Кофе по-ирландски

ГЛАВА 13. ПРОСТИ…

14-18 МАРТА

Чем больше времени проходило с момента нашей последней встречи с Лёшей, тем труднее решиться на новое свидание. Меня радуют воспоминания, но что-то в душе подсказывает, что это просто нечестно с моей стороны – так гнусно пользоваться его симпатией.

В эту пятницу я решительно отказала ему, сославшись на то, что хочу побыть наедине с сыном. Ложь. Довольно мерзкая. Но ещё хуже мне становится на душе оттого, что не смогу ему сказать «Зайка» с теми чувствами, которые буквально всеми жабрами ощущали жители его чудесного аквариума.

Хочу встретиться с девчонками. Заодно и передать новые серьги для Наташи.

Почувствовав внутреннюю свободу от мнимых – и не только – поклонников, сердце требует чего-нибудь нового. Что-то вроде свежего знакомства. Так, всего лишь провести вечер в клубе. Просто так, чтобы хоть немного переключиться с обволакивающих до удушения отношений с Лёшей и, что немаловажно, полностью похоронить встречи с Пашей, неприятно теребящие собственное самолюбие.

Наташка, увидев новенькие серёжки, на порядок дороже той, что осталась без пары по моей вине, выражала искренний восторг относительно моего верного бойфренда. Видите ли, и голос у него такой сексуальный, низкий, манящий, и манеры выше всяческих похвал, и денег, видимо, немало…

И чем больше она расписывала его достоинства, с которыми я в душе не могла не согласиться, тем больше сопротивлялось всё мое существо. Я не отрицала ни слова из того, что она говорила, но внутри поднималась волна негодования. При чём тут голос? При чём тут деньги? Неужели вы не понимаете, что это всё дело даже не десятое, а, как минимум, стопятьсотдвадцатьпятое? Что главное – быть рядом с человеком, равному тебе по крови, для которого ты не просто милая чудачка, спасающая от скучной и однообразной, хотя и сытой, жизни. Что главное – когда не надо открывать кому-то глаза на очевидные тебе вещи, когда смеёшься не по очереди, а одновременно.

Ладно, всё – забыли. Идём в «Вегас».

Полностью отдаюсь музыке и атмосфере бесшабашного веселья. Танцую со всей страстью, стараясь выдать бурлящие эмоции и тревожащие мысли до конца, без остатка. К столику подхожу редко. Не танцую медленные танцы. Вместо этого пережидаю их за столиком, утоляя жажду виски с колой и мохито попеременно. Девчонки не трогают меня, как будто понимая, что я на грани переосмысления чего-то бесконечно-важного в жизни.

Медленный танец… Сижу. Смотрю на подруг, выцепивших из толпы неплохих ребят.

Радуюсь за них. Снова сижу, пью и, наконец, чувствую себя уже слишком нетрезвой, чтобы танцевать вообще…

Сообщения приходят одно за другим, а я их даже не читаю.

Странно, ещё один медленный… Ну и пусть…

И ещё один…

Минут двадцать – одни медленные танцы. Что же это за заказчик-идиот? Он что – всё оставшееся время купил? Ну и пусть: мне всё равно, так даже лучше. Как раз под типично-русский сплин.

Отрешаюсь почти полностью, смотрю в точку, думаю о чём-то своём. А о чём – сейчас уже и не вспомнишь.

Кто-то садится рядом. Лениво поворачиваюсь: сил удивляться просто нет.

Паша. Сидит и улыбается. И плевать. И пусть сидит и улыбается – стол большой, места много…

– Ну и сколько мне ещё ждать?

– Чего?

– Тебя.

– Да пошёл ты.

– А что так грубо-то сразу? Я тут уже полдискотеки песен скупил, а ты всё не идёшь, не ищешь меня…

– А тебе кто-нибудь говорил, что ты дебил и задрот?

– Нет.

– Поздравляю с дебютом.

– Поздравления приняты. Ну что – пойдём отмечать мой дебют?

– А зачем? Я весь вечер за это пью.

– А тебе кто-нибудь говорил, что для девушки ты слишком много пьёшь?

