10 ОКТЯБРЯ
Летели дни, календарь чётко отсчитывал месяц, другой, третий… Всё у меня налаживается. Паша работает и учится. Мы проводим все выходные вместе. Когда – с Данькой, а когда и без него. Часто встречаемся с Максом и Ирой. Я счастлива… почти счастлива.
В наших с Пашей отношениях меня устраивает всё: он терпелив и нежен со мной. На него можно положиться, он заботится и обо мне, и о Даньке. Собственно, мы уже фактически семья.
Да. Так-то оно, конечно, так… Но не совсем. Самых главных слов, которых ждёт любая нормальная женщина так и не сказано. К тому же мы никогда не обсуждали будущее. Это потихоньку выбивает почву из-под ног. Казалось бы, жить да радоваться, но нет – так устроена человеческая сущность, что ей всегда и всего мало. Ей жизненно необходимо получить не просто кусочек побольше, а желательно весь и владеть им безраздельно.
Кусочек ко мне сам охотно идёт в руки, но овладеть им безраздельно никак не выходит. Ощущение такое, что всё уже произошло, только я этого не помню. А хочется помнить. Хочется получить то, ради чего я отпустила руку с зажатыми в ней орехами, то, ради чего предпочитала оставаться голодной так долго.
Ко всему прочему, надо сказать, мама тоже частенько сыпала мне соль на рану. Причём соль выбирала исключительно крупного помола. Она начала спрашивать о наших планах на будущее, и поначалу я отвечала, что Паша пока учится, у него совсем нет времени, он уходит в восемь утра, а приходит в одиннадцать вечера.
Но от этих реалий жизни легче не становилось, а новость о предстоящей свадьбе Макса и Иры окончательно выбила из равновесия. Паша будет свидетелем, ну а я должна искренне радоваться за них и веселиться.
Мама довольно странно отреагировала на это событие. Она с истовым энтузиастом готовила меня к нему, как будто это не чужая свадьба, а моя собственная. Вероятно, она полагала, что именно после свадьбы друга что-то щёлкнет в Пашиной голове, и он решится сделать мне предложение. Мама частенько приносила мне то одну кофточку, то другую, но все они были беспощадно отвергнуты мной. Наконец, она купила в каком-то безумно дорогом бутике действительно стоящую вещь. Это была, в общем-то, простая кружевная блуза, но её шитьё удивительным образом подходило к длинной вечерней юбке, которая давным-давно пылилась в гардеробе, не имея достойного повода «погулять».
В целом, костюм получился богатым и элегантным. Не комплект, а, скорее, шикарное вечернее платье. Кроме этого подруга одолжила мне коротенькое белое меховое манто, отчего образ стал совсем уж гламурным.
Сегодня я встала рано: решила довести свой образ до совершенства, хотя когда приехал Паша и поторопил спуститься вниз к такси, то он, к моему удивлению, ничего не сказал относительно моего внешнего вида. Ну да ладно… В конце концов, мужчина есть мужчина. Ему все эти бомонды до лампочки.
Приехали.
Пережила все эти скучные обряды выкупа и прочую старинную чепуху в гордом одиночестве: Паша был занят своими прямыми обязанностями свидетеля, а я никого, кроме невесты, жениха, да Паши, не знала. Всё моё внимание приковала коллега Паши по выкупам и конкурсам – высокая стройная брюнетка. Довольно симпатичная, и уж от меня ей было точно не скрыть откровенной радости при виде такого молодого и красивого мужчины, с которым ей придётся провести весь день. Они очень хорошо смотрелись вместе – оба темноволосые, оба высокие… Красивая пара. И от этого становилось совсем уж грустно.
До ЗАГСа я ещё вполне достойно переносила отсутствие Пашиного ко мне внимания: он свидетель, что ж поделаешь… Надо веселить народ, надо устраивать праздник для молодожёнов. А вот после ЗАГСа совсем уж стало не по себе. Молодые сели в лимузин, забрав с собой и свидетелей, – так что мне пришлось идти с гостями и рассаживаться по микроавтобусам, чтобы и там очередной раз выслушивать восхищение Пашей и Юлей.
