Ключ-стражи (СИ)

На створках ворот, от длительной неподвижности почти вросших в землю, висела куча наспех прилепленных (на клей или простенькую удерживающую руну) записочек. «Ингир – дурак!», «Кто найдет Историю Великих Магов для третьего класса, угол обложки оторван – занесите в первое здание, шестнадцатую комнату, спросить Мика», «Не мешайте настойку крестокровки с пивом! Никогда!», «Трепещите, ничтожные, скоро контрольная! Учите мою биографию! Архимаг Лорс», «Чьи носки в моем запасном котле?! Линна». Каждую неделю дежурные, бранясь на чем Рея свет поставила, с помощью мыльной воды и щетки очищали ворота, и уже через пару часов они (в смысле ворота, а не дежурные) снова превращались в доску объявлений, ни одного свободного местечка.

Я стояла и уныло пялилась на записки. Точнее, не на них — поверх уже обтрепавшихся клочков бумаги был прочно приколочен лист с несколькими строчками, заверенными подписью директрисы. Приказ, напоминающий всем ученикам Мастерской: без сопровождения учителей за ворота Пристани не выходить! Учителя же соглашались сопровождать лишь организованные группы и лишь по важным поводам: например, сбор трав к экзамену. Самые отчаянные попробовали было наплевать на запреты, но быстро поняли, что городская стража тоже в курсе приказа и намерена во что бы то ни стало ему следовать. А руны-»невидимки» и «отвлекалки» на стражников не работали — их заблаговременно снабдили амулетами, нейтрализующими наши слабенькие усилия.

В Пристани творилось что-то странное. Несмотря на близящийся праздник Весеннего Древа, приезжающего народу словно бы поубавилось. Обозы проверяли так тщательно, словно искали бриллианты в каждой телеге с сеном. Кораблей на причале было все меньше, диковинные узорчатые ладьи Островного Государства Ори вообще не появлялись. Наша торговля окончательно сошла на нет.

Еще и герои эти... Все ученики с нетерпением ждали, когда же они-таки пойдут к Королю. Особо нетерпеливые делали ставки — как на сроки, так и на итоги поединка. А герои уже с дюжину дней сидели себе в нашем гостевом домике и практически не высовывались, только постоянно запирались на какие-то совещания с госпожой Матильдой да оккупировали спешно отремонтированную в их честь библиотеку. Пожалуй, только мы трое знали, что Королю придется еще немного поскучать, ибо он Ланса и Лиарру не слишком-то интересует. Мы трое — Нори, Вилли и я. После приснопамятного разговора в кабинете директрисы.

Разговор вышел достаточно коротким. С нас взяли честное слово, что мы никому в Мастерской ничего не расскажем — под угрозу изгнания и под обещание пятерок за годовой экзамен. Как говорится, с Йера кнут, с Реи пряник. Когда я заикнулась про Тансена, мне было заявлено, что он сошел с ума и объявлен вне закона.

Три раза ха! Если бы все сумасшедшие обретали власть над огнем, льдом и здоровенными каменюками — королевство уже по клочку бы разорвало! А в лес нам из-за одного Тансена запретили ходить?

С одной стороны, конечно, круглые пятерки всего лишь за одну неприятную прогулку — отличный обмен. С другой... Любопытство грызло и когтило меня так, что никакой мантикоре и не снилось. Нори, обрадовавшись, что учиться теперь не обязательно, засел за очередные проекты «как бы добыть много денег». Вильям, все еще чувствовавший себя не очень хорошо и жаловавшийся на головные боли по утрам, был верен данному слову, но не удержался от того, чтобы сочинить пару песен, красочно описывавших битву в лесу. Но, поскольку он предусмотрительно выдал ее за сражение благородного Тавейна и принцессы Аши с горными великанами, никто ничего не заподозрил. Мелодии песен насвистывала вся Мастерская, от мала до велика.

Я чувствовала себя то ли недовызванным демоном, то ли недоизгнанным привидением: то не так, это не этак, ничего не радует, что делать — непонятно. Держать слово оказалось неожиданно трудно: язык так и чесался. Прав, видимо, Нори, когда меня лягушкой-болтушкой обзывает... гад. Водятся на берегах реки Ории такие лягушки, желто-зеленые, начнут в начале лета квакать и до зимних дождей не умолкают, хоть днем, хоть ночью... С тоски взялась читать «Историю великих магов», потом «Использование рун в садоводстве», и, к своему удивлению, осилила обе. Вот так всегда, когда надо — не зубрится, а когда не надо — запросто.