– А тебе не пофиг?

– Пофиг.

– Ну так иди, поищи ту блондинку и поучи её жить. А я в домике, – злорадно бросаю ответ и, характерно так, руки над головой складываю.

– Так что? Незабываемая блондинка, да?

– Не знаю… Это тебя спросить надо, насколько она незабываема.

– А я забываем?

– Ты невспоминаем.

– Как страшный сон?

– Хочешь поговорить об этом?

– Нет.

– Отлично. На этом аудиенция окончена.

Уходит. И хорошо.

Вечер перестаёт быть томным, и я собираюсь домой. Прощаюсь с девчонками, выхожу на улицу и ловлю такси. Середина марта, а всё равно очень холодно.

Как назло, нет такси, лишь водители с непроизносимым акцентом предлагают отвезти в любой район Москвы, только с единственным условием – если я покажу дорогу.

Наконец, подъезжает жёлтая «Приора» с шашечками, и я плюхаюсь на большое мягкое сиденье. Домой. Спать.

По дороге, в свете мелькающих огней ночного города, читаю пришедшие на мобильный сообщения.

«Как у тебя дела?»

«Я просто хотел узнать, как дела»

«Скучаю. Целую. Лёша»

«Почему не отвечаешь? Я волнуюсь»

«Если не ответишь – приеду завтра к тебе. Сильно волнуюсь»

«Я что-то сделал не так?»

«Всё равно ты – лучшая. Зайка»

Вот чё-ё-ёрт!

Не отвечаю. Просто не знаю, что именно написать.

Подъезжаем к подъезду. Из такси выхожу заплаканной. Иду к подъезду.

– Ну так что? Может, всё-таки отметим дебют?

Резко поворачиваюсь – Паша.

Ступор. Полная несостыковка.

– А ты, вообще, как тут оказался?

– Пить меньше надо. Я на заднем сиденье ехал.

Теперь я думаю, что погорячилась насчёт жеманки в креманке. Похоже, моя оперативка тоже нуждается в срочном апгрейде.

Стоя истуканом, я молча смотрела на Пашу, и до меня никак не доходило, а как это он, собственно, мог очутиться на заднем сиденье такси, которое я поймала?

– Ну что?

– Что – что?

– Ну что, пойдём домой?

– В смысле?

– В смысле холодно, и спать уже хочется.

– А-а-а, ну да… Пока, Паша.

Открываю дверь подъезда и собираюсь войти.

– А ты всегда так к провожающим относишься?

– Как именно? Вроде бы все приличия соблюдены, я сказала «пока», что ещё?

– А чаем горячим не угостишь, что ли?

– Ещё чего захотел! Блондинки тебя пусть угощают!

– Да я серьёзно… Мне бы чаю попить и поспать… ну, в смысле просто поспать…

– А что, ты, Паша, ещё и бомж?

– Нет.

– А что ж к себе не едешь чайком побаловаться?

– Ну а если я уеду, кто тебя завтра от похмелья спасать будет?

– С чего это ты взял, что у меня будет похмелье?

– Считал, сколько ты выпила. Могу с полной ответственностью сказать: похмелье будет и довольно жёсткое. И если ты меня сейчас не пустишь, то завтра сама же обвинишь в том, что у меня нет никакой совести и я, такая сволочь, бросил тебя в трудную минуту.

– Просто потрясающие выводы! Но скажу тебе – нет. Справлюсь со своим похмельем как-нибудь сама.

– Если не пустишь, придётся мне всю ночь просидеть под дверью, а утром взламывать её и спасать тебя.

– Не говори ерунды!

– Я ведь правда под дверью сидеть буду… и песни орать… Подумай – самой перед соседями неудобно будет.

– Ты точно полный задрот!

Хлопаю перед его носом дверью и запираюсь на замок.

Смываю макияж, чищу зубы и собираюсь лечь спать.

За дверью слышится ужаснейшее исполнение «Радыё Свабода», но зато на чистейшем белорусском.

Боже! Открываю дверь. Соседи не совсем адекватные люди – могут и в полицию позвонить.