Когда стали рождаться пошловатые шуточки в сторону свидетелей, меня заколотило от злобы. Невероятно! Что за дикость?
«А ведь свидетели должны тоже провести первую брачную ночь, вот тогда и будет у молодожёнов счастье».
«Ну какая же они пара! Даже лучше жениха с невестой».
Ну хватит!
– Простите, а я вам всем не мешаю?
Тишина – всё внимание на меня. Смотрят непонимающе.
– Просто чтобы вы знали – меня зовут Татьяна, и я встречаюсь со свидетелем!
Сказала без особого смысла, чтобы просто пометить территорию… Зря сказала…
– Ну, Татьяна, вам не повезло. Юлька-то точно сегодня уведёт Пашу. Вон как глаз-то положила…
Ужас! Что за люди?
Едем дальше, смотрю в окно.
Кто-то сзади хлопает по плечу. Поворачиваюсь. Молодой человек. Не знаю, кто это, но явно в детстве баскетболом увлекался – голова пригнута, а всё равно в потолок упирается.
– На, держи…
Протягивает фляжку. Беру, принюхиваюсь – чистый виски. Делаю несколько жадных глотков….
Передаю фляжку обратно.
Подъехали к ресторану. Всё, чего мне хотелось, – улучить момент и поговорить с Пашей. Свадьба свадьбой, но зачем тогда было приглашать меня, если не собирался обращать на свою девушку ни малейшего внимания? И почему нельзя хотя бы изредка подходить ко мне, а не отвечать пусть даже и видимой, но взаимностью этой Юле? Но подходящий момент так и не наступал. Молодой человек, предложивший мне в машине «обезболивающее», стоял и курил у входа в ресторан. Я решила составить ему компанию. Хоть кто-то сочувствующий…
– Ещё будешь?
– Буду!
Курим и молчим. Смотрю на него украдкой. Да он, собственно, писанный красавец! Только больно угрюмый какой-то… Странно.
– Ты такой грустный. Можно подумать, что это твоя девушка выходит замуж!
– Не-а, это не девушка, это двоюродная сестра.
– Вот оно как… Никогда бы не подумала. Она такая светленькая, такая маленькая… А ты вон какой – лоб здоровый!
– Папе спасибо. И я не грустный, просто спать хочу.
– Да только день начался, а ты уже спать хочешь.
– А я с дежурства сегодня, поэтому не спал.
– Так отпросился бы с дежурства: не каждый день сестра замуж выходит.
– Не смог: сложный случай был… Хирург я. Вызвали – и всё…
Присматриваюсь внимательнее. Нет, не может быть… Слишком изящен и слишком молод, чтобы быть хирургом. Хотя… его руки… Даже не столько руки, сколько пальцы, – ухоженные и очень белые.
– Хирург, говоришь? Людей, значит, режешь, да?
– Нет, я душу лечу.
– Как это?
– А так. Я хирург в кардиологическом отделении. Режу сердца, если твоими словами выражаться, а сердце – это ведь и есть душа.
– Как поэтично! Стало быть, ты хирургией душ занимаешься?
– Ну можно и так сказать… И, кстати, ты станешь моим пациентом, если на всё так болезненно будешь реагировать. Да, и не смотри так. Я тебя с самого начала свадьбы заметил и всё время наблюдал, как ты переживала. Нельзя так…
– Ну вот… Думала, что на свадьбу пришла, а оказалось – на приём к врачу.
– Это хорошо, что ты ещё можешь шутить.
– Спасибо, доктор. Жить буду?
– А куда ты денешься-то? С такой-то энергией… Мне бы такую.
– С чего это ты взял про энергию?
– Стань хирургом – и тоже видеть начнёшь. Живут те, в ком есть энергия. Сразу видно – есть она или нет. Если нет, то тут ни я, ни сам господь Бог не поможет… Ладно, пойдём: все уже рассаживаются по своим местам.
Опять свадьба, опять столы, опять я не знаю, что делать…
– Пойдём к нам! Там, правда, мама моя сидит с тёткой, но они весёлые, тебе точно скучать не дадут. Это мне уже их шуточки надоели…
– Спасибо. Второй раз выручаешь.
