацию, которая наиболее характерно отражает российско-цинские отношения. Критерием стала степень выгодности российско-цинских торгово-финансовых отношений для русской казны. Таким образом+ мы разделили российско-цинские отношения на три периода.

В первый период (1649–1689), наряду с освоением Приамурья и попытками русских расширить влияние на земли, подконтрольные Маньчжурам, Москва предпринимает шаги к установлению дипломатических и, как следствие, торговых отношений с Пекином. При этом в течение сорока лет цины требовали прекратить расширение российского влияния, выдвигая это как основное условие открытия постоянной торговли с Россией. Россия же, получавшая ясак с Приамурских территорий, не стремилась сдавать позиции в Приамурье. Таким образом, мы наблюдаем стремление России реализовать в первом периоде две цели: как политическую, так и экономическую. При этом Россия не реализовала в полной мере ни одну из поставленных задач.

С восшествием на престол Петра Первого силы государства целиком концентрируются на западном направлении внешней политики, что, в свою очередь, обусловило подписание Нерчинского договора 1689 г. с империей Цин, который ущемлял территориальные интересы России на Дальнем Востоке, Россия же получала право регулярной торговли с цинским Китаем, тем самым реализовав экономическую цель в ущерб политической. Надо заметить, что данная политика будет осуществляться Россией с 1689 по 1842 г. (Кяхтинский договор 1727 г. был аналогичен Нерчинскому, только на этот раз Россия передавала Китаю северо-монгольские территории в обмен на возобновление караванной торговли и создание русско-китайского торгового центра на российско-цинской границе), таким образом, мы наблюдаем второй период российско-цинских отношений. При этом создавалась неблагоприятная зависимость Российской внешней политики от китайского внутреннего рынка, который играл в руках цинов роль фактора сдерживания России на дальневосточном и среднеазиатском направлениях.

Опыт Первой опиумной (англо-китайской войны 1839–1842 гг.) войны показал, что от Цинской империи возможно добиваться одновременно и территориальных уступок, и экономических льгот. Это коренным образом изменило политику Российской империи на Дальнем Востоке, тем более что российско-цинская торговля потеряла свое былое значение и превратилась в центр торговли между Сибирью и империей Цин. Россия фактически оккупировала цинское Приамурье, легализовав захват в Айгуньском договоре 1858 г., при этом, возвращая утраченные территории и увеличивая влияние на Китай, Россия бескровно получила все льготы, которые уже были насильственным путем получены иностранными державами. Вслед за активизацией на дальневосточном направлении следует российская экспансия в центральноазиатские районы империи Цин. Интересно то, что долина реки Или — территория Джунгарского ханства, еще в 1755 г. оно было присоединено к Империи Цин, которая оккупировала Джунгарию и распространила на нее цинскую военно-административную систему. Джунгария и, в частности, ее центр — долина реки Или принадлежали империи Цин, а Россия оккупировала эти территории в 1846 г. Однако данный факт не отмечен в имеющейся у нас литературе.

С вторжением европейцев в Китай связано так называемое явление разрушения самоизоляции империи Цин от внешнего мира. Рассматривая российско-цинские отношения (сер. XVII — нач. XX в.), мы подвергли анализу явление самоизоляции империи Цин, о котором довольно часто упоминается в традиционном варианте рассмотрения российско-цинских отношений, внешней политики империи Цин и которое вообще является составной частью традиционной системы изложения российско-цинских отношений: в частности, самоизоляцией империи Цин объясняют сокращение российско-цинских контактов политического характера в кяхтинский период взаимоотношений (1727–1842).

Традиционно критерием самоизоляции империи Цин считается закрытие властями в 1757 г. четырех из пяти портов, ранее отрытых для европейской торговли. Однако открытыми для европейской торговли оставались порт Гуанчжоу и фактория Макао, где торговля с европейцами велась подконтрольной властям компанией Гунхан, что указывает на сокращение контактов с европейцами и усиление государственного контроля за внешними связями, а не на самоизоляцию. Аналогичные меры были приняты властями империи в 1702 г., однако оказались неэффективными.

Традиционный критерий также не является характеризующим общее состояние внешнеполитической активности империи Цин, так как отношения с европейскими странами для империи Цин как для континентального государства являются второстепенными. Таким образом, для определения наличия или отсутствия самоизоляции империи Цин следует рассматривать взаимоотношения с соседями по континенту: с Российской империей, с Джунгарским ханством, со среднеазиатскими государствами, Кореей, Японией, Тибетом, Вьетнамом, Бирмой и Непалом. На протяжении существования империи Цин экономические и политические контакты с данными государствами носили в целом регулярный характер, а с большинством из государств империя воевала, что является самым активным внешнеполитическим действием.

Тезис о самоизоляции империи Цин, таким образом, ставится под сомнение. Итак, исследования трех периодов российско-цинских отношений позволили нам выделить следующие моменты, ранее не отмеченные в работах, изученных нами.

Во-первых, ни одна работа, имеющаяся у нас в распоряжении, не пытается создать периодизацию отношений России и империи Цин.

Во-вторых, периодизация позволила придать системность российско-цинских отношений, за чем последовал ряд новых результатов.

Мы установили, что территориальные уступки цинскому Китаю со стороны России не являются результатом военного нажима со стороны империи Цин, в данном случае это выражение стремления России попасть на внутренний рынок Китая. Также в новой системе отношений термин «самоизоляция» не может применяться к Китаю, процесс, происходящий во втором периоде российско-цинских отношений обусловлен слабостью цинов и внешнеэкономической зависимостью России.

В-третьих, подробное изучение материалов по российско-цинским отношениям позволило нам установить факт оккупации Заилийского края, принадлежащего Китаю, Россией.

В-четвертых, сравнение серии неравноправных договоров между Россией и Китаем и Англией и Китаем привело нас к выводу, что степень ущемления прав Китая с российской стороны не менее масштабна, чем с английской, хотя все результаты достигнуты дипломатией, что можно считать ее успехом.

Результаты, полученные нами в процессе работы, являются предварительными ввиду недостатка западных и китайских источников. Введение

Россия — континентальная держава. Ее стратегические приоритеты в международных отношениях определяются именно ее географическим положением. Именно от разумных отношений с сопредельными странами зависит безопасность страны, ослабленной экономическим кризисом. Особенно на фоне остальных соседей Российской Федерации выделяется Китайская Народная Республика (КНР): бурный рост экономики и развитие науки в условиях жесточайшего государственного контроля позволили Китаю занять центральные позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе, создание же ядерного оружия и совершенствование средств его доставки позволяют Пекину уже сейчас заявлять о себе как о мировой державе. Естественно, что выстраивание современных российско-китайских отношений и создание каких-либо прогнозов по их дальнейшему развитию невозможно осуществить без тщательного анализа прошлого, истории взаимоотношений. Правильное понимание исторического материала необходимо применять к Китаю ввиду традиционности и консервативности данного государства.

Начальным этапом взаимоотношений России и Китая является российско-цинские отношения (сер. XVII — нач. XX в.). Рассмотрению этого этапа в российско-китайских отношениях и посвящена данная работа.

Поставив перед собой задачу достигнуть верного понимания российско-цинских отношений путем их систематизации, мы достигли следующих результатов.

Традиционно российско-цинские отношения характеризуются сокращением военного потенциала Китая и ростом военного потенциала России на Дальнем Востоке, сопровождавшимся усилением позиций России как в дипломатической, так и в экономических областях. Однако наши исследования показали, что Россия на протяжении взаимоотношений обладала военным превосходством над империей Цин, стремилась реализовать его в территориальных приобретениях за счет империи Цин. Однако приоритет во внешней политике на Дальнем Востоке отдавался приобретению экономических выгод в российско-цинских торговых отношениях.

Для верного понимания российско-цинских отношений мы первоначально создали периодизацию взаимоотношений, основанную на критерии изменения военных потенциалов двух стран. Однако последующие исследования выявили недостатки этого критерия: новые исследования показали, что лучшим критерием российско-цинских отношений может служить степень выгодности российско-цинских торгово-финансовых отношений для центрального правительства России, выражаясь кратко, экономическая заинтересованность России в торговых взаимоотношениях. В соответствии с этим критерием мы разделили взаимоотношения на три периода: 1649–1689, 1689–1842, 1842–1911.

В первый период российско-цинских отношений (1649–1689) российское правительство тщетно старалось достигнуть обе эти цели (экономическую — открытие доступа к китайскому внутреннему рынку; политическую — расширение сферы влияния России на Дальнем Востоке), в результате по Нерчинскому договору 1689 г., ущемляющему территориальные интересы России на Дальнем Востоке, Россия получала право регулярной торговли с цинским Китаем. Также Нерчинский договор явил собой апогей российско-цинского конфликта в Северной Маньчжурии и Приамурье, где Россия фактически действовала наступательно, расширяя сферу своего влияния, а империя Цин, занятая покорением Внутреннего Китая, вынуждена была отступать, вести оборонительную политику, строя оборонительные сооружения. С военной точки зрения действия империи Цин, решившей нанести упредительный удар по Приамурью, характеризуются как провал плана вытеснения русских из Приамурья.

Опыт первого периода показал России на невозможность достижения двух целей — расширение политического влияния на Дальнем Востоке и увеличение экономических выгод для России в торговых отношениях — одновременно. Поэтому для достижения приоритетной цели — экономической выгоды в торговле с Китаем — Россия вынуждена была сдавать позиции в территориальном вопросе: во время второго периода (1689–1842) был подписан Кяхтинский договор 1727 г., по которому Российская империя передавала во владение империи Цин земли в Северной Монголии, но получала право на создание в Кяхте нового пункта российско-цинской торговли, имеющего огромное значение для казны русского государства. Россия в данный период фактически не вела боевых действий на Дальнем Востоке, а дипломатические контакты с империей Цин свелись к минимуму. Этот факт традиционно трактуется как выражение самоизоляции империи Цин. Однако данная интерпретация сокращения российско-цинских контактов не является верной: фактически империя Цин достигла тех внешнеполитических целей на северной границе, которые могла себе позволить, обладая определенным экономическим потенциалом. Комплексное рассмотрение совокупности фактов, традиционно вписывающихся в систему «самоизоляции» Китая, лишь укрепило в нас убеждение о нереальности данного утверждения. В частности, рассматривая внешнеторговые отношения Китая, мы сделали вывод о наличии усиления правительственного контроля над внешнеторговыми связями, а не о стремлении изолироваться от внешнего мира.

Рубежом второго и третьего (1842–1911) периодов стала Первая опиумная война (англо-китайская война 1839–1842 гг.), которая имела колоссальное значение для российско-цинских отношений. Под сомнение была поставлена правильность внешней политики России на Дальнем Востоке: со времен Нерчинского договора Россия считала, что сохранение выгодной российско-цинской торговли возможно только в условиях политической стабильности в отношениях с империей Цин, однако победа Англии показала возможность одновременного достижения двух целей: расширения политического влияния и получения экономических выгод. В результате внешняя политика России на Дальнем Востоке активизируется: оккупируется Заилийский край; в 1851 г. был заключен Кульджинский договор, предоставивший России широкие возможности для торговли в Западном Китае; в 1858 г. — Айгуньский договор, вернувший России часть Приамурья; в том же году был заключен Тяньцзиньский договор, предоставивший России все права и льготы в Китае, которые уже были у западных держав; в 1860 г. — Пекинский договор, по которому России передавался Уссурийский край и ряд льгот на территории Китая. Апогей активности находится в рамках конца XIX – начала XX в.: строительство Транссибирской магистрали, оккупация Маньчжурии, расширение российского влияния на внешнюю Монголию.