Ладно. Глупо страдать из-за того, чего не можешь изменить. Пойду лучше успокаиваться.

Сунув нос в приоткрытые двери конюшни Мастерской, я расчихалась от запаха сена. Внутри было светло и просторно, половина стойл пустовала. В остальных скучали лошади, чуть больше десятка – одни принадлежали учителям, другие ученикам, кто побогаче. Пони, пара мулов. Грустный ездовой птиц, уж не знаю чей – на кальдийских моа здесь мало кто ездит, они хороши для степей и пустынь. И Рапси, личный ездовой кот директрисы.

Рапси – лопард. Больше всего его порода похожа на откормленных большеголовых кошаков с круглыми ушами и длинным пушистым хвостом, в холке примерно мне по грудь. Несмотря на внешность домашнего упитанного любимца, лопарды, родом из джунглей Края Мира, весьма быстры и проворны; и достаточно крепки, чтобы нести на себе всадника.

Я подошла к стойлу, погладила бурый полосатый лоб, почесала зверя за ухом. С Рапси мы друзья. Он добряк, хоть малышня и пугается лопардовых клыков длиной в палец. Едят ездовые кошаки только рыбу, зато отборную и килограммами. Дешевле было бы держать карету и тройку первоклассных коней, но госпожа Матильда упорно считает, что верховной волшебнице положен особенный зверь. Не скажу, что осуждаю ее. Вот разбогатею – тоже куплю такого!

– Нэк! – шустрый Норберт напрыгнул сзади, хлопнув меня по плечам, и я едва не тюкнулась носом о дверь стойла.

– Смотри, что мы придумали! К Йеру всякие полянки-шмулянки (меня передернуло), есть идея на миллион золотых!

Вилли за его спиной развел руками: ничего не поделаешь, сама знаешь, какой Нори энтузиаст, если ему что в голову взбредет.

– И что за идея? – с подозрением осведомилась я. Рапси, разделяя мой скепсис, протяжно мяукнул.

– Определялка эмоций! – триумфально сообщил Нори и сунул мне в руку нечто похожее то ли на компас, то ли на новомодные «переносные часы» – медное, с циферблатом размером с полкулака, длинной цепочкой и ключиком для завода сбоку, мелко исчерченное совершенно ничего не значащими, на мой взгляд, комбинациями рун. Правда, вместо цифр или обозначений сторон света на циферблате красовались деления, подписанные бисерным почерком Вильяма. Крайним слева делением было «ледяная ненависть». Крайним справа – «обжигающая любовь». Между ними можно было увидеть такие перлы, как «нежная привязанность», «тщательно скрываемая страсть» и «осторожное влечение».

Правильно расценив мою отвисшую челюсть, Норберт пояснил:

– Все просто. Берешь определялку, направляешь на того, чьи чувства хочешь узнать, встряхиваешь – готово! Стрелка покажет правильное деление. Гарантирую, мы зашибем миллион! Только надо побольше наделать.

Я посмотрела на вдохновенные лица моих приятелей, покачала головой и развернулась к Рапси. Направила странный предмет на лопарда и послушно тряхнула. Стрелка уверенно прыгнула на «обжигающую любовь».

– Мяу? – кошак с интересом вытянул шею и понюхал определялку.

Ага. Все ясно.

Увидев мою решительную морду, Нори слегка попятился. Поздно: «часы» уже были наставлены на него, как судейский посох на обвиняемого. «Обжигающая любовь».

Вильям сделал попытку спрятаться за Норберта. Был вовремя пойман за рукав. Стрелка неуверенно запрыгала между «любовью» и «нежной привязанностью». Ха! Я сунула определялку в руку Вилли, тот в ужасе дернулся, но указывающие на Нори «часы» уже радостно показывали «трепетную влюбленность». Под моим скептическим взглядом ребята слегка скисли.

– Мы ее еще не отладили, – заюлил Норберт. – И вообще, можно сказать, что она только в женских руках действует!

– Вы собрались впаривать женщинам эту гоблинскую липу?