– Судьба у меня такая – выручать…
– Повезёт твоей жене…
Подходим к столу. Место молодожёнов со свидетелями очень далеко от нас. Чтобы увидеть Пашу, мне придётся поворачивать голову.
Садимся. Знакомлюсь с двумя миловидными женщинами лет пятидесяти. Ухоженные, умело накрашенные. Очень приятные. Никакого снобизма в глазах.
– Роман, какую ж ты девушку отхватил себе! Молодец, сынок! Нам такие нужны. Сразу видно – генофонд отличный!
Смеюсь. Он меня предупреждал – шуточки будут.
– Нет, мам. Это не я отхватил, а свидетель.
– О! Так ты, милая, – жена Пашина?
– Нет. Я не жена. Мы просто встречаемся. А вы Пашу знаете?
– Ой, милочка, мы уже всех тут знаем. Правда, Люсенька?
Люсенька – родная сестра мамы моего спутника. Веселушка-хохотушка.
– Да, Танечка. Вот доживёте до нашего возраста – и вам снова всё так интересно станет! Прямо как в детстве!
– Я так рада, что именно за ваш столик попала!
– И мы рады! Попробуем вас заставить захомутать Ромку, раз уж вы свободны! А то тридцать пять лет, а хоть бы раз девушку домой привёл…
– Мама! Ты говори, говори – мне уже всё равно. Не реагирую…
– Ну и не реагируй! Танюша, а давайте с вами выпьем?
– С вами – с удовольствием!
– Эх! Жаль, что вы, Танюша, именно с Пашей пришли. Очень жаль. Вряд ли вы, конечно, теперь так резко на Ромку перекинетесь после такого-то кавалера, но мы готовы подождать. Правда, Ром?
– Ага, хоть всю жизнь буду ждать, лишь бы тебе, мама, было о чём поговорить.
– Вот видите, Таня, если вы когда-нибудь решите выйти замуж за хирурга, выбирайте только Рому. Остальные – ещё большие зануды!
– Вы такая… весёлая… Повезло Роме с мамой!
– Ой, Люсенька! Ну это точно наша девочка! Я её уже люблю!
Меня так увлекли эти две удивительные женщины, что я даже на какое-то время позабыла о том, что так тревожило ещё совсем недавно. Однако свадьба шла своим чередом, и пришло время свидетелям произносить тост.
Объявлена тишина в зале. Всё внимание на молодожёнов и свидетелей. Паша и Юля стоят по обе стороны своих подопечных, берут в руки красивые папочки и читают длиннющий тост, который сулит молодым счастье, деньги, как минимум трое детей и ещё много чего. В конце напутствия звучит стандартное «горько», и Макс с Ирой оправдывают ожидания гостей. Счёт идёт до двадцати. И всё бы ничего, если бы кто-то из подвыпивших гостей в угаре не выкрикнул: «А теперь пусть целуются свидетели! Без этого никак – традиция».
Как назло, эту идею подхватили многие из присутствующих. Очень уж им парочка понравилась, и всем хотелось насладиться развитием интриги. Это был тяжёлый для меня момент. Я мысленно молилась, чтобы Паша сделал что угодно, только бы не пошёл на поводу у гостей Иры и Макса.
Свидетели поднимаются со своих мест и улыбаются. Я безотрывно смотрела на Пашу, но он даже не бросил и мимолётного взгляда на меня. Сердце забилось, словно подбитая птица. Никто не сказал, что-то вроде: «Да бросьте, какая традиция?» Или что-то в этом духе…
Паша медлил, а гости ещё больше расходились, и кто-то даже громко выкрикнул: «Горько свидетелям!».
– Пойдём, покурим…
– Не сейчас, Ром.
Мама и тётя Ромы сидели и, не отрывая глаз, смотрели, что же будет дальше. Только Люсенька успела кинуть на меня полный сочувствия взгляд.
Они целовались. Я не могла видеть, как именно, но вспыхнувшие сразу после этого щёки Юли даже с моей близорукостью невозможно было не заметить…
– Я же говорил: пойдём покурим…
– Теперь пойдём…
Люсенька и мама Ромы проводили нас молча, и мне показалось, что в их глазах затеплилась маленькая надежда.
