Клуб разбитых сердец

Глава 15

— Кого? Маняшу? У нее сильный похмельный синдром, и вообще она отсыпается после ночи, проведенной в отделении милиции…

Варвара открыла глаза:

— Сашка, кому ты так подробно докладываешь о нашей семейной трагедии?

Сын заглянул в ее спальню:

— Машкина классная звонила, интересовалась.

— Что?! — она подскочила. — Креста на тебе нет, бесстыдник!

— А что такого? — ухмыльнулся отпрыск и ретировался в ванную. Судя по всему, он испытывал жуткую гордость за ночные похождения сестренки.

Варвара разделить эту гордость не могла. Да и сил разделять что-либо не имела. После ночных переживаний она чувствовала себя старой развалиной. Подойдя к зеркалу, она даже не удивилась — все так и должно быть: синие круги под глазами, щеки, отливающие цветом недоспелой сливы, глубокие складки от уголков губ до самой шеи — жуть!

«Н-да… взрослые детки — большие бедки. Как вспомнить все — просто мороз по коже. Если бы не Максим да не его друг-адвокат, чем бы это все кончилось, неизвестно!»

Лейтенант Сулейко показал себя последним подонком, никак не желал отпускать детей из КПЗ. Тут, конечно, Варвара тоже не спасовала, обзвонила родителей задержанных — кого знала, те — других, словом, через час у 72-го отделения милиции уже толпилось человек сто, потому что каждый родитель приволок с собой по одному, а то и по два адвоката. Все эти юристы в один голос талдычили о незаконности задержания, требовали предъявить обвинения и тому подобное. Тут уж слабый голос Сулейко об алкогольном опьянении и о подозрении на наркотический транс некоторых подростков просто потонул в гуле возмущения. Кто-то из взрослых принялся дозваниваться по мобильному своему приятелю — районному прокурору. Кто-то тоже схватился за телефон и принялся набирать номер программы «Времечко». И тогда стражи порядка не выдержали — сдали позиции.

Окончилось дело тем, что некий майор Свиридов публично наорал на несчастного Сулейко, используя неидиоматические выражения, стальные засовы КПЗ победоносно лязгнули, и поток измученных детей устремился на свободу. Маняша замыкала процессию. К своему ужасу, Варвара еще издали заметила, как ее штормит.

— А Маняша-то наша ухрюкалась! — радостно известил окрестности Сашка, который увязался за ними к отделению.

— А ну цыц! — рявкнул на него Максим.

Он подхватил Маняшу на руки и, не говоря больше ни слова, затолкал в машину. В радостном молчании все прибыли домой. Пьяную дочку тут же уложили спать. Сашку тоже удалось уторкать в постель, хотя это было сложно исполнить — в отличие от сестры он сопротивлялся, желая обсудить ночные приключения.

Варвара, Максим и адвокат Вася пили чай на кухне. Напряжение спало, и Варвара чувствовала себя превосходно, если так можно выразиться (может ли старая калоша чувствовать себя превосходно?). Она то и дело поглядывала на Максима. Теперь он не казался ей занудой, наоборот, в эту ночь в нем проснулось что-то до такой степени мужское, что хотелось прислушиваться к его голосу, следовать за ним и повиноваться. Может быть, не проснулось, может быть, уверенность и надежность, качества, присущие только настоящим мужикам, были в нем всегда, и только она ничего не замечала? А вот Сашка сразу заметил, потому и слушался его. Похоже, ему даже нравится слушаться Максима. Это не унижает его мальчишеского достоинства, потому что он видит перед собой сильного мужика, вожака стаи.

Ах, если бы на ее пути не повстречался Иван, наверное, все было бы гораздо проще! Наверное, она просто влюбилась бы в Максима по уши и была бы счастлива. Но проблема в том, что Иван существует, а с недавних пор ворвался в ее жизнь, скомкав все прежние ее правила и устои. А Максим? Максим милый, замечательный друг. Друг…

«Какой кошмар! — Варвара подмигнула своему отвратительному отражению. — То густо, то пусто! То за пять лет ни одного мужика на горизонте, то за месяц целых два, и хоть разорвись теперь!»