– Ну... а чего такого? Девушкам понравится, они будут счастливы, что все их любят! Откалибруем получше, чтобы случайные варианты иногда показывало.

– Вас раскусят в первые же десять минут. Ни одна девушка не поверит, что ее пламенно обожает каждый второй!

– Да? – неподдельно удивился Нори. – А я бы поверил.

Он огладил форменную одежду и поправил волосы. Норберт фон Вайзнер обычно не задавался своим происхождением (неписаное правило Мастерской: все равны, рунам не важно, сколько у тебя было знатных предков), но при этом искренне считал, что обладает прямо-таки неземной красотой. Про красоту не скажу, но вот вежливость ему бы не помешала. И подрасти немного.

– Да, – отрезала я. – Без шансов, ребята. Простите. Уж лучше амулеты на счастливую любовь продавать. Они не так сильно... палятся.

– Если бы, – Нори со страдальческой гримасой потер бок. – Мне за один так влетело... Кто же знал, что у нее два брата, и оба в городской страже? Пришлось через забор прыгать.

Я всегда говорила, что ученикам Мастерской физкультура просто необходима!

Сунув определялку в карман штанов, я похлопала по нему.

– Пусть тут полежит. И вы целее будете, и она.

Нори недовольно скривился:

– Эх, а какая была идея... Впрочем, – к нему тут же вернулось хорошее настроение, – у меня есть еще неплохая мысль. Видела эту, ну, Лиарру? Так вот, по ней уже половина наших ребят убивается, – Норберт хихикнул. – Безумная любовь! Как думаешь, если сумеем у нее локон волос отрезать – почем продадим?

– По цене твоего изувеченного трупа, – честно ответила я, вспоминая яростный взгляд светловолосой. Такая прибьет и не поперхнется. – Как ты у нее волосы отрезать собираешься? Она будет стоять и смотреть?

– Придумаем! Можно хоть платочек стащить! Или салфетку от завтрака!

– Разве что салфетку. И то я бы трижды подумала.

– Нэк, ты сегодня ужасная зануда! Еще хуже, чем обычно!

Молчавший до сих пор Вильям похлопал приятеля по плечу:

– Маннэке права. Ты видел госпожу Лиарру в бою, она опытный воин. Хочешь тем самым кнутом получить? Не стоит, правда.

Наш друг совсем загрустил, в позе трагического умирающего героя прислонившись к двери стойла. Лопард сочувственно мурлыкнул ему в ухо.

– Впрочем, – задумчиво протянула я, переглянувшись с Вильямом, – кое-что можно сделать. Для пополнения наших кошельков, не тревожа покой охраняющих наш покой... тьфу! В общем, не трогая эту Лиарру.

– Что? – у Норберта загорелись глаза.

– А ты не догадался? Продавать любовные амулеты, всего лишь распространив слух, что там есть ее волосы. Или взять платочек, и сказать, что он принадлежал ей... Можно даже имя ее вышить. Правда, вышиваю я плохо.

– Ничего, – Нори встряхнулся, – Вилли умеет!

– Я бы предпочел этого не делать, – мрачно пробормотал тот. – Но план Маннэке заметно безопаснее, чем твой.

– Безопасен, если Лиарра о нем не прослышит, – я почесала Рапси под подбородком. – Впрочем, я думаю, ей не сообщат.

– Заметано, я побежал на рынок, платки искать! А ты пока сопроводительную легенду придумай покрасивее, ты же умеешь! – Нори помахал рукой и умчался. Вильям обреченно пошел следом — видимо, за нитками для вышивания.

– Вот им на месте не сидится. Правда, Рапси?

Лопард боднул меня головой в ладонь, требуя дальнейших поглаживаний. Я закрыла глаза. Как хорошо отвлечься и ни о чем не думать, вдыхать запах сена, овса и чуть подгнивших фруктов, которыми кормят ездового птица, чувствовать под пальцами мягкий и как будто слегка пыльный кошачий мех. Никаких героев, никаких чокнутых магов, никаких обгорелых полянок и страшных тайн...

— Эм... привет?

Шерсть Рапси встопорщилась, кот недовольно зашипел.