По дороге к выходу я чувствовала, что как минимум половина зала смотрит мне в спину – её так и жгло огнём сплетен и злословий.
– Хочешь, я с ним поговорю?
– Ты? О чём?
– Ну, нельзя так с девушкой…
– С женой – нельзя. А с девушкой, видимо, можно…
– Я бы на такой поступок не решился.
– А у тебя и нет девушки.
– Что будешь делать?
– Я? Не знаю… а что делают на свадьбах, Ром? На свадьбах, Рома, пьют и веселятся! И даже такие зануды, как ты! Веселья не гарантирую, а вот напьюсь точно! Составишь компанию?
– Тебе-то? А тебе разве можно отказать?
– Ну, таких случаев сложных в моей практике ещё не встречалось, но вполне возможно, что какой-нибудь душерез станет первым!
– Не-а, не станет…
Бросаю сигарету в урну и уверенной походкой иду в зал.
Помни, кто ты. Помни, что тебя нельзя сломать. Помни, что ты можешь потерять всё, кроме одного и самого главного в твоей жизни – самой себя. Помни, что говорила бабушка: «Тростинка может надломиться, только если сама этого захочет. А если не захочет – она просто согнётся от порыва ветра, но потом снова поднимется и станет от этого лишь крепче».
Я – тростинка, которая не хочет надламываться. Я согнусь, прогнусь, прижмусь к земле, но выживу и поднимусь… всем ветрам назло.
Мимо проходит Юля. Смотрю ей в глаза – та отводит взгляд, сутулится и чуть не бежит к туалету. Бог с тобой…
Сажусь на место, улыбаюсь. Люсенька и мама Ромы делают вид, что ничего не видели, и что вообще ничего не случилось. Мама Ромы протягивает мне бокал с шампанским.
– Выпей, милая! Веселись! Ты такая молодая – нельзя в молодости не веселиться, это же просто преступление. Я права, Люсенька?
– Да-да! Вот я, когда была помоложе, совсем недавно, лет двадцать пять назад….
И начался рассказ длинною в маленькую жизнь… Прервал его Паша. Он тихо подошёл, положил мне руки на плечи и предложил выйти на улицу. Клянусь, если бы мы были одни, я бы выцарапала ему глаза, переломала бы руки и ноги и… ух… чего бы только с ним не сделала… Но надо было сохранять хорошую мину при плохой игре.
– Нет, я только что оттуда. Сходи один.
Обычно, когда я говорю таким тоном, собаки прижимают уши и хвост, стараясь поскорее убежать с глаз долой. Не громко, нет, но холодно и бескомпромиссно.
– Хорошо.
– Вот и отлично.
Праздник был в разгаре! Я увидела самые чудовищные и пошлейшие конкурсы, которые только скопил народный опыт за последнюю сотню лет. Именно тогда я поняла: если я ещё раз когда-нибудь выйду замуж, ни одна самая мелкая деталь этого праздника не пройдёт мимо меня, я всё сделаю сама и никому ничего не доверю.
Начались танцы. Пара туров – с участием жениха и невесты, потом вальсировали Паша и Юля. Потом они вальсировали вчетвером. Я не смотрела: танцевальная зона была как раз позади меня.
– Татьяна! Вы что, не умеете танцевать?
– С чего вы это взяли, Люсенька?
– Сидите тут со старыми тётками, слушаете их бредни, а между тем Рома был бы совсем не прочь ангажировать вас…
– Тётя! Прошу тебя… мне уже неудобно перед Татьяной.
– И правильно, что неудобно! Молодая дама в таком изысканном туалете сидит, и никто не приглашает её танцевать! Тебе должно быть стыдно, а не просто неудобно!
Я улыбалась. Странно, ведь в моём положении улыбаться вряд ли станешь, но эти женщины настолько обволакивали своей добротой и женской мудростью, что от них при всём желании невозможно было оторваться.
– Кхм-кхм! Татьяна, я приглашаю вас на танец!
Рома вытянулся, наклонил голову чуть вперёд, заложил одну руку за спину и всем своим видом показывал, что он, мол, настоящий гусар.