— Мам, а завтракать будем? — Сашка вылетел из ванной и устремился на кухню.

Тут в дверь позвонили.

— Моня, это к тебе! — так же стремительно сынок перекочевал в прихожую и распахнул дверь.

Гоша выглядел человеком, еще не окончательно отошедшим от тяжкой потери, но уже находящимся на пути к выздоровлению. По крайней мере, глаза его вновь светились идиотским энтузиазмом, что само по себе свидетельствовало о присутствии духа, или чего там у него было, что обычно помогало ему жить.

Белый шарф исчез с его шеи. Уже дня два они с Моней на пару гуляли в ярко-зеленых.

— Устроился на новое место! — с порога сообщил он.

— Кто же тебя взял? — Варвара смерила его оценивающим взглядом.

— Потрясающая работа, как раз по мне. Только гардероб придется менять, — он застенчиво улыбнулся.

— Уже хорошо, — бесчувственно одобрила она. — Куда устроился-то, если не секрет?

— Место потрясающее. Как раз что мне нужно. Редкостная удача!

— В зоопарк? — предположил Сашка.

— Почти. Помнишь, я направлял тебя в «Клуб разбитых сердец»?

— Ну? Это уже интересно.

— То-то и оно! — Гоша горделиво выпятил впалую грудь. — Буду теперь профессиональным кавалером.

— Жиголо, что ли? — поинтересовалась Варвара.

— Мам, что такое «жиголо»?

— Если ты об этом никогда не узнаешь, я буду считать, что не зря прожила жизнь, — буркнула Варвара и снова уставилась на соседа. — Так да или нет?

— Нет, конечно! — праведно возмутился Гоша. — Слушай. Я ждал, ждал от тебя новостей, не дождался. Сам туда пошел, думаю, погуляю вокруг, авось что-нибудь да обломится… И, представляешь, повезло. Я и трех часов не топтался у входа, как выбегает оттуда дамочка, хватает меня под руку и тащит внутрь. Я, конечно, перепугался сначала, думаю, мало ли чего, затащит, ну… и все такое, не при детях будет сказано.

— Да кому ты нужен-то, чтобы тебя насиловать! — хохотнул Сашка.

— Александр! — покраснела за него мать. — Ты бы хоть вид иногда делал, что тебе двенадцать лет!

— Зато я водку не пью, — надулся тот, красноречиво покосившись на дверь Маняшиной комнаты.

— И на том спасибо, — вздохнула Варвара.

— Так вот, — невозмутимо продолжил Гоша, — значит, притащила дамочка меня к своей бандерше, начальнице то есть, та меня оглядела, почмокала губищами и спрашивает, чего мне от них нужно, в смысле, чего я тут околачиваюсь? Я ей как на духу все и выложил. А она улыбнулась, ласково так, и предложила работу. Она сказала, что большинство брошенных женщин первое время остро испытывают одиночество. Понимаешь, этим бедняжкам даже в театр не с кем сходить. Я уж не говорю о гостях. И тут появляюсь я! Красив, галантен, остроумен…

— Это начальница так тебя описала? — усомнилась Варвара.

— Нет, я же в зеркало-то смотрюсь. И вообще… Словом, работа — просто улет! И деньги приличные пообещали. Взяли на испытательный срок: три месяца.

— Гоша, если ты продержишься неделю, я буду за тебя счастлива. Главное, старайся молчать, — напутствовала его Варвара.

Ее охватил страх, а что, если Гоша случайно столкнется с ней в Клубе? Разумеется, он выдаст ее с потрохами, не по подлости душевной, а просто потому, что идиот.

«Надо бы провести с ним беседу. Хотя принесет ли она хоть какой-то результат?»