Итак, обобщив вышесказанное, нужно еще раз обратить внимание на некоторые моменты, которые позволяют нам судить о работе как о совершенно новой: во-первых, ни одна работа, имеющаяся у нас в распоряжении, не пытается создать периодизацию отношений России и империи Цин. Во-вторых, периодизация позволила придать системность российско-цинским отношениям, за чем последовал ряд новых результатов. Мы установили, что территориальные уступки цинскому Китаю со стороны России не являются результатом военного нажима со стороны империи Цин, в данном случае это выражение стремления России попасть на внутренний рынок Китая. Также в новой системе отношений термин «самоизоляция» не может применяться к Китаю, процесс, происходящий во втором периоде российско-цинских отношений, обусловлен слабостью цинов и внешнеэкономической зависимостью России. В-третьих, подробное изучение материалов по российско-цинским отношениям позволило нам установить факт оккупации Заилийского края, принадлежащего Китаю, Россией. В-четвертых, сравнение серии неравноправных договоров между Россией и Китаем и Англией и Китаем привело нас к выводу, что степень ущемления прав Китая с российской стороны не менее масштабна, чем с английской, хотя все результаты достигнуты с помощью дипломатии, что можно считать ее успехом.

Нужно отметить также, что результаты, полученные нами в процессе работы, являются предварительными ввиду недостатка западных и китайских источников. Глава I. Основные тенденции российско-цинских отношений и их периодизация

Рассматривая российско-цинские отношения, мы не преследуем цели передать соображения других авторов по данной теме, также мы опустим рассмотрение историографии в связи с ограниченным объемом текста. Мы прежде всего преследуем цель изложить свое оригинальное понимание отношений между двумя самыми крупными государствами Евразии в период зарождения этих отношений (сер. XVII в.) и до падения империи Цин (нач. XX в.).

Чтобы достичь ясности изложения событий и избежать ошибок в их интерпретации, необходимо найти закономерность в отношениях двух империй, то есть воссоздать систему их взаимоотношений, установить закономерности в их развитии. Такую систему позволяет создать периодизация отношений, основанная на каком-либо одном критерии. Таким образом, мы расчленяем весь двухсотлетний период отношений на конкретные периоды, каждый из которых удовлетворяет одному и тому же критерию.

Каждое государство ставит перед своей дипломатией те задачи, которые могли бы удовлетворить интересы данного государства за его рубежами, но достичь положительного результата можно, только обладая определенными рычагами влияния, как то: вооруженные силы, военно-морской флот, экономическое влияние, наличие влиятельных союзников. При отсутствии таких рычагов любые усилия дипломатии обречены (разумеется, мы не затронули проблемы искусства дипломатии). Поэтому как международный авторитет государства, так и результативность действий дипломатии этого государства прямо пропорциональны военной мощи государства, его внешнеэкономическому влиянию, наличию у него влиятельных союзников.

Традиционно в российско-цинских отношениях выделяют две тенденции: во-первых, достигнув апогея могущества при императоре Канси, силы Китая идут на убыль и с 1842 г. империя Цин постепенно превращается в «полуколонию» ряда держав; во-вторых, сначала слабая на Дальнем Востоке, Россия со временем превращается в мировую державу, что сопровождается общим ростом сил, ростом ее влияния на Дальнем Востоке. Таким образом, исходя из утверждений исследователей данной проблемы, мы в первом периоде (с начала отношений и до 1842 г.) видим, образно говоря, слабую Россию и сильный Китай, который агрессивен и диктует свои условия во взаимоотношениях двух стран, а во втором периоде нам представлена обратная ситуация. Первоначальная периодизация

Данная работа ставит под сомнение вторую тенденцию российско-цинских отношений: российские вооруженные силы никогда не уступали и даже превосходили вооруженные силы империи Цин на Дальнем Востоке и в Центральной Азии, и лишь сама Россия ввиду ряда причин, рассмотренных в данной работе, предоставила Китаю экономический рычаг, нейтрализующий российское превосходство в силах, дающий империи Цин возможность достигать своих внешнеполитических целей и на Дальнем Востоке, и в Центральной Азии.

Потому за основной критерий периодизации российско-цинских отношений мы возьмем изменение соотношения вооруженных сил России (Российского государства, Российской империи) и империи Цин; как мы увидим далее, эти изменения повлекут за собой изменение взаимного внешнеэкономического влияния двух стран. Необходимо указать, что в изученных нами работах, исследующих российско-цинские отношения, периодизации с четко выдержанным критерием нет.

По этому критерию мы разделяем российско-цинские отношения на три периода: первый (1649–1689) — когда вооруженные силы России превосходят цинские, и совокупность существующих на данный момент экономических рычагов влияния, их использование цинами не дают Китаю быть стороной, диктующей свои правила в российско-цинских отношениях; второй период (1689–1842) — когда в результате удачных действий цинской дипломатии разрыв между вооруженными силами соседей компенсировался другими преимуществами империи Цин (по средствам появления вокруг империи Цин широкого и непрерывного кольца буферной зоны, а также в результате приобретения империей Цин мощного экономического фактора влияния на Россию); третий период (1842–1911) — когда в связи с изменением внешнеполитической ситуации в Азиатском регионе империя Цин уже почти не могла использовать экономические рычаги влияния на Россию, а вооруженные силы империи были не боеспособны, при этом происходил рост экономических и политических сил России на Дальнем Востоке.

Данная периодизация фактически стала ключом к правильному пониманию российско-цинских отношений, раскрыла их механизмы. Однако исследования показали, что и она не отражает отношения точно, что является лишь первым звеном в разрешении противоречий.

Новый критерий периодизации

Рассмотрев изменения соотношений сил двух стран, мы пришли к выводу, что Россия всегда имела военное превосходство над своим соседом, однако данный факт, имея место на протяжении всей истории взаимоотношений, не был решающим: Россия не использовала его во втором периоде. Решающий фактор в развитии российско-цинских отношений мы, учитывая превосходство России в вооруженных силах, можем обозначить как экономический, а в частности — степень выгодности российско-цинских торгово-финансовых отношений для центрального правительства России. Именно этот фактор являлся причиной изменения поведения России на Дальнем Востоке: появление сверхвыгодной караванной торговли, приносящей прибыль прежде всего центральному правительству, остановило русское продвижение в глубь Евразии, а сокращение объемов кяхтинской торговли, превращение ее в локальный торговый центр привело в действие русский военный потенциал, активизировало восточное направление внешней политики. Но имея на вооружении данный критерий, точная периодизация становится проблемой: данные статистики изменения объемов российско-цинской торговли дают только приблизительные даты сокращения объемов торговли. Поэтому российско-цинские отношения на основе новых выводов можно разделить на три периода: первый (1649–1689); второй (1689 – сер. XIX в.); третий (сер. XIX в. – 1911 г.).

Роль и место Китая и России в международных отношениях.

Но прежде чем мы приступим к рассмотрению российско-цинских отношений, необходимо упомянуть о роли и месте России и Китая на международной арене в начале этих отношений.

Китай — один из крупнейших центров восточной цивилизации. С ранних времен отличался от соседей высокоразвитой культурой, наукой, экономикой, что и породило китайскую концепцию внешнего мира: все окружавшие его племена представлялись китайцам варварами, народами, низшими по развитию. Что фактически имело место и во времена установления над Китаем власти династии Цин: окружавшие Китай Корея, монгольские государства (за исключением Джунгарского ханства), Тибет, Вьетнам, Таиланд, Непал быстро попали в орбиту цинского влияния; империя Цин фактически до начала промышленной революции в Европе была одним из самых развитых государств мира. Помимо всего этого, китайская экономика была самодостаточной, независимой от внешнего рынка, что и определило отток серебра из Европы в Китай: таким образом Европа, ничего не сумевшая предложить взамен, расплачивалась за китайские товары.

Россия же, ориентировавшаяся в своей внешней политике на Европу, где и пыталась достигать расширения своего политического влияния, ведя постоянные войны, нуждалась в притоке средств в казну, рассматривая Сибирь прежде всего как территорию золотодобычи и сбора ясака. Впоследствии русские узнали, что Сибирь и ее речные системы могут служить удобным транзитным путем для торговли Европы (в частности, Англия проявляла интерес к этому проекту) с Китаем и другими дальневосточными странами, установление которого могло бы значительно увеличить влияние России на Европу. Таким образом, мы видим, что и в данном случае Сибирь выступает в роли средства российской внешней политики в Европе. Практически уже эти факты не нарушают складывающуюся систему российско-цинских отношений, в которых Россия руководствуется прежде всего экономическими интересами центра, а внешняя политика на востоке служит лишь средством для достижения целей внешней политики на Западе. Различия в ведении дипломатии, доктрина Китая

Если Россия и российская дипломатия руководствовалась нормами европейской дипломатии, где две стороны находились на равных правах, подписывая договор, то в Китае в результате его длительной истории сложилось свое мировосприятие и вытекающие из него нормы отношений с другими государствами. Данные оригинальные нормы являются существенным фактором в развитии российско-цинских отношений. Поэтому необходимо пояснить их основные положения.

Характерной чертой внешней политики империи Цин является тесная связь с внутренней политикой империи, с ее идеологическими установками, с древними традициями Китая, а также с мировосприятием ханьцев.

Основой идеологии империи Цин являлось учение Конфуция, перенятое династией Цин у династии Мин.

По этой идеологии император Китая — Сын Неба, его цель — соблюдать гармонию на Земле, и если где-то нарушается гармония, император должен восстановить гармонию. Благотворная «сила дэ», переполнявшая Поднебесную, должна была распространяться китайским императором за пределы империи, преобразовывая «варваров четырех сторон света». Положительные результаты такого распространения «силы дэ» должны были служить доказательством того, что правящая династия справляется со своими обязанностями. В соответствии с тем же конфуцианским учением династия, которая не способна справляться со своими обязанностями, должна исчезнуть. Таким образом, здесь мы наблюдаем идеологическое обоснование внешнеполитической активности китайского императора: пока Поднебесную окружают «варвары» — император должен их «преобразовывать».

По представлениям китайцев, Срединное государство с четырех сторон окружали варвары. Все «варвары» делились на два вида: ближние и дальние. «Варвары» должны были выражать покорность «Сыну Неба», посылая ему дань. Нужно отметить, что от дальности «варварского государства» зависели объем дани и частота приездов посольств в Пекин.

Таким образом, мы наблюдаем наложение моральных догм конфуцианства, где ритуал играл важнейшую роль, на характер внешней политики Китая. Именно выполнение нормы подчинения младшего старшему: «сын должен быть сыном, отец — отцом, а правитель — правителем» — и сыграло основную роль в действиях китайских императоров: покорность варвара, как младшего, должна была выражаться в почтительности — подношении дани.