Мы вышли танцевать одни. Паша с Юлей и Макс с Ириной сидели за своим столом. Но я успела заметить, что Паша как-то явно невпопад отвечает Юле и при этом смотрит на Рому. Достаточно пристально смотрит. Рома оказался парнем не промах. Он деланно поклонился в сторону Паши, поймав на себе его взгляд. Меня это подзадорило. Танцором Рома был просто превосходным! Он кружил меня по всей площадке, и если бы мой папа ещё в детстве не научил меня уверенно держаться в вальсе, я бы непременно оступилась.
Танец захватил меня: мимо проносились лица, цветы, всё сливалось в один большой калейдоскоп, и это было так прекрасно – просто танцевать и ни о чём не думать. Ни одной мысли.
– Можно я у вас заберу свою даму?
– А вот у дамы и поинтересуйтесь.
– Знаете что, дорогие кавалеры, я не стану предметом вашего спора. Я устала и хочу подышать свежим воздухом.
Они одновременно сказали: «Пойдём».
– Нет, я, пожалуй, пойду одна…
Вышла на улицу. Щёки горели от танца. Я прикурила сигарету и посмотрела в тёмное небо. Пускала одно за другим колечки и следила за тем, как они поднимались наверх и таяли…
– Всё-таки обиделась?
– И не надо так подкрадываться, как будто ты кот, который у меня сметану стащил.
– Обиделась, да?
– Я? На что? Ах, вспомнила… ты же Юлю поцеловал? Ну так что ж… поцеловал и поцеловал…
– Я вижу, что тебе плохо от того, что я сделал…
– Правда? А зачем тогда делал?
– Так вышло… такая ситуация, все просили. Толкали в локоть… Это же не мой праздник…
– А! Ясно… Ну так они хотят и чтобы ты с ней переспал. Уверена: найдётся масса желающих над вами свечку подержать. Как в этом случае? Переспишь ради счастья друга?
– Не говори чепухи!
– Знаешь, если ты думаешь, что мне плохо, что я злюсь… Да… вначале было такое. Теперь мне просто всё равно.
– Но ведь и ты вовсю с этим… Ромой веселишься. Чем ты лучше меня?
– А кто меня вынудил так веселиться?
– Но ты же женщина…
– Да. Я – женщина. И, наверное, не самых строгих правил, как ты уже мог убедиться. Но я воспитана так, что когда я кого-то целую, это значит, что в данный конкретный момент я только с этим человеком. Я не могу параллельно раздавать свои симпатии.
– Она мне совсем не нравится.
– Ещё лучше! Я должна быть счастлива, что она тебе не нравится?
– Ну, пойми, я только потом понял, что наделал, и мне было стыдно к тебе даже подходить…
– Бла-бла-бла…
– Я серьёзно. Прости, если можешь…
– Паша, это не тот поступок, за который можно простить или не простить. Это тот поступок, который просто меняет отношение к человеку и всё. Не знаю, что ещё тебе сказать…
– Ты… меня бросаешь?
– А есть, что бросать?
– Да. Есть мы.
– А я пока этого не вижу. Есть я, есть ты. И эти «я» и «ты» отлично проводим время. Так что бросать просто нечего выходит. Прости. Я пойду в зал – замёрзла…
– Накинь мой пиджак…
– О! Спасибо, оставь его для той, которая в очереди за мной стоит.
Юля действительно стояла у выхода, делая вид, что разговаривает с кем-то из гостей.
– Да хочешь, я прямо сейчас ей всё в лицо скажу и объясню?
– Не-а… ты эту кашу из топора заварил, вот теперь и хлебай!
Я пожалась от холода и ушла. Краем глаза увидела, как к Паше засеменила на своих тонких ножках Юля.
***
Свадьба подходила к концу. Гости начинали потихоньку расходиться. Мама Ромы и Люсенька продолжали весело болтать, и я всецело погрузилась в их мир. Рома обнял спинку моего стула – казалось, будто он хочет меня защитить от чего-то. Я действительно чувствовала себя с ним уверенней. Когда Люсенька предложила Роминой маме выйти в дамскую комнату, я спросила, может ли Рома сделать кое-что для меня.
