Книга судьи

Глава 16

Глава 16

Лишка сидела в башне. Дни походили один на другой, как капли дождя: все та же еда, все тот же серый свет за окном и все те же вопросы. Князь навещал пленницу почти каждое утро. Садился на стул, который стражник устанавливал в коморке специально перед его приходом, и спрашивал, спрашивал. Он спрашивал — она молчала. Вол такая невеселая игра. Иногда ночами Лишка думала, а не рассказать, ли действительно ему все, что с ней случилось. Сильный и умный князь мог бы, наверное, и понять, да и помочь: не делом, так хоть советом. Но потом, прокрутив в голове свою речь, девочка убеждалась, что в ее рассказе столько дырок, столько нестыковок и странностей, что поверить в него постороннему человеку будет сложно. Кроме того, с ней были связаны другие люди. А вдруг ее рассказ повредит тем. кто жил в скиту, или Таре, да и Юрок… Что она о нем знает? Возведет на человека напраслину, а ведь он ее, скорее всего, спас. Так и топтались на одном месте князь и его пленница. Княжича же Лишка с того дня не видела. Да и где увидеть? Единственное окно располагалось гак высоко, что пленница, как ни старалась, дотянуться до него не могла. Одна радость — долетал через него уличный шум. Башня, в которой Лишку держали, как раз боком подпирала рыночную площадь, и хоть темница находилась высоко, а все-таки гул большого торжища было слышно. Еще до свету просыпалась девочка с боем торгового колокола. И уже грохотали мимо дворца телеги, цокали копытами ослики, криками прокладывали себе дорогу торговки рыбой, спешащие занять места получше. Потом площадь заполнялась голосами, топотом ног, стуком, шлепками, бряканьем, звоном, визгом, смехом, проклятьями и божбой — в общем, всем тем, без чего торговля не обходится. Редко, но долетала до Лишки и музыка. Тогда ясно было, что в городе скоморохи. В такие минуты девочке было особенно горько, уж больно хотелось посмотреть представление. К вечеру оживление на площади спадало, и просыпались едальни. Стук кружек, смех, пение, хрипловатые выкрики, а иногда и звуки потасовок — вот обычный вечерний концерт. Лишка привыкла к такому распорядку. От нечего делать всегда внимательно вслушивалась в долетающий шум, пытаясь разобраться в гуле голосов и хоть по обрывкам фраз составить себе представление о том, что делается на воле. Вот и теперь девочка сидела, привычно прислушиваясь к происходящему на улице. Торг только начался, привычно бурлил молочный и рыбный ряд, стараясь поскорее распродать товар, глухо стучал рулонами суконный, звенела невдалеке кузница. Внезапно в знакомую симфонию звуков вплелся новый высокий, быстрый, какой-то даже слегка захлебывающийся голос. Девочка встрепенулась. Очевидно было, что это не торговец, нахваливающий свой товар — больно уж тревожной была интонация, больно длинной речь. Постепенно Лишка стала разбирать отдельные слова. — «Новый бог», «последний день», «отрекитесь» — звучали настойчиво и часто. Лязгнули ворота царского подворья, раздался свист, затем топот. «Стража на рынок пошла» — догадалась девочка. Высокий голос смолк, потревоженная площадь недовольно зашумела. Свист и топот какое-то время еще доносились, пока не затихли в отдалении. Девочка недоуменно пожала плечами — проповедник Нового бога здесь, в Каменце для нее был вновинку. Впрочем, зная терпимость князя, его уверенность в собственных силах и незыблемости принципа «чья власть, того и вера» допустить такое было вполне возможно. С другой стороны то, что стража кинулась ловить крикуна, показывало, отношение к таким пришельцам. Принесли похлебку, воду и лепешки. Лишка отвлеклась на еду. Когда от хлеба почти ничего не осталось, с площади снова долетели крики проповедника. Девочка отодвинула посуду встала около стены и в который раз безрезультатно попыталась дотянуться до окна. Сейчас пришелец разместился где-то совсем рядом с башней, речь его почти можно было разобрать. Высокий, звучный, хорошо поставленный, богатый интонациями голос призывал признать Нового бога и отвернуться от ложной веры, грозил скорыми карами отступникам, обещал знамения. Невольно Лишка заслушалась, так образно и увлекательно говорил проповедник. Снова лязгнули, открываясь, ворота, раздался свист. В ту же секунду проповедник умолк, толпа зашумела. «Почему его никто не задержит, — внезапно подумалось девочке, — ведь на площади так много народа?». Вопрос был не праздный и стоил обдумывания. Лишка повертела его со всех сторон, и в конце концов досадливо топнула ногой. Ничего она не знает, про этот город на самом деле, и никакой возможности во всем разобраться! Сидеть вот так, в полной изоляции было мучительно. Хуже всего было то, что, по всей видимости, башня была заговорена от колдовства. Во всяком случае, малых Лишкиных сил не хватало здесь даже на то, чтобы почувствовать движение силы, не говоря уж о чем то большем. Весь же ее вспомогательный, а точнее даже сказать, основной арсенал — травы, камни — отобрали еще тогда, в самый первый день. Сняли даже безобидный материн берестяной оберег! Девочка опять опустилась на солому, и стала грызть остатки лепешки. Время шло. Дождь снаружи усилился. Капли заколотили по бревнам стен, потекли ручейком через забранное решеткой оконце. Торг подходил к концу. Князь в этот день не появился. Лишка оттащила свою подстилку к дальней стене, чтоб набирающая на полу лужа не замочила и без того уже не вполне свежую солому, и легла, глядя в потолок. Внезапно в коридоре послышались шаги. В двери заворочался ключ. Девочка села, обхватила колени руками и опустила голову. Все допросы она проводила в такой позе. Дверь отворилась. Вошедший сделал несколько шагов и остановился прямо возле пленницы. На досках пола прямо около себя Лишка увидела носки сапог из хорошо выделанной кожи. Потом рядом с ними на пол опустилась такой знакомый мешок. Лишка встрепенулась и подняла глаза. Перед ней стоял княжич.