Другими словами, Гоша из довольно проблемного соседа превратился в настоящую головную боль. Теперь только и думай, как бы с ним не столкнуться в Клубе и что сказать, если столкнешься.

Пока она путалась в своих опасениях, Гоша увел Моню на прогулку, а Маняша выползла из своей комнаты. Понятно было сразу: она не только не настроена на серьезную беседу, но вообще не в состоянии разговаривать. Цвет лица у нее был ближе к серому, глаза красные, видимо, голова у нее раскалывалась просто адски. Варвара смерила дочь сочувствующим взглядом:

— Иди испей кефира.

— Ох… — просипела та и послушно поковыляла на кухню. На полпути замерла, оглянулась и выдавила с трудом: — Ругаться будешь?

— Ругаться? — усмехнулась Варвара. — Да нет… я рыдать хочу. Я-то надеялась, что подобные приключения у меня в далеком Сашкином будущем. А выясняется, что ошиблась. Обидно…

— Да ладно тебе, мам. С кем не бывает. — Все-таки Маняше стало чуть легче на душе, и она продолжила свой нелегкий путь к холодильнику.

Телефон разразился противной трелью.

— Ох… — простонала Маняша, хватаясь за голову.

— Алло? — ответила Варвара.

— Я жду тебя у подъезда, — радостно выдохнул Иван.

— Подтянули животы, — бодро скомандовала тренерша по аэробике, не переставая подпрыгивать в такт музыке, — раз, два, руки вверх, шаг влево, мах назад!

«Так ли уж дорог мне Иван? — задыхаясь, подумала Варвара, выполняя замысловатые движения в довольно быстром темпе. По правде сказать, тела своего она уже не чувствовала и вместо обещанного перед тренировкой заряда энергии успела получить головную и мышечную боль. — Может быть, моя любовь к Ивану мной же преувеличенный факт?»

Тут она глянула в сторону и прервала свои малодушные мыслишки. Рядом с ней с уверенным напором двигалась бывшая Ванина жена — Шура, женщина подтянутая, даже местами стройная. Портило ее фигуру непомерно разросшееся рыхлое «галифе» на бедрах. И лицо было каким-то неровным, с большими впадинами вместо щек и слишком тонкими губами.

«И чего он в ней нашел? — запоздалая ревность добавила сил. — По ней сразу видно — стерва!»

Варвара принялась подскакивать и махать ногами с удвоенной энергией. В глазах Шуры без труда читалась решимость. Но вот на что она решилась, Варвара понять не могла. И ведь вроде бы не расставалась с ней в Клубе, ходила по пятам, как хвостик. Может, это выражение лица никак не связано с Клубом?

— Измеряем пульс! — скомандовала тренерша.

Все схватились за запястья.

— Не думала, что выдержу, — прерывистым шепотом призналась Шура.

Варвара согласно кивнула:

— Точно, упражнения не для ослабленных горем женщин.

— А ты тех видела? — Шура кивнула на приоткрытую дверь смежного зала, где дамы очень мускулистых форм занимались на тренажерах.

— Интересно, к чему они себя готовят? — удивилась Варвара. — На конкурс бодибилдинга?

— Там тетка, которая ведет у нас курсы самообороны, — доверительно сообщила ей Шура. — Кстати, ты не записалась?

— Господи боже, да кому я нужна? От кого мне обороняться?

— Ну, знаешь ли… — Шура неопределенно хмыкнула. — Лично я уже попросилась в ее группу. — Тут она взглянула на собеседницу «сверху вниз», хотя возможность этого была невелика, так как Варвара была выше ее сантиметров на десять. И тем не менее взгляд Шуры выражал такую надменность… ну, как это бывает у пятиклассницы, которая объясняет десятилетней сестренке, что это такое — целоваться с мальчиком. Обдав ее таким взглядом, Шура процедила: — Только в группу самообороны не всех записывают.

— Да? — Варвара подавила непроизвольный смешок.