– Сейчас – что угодно. Только не проси меня бить ему морду. Руки – это моё всё.
– Однако! Ты иногда можешь быть совсем не занудным! Я всего лишь хотела тебя попросить проводить меня до дома. В таком виде страшновато одной даже на такси.
– Всего-то? Конечно, провожу. Поедем?
Рому прервал чей-то громкий голос.
– Попрошу внимания! Невеста и жених покидают нас! Но перед отъездом они приглашают в центр зала всех незамужних девушек!
– Ну во-о-о-от… Сейчас букет кидать будут… И не уедешь, ведь неприлично как-то…
– Ничего. Подождём.
– Пойдёшь?
– Куда?
– Ну как – куда? Букет ловить.
– Нет. Ты что? Я не собака, чтобы за кость в стае биться.
– Да ладно тебе! Это же весело! А я посмотрю.
– Нет уж… я тебе такого удовольствия не доставлю, извини. Пусть побьются те, кто ещё ни разу замужем не был, а для меня это уже не так актуально.
Подошли Люсенька и мама Ромы.
– Танюша! Ну что же вы! Ну разве можно не использовать свой шанс и не попытать судьбу?
– Люсенька! Я уже и так её пытаю, и эдак – не сдаётся, ну хоть ты тресни!
– Ох, и молодёжь пошла! Ленивая какая-то. Ну-ка, марш из-за стола!
Рома и Люсенька за локти подняли меня и придали ускорения в спину. Теперь уже на меня смотрели – не могла же я снова сесть за стол. Что делать? Пошла…
Встала с самого края, чтобы минимизировать шансы пролёта букета мимо себя. Юля горела от азарта, и если бы сейчас кто-нибудь выстрелил, она бы точно сорвалась с низкого старта и вырвала бы переходящий букет из рук невесты ещё до броска.
– Раз, два, три….
Передо мной мелькают руки, тела девушек… Как в замедленном показе я вижу их напряжённые лица, Юлину гримасу… Букет же, вопреки всем законам гравитации, летя прямо в Юлины руки, отталкивается от них и резко меняет траекторию. Не очень приятно получить букетом в лицо, но увернуться я не успела, поражённая невозможностью происходящего чисто с научной точки зрения.
– Я, это я поймала его! Видите, у меня даже лепестки остались в руке…
Юля отчаянно пыталась доказать своё право на этот приз. Без толку! Рома стоял совсем недалеко от меня. Он ловко подобрал букет, лихо давший мне пощёчину, и впихнул, ошарашенной происходящим, в руки.
– Нет! Все видели, что букет сам выбрал к кому прилететь! – настойчиво опровергнул он.
Юля только что поняла, как глупо выглядит в глазах всех, покраснела, глаза стали влажными от стыда, после чего она всё же убежала к столу.
Я стояла и нервно мяла многострадальный букет, навсегда потерявший товарный вид. Что с ним делать – ума приложить не могла, поэтому пошла к своему месту и положила на стол. Паша был занят тем, что помогал Максу и Ире собирать подарки и грузить их в машины. Используя эту суету, Рома и я незаметно вышли из зала, поймали машину и уехали.
– Ты что, бросишь теперь его?
– Не знаю пока… Вроде как и не за что, но на душе на редкость пакостно.
– Может, он и правда поддался влиянию и не хотел великочтимую публику разочаровывать?
– Каждый сам решает – быть ему обезьяной или нет.
– А к чему тут обезьяна?
– Да это я так… о своём.
– Мне кажется, он любит тебя.
– Интересный вывод. В какой же конкретно момент свадьбы ты это понял?
– Ты забыла? Я же души лечу – меня не обманешь. И ты его любишь…
– Я? Может, и люблю. Просто сейчас как черепашка в панцирь забралась и ничего ни видеть, ни знать не хочу. Понимаешь?
– Время нужно… Тебе больно, и не говори, что нет. Вот когда людям так сильно больно, они физически не могут ничего видеть и чувствовать, кроме этой боли.
– Наверное, ты прав, о, великий душелечитель!