Естественно, что не все «варвары» выражали покорность, тогда императору надлежало усмирить «варваров». При этом Китай не ограничивался применением только своих вооруженных сил: китайская дипломатия часто использовала принцип «и и чжи и» («с помощью варваров усмирять варваров»). Во всех случаях было удобнее иметь дело с «дальними варварами», с тем чтобы с их помощью можно было держать в узде «ближних варваров», поступая согласно традиционной стратегической установке «юань цзяо цзинь гун» («привлекать дальних, нападать на ближних»).

Как мы видим, доктрина не связывала руки китайским императорам в отношении каких-либо неординарных случаев во внешней политике, внешняя политика и дипломатия Китая была достаточно гибкой.

Реализация внешнеполитической доктрины в империи Цин

Выше было упомянуто о том, что внешняя политика императоров Китая была тесно связана с внутренней. На протяжении всей истории правления династии Цин в стране существовало крайне нестабильное политическое положение, так как династия Цин была чужеродной, маньчжурской династией, по сути дела, захватившей Китай. Только силовые методы приведения к покорности населения Китая не могли привести к положительному результату. Потому цинские императоры были вынуждены согласовывать свои действия с крайне традиционными взглядами китайского общества. Поэтому династии Цин было выгодно как принимать «посольства варваров» и их «дань», так и широко пропагандировать это. Тем самым политической элите и простому народу Китая демонстрировалась пригодность династии Цин к управлению Поднебесной. Таким образом, в ряде случаев попытки заставить «варваров» принять вассальную зависимость от Китая не более чем акт пропаганды, направленный на поддержание собственного авторитета маньчжурской династии в Китае. Поэтому нельзя считать тождественными отношения Китая и Голландии (где явно выражен пропагандистский интерес Китая), принятой в подданство Китая, и отношения Китая с монгольскими государствами, которые Китай действительно хотел превратить в зависимые государства. Делая такую ошибку, исследователь вводит себя и читателя в заблуждение, показывая этим то, что китайские чиновники и император обманывали сами себя, сами в своих глазах поднимали свой авторитет.

Нужно отметить, что ситуация крайней внутренней нестабильности в самом Китае (после завоевания его маньчжурами там создаются мощные антицинские движения, которые проявляют себя в организации восстаний) диктовала условия ведения внешней политики. Образно говоря, маньчжурская (иноземная, «варварская») династия сидела на пороховой бочке ханьского недовольства (по сути дела, китайцы, считающие только себя людьми, теперь управлялись «варварами» — «животными в человеческом обличье»), и любое внешнее воздействие могло вызвать тяжелые последствия для самой династии. «В случае смут и беспокойства среди наших внешних вассалов разрушится пограничная защитная стена. Сие может вызвать расстройство порядков в приграничных землях империи, — сказано в одном из указов цинского императора Шуньчжи. — Если на границах даже и один день будет неспокойно, то и народ внутренних земель в этот день не будет знать покоя». Таким образом, внешняя политика империи Цин преследовала цель создать вокруг страны плотное кольцо зависимых стран (степень зависимости которых определялась по удаленности от Китая), призванное оборонять внутренние земли, точнее, защищать их от внешнего воздействия. Таким образом, внешняя политика империи Цин носила оборонительный характер, где экспансия в соседние страны — элемент оборонительной стратегии. Само слово «фань» («варвар») имеет значение «изгородь».

Итак, основной внешнеполитической целью империи Цин на протяжении всего существования было сохранение в безопасности внутренних земель. Средством к осуществлению цели стало создание буферных территорий по периметру империи Цин. Начиная с 1684 г., то есть после установления контроля над всеми внутренними землями и островом Тайванем, империя Цин по мере возможностей создает данный буфер: в 1689 г. к северо-востоку от Китая было получено Приамурье, русские были оттеснены от Маньчжурии, в начале XVIII в. маньчжуры присоединили к империи Тибет и Северную Монголию, в 1727 г. окончательно лишили Россию влияния на северомонгольские племена, в 1757 г. было присоединено западномонгольское Джунгарское ханство (основной противник империи Цин), в конце правления императора Цяньлуна к империи были присоединены Вьетнам, Непал, Бирма, также зависимость от империи распространялась на Южную Монголию и Корею. Таким образом, движение цинских завоеваний, планомерно идущее против часовой стрелки, начиная с 1644 г. привело к осуществлению внешнеполитической цели империи: к концу XVIII в. вокруг внутренних китайских земель был создан непрерывный буфер из зависимых стран, то есть, выражаясь языком китайской доктрины, «варвары четырех сторон света» покорены. Следовательно, земли собственно Китая защищены надежно. Новых целей внешнеполитическая доктрина не ставила, значит, внешнеполитическая активность цинов должна с данного момента снизиться до уровня, нужного для поддержания достигнутых результатов. Что мы и наблюдаем: с конца XVIII в. империя Цин не ведет никаких войн. Понятие «самоизоляции»

Это время сокращения активности совпадает с прибытием в Китай ряда английских миссий, получивших грубый отказ императора на их просьбу о снижении торговых тарифов и об открытии портов Китая для иностранной торговли. Эти два факта дали исследователям ложное основание полагать, что империя Цин стала вести политику самоизоляции.

Понятие самоизоляции подразделяется на экономическую, внешнеполитическую и культурную самоизоляцию. Следует установить наличие политики самоизоляции в каждом аспекте и с полной уверенностью говорить о существовании цинской самоизоляции.

Традиционно считается, что «в 1757 г. был издан указ, положивший начало политике изоляции Китая от других, прежде всего западноевропейских, стран».

В указе говорилось, что западноевропейские купцы могут торговать теперь только в Гуанчжоу. Таким образом, критерием самоизоляции выбрано сокращение торговых связей с Европой, а причиной такого указа традиционно считается страх перед европейским влиянием. Рассмотрим этот критерий и причину подробнее.

Во-первых, империя Цин к середине XVIII в. как огромное континентальное государство имеет следующих соседей, отношения с которыми и определяют основные направления внешней политики: Российская империя, Кокандское ханство, казахские жузы, а также огромные зависимые территории. Империя Цин — континентальная держава, отношения с морскими державами — второстепенное направление внешней политики. Отношения с Европой до середины XIX в. — второстепенное направление внешней политики империи Цин.

Во-вторых, используя экономический критерий, можно говорить об изоляции от Европы в случае прекращения торговых отношений вообще. Однако все европейцы могли торговать через Кантон (Гуанчжоу), а Макао (Аомынь) существовал как торговая фактория португальцев всегда. Следовательно, экономической изоляции от Европы не существовало.

В-третьих, в 1757 г. был принят уже второй указ о запрещении торговли в четырех портах из пяти открытых, первый же был принят в 1702 г. императором Канси по причине того, что европейцы «вели разгульный образ жизни и глумились над национальными обычаями», но, исходя из второго аналогичного указа, можно уверенно утверждать, что европейцы игнорировали запреты и вели контрабандную торговлю. А сокращение территории европейско-китайской торговли (уже контрабандной) было продиктовано стремлением усилить государственный контроль за торговыми потоками, с этой же целью в Гуанчжоу была создана подконтрольная государству торговая компания «Гунхан».

В-четвертых, рассматривая причины принятия указов 1702, 1757 гг., мы опровергли тезис о страхе империи перед европейцами, то есть о политической и экономической слабости империи Цин по отношению к западноевропейским державам. В подтверждение обратного нужно добавить, что до середины XIX в. экспорт китайских товаров в Европу превышал импорт, разница покрывалась европейским серебром. Не империя Цин, имея самодостаточную экономику, зависела от китайско-европейской торговли, а Европа, нуждавшаяся в предметах роскоши (шелк, чай, фарфор). Таким образом, мы наблюдаем не европейское влияние на Китай, а китайское на Европу.

Что же касается культурной изоляции, то часто в подтверждение культурной составляющей «самоизоляции» демонстрируют факт высылки католических миссионеров из империи Цин при императоре Юнчжэне.

Во-первых, устанавливая степень влияния миссионеров на ханьскую культуру вообще, мы заметим, что на крайне традиционное и консервативное во взглядах население в полторы сотни миллионов человек, живущих не только в открытых портах и в Пекине, но и в центральных районах страны, трудно воздействовать даже большим количеством миссионеров, поэтому степень влияния миссионеров на тысячелетнюю культуру Китая слишком мала, чтобы заявлять о существовании крепких европейско-китайских культурных связей.

Во-вторых, миссионеры были востребованы как умелые дипломаты и мастера-ремесленники в период становления маньчжурской власти в Китае, когда маньчжуров не хватало на все должности, а преданность ханьского населения вызывала недоверие. В период правления Канси (1662–1722) миссионеры добились большого влияния на императорский двор, такого, что после смерти Канси активно боролись за выдвижение на трон конкурента Юнчжэна. Однако Юнчжэн стал императором, и миссионеры стали жертвой не политики культурной самоизоляции, а борьбы за власть внутри империи Цин.

В-третьих, надо заметить, что за пределы империи была выслана только часть миссионеров.

Таким образом, рассматривая экономические, политические и культурные китайско-европейские взаимоотношения, которые для империи Цин как для континентальной самодостаточной державы были второстепенными, мы пришли к выводу о ложности суждения о «самоизоляции империи Цин», о наличии экономических и политических отношений со странами Европы на протяжении всего периода существования империи Цин.

Подробно рассмотрев второстепенное (до середины XIX в.) направление цинской внешней политики, нужно уделить внимание и основным направлениям — российскому и центральноазиатскому.

Самоизоляции не существовало и здесь: во-первых, до времени достижения основной внешнеполитической цели империя Цин вела многочисленные агрессивные войны, которые не будут здесь подробно рассмотрены. Война — самый активный внешнеполитический процесс. Во-вторых, империя Цин имела регулярную караванную торговлю с Россией и Джунгарским ханством, приграничную — с Россией, казахскими жузами, среднеазиатскими ханствами. В-третьих, Россия, как самый сильный (следовательно, самый опасный) сосед, имела в Пекине с 1715 г. Духовную миссию, являвшуюся посольством России в Китае. Российско-китайские дипломатические сношения велись непрерывно. Что же касается культуры, то соседи империи Цин не стремились экспортировать свою культуру в империю, зависимые же страны, наоборот, импортировали ее.

Самоизоляции империи Цин не существовало как явления вообще.

Подробно рассмотрев основные положения традиционной точки зрения относительно российско-цинских отношений и характера внешней политики империи Цин, приступим к подробному изложению собственного взгляда на российско-цинские отношения. Глава II. Первый период российско-цинских отношений (1649–1689)

Рассматривая отношения держав в хронологическом порядке, мы начнем исследования именно того периода, когда вооруженные силы Цинской империи на Дальнем Востоке уступали силам России, а внешнеэкономических рычагов влияния на Россию империя еще не приобрела, то есть того периода, когда для реализации военного потенциала России не было препятствий.

Как было сказано выше, исследователи российско-цинских отношений первый период с 1649 по 1842 г. характеризуют превосходством империи Цин в вооруженных силах на Дальнем Востоке, что, по их мнению, позволяло Цинской империи выступать источником изменения ситуации в российско-цинских отношениях. Мы же, напротив, утверждаем, что военный потенциал России превосходил цинский в Приамурье, следовательно, вооруженные силы империи Цин не могли быть существенным элементом давления цинов на Россию. Единственным существенным элементом влияния цинов на Россию был внутренний рынок Китая, который они контролировали и который привлекал своей сверхприбыльностью не только Россию, но и другие иностранные державы, но ввиду неуступчивости цинов и стремления внести Россию в разряд варваров, а также заинтересованности Цинской империи в землях Северной Монголии и Маньчжурии, процесс происходил медленно, понуждая Россию к военному разрешению вопроса.

