Книга судьи

Глава 7

Глава 7

Юрок сидел возле лавки на которой в беспамятстве лежала Лишка. Раны были не хороши. Большая кровопотеря лишала девочку сил, и яд когтей волколака проникал в организм, встречая только слабое сопротивление, хотя в другой ситуации, он был бы не так опасен ученице скита. Старый шаман смотрел на огонь в очаге, автоматически обтирал девочке лоб, но мыслями был далеко. В пляске пламени видел он то, что осталось далеко позади. Тогда восемь лет назад он не знал, что это последний день его счастливой жизни… или просто последний день жизни, ведь то, что с ним происходило потом, и жизнью назвать нельзя. А тогда, он стоял у юрты, и четыре шамана соседних кланов ставили около его столба, ствол молодой березы. Тот ствол был украшен лентами, бусами, шкурками песцов, но главное, на нем было двадцать одна зарубка-ступень ведущая в верхний мир — столько, сколько бывает лишь раз в тысячу лет. И над ними, на самом верху гордо топорщил перья угольно черный ворон — ворон Удага.

— Если бы сам не видел — не смог бы поверить, — подошел к Юроку старый Мерге. — Одарили боги твой род Юрок. Дали надежду нам всем.

Да… надежду. Никогда не рождался такой сильный шаман, что мог в неполных десять лет подняться до края. Сам Юрок со своим братом полярной совой летел до четырнадцатого неба вслед за Удагой. Дальше ему не было хода, он знал это. А ворон поднимался выше, и не было в нем заметно усталости. Внук, любимый внук, что с детства восхищал и даже пугал деда своим даром стоял в круге шаманов не только, как равный. Легко читал Юрок во взглядах и восхищение, и удивление, и зависть — что уж говорить, люди есть люди. Но главное, уже проступала в глазах готовность покориться. Недаром, в страшное время пришел Удага на землю. Дрожали пласты мирозданья и сила начала покидать мир. Всем было ясно, что дар Удаги — это шанс. И склоняли старые шаманы головы, и благодарили богов за чудо. А он — Юрок — не мог оторвать взгляда от своего Удаги. И смеялся и плакал, не стесняясь посторонних.

И другой огонь вставал перед взором Юрока. Погребальный. Черным тогда казался он шаману. Не было сил смотреть на него. Как будто чужими руками кидал он в него вещи внука. Раненым зверем завыл, когда поставили в костер березу с семью-тремя зарубками. Все кричал, что не мог умереть Удага. Не верил. Хоть сам ходил в сеанс. Искал, пытал духов. Пропал Удага, пропал — не умер. Странный морок одолел Юрока, а внук исчез. Искал шаман следы на земле, потом искал знаки в тонком мире. Долго бился. Уговорил созвать круг, но и все вместе не смогли уловить они и тени Удаги. Пропал мальчик и ворон пропал, как и не было. И на третий год заставили его справить тризну. Как положено попрощаться с шаманом — быть может самым великим шаманом, что рождался на свет, с его Удагой.

— Дед, а дед, Как так мы с вороном разные, но одно? — огорошил Удага Юрока.

Маленький был тогда, только три года справили. В ту зиму заболел мальчик сильно, но Тойон и думать не мог, что не простая то болезнь была, а шаманский путь внука нашел. Да и как такое думать, если никогда про такое не слыхали. Обычно-то как голос ломаться начинает, так и предназначенье шамана находило. Проваливался он в сон или болезнь, это если со стороны смотреть. А на самом деле уходила его душа в тонкий мир, брата искать. Не все могли дорогу найти, духов себе подчинить, и назад вернуться, тоже не всем удавалось. Сам Юрок, уж на что сильный дар имел, а и то, первый свой путь до сих пор с содроганием вспоминает. А тут, малыш совсем, несмышленый, и смотри — смог. Стал Юрок тогда Удагу учить. Ох и строг с ним был. Великий дар, большой выучки требует. Днем наругает шаман Удагу, загоняет его, а ночью, сидит у постели, смотрит на черную, как вороново крыло головку, и улыбается, старый дурак. Ничего с собой поделать не может. А как стал Удага уходить в Великие сеансы, так и пошла о нем слава. Сперва, по ближним стойбищам, а потом и по всей тайге. И Юрок только посмеивался, когда отводили глаза люди, и просили, что не он, не Юрок их делом занялся, но молодой шаман Удага-ворон. И танцевал его мальчик вокруг костра, и гибкое тело его готовилось стать птицей.