«Ну прямо детский сад какой-то!»

— Сели на пол! — скомандовала главная по аэробике. — Переходим к упражнениям релаксации. Выпрямили спины, закрыли глаза…

— С тобой проводили сеанс психотерапии? — снова шепнула Шура.

— Шутишь? А чем же мы тут уже месяц занимаемся?!

— Да нет, индивидуальный?

— Индивидуальный… — Варвара нахмурилась.

— Вообще-то с меня взяли слово молчать. Но ты же своя, правда?

— А как это выглядело на практике? Ну, я имею в виду индивидуальную психотерапию?

— Да то же самое, только я была в кабинете директорши. Раньше я эту даму никогда не видела. Под конец нашей беседы она посоветовала мне записаться на курс самообороны. Сказала, что скоро пригодятся навыки, и назначила следующую встречу через неделю.

— У тебя какой-то особый случай? Почему меня никто не приглашает на индивидуальное прослушивание? — шепотом возмутилась Варвара.

Шура пожала плечами:

— У нас из группы уже половина девчонок побывала у этой дамы. Может быть, до тебя очередь не дошла?

— Странно…

— Ничего странного. Ты не производишь впечатления женщины, которой нужна помощь. Ты такая уверенная в себе, сильная особа. У тебя есть дело, и похоже, муж от тебя не сам ушел, это ты его вышвырнула.

— В твоих устах звучит как обвинение в недееспособности.

— Ну… — Шура грустно улыбнулась, — почему бы и нет. Во всяком случае, никто из нас так и не понял, что тебя заставило прийти в Клуб. На тебя же посмотреть — дама в шоколаде.

— А вы не подумали, что это и есть моя самая главная проблема? — Варвара даже растерялась.

— Твоя главная проблема в том, что ты очень закрытая, — заявила Шура тоном профессионала.

— Я?!

— Ты. Ты не умеешь выражать свои эмоции. Может быть, у тебя действительно все плохо, а ты как Маргарет Тэтчер — эдакая железная леди, только шляпки не хватает.

— Я все-таки не понимаю, ну не позвали меня на этот самый индивидуальный сеанс, ну не записали на курсы самообороны, почему мне от этого должно быть плохо?

— Дурочка. Неужели ты не поняла, что мы все тут проходим отбор, как через сито. Меня просеяли, и я уже на более ближнем кругу к центру. А ты все еще на внешнем. Хочешь попасть вовнутрь, нужно постараться.

— А что там в центре?

— А бог его знает!

На сей раз Варвара пожала плечами. Однако она-то понимала, что ей как никому нужно пролезть в этот самый центр, и уж постараться придется здорово.

День Маняша провела в борьбе с отвратительной головной болью, тошнотой и общей слабостью. Руки ее все время двигались не туда и не так, как хотелось бы, ноги вообще отказывались слушаться. Поэтому в лицей она не пошла.

Впрочем, никто и не настаивал, чтобы она принималась за учебу сразу после столь неудачной ночи, проведенной в отделении милиции. Мать дала ей день на восстановление сил. Леха и Абрамов, появившиеся поутру на пороге их квартиры, в унисон уламывали Варвару не пускать дочь на улицу, хотя и без их уговоров все уже решилось положительно.

Таким образом, Маняшу оставили в покое и дали возможность вдоволь поваляться в постели.

Однако наслаждаться абсолютным бездельем ей не пришлось. Сначала позвонил Пашка. От Леночки и Семы он узнал об их ночных приключениях и решил поддержать особо пострадавшую. Выглядело это странно, потому что после короткого соболезнования, выраженного фразой: «Да, досталось тебе», он принялся нудно жаловаться на собственную судьбу. В частности, на то, что его отец снова вернулся к матери.

— Но ты же сам этого хотел? — не поняла Маняша.