Донерчинский период

Мы предложили свою совершенно новую периодизацию российско-цинских отношений, основанную на колебании соотношения вооруженных сил Российского государства и Цинской империи. В соответствии с данной периодизацией мы выделили первый период российско-цинских отношений. Данный временной отрезок мы обозначим как донерчинский период, то есть протекающий от первой экспедиции Е.П. Хабарова на Амур (1649) до заключения Нерчинского договора в 1689 г. Данный период характеризуется превосходством сил России над силами империи Цин в Приамурье.

Причины возникновения отношений России и империи Цин

Важным вопросом в рассмотрении российско-цинских отношений является причина их возникновения. Исследователи данной проблемы считают основной причиной возникновения российско-цинских отношений стремление России выйти на внешний рынок Китая. Рассмотрим данное утверждение. С одной стороны, московское правительство было крайне заинтересовано в установлении посольских связей с Китаем, что подняло бы международный престиж России как европейской державы, с другой — торговля с Китаем не только сулила России громадные прибыли, но и при определенных обстоятельствах сделала бы Россию основным поставщиком китайской продукции в Европу, то есть у России существовала реальная возможность создать русскую монополию во внешней торговле Китая. Империя Цин же не стремилась к развитию торговых отношений с Россией с целью получения экономической выгоды, так как, во-первых, все контакты китайцев с иностранцами были сведены маньчжурами к минимуму по причине завоевательной войны маньчжуров на территории Китая (1644–1683); во-вторых, внешняя торговля рассматривалась государством (которое фактически контролировало все внешние связи страны, в том числе и торговлю) как второстепенное занятие для населения и использовалась как эффективный рычаг воздействия на соседние государства. Таким образом, стремление установить российско-цинские торговые связи было характерно только для Российского государства, поэтому данная причина не может считаться основной причиной возникновения отношений двух держав. Следовательно, нужно искать именно ту первопричину, которая заложила основы отношений двух государств, тот начальный процесс, участие в котором принимали бы обе державы.

Под эти характеристики подходит борьба России и империи Цин в Приамурье и Маньчжурии. Данная территория представляла интерес для двух государств, поэтому именно здесь началась борьба, именно этот процесс, в котором активно участвовали обе державы, в разрешении которого были заинтересованы.

Империя Цин, рассматривавшая Маньчжурию как тыл для отхода своей армии в случае неудачи в Китае, была обеспокоена проникновением в сопредельное Маньчжурии Приамурье казаков, и поэтому стремилась решить эту жизненно важную для себя проблему, а Россия стремилась расширить свою зону влияния и сбора ясака. Итак, именно столкновение интересов Российского государства и Цинской империи на территории Приамурья и Северной Маньчжурии явилось основной причиной возникновения российско-цинских отношений.

Основные внешнеполитические цели сторон в Приамурье

Казаки, быстрыми темпами осваивавшие Сибирь, являвшиеся авангардом распространения российского влияния на Востоке, представляли собой важный инструмент внешней политики Российского государства в отношениях с империей Цин.

Отметим, что основной целью казаков (которая поддерживалась как уездными, так и столичными властями, что видно из постоянного поощрения казаков деньгами и пр.) было закрепление на Амуре и его притоках для сбора ясака — налога с местного населения в виде пушнины, которой было очень богато Приамурье. Данной цели казаки добивались посредством строительства острогов по рекам Приамурья, которые являлись центрами сбора ясака.

Для того чтобы конкретно определить цели империи Цин в данном регионе в данный период, необходимо рассмотреть внешнеполитическую ситуацию вокруг империи в данный момент: во-первых, основной внешнеполитической задачей цинов являлась покорение Китая, что требовало мобилизации абсолютно всех сил маньчжурского государства, во-вторых, полная мобилизация сил для китайского фронта сделала Маньчжурию (фактический тыл) беззащитным для любого внешнего воздействия. Два утверждения позволяют нам воссоздать систему внешней политики маньчжурской империи на период до решения первоочередной задачи, предполагавшей оккупацию Китая. Таким образом, вся внешняя политика империи Цин преследовала две цели: во-первых, оккупация Китая, во-вторых, создание наиболее безопасной обстановки вокруг тыла. И так концепция действовала до полного покорения Китая маньчжурами, так как с момента достижения этой цели империя высвобождала огромные силы для активной внешней политики за пределами Китая.

Поэтому империя Цин, приступившая к покорению Китая в 1644 г., имела в Приамурье и Маньчжурии цели, противоположные Российским. Первоначальная территория маньчжурского государства (империи Цин) — Южная Маньчжурия со столицей в Мукдене — рассматривалась цинами как возможный тыл при случае неудачной войны в Китае. Из этого вытекает и основная цель империи Цин в данном регионе: территорию тыла нужно обеспечить надлежащей защитой, при этом нужно учитывать тот факт, что Маньчжурия (в связи с уходом почти всего населения в Китай на завоевание этой страны) обезлюдела и потому стала крайне уязвимой. Но первоначально к осуществлению данной цели, то есть охраны Маньчжурии как тыла, не надо было прикладывать никаких усилий, так как Южную Маньчжурию окружали подконтрольные цинам племена. Таким образом, достижение цели не требовало средств.

Нужно отметить, что Приамурье было не только смежной территорией с Южной Маньчжурией, то есть стратегической сферой интересов цинов, но и экономической сферой интересов цинов. Распространение российского влияния в регионе влекло за собой разрыв экономических связей региона с Китаем и ущемление экономических интересов цинов.

Кардинально ситуацию изменил приход в Приамурье русских казаков, которые постоянно расширяли сферу своего влияния в данном регионе. Фактически у маньчжуров появился новый неподконтрольный сосед, «неизвестное приамурское племя» — так первоначально предполагали местные мукденские власти и, исходя из этого, строили свою политику, решив «усмирить» русских с помощью карательных экспедиций.

Такие методы борьбы не принесли успеха маньчжурам. Нужно отметить, что с этого момента стратегия цинов меняется: если раньше борьба с русскими воспринималось делом, не требующим больших усилий (карательные экспедиции) по причине недооценки противника, то теперь цины, полностью оценив реальные возможности своих новых соседей, развернули долговременную деятельность в данном регионе, направленную на сдерживание дальнейшего продвижения России по Амуру.

Таким образом, в борьбе с русскими маньчжуры преследовали только одну цель — обеспечить безопасность Маньчжурии, используя разные средства (при императоре Шуньчжи [Фу Лине]): сначала карательные экспедиции, имея задачу установить контроль над «неизвестным племенем», далее, о чем речь ведется ниже, тактику «выжженной земли» и мобильной войны как средство воспрепятствовать дальнейшему проникновению казаков в глубь Северной Маньчжурии.

Но есть такое утверждение, что маньчжуры стремились захватить Приамурье, тем самым опередить русских. Во-первых, на такое утверждение следует логичный вопрос: почему маньчжуры не сделали этого раньше, ведь агрессивная империя Цин граничит с этими областями изначально (при этом смежную Южную Монголию империя покорила в 1636 г., а в 1637 г. покорила Корею)? Следовательно, территория Приамурья сама по себе не представляла интереса для цинов. Во-вторых, зачем, напряженно воюя на территории такой огромной и богатой страны, как Китай, где задействованы почти все силы империи Цин, вдруг проявлять интерес к слабозаселенной местности, население которой не превышает 30 тыс. человек? Если казаки действительно мирно осваивают Приамурье и находятся в глухой обороне, зачем империи Цин открывать второй фронт в столь напряженное время? Затем, что казаки в глухой обороне не находились и осваивали местность так быстро, что в скором времени сюда пришли бы регулярные войска Российского государства (что и произошло в1689 г.), и в случае неудачи в Китае отступать цинам было бы некуда. Утверждения Сладковского о территориальных притязаниях империи Цин в Приамурье не выдерживают критики: сама по себе данная территория не представляла никакого интереса для цинов. Но, как показала практика, просто выбить россиян из Приамурья — это лишь половина дела, так как через некоторое время они возвращались туда вновь, поэтому, чтобы добиться цели, то есть обезопасить Маньчжурию, данную территорию цинам пришлось закрепить за собой, то есть произошедшее закрепление Приамурья за империей Цин по Нерчинскому договору 1689 г. не является результатом стремления цинов оккупировать Приамурье, но является лишь вынужденным средством по вытеснению активно действующей России из данной области, где цель — безопасность Маньчжурии.

Также было бы грубой ошибкой считать, что действия маньчжуров в Приамурье есть средство заставить Россию стать вассалом империи Цин, так как даже после того, как Н.Г. Спафарий фактически признал вассальную зависимость России от империи Цин, боевые действия и напряженность в Приамурье не уменьшились.

Ход действий в Приамурье 1652–1662 гг.

В 1653 г. на Амур прибыл царский посланник Зиновьев, чтобы наградить Хабарова за присоединение новых территорий к русскому государству и составить собственное мнение о новых землях для доклада государю. Уезжает Зиновьев вместе с Хабаровым, оставляя О. Степанова за главного. Со Степановым связана активизация деятельности (точнее было бы утверждение о расширении сферы деятельности) по сбору ясака в данном районе: теперь в список подданных России вошли жители Нижней и Средней Сунгари, Уссури. Такое расширение сферы влияния России встречает сопротивление со стороны империи Цин, и в качестве контрмеры цины переселяют объясаченное Степановым население в Южную Маньчжурию. Такие действия получили название тактики «выжженной земли».

Действия Степанова, носящие характер открытой враждебности в адрес цинов, а также размах его деятельности заставили их пойти на более серьезные меры: в январе 1655 г. началась подготовка военной операции, а уже в марте по планам, подготовленным в столице, армия с полководцем Минъаньдали (Мингардари) во главе в составе 10 тыс. человек и 10 пушек осадила Кумарский острог, осада которого продолжалась около месяца. Но и теперь маньчжурская армия потерпела поражение.

Крайне интересно последующее развитие событий. «Русские нанесли маньчжурам несколько ощутимых поражений. Эти поражения… вызвали серьезное беспокойство в Пекине».

Такими действиями Степанов открыто проявил не только свою враждебность, но и агрессивность по отношению к цинам. Таким образом, утверждение о «мирной деятельности России по освоению Приамурья» является ложным.

Но рассмотрим ситуацию еще раз. Перед нами большая цинская армия, вооруженная артиллерией, и казачий отряд, находящийся в деревянном остроге. Ясно, что такое соотношение сил может дать только один итог: разгром казаков и исчезновение Степанова. Однако после осады Степанов наносит ощутимые поражения цинам. И это наводит на определенные выводы.

Некоторые авторы утверждают, что малочисленность казачьих гарнизонов и проблемы со снабжением гарнизонов напрочь исключают возможность агрессивных действий России по отношению к Цинской империи. Рассмотрим подробнее это утверждение.