Я обернулась – и наткнулась взглядом на худощавого рыжего паренька, чьи взъерошенные волосы торчали во все стороны, словно ежиные иглы, а нос был весь в веснушках. Глаза же — светлые, выцветшие даже не до бледной голубизны, а практически до цвета подтаявшего снега, и кожа бледная – явно северянин. Не требовалось натренированной памяти Вильяма, чтобы понять – парень не из Мастерской, кошак так реагирует только на чужаков. Да и нашей серо-зеленой формы на нем не наблюдалось: простые коричневые кожаные штаны и жилетка, высокие сапоги, узкая черная лента, перехватывающая лоб. Мальчишка неуверенно мялся в дверях конюшни.

– Что надо? – неприветливо поинтересовалась я.

– Ты Маннэке? – вопросом на вопрос ответил парень. – Третий класс?

– Ну?

Рыжий отцепился от дверей и подошел поближе, стараясь, однако, не приближаться к нервничающему Рапси. На поясе у него висел короткий меч в потертых ножнах.

– Я Рэн, – представился он и неожиданно улыбнулся, сделавшись гораздо симпатичнее. – Я из Академии. Мне вас посоветовал Анкер, вы ему делали амулеты для удачной сдачи зачетов. Я на твоих друзей натолкнулся во дворе, они сказали — к тебе можно обратиться...

Точно! Совсем мне с этими тайнами мозги отшибло. Разумеется, в такой одежде ходят обычно ребята из Воинской Академии, где форма вроде бы и есть, но никто с ней не заморачивается. А Анкер, воин-пятиклассник, помнится, действительно обещал нашу троицу кому-то там рекомендовать. Это было недели три назад... а кажется, будто прошел целый год.

Я встряхнулась.

– Ага, было дело. Анкеру мы зачаровывали амулет на спокойствие и уверенность, плюс незаметность, чтобы первым к доске не вызывали; наши учителя привычные, а вот ваши могут и поддаться. Тебе такой же?

– Было бы неплохо, – Рэн замялся. – Только посильнее. У меня недосдача...

– Недосдача? Экзамены же через два месяца только. Или у вас раньше?

Выразительное лицо Рэна сделалось совсем несчастным, клиент потупил взгляд и что-то неохотно пробормотал. Ох, ну и воины нынче пошли!

– Дай угадаю. У тебя хвост с зимних экзаменов?

– Н-нет...

– Как нет? А что тогда?

– С прошлого года, – тихо сказал рыжий, ковыряя носком сапога пол конюшни. – Один. И с зимних тоже... три.

Я уважительно присвистнула. Так обрасти долгами даже у Нори не получалось!

– Одним амулетом, пожалуй, не обойтись. Хорошо, если три помогут, – чесание в затылке немного поспособствовало мыслительному процессу. – Это... слушай... мне кажется, тебе стоит еще и подучить предметы. На всякий случай. Тоже должно... хм... поспособствовать.

Рыжий старательно закивал. Слишком старательно; знаю я таких, сама не без греха. Прости, Рея, нас, ленивых.

– Ладно.

Я настроилась на рабочий лад, наскоро прикинула требуемые руны.

– Значит, на спокойствие и уверенность... один. Второй, допустим, на симпатию экзаменатора. Жалобные глаза сделать сможешь? Да не мне и не сейчас! Хорошо, верю. Третий пускай будет на улучшение памяти. Но учти, выудить знания из ничего, если ты даже учебник не открывал, он не сможет! Хотя бы прочти по диагонали, можешь не зубрить.

Рэн снова кивнул и восхищенно посмотрел на меня:

– Слушай, как у вас вообще могут быть проблемы на экзаменах, с такой кучей штуковин?

– Запросто, – вздохнула я. – Это вам, хоть амулетами обвешайся по самые уши, все едино. Наши учителя самый простенький заговор, самый маленький талисман за сотню шагов чуют. Они же не дураки, сами учениками были. Приходится честно. Или искать новые пути, непроторенные. Но это секрет! – поспешно добавила я, увидев, как блеснули глаза у клиента. – Тебе и обычных хватит, не волнуйся. Будут готовы через три дня. Один серебряный за все – со скидкой!

– Хорошо, приду через три. Спасибо! – рыжий помахал рукой и зашагал прочь.