— Одно дело хотеть, а другое получить это на блюдечке, — голосом человека, уже пережившего большие потрясения, сообщил Пашка. — Теперь он возжелал быть не только примерным мужем, но и снова показательным отцом. Приплелся вчера вечером, мятый какой-то, небритый, долго сидел с матерью на кухне. Они закрылись, но я точно могу сказать, он даже рыдал, как баба, представляешь?! Я думал, здорово, может, теперь от меня отстанет. Раньше ведь он мне прохода не давал. Черта с два! Возвращает старые порядки.

Маняша отлично знала, что отец у Пашки был уникальным в своем роде. Пока на его горизонте не мелькнул образ той хорошенькой девицы, к которой он и ушел год назад, Пашке просто житья от него не было — он контролировал его постоянно и с каким-то маниакальным упорством насаждал в доме дисциплину, постулаты которой понимал лишь он один. Он желал знать всех друзей, приятелей и просто одноклассников своего сына, причем не просто узнавать в лицо, а быть проинформированным об их жизни, мыслях и стремлениях в мельчайших подробностях. Он даже блокнот завел, где каждому человеку, с которым Пашка общался, отвел отдельную страницу. Потом, разумеется, исходя из своих записей и размышлений, указывал сыну, с кем стоит дружить, а с кем нет, и ревностно следил за тем, как последний исполняет его распоряжения. Ну, и все в таком духе: четкий контроль за тем, чтобы отпрыск являлся домой вовремя, отвечал на любые вопросы и тому подобное, — в общем, кошмар да и только!

Понятно, от чего Пашке было впасть в отчаяние, когда его блудный родитель возник на пороге. Когда тот ушел, их отношения в общем-то наладились, поскольку отец как-то перестал его так уж тщательно контролировать, но теперь, пытаясь реабилитироваться в глазах семьи, он уж возьмется за воспитание сына с удвоенной энергией. Будьте уверены!

Все это Пашка изливал Маняше в течение часа. Потом сообщил, что зайдет за ней, чтобы вместе прогуляться и обсудить их скорбные дела. Что он понимал под «скорбными делами», Маняша могла лишь догадываться. Ломать голову ей не пришлось — телефон зазвонил снова. На сей раз это была Леночка, которая с ходу заявила, что она тоже разбита, однако прийти в лицей сочла своим долгом. Упрекнув ее таким образом, она рассказала о героизме Ульяны, которая, выбравшись каким-то одной ей известным путем из клуба «Паноптикум», помчалась домой и, натолкнувшись там на Катерину, сообщила ей, что Маняша в беде. Так что, «если бы не находчивость Ульяны, все они сидели бы до сих пор в КПЗ или еще где-нибудь». Историю своего чудесного освобождения Маняша уже знала, потому что была обеспечена несмолкающим вещателем по имени Сашка, который успел пересказать ей все в подробностях три раза по кругу до того, как ушел в школу.

Отвязавшись от Леночки, Маняша вознамерилась было все-таки отоспаться, но тут телефон снова разразился трелью. Теперь ее потревожил несносный следователь Сулейко. С ним она церемониться не стала, обозвала «банным листом» и кинула трубку на рычаг, заметив себе, что день теперь можно считать прожитым не зря.

Два часа она тупо пялилась в телевизор, пытаясь сообразить, какую программу смотрит, а заодно и понять, как жить дальше. Почему-то казалось, что жизнь ее теперь должна круто измениться. Каким образом, она пока не понимала, но ощущение того, что прошлой ночью она совершила какой-то судьбоносный шаг, ее не оставляло. Гордиться ли этим или ужасаться, она тоже не знала. Но почему-то было очень страшно. Потом пришел Пашка. Выглядел он изможденным.

— Я его ненавижу! — с порога заявил он. — Выпить есть чего-нибудь?

— С ума сошел?!

— Ну, ты же у нас теперь… — Тут он осекся, сообразив, что шутка зашла слишком далеко и его сейчас выставят из гостеприимного дома. — Ладно… — Он махнул рукой. — Давай прогуляемся.