Во-первых, действительно, численность казаков была в несколько раз меньше, чем численность маньчжурских войск. Но, говоря о численности войск, мы забываем одну крайне важную деталь — их эффективность, куда включены понятия боеспособности солдат, мобильности армии, морального состояния войск, искусности полководцев. Естественно, что мы, обладая ограниченным числом источников, не можем подвергать серьезному анализу такие параметры, как искусность полководца, например: как сравнить искусность Минъаньдали и Степанова? Мы также не располагаем такими подробностями, как боеспособность солдат, их моральное состояние, оснащенность артиллерией и огнестрельным оружием.

К нашему удивлению, нам это, оказывается, и не нужно знать. У нас есть данные, то есть первоначальное соотношение сил, а также итог, то есть результат сражения. Имея первоначально 10 тыс. маньчжур под Кумарским острогом и 500 казаков в Кумарском остроге, то есть двадцатикратное маньчжурское превосходство, мы получаем в итоге поражение маньчжур. Таким образом, с помощью простых математических действий мы получаем следующее соотношение: в среднем один казак Степанова эффективнее двадцати маньчжур Минъаньдали, а то и больше. Могут возразить: но ведь обороняющаяся сторона всегда находится в более благоприятных условиях, то есть если казаки сойдутся с маньчжурами в поле, то мы получим эффективность гораздо меньшую. Так оно и есть, да только казаки никогда с маньчжурами в поле не сойдутся: сама стратегия закрепления казаков на Амуре предполагает строительство острогов, в которых постоянно находятся казачьи гарнизоны. Вся малочисленность казаков компенсируется их очень высокой эффективностью, которая не всегда, конечно, в 20 раз больше маньчжурской, но всегда была и останется выше, чем у маньчжур.

Во-вторых, когда мы говорим о проблемах со снабжением казаков, нам нужно учитывать, что уже с 70-х годов XVII в. в Албазине началось правильное земледелие, а в Нерчинске — с 50-х годов XVII в. Таким образом, с провиантом гарнизоны крепостей трудности не испытывали. Трудности были только с боеприпасами, но даже если они были, достаточно вспомнить осаду Кумарского острога в 1655 г., при этом становится понятным, что трудности были решаемыми. А теперь сравним расстояние которое нужно преодолеть маньчжурской армии (минимум расстояние от Мукдена до Албазина, максимум — от внутренних областей Китая до Албазина), равное расстоянию линии, по которой эту армию будут снабжать, с расстоянием от Албазина до Кумарского острога: маньчжурская линия снабжения гораздо длиннее русской, даже если брать расстояние от Нерчинска до Кумарского острога. Чем длиннее линия снабжения, тем больше нужно привлекать тыловых сил, тем больше перебоев в снабжении, тем она уязвимее, следовательно, охранять ее нужно большими силами, при этом местное население, занятое в обеспечении работы тыла, было крайне недовольно возложенными на него обязанностями, что создавало угрозу бесперебойной работы тыла. Нужно учесть, что, как было сказано выше, Маньчжурия обезлюдела и урожайность данной территории крайне понизилась, таким образом, русские находились в более благоприятных условиях, чем маньчжуры, что отчасти повышало эффективность вооруженных сил России. Нужно добавить, что империя Цин не могла использовать весь потенциал своих вооруженных сил, так как он был задействован в Китае, поэтому в Маньчжурии империи приходилось действовать остатками сил.

Нужно также отметить, что действия казаков не направлялись московским правительством (административное освоение края шло вслед за казачьим, потому правительство на первых порах требовало от казаков только регулярного пополнения казны ясаком), и тем более Москва не помогала казачьим войскам материально; административное освоение лишь подтверждало начатое казаками освоение края. В империи Цин дело обстояло наоборот: борьба с русскими казаками и, как следствие, необходимое освоение Маньчжурии планировалось и осуществлялось при помощи государства, на его средства, его чиновниками и вооруженными силами, что и подтверждает насколько важна была данная проблема для империи Цин.

Мы рассмотрели два аспекта в вооруженных силах противников: эффективность войск и их снабжение. При этом мы пришли к выводу, что казаки были гораздо эффективнее маньчжур, а линии снабжения и возможности по снабжению войск были лучше у казаков, притом что казаки, по сути, сами обеспечивали себя всем необходимым, были автономны от центральной власти. По этим двум основополагающим параметрам мы делаем вывод, что не казаки уступали в силе маньчжурам, а наоборот. Однако слабые маньчжуры все равно нападали на казаков. Вообще нельзя отождествлять слабость с неагрессивностью.

После того как армия Минъаньдали потерпела поражение, тактика ведения боевых действий маньчжуров претерпела изменения: теперь более не посылались крупные армии для осады казаков в крепостях, теперь маньчжуры использовали речной флот и достигали успеха. В июне 1658 г. цинская флотилия, состоявшая из 47 судов, настигла отряд Степанова на Амуре ниже устья Сунгари и перебила большую часть казаков. Такая тактика ведения борьбы с казаками приостановила на некоторое время продвижение их по Амуру. Тактика мобильной войны могла привести маньчжуров к успеху только в одном случае: если казаки сами выходили из острогов и приступали к расширению сферы своего влияния.

Ход дипломатических действий сторон в 1652–1662 гг.

На фоне всех этих событий следующим образом происходят дипломатические сношения между империей Цин и Российским государством.

В 1654 г. в Пекин прибывает торговый караван Ярыжкина, снаряженный на деньги казны, который не являлся официальным посольством России, а только преследовал цель получить информацию о ведении торговли в Китае и распродать привезенные из России товары. Время пребывания Ярыжкина в столице империи совпадает со временем осады Кумарского острога. Но, как мы уже знаем, осада прошла неудачно, и Ярыжкина заставляют пройти ритуал коу-тоу, то есть официально принять статус зависимой от Китая державы, варварского государства. Таким образом, цины, не добившись успеха в военных действиях, стремятся вписать Россию в свою иерархическую схему, где Китай — высший, а Россия — низшая. Однако Ярыжкин не был наделен полномочиями посла, следовательно, Россия в связи с этим действием не потеряла международного авторитета, однако в глазах цинов произошло торжество конфуцианской доктрины и превосходства Китая. Видимо, это была внутриполитическая акция цинского правительства, так как цины не потребовали у Ярыжкина подтверждения его статуса государева посланника, чего у него, конечно, не было. В результате безответственного поступка Ярыжкина Россия признала верховенство цинского императора, то есть по статусу стала варваром, хотя «посольству» и удалось распродать товары.

Первым государственным посольством России в Китай было официальное посольство Байкова (отправилось из России в 1654 г.), которое прибыло в Пекин 3 марта 1656 г. «с уверениями от Алексея Михайловича в мире и дружбе» и «с целью установления посольских связей и постоянной торговли». Одновременно с временем пребывания посольства атаман О. Степанов «нанес несколько ощутимых поражений» цинам, которые «вызвали серьезное беспокойство в Пекине». Такие агрессивные действия, а также отсутствие инструкций вести переговоры по амурскому вопросу у Байкова, по нашему мнению, и послужили действительной причиной отказа в удовлетворении интересов Российского государства. Также немаловажной причиной отказа Байкову была его твердая позиция не проходить ритуал коу-тоу. Параллельно с уверениями в любви и дружбе шли враждебные действия казаков, при этом, получая огромные поступления в казну от расширения сферы влияния казаков и, как следствие, увеличение сбора ясака, Российское правительство стремилось наладить торговые связи с тем же государством, безопасность части которого страдала от расширения сферы влияния подданных России.

Исходя из поведения России, можно выстраивать ее основные внешнеполитические цели в двусторонних отношениях: во-первых, политическая — расширение территорий и зоны влияния на Дальнем Востоке, экономическая — установление сверхприбыльных торговых связей с империей Цин.

Как было сказано выше, амурскому вопросу маньчжуры придавали огромное значение: на переговорах с Байковым это было ярко выражено: «…в переговорах цинские вельможи упрекали, что он, Федор, прислан от великого государя в послех, а з другую де сторону ево ж, китайского царя, земли великого государя люди воюют». Что же обусловило отсутствие необходимых инструкций у Байкова?

Интересно то, что по этому поводу заявляет М.И. Сладковский: «…русская администрация… имела сведения от Е. Хабарова и других о военных столкновениях русских отрядов с маньчжурскими войсками. В этом находит подтверждение… предположение, что русское правительство в то время еще не знало о вхождении маньчжурских земель в состав Китайской империи… В грамоте русского царя упоминается об окраинных городах Сибири, к которым „Китайское царство подошло“, а не о Даурии, которую русские в XVII в. не включали в состав Сибири».

Возьмем и рассмотрим границу России, а также ее соседей, на политической карте XVII в.: на протяжении всей восточной границы мы найдем только один участок соприкосновения России и империи Цин — это Приамурье. Остальные государства-соседи на восточной границе России — Джунгарское ханство, Халха — образуют огромный барьер между Россией и Китаем размером в несколько тысяч километров. Потому именно в Приамурье «Китайское царство подошло» к российским городам — это неоспоримый факт. Об этом знало центральное правительство России. Предположение Сладковского ложно.

Но если Москва знала о столкновениях ее подданных с империей Цин, почему не стремилась об этом говорить? Ведь если начать политические переговоры, то рано или поздно это приведет к установлению границ или точному разделению сфер влияния, что снимет обостренность в регионе и приведет к приостановлению боевых действий. Как обороняющаяся сторона (и притом слабая в Приамурье, как заявляют некоторые исследователи) Москва обязательно должна была первым пунктом на переговорах выставить требование о прекращении боевых действий, как сторона, заинтересованная в стабилизации ситуации на Амуре, Москва должна была поставить вопрос о четком разделении данных территорий. Но Москва ни разу во время переговоров Байкова и во всех последующих посольствах не ставила вопрос об урегулировании ситуации на Амуре, избегала его, не говоря уже о разделе сфер влияния или границе. Москва не была заинтересована ни в обсуждении амурского вопроса, ни тем более в разграничении Приамурья. Потому что являлась не обороняющейся стороной, а агрессивной: постоянное расширение сферы влияния русской администрации на территории Приамурья, которому не препятствовала слабая маньчжурская сторона, являлось образом действий России. Наоборот же, империя Цин затрагивала амурский вопрос, стремилась решить его прежде всего политическим путем. Заметим, что жалобы шли, на первый взгляд неестественным образом — от маньчжуров на действия российских подданных, хотя Россия как жертва, как терпящая «агрессивные действия» маньчжуров должна была жаловаться на цинов, но Россия, на первый взгляд странным образом, вела себя неестественно и не жаловалась на цинов, не просила их прекратить «агрессию» на «мирных хлебопашцев». Обобщив все вышесказанное, можно утверждать, что заявления Москвы о мире и дружбе с цинами носили характер ничем не обоснованных заявлений, преследовали цель добиться своих целей, то есть открыть сверхприбыльную регулярную русско-китайскую торговлю, подчиненную государству, при этом Москва не стремилась к стабилизации ситуации на Амуре, так как ей это было невыгодно: обрести границы на Амуре сейчас — значит полностью сковать расширение своего влияния на Амуре, которому никто серьезно не препятствует.