Странный парень, даже торговаться не стал. Рея их знает, воинов, вдруг у них стипендия выше. Ладно, Нори с Вильямом вернутся — будем делать. Хоть отвлеку Норберта от самоубийственных мыслей насчет локона Лиарры. А пока можно еще немного отдохнуть, потрепать Рапси за ушами...

— Л-леди Маннэке?

Неужели над дверью конюшни успели приколотить табличку «Нэк — тут, беспокоить строго разрешается»?! Ни минуты в тишине!

Впрочем, увидев, кто на этот раз желает моего общества, я поперхнулась собственным негодованием и натужно раскашлялась, напугав лопарда. Светлые волосы, кольчуга-чешуя, богато отделанные ножны — даже по скорым прикидкам меч был заметно длиннее и дороже Рэнового... Сэр Ланс, или как его там. Имя, достойное героя, ага.

В отличие от большинства наших девчонок, следивших за ним влюбленными глазами и вздыхавших на уроках, мечтательно устремив взгляды в потолок, я шарахалась от новоприбывшего, как Йер от священного огня. Слишком свежи были воспоминания о крови, капавшей с клинка, о лесной просеке, превратившейся в поле боя. Тансен, значит, с ума сошел, а эти, значит, нормальные?

Мне остро захотелось убежать куда-нибудь подальше. К сожалению, дверь у конюшни была только одна, не карабкаться же в высокие окна под самой крышей и не прятаться же под брюхом Рапси!

— Л-леди Маннэке, — на этот раз утвердительно.

— Д-да, — Честное слово, заикалась в ответ я не нарочно! И голос почти не дрожал.

— Я хотел... — незваный гость выглядел заметно менее уверенным, чем на достославной полянке. — Я хотел п-попросить прощения.

Чего-о?!

Нет, вслух я этого не сказала. И даже на ногах удержалась, спасибо двери стойла. Надо выглянуть наружу, вдруг там жареные луч-карасики по небу косяками летают... Что дальше, боги с небес спустятся и в карты играть позовут?

Мы неспешно брели по набережной. Невысокий парапет отделял ее от каменистого обрыва, пахло рыбой и лежалыми водорослями. Причал остался за спиной, эта часть города была создана исключительно для того, чтобы любоваться Озером Ори. Ори красиво – и на закате, и на рассвете, и в серые дождливые дни, когда темная вода сливается с небом где-то на горизонте. А в солнечную погоду на нем играют светлые блики, и можно ловить зачарованным сачком проносящихся над головой рыбоедов-хагзи: не для еды, а на спор, кто больше поймает. Встрепанные мелкие птицы не пугаются, они давно привыкли, и только скрипуче вопят, когда вытряхиваешь их из сачка. Я бы не отказалась поглядеть на настоящий шторм, про него я только в книжках читала. Но штормов на Ори не бывает, только легкое волнение. Говорят, на месте озера когда-то стоял волшебный замок, и поэтому Ори добрее к людям, чем прочие моря; и, нырнув как можно глубже, можно и сейчас увидеть замковые шпили. Не ныряла, не смотрела, врать не буду; я вообще плохо плаваю, в моем родном городе и рек-то нет. Норберт утверждает, что близок к изобретению воздушного пузыря, который позволит перемещаться под водой. Врет, наверное.

Всю эту бестолковую информацию я, совершенно не заботясь о структуре повествования, выдавала Лансу. Болтать я могу без участия разума, поэтому выходило отлично. Ланс кивал и молчал. И улыбался. С того момента, как он предложил мне немного прогуляться и поговорить – только улыбался. Как я людей-то радую! Не сложится у меня магическая карьера – в шуты пойду, хлебная должность.

Если выживу. Когда мы с Лансом со двора выходили — девчонки одарили меня такими взглядами, что чуть несколько дырок в спине не прожгли. Знать бы им, что я бы в охотку поменялась местами с любой — пусть гуляют с ним сколько хотят, хоть по городу, хоть по лесу... Тьфу, гоблин-воблин, опять этот лес в голову лезет!

Я привычно подпрыгнула и уселась на парапете. Отсюда было видно и маяк, и цветные паруса кораблей в порту, и скалу Трехглавую. Этот огромный камень действительно напоминал трехголовое чудовище, с раззявленными змеиными пастями и длинными шеями, сплетенными в узел.