— Вставай быстро, — скомандовал он. — С тобой все в порядке?

Девочка ошарашенно покивала головой. Княжич меж тем ловко освободил ее руки и ноги из оков, подтолкнул мешок поближе, кинул платье, оружие, протянул медальон на раскрытой ладони. Пленница вскочила, подхватила свои вещи и благодарно кивнула головой. Ладислав поманил ее за собой. Они тихо пробежали по коридору, спустились на несколько лестничных пролетов и заплутали по переходам княжеского терема. Княжич шел легкой, пружинящей походкой. Он уверенно прокладывал путь по сплетению коридоров и лестниц. Только один раз они притормозили и, спрятавшись за массивной деревянной колонной, переждали проход стражников по анфиладе комнат. Наконец они добрались до небольшой двери с нарядными медными накладками и чеканной ручкой. Княжич открыл ее ключом и кивнул девочке. Внутри было темно, лишь тонкая полоска сероватого света пробивалась в щель неплотно прикрытых ставень. Ладислав взял девочку за руку и прижал свой палец к ее тубам. Потом он подтолкнул ее к стене, потянул какую-то досочку и открыл смотровую щель в соседнее помещение. Лишка приникла к отверстию. Прямо перед ней был зал приемов. Где-то справа вне зоны видимости, скорее всего, располагался трон князя. Именно оттуда доносился такой уже знакомый Лишке по допросам голос. Вдоль стен стояли приближенные князя, а в центре зала расположилась группа просителей.

С первого взгляда на них у Лишки перехвалило дыхание, а лоб покрылся холодным потом. Позади низенького, пузатого, суетливого человечка в богатой беличьей накидке и шапке отороченной бобровым мехом стоял Юрок-ай-Тойон. Тут же маячили крепкие парни, те самые, которых девочка видела в тот памятный день охраняющими странного долговязого путника в войлочной шапке.

— …Прислан с почетной миссией, — долетел между тем голос толстячка. — Для установления тесных торговых связей между городами вашего княжества и вольным союзом южных земель, позвольте преподнести небольшие дары, караван с которыми в настоящее время входит в ворота вашей славной столицы. Вот, список товаров, а так же вверительные грамоты на меня и мою свиту.

Толстяк передал какие-то бумаги подбежавшему секретарю и глубоко и не без изящества поклонился.

— Что ж, — донесся голос князя, — торговля города держит. От имени княжества приветствую господина посланника и принимаю его грамоты. Есть ли какие-нибудь просьбы, или пожелания? Может быть, требуется помощь? Помнится, ваши купцы предлагали рассмотреть возможность сопровождения караванов княжеской дружиной, через степные земли.

— Ваша память безупречна, пресветлый князь, — расплылся в льстивой улыбке толстяк, — однако, потребности в охране уже нет. Точнее, мы решили этот вопрос собственными силами. Хоть торговля идет и не очень, а обременять своими заботами вас не станем. Купеческому союзу удалось на собственные деньги сформировать отряды.

— Что ж так даже лучше, — покивал князь, — дружине под торговые надобности подстраиваться возможности нет. К сожалению, слишком неспокойно сейчас, чтобы можно было отвлекать сколь-нибудь значимые силы. Однако, я вижу, что какой-то вопрос у тебя есть, посланник.

— Ваша прозорливость, не уступает вашей мудрости, — снова склонился толстяк, — Вопрос, действительно есть, но он не существенный и лежит, скорее, в плоскости личных отношений, а не государственных. Мой близкий друг потерял племянницу. Девочка не здорова. Как страшно, что иногда Бог, или Боги, лишают разума. Воистину, нет ничего хуже.

— Воистину так, — откликнулся правитель. — Но что я могу сделать?

— До нас дошли слухи, что отроковица эта содержится в темнице, пресветлый князь. Якобы замешана она в чем-то. Но уверяю, если она что и сотворила, то не по умыслу, а лишь в силу одолевающей ее болезни. Мой друг готов возместить убыток по справедливой цене. Либо, если выкуп нам будет в данный момент не по силам, мы можем оставить другого заложника из знатного рода, как гарантию внесения выкупа.

— Вот даже как…

— Мой друг очень страдает. Больно видеть. Сердце разрывается.

— Что ж давайте послушаем несчастного дядю. Тем более мы и знакомы. Ты ведь Юрок-ай-Тойон, и приходил мне представляться пол луны назад.

— Он самый и есть, княже. В тот день, что я у тебя был, она и сбёгла. Как смогла — ума не приложу. Уж следил, так следил! А вообще, после болезни она разумом двинулась. Черный мор в их деревне был. Все почти померли, а у нее лицо обезобразило, руку присушило и вот, значит, с головой что-то случилось, однако.

Юрок говорил странно, как будто хотел показать себя глупее, чем был на самом деле. Кланялся низко, снова как-то мелко тряс головой, сладко и не к месту улыбался.

— Знаешь его? — раздался шепот княжича.

Лишка покивала головой.

— Я его тоже видел, и в очень плохом месте.

Ладислав аккуратно задвинул филенку и подтолкнул девочку к двери. В молчании они снова заплутали по коридорам. В голове у Лишки звенело, руки дрожали и только присутствие княжича, похоже, удерживало ее от позорных и совершенно бессмысленных слез. То, что Юрок ее предал, было очевидно, но зачем? Почему? За что ей все это?