— Абрамов мне не советовал выходить на улицу, — заупрямилась было Маняша.

— Он что, врач? К тому же в твоем состоянии лучшее лекарство — свежий воздух. Поверь мне.

Она все еще мялась.

— Да брось ты! Чего ты боишься? Я же с тобой!

Он произнес это так уверенно, что она набросила пуховик и вышла с Пашкой на прогулку.

Они прошли двор наискосок, перешли улицу и оказались в сквере. Асфальтовые дорожки потемнели от сырого холода. Дул ветер, а с неба сыпалась белая предзимняя крупа — еще не снег, но уже и не дождь, а что-то среднее. На душе у Маняши было так же противно, как на улице. Вспомнилось почему-то лето, как гуляли они по этому самому скверу с Лехой и ей было хорошо и спокойно, словно Леха действительно мог вселить в девушку уверенность и покой. Теперь она понимала, что была не права. Вернее, поняла это еще раньше, к августу, когда встретила в Турции парня по имени Коля. Весь август они гуляли по этому скверу с Колей. А потом она и в нем разочаровалась. Он оказался непроходимым тупицей и обожал слушать группу «Любэ», чего она вынести никак не могла. Теперь вот почти зима, и она тащится по аллее с Пашкой, которого и раньше-то не сильно уважала, а теперь и вовсе…

«Жизнь дала трещину…»

— О чем ты думаешь? — он попытался взять ее за руку, но она сунула ее в карман, не оставив ему никакой надежды.

— Думаю, что везет далеко не всем. Где-то за океаном живет женщина — Мелани Гриффит, и у нее муж — классный мужик Антонио Бандерас. Почему он выбрал именно эту клячу? Она старше его, к тому же сделала уже кучу пластических операций, а он с ней живет…

— Проблема нынешнего поколения в том, что все мы увлечены кино, — авторитетно заявил Пашка.

— Это проблема не только нынешнего поколения, — фыркнула Маняша. — Моя мама тоже увлекалась кино.

— Может быть, твой Бандерас — гнусная зануда, почем ты знаешь?

— Может быть, — пожала плечами она. — Ему бы я все простила.

— Но он же далеко!

— Вот в этом-то и весь фокус. И еще у меня с английским нелады.

— Не знаю почему, но с тобой мне спокойно, — неожиданно и совсем по-взрослому признался Пашка.

Маняша даже поперхнулась, замерла и покосилась на него. Может быть, ей и показалось… но теперь он действительно стал выше ростом и каким-то симпатичным. Словом, таким, каким мог бы быть лет через пять, когда закончит школу и поступит на свой юридический.

Он не заметил ее удивления:

— Я могу рассказать тебе о чем угодно. Об отце, о матери, о себе… Такое ощущение, что у меня от тебя вообще нет секретов. Интересно, почему?

— А от Леночки?

— А ей я вообще ничего не рассказываю.

— Странно…

— Вот и я думаю, что странно. А Леха тебе все рассказывает?

— Понятия не имею.

— А ты ему?

— А с чего ты взял, что я тебе все рассказываю. Я с тобой вообще молчу. Это ты говоришь.

— Мне кажется, что я все о тебе знаю.

— Даже то, что я хочу стать фотомоделью?

— Правда?

— Ну, это секрет. Я даже матери пока не говорю.

Он решительно вытащил ее руку из кармана и обхватил запястье своими теплыми пальцами.

— Мне кажется, мы должны гулять вместе.

Маняша почувствовала волнение, которое из легкого грозило перерасти в довольно серьезное. Во всяком случае, голос ее предательски дрогнул:

— Мы же и так вместе гуляем.

— Я не это имею в виду. Мы друзья, это понятно. Но рано или поздно все должно измениться…

— Паш, мы все шестеро — друзья. Я, ты, Леночка, Леха, Абрамов и Сема.

— Мы с тобой, — он остановился и посмотрел ей в глаза.