— Я х-хотел попросить прощения, — после неловкой паузы повторил Ланс, глядя на озеро. — Так вот, п-прошу.

Раскрыв было рот, я тут же его закрыла, ибо понятия не имела, что сказать.

— З-за тот момент на просеке, — пояснил светловолосый. — Я не п-проверил, мертв ли мой противник, и подверг вас опасности. П-передайте своим друзьям, п-пожалуйста. Мне очень жаль.

Говор у него был южный, со смягченным «г» и почти отсутствующим «р». Кальдия, наверное, там как раз у жителей светлые волосы, как у меня — только я с Красной Пустыни, кожа темнее.

— Передам, — осторожно согласилась я. Набралась наглости: — А вы... э... сэр, не могли бы вы сказать, что именно там произошло? Тансен этот... огненные стрелы...

Совершенно не удивилась бы, если бы меня послали к Темному Йеру, чертополох на адских полях дергать. Но, кажется, этот тип был не так зол на все вокруг, как Лиарра; почему бы не попробовать?

Ответом мне был тяжкий вздох. Ланс по-прежнему неотрывно смотрел на водяную гладь Ори, будто задался целью посчитать всех хагзи, круживших над ней.

— Л-леди Маннэке, что вы знаете о в-войне Ворона?

Я прикрыла глаза, вспоминая страницу учебника.

– Война Ворона началась семьдесят лет назад, в три тысячи восемнадцатом году от Явления Реи, и длилась почти семь месяцев. Названа она по имени начавшего войну, мага по прозвищу Ворон. Он обратился к Темному Йеру и овладел магией Хаоса, разрушающей, смертоносной силой, ныне запретной. Целью волшебника был захват власти с дальнейшим установлением ма-го-кратической монархии... – на этом слове я, как обычно, запнулась. Ланс слушал на удивление внимательно, как будто впервые. – Поначалу у Ворона была всего лишь небольшая кучка учеников, и всерьез их не воспринимали. Но вскоре выяснилось, что те, кто предал душу Йеру за проклятую магию, получают огромную мощь, превосходя по возможностям опытнейших мастеров рунного плетения. Появились перебежчики, предатели... Пошли слухи, что каждый, принявший сторону Ворона и доказавший себя в бою, получает магический дар, если изначально не обладает им. Вражеская армия, начав свой путь у Синих Гор, двигалась неуклонно, как лесной пожар. Были мобилизованы практически все жители королевства, включая учеников Светлой Семинарии, Академии и Магической Мастерской. Армия смогла остановить врага, Ворон не дошел даже до Пристани. Он погиб в бою, его армия была уничтожена, никто из близких соратников не выжил. Потери с нашей стороны были существенны, и еще некоторое время в стране сохранялось недоверие к магам...

И, не удержавшись, добавила:

– А еще говорят, что на месте, где погиб маг Хаоса, трава полторы сотни лет расти не будет!

Кальдиец хмыкнул.

– З-зависит от силы погибшего. Иногда д-действительно не растет. Л-леди Маннэке, в к-каком мире, по-вашему, мы ж-живем?

Экзамен по истории я прошла, теперь очередь философии и религии?

— В таком, каким Рея его создала, со всеми тварями земными и морскими, птицами небесными и людьми разумными...

— А м-магия?

— А магия суть одобренные королем и Церковью богоданные руны, Первый Язык, изменяющий ткань мироздания, будучи начерченным на любой поверхности...

— С-сильно?

— Что?

— С-сильно изменяющий?

— Ну... не очень, — я окончательно перестала понимать, чего от меня хотят.

— М-может ли маг создать огненный д-дождь, как в легенде о Тавейне? Или обрушить г-гору на противников, как Меорах Премудрый? Или изменить ход с-созвездий, как Тайхо Светлый?

— Но это же легенды! — взвыла я. — В жизни такого не бывает!

Невольно вспомнился Норберт. Его бы сюда. Или Вильяма, он обожает поговорить о древних сказаниях.

— Л-легенды, — со странной интонацией повторил Ланс. — К-конечно.

Кажется, я его разочаровала. Знать бы, чем. Снова повисла пауза, тяжелая, как Виллин сундук с книгами.

— На просеке, — осмелилась напомнить я. — Тансен... он и на самом деле маг Хаоса?

— Да.