Второе посольство И. Перфильева и С. Аблина в Китай (1660–1662) имело те же цели, что и посольство Байкова: установление регулярных посольских и торговых связей с Китаем. Интересен тот факт, что во время подготовки посольства в России узнали о том, что Байкову и его свите (в тот числе и привезенным ими товарам для распродажи в Китае) угрожает опасность, была составлена грамота царем, и туда был включен следующий пункт: «…ходили наши царского величества ратные люди на тое Даурскую землю войною, а того не ведали, что та Даурская земля у вас в подданстве» и что «великий государь, наше царское величество, ратных своих людей на Даурскую землю посылать не велим». Но потом, когда пришла весть о благополучном возвращении Байкова в Россию, пункт этот из грамоты исчез. В отличие от миссии Байкова, миссия Перфильева не настаивала на личной аудиенции у богдыхана. Миссия Перфильева была принята гостеприимно, им были выданы подарки от богдыхана, им был устроен пир, но результат не был достигнут: цины решили не посылать ответную грамоту царю, а предложения установить торговые и дипломатические связи были отвергнуты. Это было вызвано тем, что, во-первых, Россия в грамоте не соблюдала китайского лунного календаря, который должны были принимать у себя все зависимые от Китая государства, во-вторых, по мнению цинов, многие высказывания в грамоте были непочтительны. Таким образом, Россия, по мнению цинов, не проявляла покорности, не признавала верховенства Сына Неба.

Ход дипломатических действий сторон в 1662 — 1670 гг.

В отличие от своего предшественника, императора Шуньчжи, новый император Канси (Сюань Е; 1662–1722) оказался более прагматичным и либеральным, готовым идти на уступки политиком. Характер приема С. Аблина ярко об этом повествует: во-первых, впервые глава каравана из России был принят лично императором; во-вторых, Аблину позволили беспрепятственно торговать; в-третьих, цинская сторона не склоняла выполнять посланцев ритуал коу-тоу, то есть переговоры впервые велись на равных, на императорских обедах «Сеиткула с товарыщи, садил всех выше», то есть подчеркивалась значимость россиян для цинов; в-четвертых, посланцам выдали подарки русскому царю, а «поднося, [цинский чиновник] говорил им, что великого государя царь их бойдой дары принял с честию и великий государь пожаловал бы ево, велел и его дары принять, и вперед бы великий государь послов своих и для торгу своих государевых людей присылал, а им де будет корми всякое береженье и торг повольной против прежнего с прибылью»; в-пятых, торговые операции посольства в Китае принесли более 300% прибыли!

Канси, разумеется, оказывая такую честь посольству Аблина, рассчитывал достичь своих целей: цины добивались возвращения бежавшего Гантимура, однако правительство России не поставило перед Аблиным дипломатических задач. Во время пребывания Аблина в Пекине к нерчинскому воеводе Аршинскому было отправлено требование о выдаче Гантимура. При этом «русская администрация… располагала сведениями о подтягивании крупных контингентов маньчжурских войск к Нерчинску. В трех же нерчинских острогах имелось всего 123 служилых человека». Аршинский же, вопреки логике слабой, обороняющейся стороны, которая к тому же должна стремиться к стабилизации, выслал в Пекин десятника Милованова, который не только отказал маньчжурам в выдаче Гантимура, но и предложил китайскому императору сделаться вассалом русского царя.

Таким образом, Аршинский, который «сознавал всю степень ответственности за свой шаг» и который «поступил в соответствии с установлениями царских властей», не стремился к стабилизации в отношениях двух государств, ибо такие действия только дестабилизировали и создавали напряженность в российско-цинских отношениях.

Из всего вышеизложенного напрашивается главный вывод: Аршинский, как официальный представитель российской власти, явно не чувствовал угрозы со стороны цинов и их превосходства в силе.

Именно с этого момента цинская сторона убеждается в неэффективности дипломатических методов в отношениях с Москвой, так как на огромные почести, оказанные Аблину, и разрешение Канси вести торговлю и присылать посольства от России в лице воеводы Аршинского последовало заявление, явно дестабилизирующие ситуацию. Теперь любые заверения Москвы в дружбе не воспринимаются императором Канси. Разочаровавшись в дипломатии, Канси делает упор на военные методы достижения цели: во второй половине 1670-го – начале 1671 г. маньчжурские войска заметно активизируют свои действия. Вот что пишет Канси в своем указе нингутскому цзянцзюню Бахаю: «Хотя русские искренне заявили, что переходят на нашу сторону, но следует обратить внимание на то, чтобы принимать меры предосторожности. Для этого тебе нужно обучать солдат и готовить лошадей, иметь наготове военное снаряжение, чтобы они не воспользовались внезапностью при осуществлении ими своих замыслов». Нужно отметить, что указ Канси в общем говорит о необходимости готовить оборону, ибо внезапность, которой могут воспользоваться россияне, — орудие нападающего.

Ход действий сторон в Приамурье в 1662–1682 гг.

В тоже время, когда Канси пытается решить амурский вопрос дипломатическими методами, сопротивление маньчжур в области Хэйлунцзян ослабло: в 1665 г. казаки во главе с Н. Черниговским восстанавливают Албазин, происходит обращение в русское подданство баликагиров с реки Хайлар, окончательно от маньчжуров уходит к русским Гантимур (1667), люди Черниговского устраивают поход по Амуру с целью собрать дань с дауров и дючеров (1669). Таким образом, Россия восстанавливает и расширяет свое влияние в регионе, потерянное после смерти О. Степанова в 1658 г.

При императоре Канси маньчжуры сосредотачиваются на усилении обороны в Северной Маньчжурии, а удары по русским носят нерегулярный, локальный характер, при этом быстрое расширение русского влияния доказывает неэффективность борьбы цинов с русскими отрядами. И вплоть до 1682 г. все действия маньчжуров носят исключительно оборонительный характер. В качестве неоспоримого доказательства можно привести пример Ивового палисада, строительство которого закончилось к концу 1682 г. Ивовый палисад — укрепленная пограничная линия, построенная по периметру Южной Маньчжурии. Основная функция линии — защита (оборона) Южной Маньчжурии от внешних угроз. Ивовый палисад «на большинстве своих участков… состоял „только“ из земляной насыпи высотой и шириной около 1 м, по поверхности которой через каждые 1,5 м выкапывались в землю по три связанных между собой веревками ивовых кола высотой от 60 до 120 см, а с внешней стороны был вырыт глубокий — до 3 м в глубину — ров, и если при этом не забывать, что такая „линия“ протянулась… в целом больше, чем на 1300 км, то Ивовый палисад даже в таком виде, безусловно, выглядит внушительно, и его можно считать одним из крупнейших фортификационных сооружений мира (курсив мой. — В.Н.), масштабы которого сравнимы разве что с самой Великой китайской стеной… „Новая граница“» имела четверо… ворот, между которыми находилось 28 (!) сторожевых пограничных постов. На эти постах и при воротах размещались маньчжурские гарнизоны…»

Если у нас сохранились сомнения, является ли оборонительная линия длиной в 1300 км орудием агрессии или обороны, то мы обратимся к авторитетному источнику: «Лю Цзи сказал: „Когда вы с противником стоите каждый у своей границы и противник начинает грабить наши земли и тревожить население отдаленных областей, можно спрятать засады в естественных укрытиях либо построить защитные сооружения, и тогда враг не будет с безоглядной смелостью нападать на нашу территорию».

«Крупнейшее фортификационное сооружение в мире» — это орудие обороны. Цель агрессора — новые территории, грандиозное и дорогостоящее строительство оборонительных рубежей — средства обороны, зачем укреплять старые границы, когда вот-вот появятся новые? Разве многочисленные китайские династии хотели овладеть бесплодными монгольскими степями, когда строили Великую китайскую стену? Нужно заметить, что оборона и нападение не могут осуществляться одним субъектом конфликта одновременно в одном месте, так как это два противоположных друг другу действия.

Вышеизложенные факты и аргументы приводят к окончательному выводу: империя Цин, возводя фортификационные сооружения, готовится к обороне. Этому есть и другие подтверждения.

Второй факт, подтверждающий то, что цины были обороняющейся стороной, — это тактика «выжженной земли», которую они применяли в Приамурье. Сначала Барклай де Толли, а потом и Кутузов, когда его армия отступала от Наполеона, использовали тактику «выжженной земли», или «скифской войны». Красная Армия, отступавшая в первые годы Великой Отечественной войны, также использовала тактику «выжженной земли». Таким образом, тактика «выжженной земли» не только орудие сугубо оборонительное, но и орудие отступающих.

Третье доказательство цинской оборонительной стратегии — функции территорий Нингуты и айхуньского цзянцзюня. «Большую часть их занимают земли цзими (буферная зона связывания (сковывания) сил. — Г. Мелихов)». Только обороняющаяся сторона может использовать территорию для связывания (сковывания) сил наступающего противника, наступающему же, наоборот, нужно осваивать территорию: создавать продовольственные базы, улучшать линии снабжения. Сковывать (связывать) свои силы перед наступлением наступающему противопоказано.

Таким образом, при императоре Канси с 1662 по 1682 г. империя Цин для достижения своей сугубо оборонительной цели (защита маньчжурского тыла) использовала сугубо оборонительные средства.

Ход дипломатических действий сторон в 1670–1686 гг.

Высокие прибыли, полученные караваном С. Аблина, подтвердили крайнюю выгодность торговли с Китаем. Русское государство в связи с этим готовит четвертое официальное посольство в Китай: после двух лет подготовки в 1675 г. из России отбывает посольство Н.Г. Спафария (Милеску). Цели посольства ясно изложены в «Наказной памяти»: во-первых, Спафарий должен был отдать царскую грамоту, в которой царь высказывал предложения об установлении посольских и торговых связей, при этом Спафарий (в отличие от предыдущих миссий) должен был пройти все церемонии, какие «приняты в Пекине при приеме других иностранных послов»; во-вторых, Спафарий должен был заплатить пошлины за товары, привезенные им в Китай, чтобы принудить тем самым китайцев, контакты с которыми в это время участились на границе, платить пошлину; в-третьих, впервые проявляется заинтересованность Российского государства в покупке китайского серебра и шелка.

В Нерчинске Спафарий дал указание воеводе воздерживаться от военных столкновений с маньчжурами, однако Гантимуру пообещал, что выдавать его не намерен.

Таким образом, из характера подготовки посольства видно, что Россия в данный момент была крайне заинтересована в успехе миссии и прикладывала достаточно усилий к этому, правда при этом не забывая о своих интересах, так как Гантимура решили не выдавать.

Цинская же сторона выдвигала на переговорах вопрос о Гантимуре как центральный, его решение должно было определить исход миссии. Россия, как было сказано выше, вопрос о Гантимуре рассматривать не хотела, но Спафарий, действовавший в соответствии с «Наказной памятью», решил поступиться международным авторитетом России, стремясь достичь поставленных целей, то есть установить с Китаем постоянную торговлю, точнее говоря, установить торговлю, подконтрольную государству (тот же Аблин выступал на переговорах как частное лицо). Итак, Спафарий и его свита выполнил ритуал «коу-тоу», означавший, что Россия стала зависимым от империи Цин государством, что теперь к России мог применяться термин «фань» («варвар»). Однако после того, как Спафарий поступился авторитетом России в надежде на открытие постоянной торговли с Китаем, Канси устроил ему аудиенцию, которая прошла в молчании. Таким образом, поступившись честью России, Спафарий в итоге не получил ничего. Более того, империя Цин предъявила России требования, от выполнения которых зависела нормализация отношений: во-первых, возвращение Гантимура; во-вторых, чтобы «русские, которые живут на рубежах, жили смирно». Для ускорения выполнения этих требований империя Цин в одностороннем порядке объявила о фактическом разрыве дипломатических и торговых связей с Русским государством.