То ли похмелье еще не прошло, то ли его взгляд был слишком откровенным, но у Маняши вдруг закружилась голова. Она закрыла глаза.

— Так-так-так! — проскрипело над ухом. — Парочка новых голубков или идейный променад?

Сохов, который был выше Пашки на целую голову и намного шире в плечах, мерзко ухмыльнулся. Маняша прикрыла рот рукой и инстинктивно покосилась по сторонам, ища спасительного прохожего. Но они были совершенно одни, сквер будто вымер: ни тебе мамаш, гуляющих со своими малышами, ни пассажиров, идущих от автобусной остановки к домам, — никого.

— Да чего вы струхнули? — Сохов хохотнул и перекинул зубочистку из одного уголка рта в другой. — Детки, я же не Бармалей!

— Это еще не доказано, — буркнул Пашка.

— А ты поаккуратней, малявка. — Сохов, видимо, шутил из последних сил. А взгляд его был злым, и глаза как-то неприятно бегали из стороны в сторону.

— Ну чего тебе нужно? — Маняша возненавидела себя за этот плаксивый тон, она старалась быть храброй, но ноги у нее подкосились, и она уцепилась за Пашку, как утопающий за соломинку. — Я же ничего в милиции не сказала.

— А чего интересного ты можешь сообщить милиции? — он прищурился и нервно передернул плечами.

Она поняла, что проговорилась.

— Значит, так, — не дождавшись ответа, подытожил Сохов. — Я должен отвести тебя к кое-кому…

Он протянул к ней лапищу.

Маняша еще сильней вцепилась в Пашкин локоть:

— Никуда я не пойду!

— Да не бойся ты, ничего с тобой не будет. Просто поговорим.

Что-то в его спокойном добродушии было не так. Доброта — это, конечно, напускное. Сохов просто не может источать доброту.

И тут Маняша поняла, что он сам страшно боится. Все вчерашние разговоры в КПЗ о том, как мафия расправляется с проколовшимися подельниками, волной всплыли в памяти, и ее затрясло.

— Нет! — взвизгнула она. — Нет! Не трогай меня!

Но он уже тянул ее за рукав пуховика.

— Отцепись от нее! — очнулся Пашка и толкнул его в грудь.

Действие не произвело эффекта. Похоже, Сохов даже не понял, что на него напали.

— Давай, пойдем, чего ты упрямишься? Посидим, поговорим. — Он с силой оторвал ее от Пашки.

Тот пихнул его снова с тем же результатом.

— Я сейчас кричать буду! — пропищала она.

— Не-а, — ладонью он предусмотрительно прикрыл ей рот и так мастерски сдавил губы, что она не имела возможности даже укусить его. От бессилия Маняша замычала.

Пашка отпрыгнул в сторону и саданул его ногой чуть ниже спины.

Сохов, сжимая Маняшу в объятиях, медленно повернулся к нему, смерил осуждающим взглядом и процедил:

— Слушай, парень, лучше перестань. Хочешь, пойдем с нами, только не пинайся. Я ведь не бить вас пришел. Если бы дама твоя не была столь нервной, я бы не зажимал ей рот. Так что успокойся. Эй! — тут он встряхнул Маняшу. — Это и тебя касается. Я же сказал, успокойся! Никто никого не обижает. Все друг друга любят.

Он развернулся и направился по аллее к дороге. Там, сквозь деревья, виднелась припаркованная к обочине зеленая иномарка.

«Это конец!» — в ужасе подумала Маняша, понимая, что ее практически несут к этой машине.

— Отпусти ее! — в отчаянии крикнул Пашка за спиной, потом с разбегу прыгнул на Сохова и повалил всех на асфальт.