– Заходи.

– Я предупреждал.

– Ты что, приехал из Белоруссии и тебе жить негде, что ли?

– Ага, я из Минска, но жилищную проблему давно решил.

– Ну конечно, теперь-то точно решил…

– Да брось, я живу-то не особо далеко от тебя.

– Ну и что мне теперь с тобой делать?

– Да ничего. Я на кухне посижу, а ты иди спать.

– Отлично! Так и сделаем. Чай найдёшь сам. Кстати, поёшь ты просто чудовищно…

– Ну зато у меня много других талантов.

– Страшно даже и спрашивать, какие именно…

Ушла спать. Да, вот так спокойно ушла спать. И ведь заснула моментально!

***

19 МАРТА

Обещанное Пашей похмелье накрыло уже через пару часов. Я проснулась от невероятно сильной жажды и разрывающей мозг головной боли. Открыла глаза и застонала. И главное – совершенно забыла, что на кухне сидит бомж из Белоруссии, не умеющий толком даже свои песни петь.

Встаю и иду на водопой, по дороге держу оквадратившуюся голову руками и причитаю.

Захожу на кухню, вижу спящего, сидя за столом, Пашу и с трудом вспоминаю, как он тут оказался. Координация движений полностью потеряна, я даже не могу дотянуться до чайника. Плюхаюсь рядом за стол и допиваю остывший чай, которым угощался мой ночной гость. Он вздрагивает и просыпается.

– Что, плохо совсем?

Киваю в ответ, и в этот момент на меня накатывает такой приступ тошноты, что я срываюсь с места и бегу в ванную.

За мной забегает Паша.

– Да уйди ты хоть отсюда!

– Дай я тебя умою.

Освежает холодной водой, вытирает полотенцем моё опухшее лицо, потом мочит полотенце под краном и ведёт меня в комнату.

– Так! Ты сейчас ложишься, прикладываешь полотенце к голове, а я мигом! Где твои ключи от квартиры?

– Вы все там в Минске раздаёте кому попало ключи, да?

– Мне для дела.

Протягиваю ему ключ от квартиры, где хранятся все мои, хоть и небольшие, но всё-таки бережения.

Не помню, сколько его не было, помню только страшную муку. Наконец дверь открылась, и в комнату вбежал Паша, победоносно держа пакет с нарисованным на нём красным крестом. Через пару минут у меня в руке был стакан с водой и шипящей в ней таблеткой.

– Пей!

Выпила.

– Тошнит?

– Да нет уже… вроде не тошнит…

– Сейчас чая крепкого с лимоном тебе сделаю.

Убегает на кухню, гремит чем-то и приносит дымящийся ароматный напиток.

Заставляю себя выпить и это.

– Я тут тебе ещё кефирчика купил и минералки. Как сможешь, так выпей всё это – легче станет. А сейчас просто спи.

Послушно откинулась на подушки и заснула.

В середине дня мне стало гораздо лучше. Я даже смогла встать без головокружения. В квартире было тихо, а на кухонном столе лежала записка: «Мавр сделал своё дело, мавр может уходить».

Вот так: «мавр» ушёл и опять даже номера телефона не оставил.

Ну и что всё это значит, в конце-то концов? Ну почему вся моя жизнь становится похожей на утлое судёнышко, которое отчаянно пытается добраться до берега в суровый шторм?

Почему, даже чудом пришвартовавшись к причалу с поваленными мачтами и сорванными парусами, но оно всё равно берёт припасы и вновь отправляется в неизведанное?

Телефонный звонок. Беру трубку.

– Привет! Ты куда пропала вчера? Я уже не знал, что и думать…

– Привет, Лёш. Я передала твой подарок Наташе.

– А почему не отвечала?

– Я напилась вдрызг.

– У тебя какие-то неприятности?

– Да нет…

– А с чего ты напилась тогда?

– Просто так… взяла и напилась…

– Хочешь, я приеду?

– Нет, мне нужно побыть одной.