Как было сказано выше, при Канси подход к русским стал отличаться прагматичностью, то есть, если при Шуньчжи критерием безопасности Маньчжурии должно было быть заявление русских о их «верности» императору (коу-тоу), то при Канси критерием «покорности» русских должен был стать возращенный Гантимур и их «смирная» жизнь в Приамурье. Нужно отметить, что теперь цинская сторона стала умело играть на потребностях русских в торговле. Миссия Спафария — безусловный успех цинов: сыграв на заинтересованности русских в торговле, при этом закрыв ее для них, цинский император добился признания статуса его верховенства над Русским государством.

Посольство Спафария еще сильнее убедило Канси в бесполезности дипломатических методов для достижения реальных результатов, то есть в разрешении Амурского вопроса. Ход действий сторон в 1682–1689 гг.

Цели Российского государства и империи Цин в данный временной отрезок сохраняются прежними: Россия стремится наладить с Китаем торговлю, которую могло бы контролировать государство (тем самым получая огромные прибыли в казну), а империя Цин стремится решить свою основную задачу на северо-востоке: защитить свой тыл — Южную Маньчжурию, что являлось крайне актуальным в тот момент для маньчжурской династии, так как с 1673 по 1681 г. «Цинская империя пережила самый серьезный кризис с момента ее создания, показавший глубокие социальные и национальные противоречия установленного маньчжурами режима». Значение Маньчжурии как тыла оставалась достаточно важным, но по мере закрепления России в Приамурье и освоения данной территории значение Маньчжурии возросло: теперь Маньчжурия стала потенциальным буфером между Пекином и Россией в случае войны империи Цин и России.

Если цели сторон остались прежними, то средства, с помощью которых эти цели стали достигаться, изменились. Империя Цин, точнее говоря, император Канси решил форсировать достижение своих целей и стал применять радикальные методы. По сути дела, с 1682 г. началась подготовка к массированному удару по русскому Приамурью, целью которого было окончательное вытеснение русских из региона. Таким образом, в достижении крупной оборонительной задачи (защита Маньчжурии как буфера и тыла) Канси впервые применяет наступательные средства. На то были серьезные причины, которые и заставили Канси сменить тактику. Во-первых, как и раньше, Россия не стремилась урегулировать амурский вопрос политическими средствами, при этом быстро осваивала «ничейные земли» — буфер между Россией и империей Цин; во-вторых, с окончанием восстания «трех князей-вассалов» в 1681 г. у империи Цин появилась возможность сконцентрировать силы против России; наконец, новый джунгарский хан Галдан, самый сильный противник цинов в Центральной Азии, конкурент цинов в деле объединения монгольских племен, стал вести по отношению к России миролюбивую политику, сближаясь с ней, предлагая России военно-политический союз. У цинов не осталось выбора в средствах урегулирования амурского вопроса, кроме силовых. Пассивное состояние цинов на границах с Россией рано или поздно привело бы к соединению сил Галдана и казаков и разгрому цинов. В арсенале Канси оставались только активные боевые действия, использовать которые нужно было немедленно. Все это обусловило наступательную политику Канси в Приамурье.

Первый этап операции включал в себя подготовительные действия: в 1682 г. были уничтожены Долонский и Селембинский остроги, в 1683 г. маньчжурами были разорены Зейский и Тугирский остроги, и в том же году на Амуре была построена крепость Айгун — основная база в будущей войне с Россией. Видимо, с 1683–1685 гг. идет приготовление и стягивание войск в район Айгуна: «С сухого пути были построены станции — на Сунгари, впадающей в Амур, был выстроен целый флот… Сделаны были огромные запасы провианта для действовавших войск По недостатку земледелия в той стране и запасных магазинов провиант и военные снаряды придумали сплавить по реке Ляохэ, чтобы доставить их на Сунгари». 12 июня 1685 г. началась осада Албазина. Маньчжурская армия состояла из 15 тыс. человек, 100 пушек и 50 осадных орудий, флота, а гарнизон крепости — из 450 казаков, у которых было 300 ружей и 3 пушки, а к ним 4 ядра. Разумеется, при тридцатикратном превосходстве в живой силе и при пятидесятикратном превосходстве в артиллерии успех маньчжуров был безусловен и очевиден. В данном случае действия Толбузина (албазинского воеводы) либо героически безрассудны, либо он действовал на основе трезвого расчета, из которого следовало, что маньчжуры воевать не способны: он полностью отверг предложения о капитуляции, его крепость выдержала штурм маньчжуров, наконец, стены Албазина были подожжены маньчжурами, и только жители Албазина уговорили Толбузина капитулировать, что и произошло, вероятно, 2 июля. Маньчжуры, вопреки своему огромному военному превосходству, согласились на почетную капитуляцию, то есть выпустили в Нерчинск всех жителей Албазина с оружием и знаменами. Действия Толбузина и действия маньчжур невозможно объяснить с позиции слабости русских и силы маньчжур: если маньчжуры сильны — они не должны идти на почетную капитуляцию русских, а русские, если слабы, должны капитулировать до начала сражения. Если принять утверждение о силе русских и о небоеспособности маньчжур, все становится на свои места. После ухода русских из Албазина маньчжуры уничтожили это укрепление и ушли из этой местности, что еще раз доказывает, что задача маньчжур — не захват территории как таковой, а вытеснение России из Приамурья.

Но казаков победить невозможно: уже в осенью 1685 г. на место разрушенного Албазина приходят его жители и восстанавливают город, усилив фортификацию крепости двойными стенами. Крепость теперь защищал гарнизон, состоящий из 670 жителей Албазина (200 человек — военный отряд) и казаков А. Бейтона, то есть всего около 1 тыс. человек с 11 пушками.

Для маньчжуров, которые основательно подготовились к первому удару, такой поворот событий оказался полной неожиданностью: быстрое восстановление сил казаков на Амуре совпало с подготовкой Канси войны с Джунгарским ханством, фактически в разгар будущей войны маньчжуры могли получить удар по флангу от казаков. Вторая осада Албазина была крайне плохо подготовлена и уже поэтому была обречена на поражение. Теперь против 1 тыс. казаков с 11 пушками, выступила армия маньчжур в которой всего было 11 тыс. воинов с 40 пушками.

Вот, что пишет о составе цинской армии Г.В. Мелихов: «Помимо подразделений маньчжурских „восьмизнаменных“ войск и отряда китайских феодалов-изменников, с самого начала завоевания цинами Китая, перекинувшихся на сторону маньчжуров, под командованием Линь Синчжу оно включало также солдат и офицеров „мятежников“ — разбитых маньчжурами в Юго-Западном Китае китайских войск „трех вассальных князей“, китайских военнопленных, захваченных Цинами в Фуцзяни и на Тайване, с бесчеловечной жестокостью переброшенных маньчжурами из привычных субтропиков в тайгу Приамурья с ее суровыми морозами. Далее список цинского воинства пополняют уголовные и политические преступники из числа китайцев, сосланные за различные преступления на северо-восток и занятые на обслуживании речного флота, почтовых станций и пр. Наконец, в состав маньчжуро-китайских войск были включены жестоко эксплуатируемые, доведенные маньчжурами до полного обнищания „братские народности“ — солоны и дауры».

Итак, маньчжурскую армию характеризуют следующие показатели: низкая квалифицированность воинов, низкий боевой дух, отрицательное отношение к начальству, плохое физическое состояние.

У этого «воинства» не было и шанса на успех. О каком превосходстве маньчжуров над русскими может идти речь? Русских же воинов отличал высокий боевой дух, потому что они защищали свою землю, они знали за что воевали; воеводу Толбузина никто не предавал, что говорит о положительном отношении к военному руководству у казаков, наконец, казаки — люди прошедшие всю Сибирь, стойкие и выносливые, что говорит о хорошем физическом состоянии. Русские иррегулярные войска по всем параметрам превосходили маньчжурскую регулярную армию.

Если первая осада Албазина (1685) была необходимостью, то вторая стала для империи Цин отчаянной импровизацией, обреченной на поражение. Албазин так и не сдался вплоть до подписания Нерчинского договора. Нужно отметить, что действия Халха-Монголии (союзника империи Цин) против России окончились полным поражением: «Осенью 1681 г. небольшие халхаские отряды совершили набеги на окрестности Селенгинска и Удинска, а к январю следующего года к Забайкалью подошли более крупные силы тушету-хана. Встретив решительное сопротивление немногочисленных служилых русских людей и поселенцев, халхасцы, не проявляя особой настойчивости, отошли в свои кочевья».

Особо нужно рассмотреть посольство Головина, отправленное из Москвы для ведения переговоров: исследователи российско-цинских отношений рассматривают его миссию только как дипломатическое посольство. Однако по пути от Москвы до Селенгинска к Головину присоединилось 1906 человек войска, к этому нужно добавить, что «в ту пору на Руси любой дееспособный дворянин был профессиональным военным. Командовать войсками Головин умел…». И он это доказал, разбив четырехтысячный отряд монголов, вооруженный маньчжурским огнестрельным оружием и пушками. А в июне 1688 г. Галдан (джунгарский хан) нанес сокрушительный удар по халха-монголам. Это было окончательное поражение союзников империи Цин, которое привело в смятение монгольских феодалов, некоторые из них приняли российское подданство.

Рассматривая ситуацию перед началом переговоров России и империи Цин, нужно учесть, что фактически войска Галдана вошли в соединение с Россией, у которой, помимо имевшихся уже в Приамурье гарнизонов, в Нерчинске находились регулярные войска под предводительством Головина, а армии империи Цин были остановлены у Абазинской крепости. Были ли шансы у Цинской армии, которая подошла к Нерчинску на 47 судах, с 15 тыс. человек и 50 пушками на победу? Когда при десятикратном превосходстве над ним Хабаров поворачивал вспять армию маньчжуров, когда Степанов при двадцатикратном превосходстве маньчжуров выдерживал осады, а потом и сам наносил поражения, когда гарнизон, меньше своего противника в 30 раз, соглашался только на почетную капитуляцию, как то было в Албазине в 1685 г. У Цинской империи шансов не было, тем более они лишились союзника, а с флангов им угрожал ударить Галдан. О превосходстве маньчжуров над русскими не может идти и речи, миссии Головина ничего не угрожало, тем более физическое уничтожение.

Фактически маньчжурские войска не могли оказывать на Головина никакого давления, потому его действия на переговорах нельзя назвать умелыми: он сделал максимальные уступки маньчжурам, на которые он имел полномочия, данные ему в «Наказе». Нерчинский договор 1689 г.

Но по условиям Нерчинского договора, заключенного после переговоров, 27 августа 1689 г., территория Приамурья отходила к империи Цин, а крепость-герой Албазин должна была быть уничтожена, что нельзя объяснить превосходством сил маньчжур над русскими. Для установления причин территориальных уступок нужно рассмотреть условия Нерчинского договора: статьи 1, 2 и 3 явно отражают интересы цинов, то есть установление границы, приобретение Приамурья и разрушение Албазина, а статьи 4 и 5 соответствуют интересам России, то есть установление постоянных посольских и торговых связей, а статья о перебежчиках закрепляла за Гантимуром его российское подданство.