На этот раз Ланс не заикался, короткие фразы ему давались легче. Зато я чуть не свалилась с парапета. Одно дело — подозревать, а другое — знать точно.

— А из города нельзя выходить, потому что он может вернуться?

— Нет.

— Потому, что в лесу могут быть другие маги Хаоса?!

— Нет.

— Тогда почему?!

Ланс промолчал — видимо, потому, что ответить «да» или «нет» на этот вопрос не представлялось возможным. Я упрямо сверлила его взглядом, и в конце концов кальдиец не выдержал.

— В-вы ведь знали этого Т-тансена?

— Ага... — кажется, теперь была моя очередь выражаться односложно.

— К-как вы д-думаете, почему В-ворону удалось набрать такую б-большую армию?

Я уже начинала злиться. Что за манера отвечать на вопрос еще десятком вопросов? Но постаралась взять себя в руки: в конце концов, со мной хотя бы разговаривают, уже плюс. Ладно, напряжем память.

— Потому что он обещал всем своим сподвижникам богатство, власть, долгую жизнь и магическую мощь.

— Д-долгую жизнь. Да. А скажите, ч-чем предатель... переметнувшийся к В-ворону... отличается от обычного ч-человека?

Хотела бы я знать! В учебнике не написано. Глаза у него горят алым огнем? Черная извивающаяся тень следом по земле стелется? Вряд ли, так только в детских книгах бывает. «Братья Сотти и смертельный посох» или «Трое магов и лопард на одном корабле». Там все просто: кто самый недружелюбный и подозрительный, тот и враг. А тут...

— Ничем, — брякнула я, потому что Ланс смотрел на меня выжидающе.

— Именно, — кальдиец кивнул. Он смотрел серьезно, словно я невесть какую умную вещь сказала. — Н-ничем.

Тут меня пробрал мороз. Ощутимый. И это в жаркий весенний день. Вся злость улетучилась, словно и не бывало.

Я, конечно, не самая умная в классе, как Вилли, и не самая талантливая, как Нори; но не требовалось быть гением, чтобы сложить две простейшие руны.

Другие маги Хаоса были не в лесу. Они с таким же успехом могли быть в Пристани. Среди нас. Как Тансен. Ничем не отличающийся от других людей.

— Война же закончилась, — неуверенно сказала я. Получилось так жалобно, словно милостыню у храма выпрашивала: закончилась? пожалуйста? ради Реи и всех благ ее? — Давно? Правда?

Ланс промолчал. Ни «да», ни «нет».

И это было, пожалуй, самое худшее.

Между строк

Вот так взглянешь, усмехнешься: что за дыра-то! пыль, руины, жалкий прах на краю земли... Здесь когда-то жил властитель и император, дважды девять сильных стран перед ним легли. Дважды девять раз с победой он возвращался, и родился рис богато с его полей. Его именем прощали и укрощали, и младенцев непослушных тайком стращали, не решаясь взгляд поднять или встать с колен. Называли светозарным и солнца братом, ненавидели и грызли металл оков...

Говорили, что покуда жив император — мир стоит, и будет так до конца веков.

Был когда-то постамент голубого камня, пруд, пятнистые форели, кусты, сады. А теперь лишь камни, сглаженные веками, да осколки древних статуй, да сизый дым. Были залы, шелест шелка роскошных платьев, слуги, тысячи рабов, красота, пиры. были казни, представления и объятья, хрип уставших гладиаторов, львиный рык. Все давалось императору — что ни требуй, жил он в золоте, рубинах и серебре...

Говорили — император прогневал небо, и обрушилось оно на его дворец.

Так иди, не бойся: некого здесь тревожить, и рабы давно истлели, и господа. Не бормочет барабан из тончайшей кожи, не растут цветы в висячих своих садах. Кто прогневал небо — будет песком завален, дважды девять стран его пережили век.

(Кто-то бродит там, в засыпанных темных залах, кто-то, кто еще не дух — и не человек.)

Не пугайся, это место давно уж пусто, только вниз идти не надо — провален пол. Да, бывает временами такое чувство, холодок по шкуре, молот в висках тупой. Не пугайся, это только сквозняк проклятый, это только хруст осколков под каблуком.

... говорили, что покуда жив император — мир стоит, и будет так до конца веков.