А как справили тризну, покинул Юрок стойбище. Ушел ночью один сквозь тайгу. И год без малого шел на запад. Так подсказала ему его птица. А зачем шел — того не ведал. Вот и пять лет миновало в странствиях. Повидал шаман мир, людей, магиков. Сама жизнь поставила его на сторону старых богов. Что делать, время такое — в углу не отсидишься, а новобожники… Имел с ними дело Юрок. Привела его птица в Конунбург. Далеко, однако. Совсем другие земли, язык другой, обычаи. Но, для сильного шамана все то не преграда, тем более, что шел тогда Юрок по следу, как ему казалось верному. Эх, что и вспоминать, бередить душу. Сколько таких ниточек оборвалось. Сколько надежд разбилось. Может и правда умер Удага? Пошел в тайгу без деда и пропал. Мало ли случаев. В десять то лет.

Юрок тряхнул головой, прогоняя мысли о таком конце любимого внука. Сделал усилие, снова воскресил в памяти каменные улочки западного города, толпу в нелепых, и страшно неудобных, по мнению шамана, одеждах. Тогда он сам пошел в магистериум, представился. Не скрыл и профессию, да и как скроешь, когда она, можно сказать, прямо на лице написана. Его сразу к старшему над городскими выжлецами отправили. К этому Юрок тоже был готов. До веры ли ему, когда душа совсем не тем занята. Объяснил он, с чем странствует. На вопрос о приверженности старым богам, ответил прямо — дескать, в той вере рос, а сейчас и пню поклонюсь, если внука отыскать поможет. Ничего путного, конечно, не вышло. И след, что едва заметной тенью вел через город, развеялся, как морок. И расспросы ничего не дали. Да и по глазам видно было, что такого, как Юрок тут впервые видят. А выжлецы с новой верой только оттолкнули старого шамана. Что его тогда смутило, лишь боги ведают. Пренебрежение ли выжлецов к его беде? Самоуверенность будущих владетелей мира? Отсутствие свободы, которое буквально физически душило шамана тогда во время обязательных собраний для новобращающихся? А может все вместе. Но так ли иначе ли, а ушел от них Юрок, как только понял, что нет там Удаги и не было никогда. Перекинулся совой и улетел обратно на восток. Потом уже дошли слухи, что поступок этот выжлецы сочли преступлением, и вроде ищут его теперь. Да, на это шаману плевать. Мертвому грозить нечем, а Юрок был мертв. Мертв… до недавнего времени.

Он поднялся, подбросил в очаг дров, сыпанул целебных трав. Снова подошел к лавке. Лишка лежала оцепенении, кто другой, может уже и похоронил бы ее, так похоже было ее состояние на смерть. Но Юрок видел — дух ее еще не далеко от тела, может вернуться. Вот и сидел он, смотрел, и думал. Ждал, как все повернется. Старик нахмурился. «Что не хочешь самому себе признаться?» — спросил сам себя. А что признаваться? Ну не любит он эту девочку. Не любит. И не хочет любить. Почему ее спасают те, кто не захотел искать его внука. Его внука, который смог бы стать величайшим шаманом, опорой и надеждой старой веры. Почему не спасают Удагу, но носятся с этой слабой, бессильно, бездарной девчонкой? Вот, что встало стеной между ним и Лишкой. Ее вины тут нет. А все равно, не может Юрок преодолеть себя. И не хочет. Тогда, в лесу, страшно сказать, но он надеялся, что убьет волколак девочку. Убьет и снимет с него груз. И сейчас в глубине души желает он ей смерти. Лучше пусть умрет. Чем он Юрок ай-Тойон станет предателем.