Таким образом мы наблюдаем компромисс или сделку двух государств: происходит обмен территории, которая теряет экономическое значение для казны Российского государства, на постоянную, сверхприбыльную торговлю с Китаем, которую Петр I берет под контроль государства. Такой компромисс, достигнутый Головиным, был всецело поддержан центральным правительством: «…уступку героического Албазина ему поставили в вину — но и только. Едва Федор Алексеевич прибыл в Москву, как тотчас был возведен в достоинство боярина и наместника Сибирского». Дальнейшая головокружительная карьера Головина лишь подтверждает то, что его действия в Приамурье соответствовали интересам московского правительства.

Нерчинский договор стал первым договором, который был заключен Китаем с европейским государством, и выгоды, которые он принес России, в тот момент были велики. Но если рассмотреть его значение для всей последующей истории России и Китая, то мы придем к выводу, что договор нанес колоссальный ущерб развитию России, как не столько азиатской, сколько тихоокеанской державе. Во-первых, Приамурье — плодородный район Дальнего Востока, который мог снабжать продовольствием не только свою территорию, но и соседние, а именно Камчатку, Якутский уезд, Охотский край, а значит, обеспечивал бы их развитие. Во-вторых, Амур — это кратчайший путь до Камчатки, а в сочетании с его аграрными возможностями существование русского Амура обеспечивало бы движение российских землепроходцев на восток, то есть, учитывая скорость распространения казаков и российского влияния в Сибири, можно прийти к выводу о том, что русские колонии в Северной Америке не ограничились бы только Аляской. В-третьих, ликвидация русского Амура заметно уменьшила влияние вооруженного потенциала России на Дальнем Востоке — единственного рычага давления на Китай, который Россия обменяла путем создания между Россией и Китаем буферной зоны, на торговлю с Китаем, которую империя Цин использовала как рычаг давления на саму Россию. Фактически все военное превосходство России и его потенциальное развитие в Приамурье были сведены к минимуму Нерчинским договором 1689 г. В-четвертых, «условия договора более чем на столетие затормозили развитие связей России с Японией, Кореей и другими дальневосточными государствами».

Для империи Цин это был грандиозный успех: во-первых, получена буферная зона с сильным противником, который не сможет содержать близ нее крупных воинских контингентов, так как только Приамурье обладает плодородными землями, способными кормить крупную армию, во-вторых, у империи появился новый рычаг давления на Россию — контроль за караванной торговлей, которая была так необходима России и ее казне; в-третьих, Нерчинский договор — мирный договор, который устраняет опасность удара России с фланга по войскам империи, воюющих с Галданом: Россия бросила своего фактического союзника. И все эти колоссальные политические выгоды получены тогда, когда армия цинов находится на грани поражения.

Подводя итоги, нужно вновь отметить, что на протяжении всего донерчинского периода (1652–1689) цели России и империи Цин не менялись, Россия, с одной стороны, пыталась расширять государственную торговлю с империей Цин, а империя стремилась ограждать свой тыл — Маньчжурию (что было составной частью всей внешней политики империи по окружению Внутреннего Китая рядом буферных зон). Менялись только средства достижения данных целей: посольства России вначале (Байков) пытались наладить отношения без уступок цинам, далее при Спафарии была сделана уступка в виде признания Россией своего варварства, вассалитета перед богдыханом, и, наконец, посольство Головина достигает компромисса в российско-цинских отношениях — обе стороны достигают своих целей: империя Цин получает от России буферную зону, а Россия — сверхприбыльную торговлю. Для достижения же своей цели (обороны Маньчжурии) цины тоже использовали ряд разнообразных средств: карательные походы, строительство укрепленных линий и тактику «выжженной земли», наконец, крупномасштабное наступление на Русские поселения, предпринятое Канси.

После Нерчинского договора 1689 г. центр тяжести русско-цинских отношений смещается в Центральную Азию, где происходит соприкосновение интересов России, империи Цин и Джунгарского ханства. Глава III. Кяхтинский период (1689–1842)

Данный период охватывает огромный промежуток времени, где кяхтинская торговля играет решающую роль, она является постоянным признаком периода, и потому современные исследователи называют данный период кяхтинским. Хотя военный потенциал России по-прежнему превосходит цинский, но реализовать свои политические претензии Россия не хотела: Нерчинский договор создал благоприятные условия для империи Цин. Во-первых, караванная торговля стала мощным рычагом влияния цинов на Россию; во-вторых, появление буферной зоны на Амуре создало дополнительную защиту для внутренних провинций Цинской империи.

Кяхтинский период — это период мирных отношений империи Цин и России, что обусловлено скованностью российской стороны в военно-политическом отношении. Данный период также характеризуется появлением регулярной взаимовыгодной русско-китайской торговли и ее постоянным расширением. Экономическое значение караванной торговли

Как было сказано в предыдущих главах, Нерчинский русско-китайский договор 1689 г. создал относительно стабильные условия на русско-цинской границе, а также создал основу для нарождающейся регулярной русско-китайской торговли.

Миссия Избранта Идеса (1692–1695), направленная Петром I, подтвердила достигнутые в Нерчинске договоренности, касающиеся торговли, и уже в 1693 г. из России был отправлен первый казенный караван. Первое время доля частных товаров в караванной торговле превышала долю государственных, но уже с 1699 г. государство сконцентрировало всю торговлю мехами (а это основной продукт экспорта России в Китай) в своих руках.

Концентрация торговли в руках государства увеличила прибыли казны, но в целом привела к сокращению объемов русско-китайской торговли, при этом предметом вывоза из Китая были серебро, золото и драгоценные камни, что совершенно не удовлетворяло потребностей ни населения Сибири и России, ни населения Монголии и Китая.

Всего за период с 1693 по 1719 г. из России отбыло в Китай десять караванов. С 1719 по 1724 г. наблюдается перерыв в караванной торговле, вызванный политическими осложнениями в российско-цинских отношениях. Но с 1724 г. караванная торговля возобновляется и ведется до 1756 г., когда фактически посылка караванов в Пекин прекращается.

Кяхтинский договор 1727 г.

Именно действия по концентрации русско-китайской торговли в руках государства явились основной причиной дальнейших осложнений в русско-цинских отношениях. Товары российских частных предпринимателей, вытесненные с рынков Пекина государством, нашли спрос в приграничной Халха-Монголии. «Торговые операции, которые велись в Урге, по своим размерам даже превышали стоимость русско-китайского торгового оборота с Пекином».

Тут нужно обратить внимание на специфику торговых отношений между земледельческой и кочевой цивилизацией. Роль обмена продуктов ремесленного производства на скот, выращиваемый кочевниками, огромна, так как кочевники нуждаются в разного рода ремесленных изделиях, но обеспечить сами себя не имеют возможности. Кочевники фактически зависят от рынков земледельческих стран. Таким образом, та страна, которая ведет торговлю с кочевниками, невольно распространяет на кочевников свое влияние, делает их зависимыми от своих рынков. В данном случае российские купцы, торговавшие на территории Северной Монголии, невольно стали привязывать кочевников Халхи к рынкам России, втягивая их тем самым в орбиту политического влияния России.

Цинские власти, окончательно присоединившие Халха-Монголию в 1691 г., были крайне не заинтересованы в росте русского влияния в регионе, потому что, во-первых, это, естественно, подрывало их влияние в Северной Монголии, во-вторых, Халаха-Монголия — это плацдарм, где развертывалась маньчжуро-китайская армия для ведения боевых действий в Джунгарии, противоречия с которой обострились к 1712 г. В 1714–1715 гг. произошли столкновения цинской и джунгарской армий за Хами и Турфан, а в 1718–1720 гг. цины вытеснили джунгар из Тибета, распространив на него свое влияние. Естественно, что цины опасались за свой фланг, который примыкал к российским владениям. В случае войны России на стороне джунгарского ханства удар ее войск по незащищенному флангу цинов вызвал бы серьезные последствия, а потеря Халхи, вовлеченной в орбиту российского влияния, явилась бы для цинов разрывом коммуникаций воюющей в Джунгарии армии и, как следствие, поражением в войне. Перспектива русско-джунгарского союза становилась все более реальной: Джунгария, стремительно терявшая свои позиции в Центральной Азии, в 1716 г. начинает переговоры с Россией по поводу принятия Джунгарии в подданство к последней, тем самым обеспечив себе союз с Россией.

Но все попытки создать русско-джунгарский союз были обречены на неудачу в условиях существовавшей русско-китайской караванной торговли, возможное свертывание которой влияло на сдержанность России по отношению к империи Цин.

Империя Цин же, стремившаяся предотвратить проникновение России в Халху, использовала крайне радикальные меры: во-первых, был открыт доступ китайским купцам (!) в Северную Монголию, что имело цель вытеснить русских купцов, переориентировать кочевников Халхи на китайский рынок; во-вторых, в нарушение статьи Нерчинского договора 1689 г. монголам было запрещено торговать с русскими купцами, что, однако, не выполнялась: объем контрабандной русско-монгольской торговли оставался высоким. Недостаточная эффективность принятых мер, а также рост напряженности в отношениях с Джунгарским ханством заставили пойти императора Канси на крайние меры: чтобы добиться от России разграничения в районе Северной Монголии, которое бы принесло решение всех проблем, цины запрещают приезд русских караванов в Пекин. С целью возобновить русско-китайскую торговлю в Пекин в 1727 г. прибывает миссия Л. Измайлова, но, не имея полномочий на решение политических вопросов, миссия потерпела неудачу. Здесь ярко выражена позиция Москвы, стремившейся, как расширять свое влияние в Северной Монголии, так и параллельно с этим торговать с Китаем. Прослеживается полная аналогия с действиями Москвы в донерчинский период: Россия не хочет поступаться своими интересами, так как ее претензии основаны на реальной силе. Полный разрыв торговых отношений с Россией стал серьезной ошибкой цинской дипломатии, приведшей к крайне отрицательным для империи Цин последствиям: более Россия не должна была вести сдержанную политику в регионе, так как рычаг цинской дипломатии — русско-китайская караванная торговля — более не существовал. Соответствующее шаги России не заставили себя ждать: уже в 1722 г. в Джунгарское ханство была отправлена миссия Унковского, который должен был вести переговоры о вступлении Джунгарии в российское подданство, то есть о русско-джунгарском союзе. Разумеется, Петр I понимал, что создание русско-джунгарского союза приведет как минимум к обострению русско-цинских отношений, а как максимум — к русско-цинской войне. Россия совершенно не опасалась за безопасность своих владений, так как попытка создать союз с Джунгарией — подтверждение уверенности в своих силах. О каком-то давлении империи Цин на Россию с помощью вооруженных сил не может идти речи.

Но смерть императора Канси заставила Джунгарию повременить с союзом с Россией. В результате Россия потерпела неудачу в отношениях как с империей Цин, так и с Джунгарией. Именно попытка возвратить былые позиции в отношениях с империей Цин, то есть возобновить русско-китайскую торговлю, и стремление цинской стороны обезопасить фланг путем демаркации границы и явились причиной посылки в 1725 г. в Китай посольства С. Рагузинского.

После долгих переговоров сначала был заключен Буринский трактат (20 августа 1727 г.), а далее и сам Кяхтинский договор (21 октября 1727 г.), в который отдельной статьей был включен Буринский трактат.