В первую минуту Маняша подумала, что туша Сохова придавила ее насмерть, до того было больно. Потом боль переместилась к лицу. Сверху происходила какая-то возня. Поверженный Сохов никак не мог скинуть с себя Пашку. На краткий миг он ослабил хватку вокруг Маняшиной шеи. Почувствовав свободу, она выползла из-под дерущихся, вскочила на ноги и с ужасом уставилась на развернувшуюся на асфальте потасовку. Впрочем, зрелище было недолгим. Сохов, освободившись от Манящи, быстро взял верх и теперь наносил лежащему на спине Пашке сокрушительные удары.

— Перестань его избивать! — крикнула она и, набросившись на Сохова, схватила его за руки.

Пашка поднялся на локти и тряхнул головой. Из носа его сочилась кровь, левый глаз распух, ухо тоже. Но он все равно ринулся на врага с тем злым отчаянием, с которым израненный бык в последний раз бросается на шпагу тореадора.

Вдвоем они повалили Сохова. Тот брыкался и изрыгал проклятия. Краем глаза Маняша заметила, как из зеленой иномарки вышел человек и нерешительно шагнул в их сторону. Участвовать в драке ему не хотелось. Наверное, не желал светиться. Он все еще ждал, но в конце концов его терпение могло лопнуть.

— Пашка, бежим! — крикнула Маняша.

— Вот надаю ему по морде, и побежим, — кровожадно пообещал тот.

— Нет, идиот! Сейчас бежим! — Она вскочила и, схватив его за руку, потащила за собой.

Но тут Сохов схватил ее за лодыжку. Она снова грохнулась на землю.

Парень у машины все еще топтался на месте, наблюдая за происходящим.

— Отпусти ее! — взревел Пашка.

Сохов подтянулся, наползая на Маняшу всем своим мощным телом.

— Так! — сурово пробасил сверху кто-то четвертый. — Быстро разошлись по сторонам и объяснили, в чем тут дело!

От неожиданности все трое на земле замерли.

— Прекратили возню, я сказал! — прикрикнул мужчина.

Маняша облегченно вздохнула, почувствовав, что Сохов ее отпустил. Она поднялась с земли и отряхнулась.

— Павел! — обратился мужчина к ее защитнику. — Что происходит?!

Пашка прикрыл ладонью подбитый глаз. Маняща с интересом уставилась на их спасителя. В этом бледном человеке она с трудом узнала Пашкиного отца. Раньше он был огромным, розовощеким здоровяком, похожим на чемпиона мира по многоборью. Теперь же из всей внушительной внешности остался только рост. Он похудел, глаза его ввалились и, несмотря на строгий тон и явное владение ситуацией, напоминали глаза побитой собаки.

«Да… — отвлеченно подумала она, — вот что значит пойти в сорок лет по бабам!»

— Здравствуйте, Василий Карпович, — она робко улыбнулась.

— Здравствуй, Маша. Так кто-нибудь объяснит мне, что тут у вас случилось?

Сохов вдруг резво вскочил на ноги и стремглав понесся к иномарке.

— Ну уж нет! — прорычал Пашкин отец и кинулся следом.

— От него не убежишь, — обреченно вздохнул его сын.

Однако Сохову удалось совершить невозможное: он вскочил в иномарку, когда та уже отъезжала от тротуара.

Василий Карпович вернулся к ним очень расстроенным.

— Ну ничего, — пообещал он, — я разберусь. Я номер запомнил. Я узнаю, кому принадлежит эта машина. — Тут он повернулся к сыну: — Может быть, ты прояснишь ситуацию?

— Да мы шли, шли, а он напал, — попыталась соврать Маняша.

— Вот как? — он явно не поверил. — Ладно, дома поговорим.

С одной стороны, Маняша, конечно, понимала, что Пашке предстоит нелегкий вечер, потому что отец из него душу вытрясет, чтобы удовлетворить свое родительское любопытство, и Пашку ей было жалко. Но с другой стороны, его же никто не заставлял тащить ее в этот сквер, да и вообще, он добровольно вызвался за ней ухаживать. А кто сказал, что любовь — штука легкая и безопасная?