– Я не понимаю…

– А что тут понимать? Просто мне не очень хорошо, вот и всё…

– Я мог бы тебе помочь…

– Не надо… помогли тут уже…

– Позвони мне вечером, хорошо?

– Ладно. Пока.

Вздыхаю, откидываюсь снова на подушки и закрываю глаза.

Боже! Да что же творится-то такое со мной? Вспоминаю ночного гостя и не могу не засмеяться. Так и рисуется картинка, как он стоит под дверью, словно мартовский кот, и орёт песню. Сумасшедший!

Приходит мама с Данькой и прямо с порога понимает, что у меня не просто так болит голова.

– Напилась вчера, да?

– Да.

– Всё клубы твои… танцульки… И когда всё это кончится? – Молчу. – Ну кого ты там можешь найти? Одни алкоголики… Тебе о ребёнке думать надо, а не о мужиках, которые по клубам шастают.

– Опять двадцать пять…

– Слушай! Мне уже надоело! Ты шляешься, где попало, тут мужик тебе какой-то звонит почти каждый вечер, и, кажется, он нетрезвый постоянно…

– Какой мужик, мама?

– Не знаю! Какой-то идиот. Я ему сказала, чтоб больше не звонил. Небось, из клуба твоего проклятого.

– Мама! Кто звонил?! Имя!

– Да не помню… Паша, по-моему. Не важно…

– Что ты ему сказала?!

– Я ему сказала, чтобы не звонил, что ты уже встречаешься с молодым человеком… ну… и всё вроде бы…

– Мама!! Говори, что ещё сказала!

– Ты чего на меня кричишь?

– Мама! Что ты ему сказала?

Чуть не плачу, прекрасно зная эту женщину… Она такое может наговорить…

– Да ничего!

– Не ври мне, мама!

– Что-что? У Даньки, вон, насморк был, вот я и сказала ему, чтоб не звонил, что у тебя ребёнок больной!

– Ты так и сказала? Ты сказала, что у меня больной ребёнок?

– Да! Но у него же действительно насморк был.

– И когда это было?

– Да не помню уже…

– То есть позвонил Паша, а ты ему с ходу: «Не звони сюда больше, у неё больной ребёнок?!». И, кстати, насморк у Даньки прошёл ещё недели три назад.

– Да! А что ты хочешь? Мне твои ночные вылазки уже костью в горле! Ты что, собираешься этого алкоголика сюда привести? Не пущу! А если ещё раз позвонит, то так ему и скажу!

Падаю на кровать…

Боже мой! Она сказала, что у меня больной сын… Ну разве Паша может себе представить, что речь шла всего лишь о сопливом носе?

– Спасибо, мама дорогая, за заботу!

– Не за что! Может, за голову возьмёшься, наконец!

– Мама, мама… да иди ты… домой!

Хлоп! Дверь закрывается. Данька сидит на полу и строит башенки из кубиков, а я смотрю на своего «больного» сынишку и реву белугой.

Ну почему он позвонил на домашний? Откуда он вообще узнал номер этого телефона? Почему ничего не сказал мне? Нужно найти его, нужно всё объяснить.

Тут же вытираю слёзы, кормлю Даньку и кидаюсь к телефону.

Гудки… Бесконечные длинные гудки. Наташка, ну где же ты… ну ответь, ответь, ответь…

– Наташ? Говорить можешь?

– Таня, я Семёну ужин готовлю…

– Не умрёт Семён от голода. Ты зачем Паше дала мой номер домашнего телефона?

– А что? Тебя ж не бывает дома-то почти. Да и ты сама говорила, что он задрот и дебил – вот и дала. Пусть долбится… Сказала, что не знаю твоего мобильного.

– Наташа, он позвонил и нарвался на мою маму!

– Да ты что?!

– Да. И она сказала ему, что мой Данька – больной. И что я встречаюсь с мужчиной и скоро за него замуж выйду. Наташа… мне нужно срочно с ним поговорить.

– А зачем он тебе? Ты же с Лёшей…

– Я не знаю, но мне очень надо!

– Погоди… – Бежит с телефоном к голодному Семёну. Слышу часть их разговора. О чём-то спорят, но толком непонятно. – Танюш, мне, правда, жаль, что так получилось, но Пашки нет сейчас в Москве. Ну, в общем, уже почти нет… Он как раз через два часа уезжает в Минск на пару недель. И в мобильном он сим-карту поменял на белорусскую: вон, московскую Сёме отдал на хранение.

Кидаю телефон. Минуту сижу в оцепенении. Что же делать?

Ждать, пока вернётся? Невыносимо. Почему невыносимо? Не знаю… Но знаю только одно – если я прямо сегодня же с ним не поговорю, то не смогу жить эти две недели.

Паша, ну почему ты такой? Почему ты ничего мне не говорил всё это время? Я же думала… чёрт знает что я думала…

Где была моя голова? Почему я сразу ничего не поняла? Ведь было ясно, что он себя совершенно неадекватно ведёт… Чёртова гордость!

Взгляд падает на компьютер. Секунда – и я уже сижу в интернете, ищу, с какого вокзала отходит поезд на Минск. Так…. Белорусский вокзал… поезд фирменный… девять часов сорок пять минут. А часах сколько? Половина восьмого.

Быстро в душ, волосы сушу феном, натягиваю дежурные джинсы, одеваю Даньку и сбегаю по ступенькам на три этажа ниже. Там живёт бабушка, которая иногда помогает мне посидеть с сыном, если это ненадолго.

– Баб Кать! Это Таня…

Из двери показывается седая голова бабушки Кати.

– Ты что, Танюш? Случилось чего?

– Баб Кать! Я заброшу к вам Даньку на пару-тройку часов?

– Ой, милая… а что ж так поздно-то?

– Срочное дело! Просто жизненной важности!

– Ну… коли так, то давай…

Благодарю, отмечаю в голове, что конфетки ей надо бы купить на обратном пути и убегаю ловить машину до Белорусского вокзала. Всю дорогу думаю, как же мне его искать, ведь номера вагона не знаю…

На вокзале я оказываюсь около девяти вечера. Ещё даже поезд не подали. Выясняю в справочной, с какого пути идёт фирменный до Минска и не спеша иду. Сердце колотится как сумасшедшее.

Что ему сказать? Как? Как подойти? Может, я просто дура? Может, это всё совсем для него не так уж важно? Может, он вообще в Минск к девушке своей едет или ещё хуже – к жене… Страшно-то как…

Медленно ползёт состав, люди потихоньку берут чемоданы со скамеек и подходят к платформе. Среди них нет Паши. Людей становится всё больше – я боюсь, что просто не смогу его найти среди этой пёстрой толпы. Дрожу то ли от холода, то ли от нервного напряжения. И тут мне кажется, что там, вдалеке, почти в конце поезда стоит кто-то очень похожий на Пашу…

Точно! Это он! Бегу со всех ног, расталкивая лениво заходящих в свои вагоны пассажиров. Вижу, как протягивает проводнице билет, поднимается по ступенькам в вагон… Не успеваю добежать – он уже зашёл. Вбегаю в вагон и заглядываю в каждое купе. До отправления поезда десять минут, надо успеть ему всё сказать!

Наконец, где-то посередине вагона я толкаю дверь и… Паша! Стоит спиной, кладёт вещи на полку. Так быстро бежала, что не хватает воздуха отдышаться. Просто стою и дышу…

Успела… Успела.

– Таня? – Глаза размером с биллиардные шары.

– Я… я просто хотела, чтоб ты знал, что я не собираюсь замуж, и что мой Данька вовсе не больной, а просто сопливый! И, вообще-то, Наташка знает мой мобильный телефон наизусть!

Непонимающе смотрит на меня и даже присаживается на полку.

– Ну и что же мне теперь делать со всей этой информацией?

– Я… так просто… думала, тебе это будет нужно знать… Извини…

Встаёт, улыбается широко-широко и обнимает меня.

– Дурочка ты!

– Сам ты дурак!

– Я приеду через две недели и сразу позвоню.

– Только не на домашний!

– Хорошо! Под пыткой узнаю у Наташи твой мобильный. Лечи сопли малышу и не делай глупостей. И да… не пей без меня, ладно?

Вытираю неизвестно почему набежавшие слёзы, улыбаюсь, киваю головой и целую его в щеку.

– Тогда до скорой встречи?

– До встречи, вредная строптивая девчонка!

Смеюсь и выхожу из вагона.

***

По дороге домой я зашла в круглосуточный магазин и купила несколько видов шоколадных конфет, каждого вида по-немногу. Баба Катя очень их любит. Зашла к ней и забрала Даньку, который уже почти заснул у неё в кресле, пока она смотрела свой любимый сериал.

– Ой! Спасибо, внучка! Спасибо… сейчас как раз попью чайку с конфетками твоими. Ты приводи Данечку, приводи…

– Спасибо и вам, баб Кать! Что бы я без вас делала!

Поднялись домой, уложила сына спать и стала наливать воды в ванну. Мне нужно было много о чём подумать.

Я так надеялась, что горячая вода согреет, но тело всё равно било мелкой дрожью. А мозг никак не хотел вставать на место. Мысли теперь крутятся безумной каруселью, которую никак не удавалось остановить.

Почему я не спросила, к кому он едет? А вдруг всё-таки есть жена? Что мне делать тогда? Как поступить с Лёшей? Зря я ввязалась в отношения с ним или нет? Пора ли их срочнейшим образом заканчивать или подождать? Как он воспримет? А что будет со мной? Может быть, всё-таки подождать, пока приедет Паша? А что тогда? Я что, узнав, что Паша женат, продолжу встречаться с Лёшей? Бред! Не стану… Не смогу уже…

Не стану? Так вот он ответ! Наконец-то! Хотя бы один ответ на несколько ключевых вопросов найден. Значит, Лёша мне не нужен при любом развитии ситуации? Так зачем я вообще с ним встречалась?

Разум подло подсовывает неприятный вывод. Он шептал мне его и раньше, но я старалась переключиться на более позитивные мысли. Сейчас же он просто кричал: «Да от скуки ты с ним встречалась, тупо от нечего делать! И не надо строить из себя святую!»

Ну и пусть. Пусть так… Не буду оправдываться. Действительно, разве это не глупость – оправдываться перед самой собой? Гложет вина, конечно, не без этого… Но, в конце концов, значит, так было нужно. Значит, было нужно встретить Лёшу, было нужно и то, что он мне стал не нужен. Редкостная тавтология, но ничего не поделаешь.

Надо подумать, как сказать, чтобы не сделать ему слишком больно. Как-то надо это объяснить, чтобы он не взял вину на себя. Чтобы не стал добиваться с ещё большим упорством. Чтобы просто сделал выводы и постарался найти свою настоящую судьбу. Жаль, конечно, но, боюсь, друзьями мы не останемся. Невозможно дружить с человеком, с которым было так хорошо чисто физически. Особенно если решение расстаться принималось единолично.

Но так устроена жизнь – она требует от нас жертв. Она испытывает нас, порой довольно жестоко. В детстве я смотрела программу «В мире животных», в которой передавался сюжет про обезьяну. Она засунула лапу в дупло дерева, в котором хранилось много орехов. Собрала орехи в кулак, и лапа стала гораздо больше отверстия дупла. Высунуть лапу она могла только в том случае, если бы нашла в себе силы отказаться от своей находки. Но она не спешила. Тщетно рвалась, но так и не разжала конечность. Эксперимент стал выглядеть ещё более жестоким, когда рядом с обезьяной поставили целый таз с орехами. Она рвалась так сильно, что я заплакала. Глупая обезьяна была не способна сделать свой выбор. В результате, если бы эксперимент не закончился, обезьяна умерла бы от голода, так и не освободившись и не отведав орехов из таза.

Я вынесла свой урок: чтобы не погибнуть, надо уметь находить в себе силы разжимать кулак. Причём даже если рядом нет таза с орехами.

Решено. Как бы ни сложилось с Пашей, надо всё рассказать Лёше. Надо объяснить ему, почему я не могу быть с ним.