– Очень бы хотелось, чтобы ты не рубила с плеча. Разбить можно всё что угодно, а вот потом склеить мало кому удаётся. Мне вот не удалось…
– Любил?
– Сильно. И больше не могу пока… болит ещё…
– Эх! Два товарища по несчастью!
– Точно!
Приехали. Рома не собирался даже выходить из такси, но я его всё-таки вытащила. Было действительно больно, и я не могла себе представить, как дожить до утра со всеми этими мыслями наедине с самой собой…
Мы пошли в маленький бар, который находился в соседнем от меня доме и просидели там почти до утра. Старались не говорить о своих сердечных делах – просто болтали обо всём и ни о чём.
Рома уже почти засыпал, и я решила, что веду себя как самая настоящая эгоистка – за своими проблемами совсем позабыла, что человек не спит вот уже вторые сутки. Вызвали такси к моему подъезду, расплатились и вышли…
На ступенях подъезда сидел, обхватив голову руками, пьяный вдрызг Паша. Это было понятно с первого взгляда. Разве трезвый человек сел бы в светлом костюме на грязные и сырые ступени?
Заметив меня, он ещё какое-то время приглядывался к Роме, а потом резко встал и двинулся в нашу сторону.
– Так! Этого ещё не хватало… Всё, твоя любовь сейчас точно будет мне бить морду.
– Ты? Это опять ты? Тебе чего надо от моей девушки? Чего ты всё трёшься около неё?
– Спокойно, молодой человек! Давай без глупостей: я всего лишь проводил Татьяну до дома.
В это время подъехало такси и остановилось как раз возле нас с Ромой.
– Ром, садись давай. А то кто его знает, что ему в голову взбредёт в таком состоянии?
Рома бросил взгляд на Пашу. Тот стоял и раскачивался, не в силах вернуть свой вестибулярный аппарат в адекватный режим работы.
– Нет уж! Теперь я точно не могу уехать… По крайней мере один. Иди домой, а я его заберу и до дома доброшу, – предложил Рома.
– Хорошо! Если что – звони, ладно?
Я чмокнула Рому в щёку и прошла мимо Паши к входной двери. До сих пор не знаю, как Роме удалось уговорить Пашу сесть с ним в такси и уехать… Пусть это останется их тайной.
***
11 ОКТЯБРЯ
Воскресенье.
Сегодня я отключила телефон. Почему? Просто не хочу, чтобы Паша позвонил. Не знаю, что сказать ему, боюсь того, что он, возможно, будет просить прощения, а я не готова вот так просто взять и голыми руками вытащить острую занозу из сердца. Эта заноза сидит крепко и постоянно даёт о себе знать то и дело накатывающей тоской и глазами на мокром месте…
***
12 ОКТЯБРЯ
Понедельник.
Я чувствую себя спокойнее – где как не на работе можно вытащить любую занозу, пусть и всего лишь на время… Моё лицо столь суровое, что даже Веруся, которая всегда по утрам предлагает мне попить кофейку и поболтать, на этот раз отступила от правила. И очень кстати – говорить вообще не хотелось. К счастью, весь рабочий день мне удаётся ударно трудиться, и почти ни с кем не вступать в долгие дискуссии.
Ровно в семь вечера я вышла из офиса, намереваясь по пути зайти в супермаркет, чтобы заполнить дома холодильник. От стресса всё время хотелось есть. Но – то ли ангел-хранитель чрезмерно пёкся о моей фигуре, то ли, наоборот, злой рок решил заморить голодом – прямо у входа в офис меня поджидал Юра. Я даже чуть рот не открыла от удивления: он же давно уехал из города.
– Юра? Привет… Какими судьбами?
– Да вашими с Пашей судьбами, вашими…
– Не поняла…
– А чего тут непонятного? Друг в беде: барышня его бросила, на телефонные звонки не отвечает, общаться не хочет. Как теперь без меня-то? Прилетел сегодня, не могу ж я дать Пашке пропасть почём зря.
– Ты прилетел, чтобы нас помирить, что ли?
– Ой, догадливая какая! Умничка!
– Юра, напрасно всё это. Мы не ссорились, чтобы мириться.
– Так, краса моя. Давай-ка поедем что-нибудь съедим, потому что я с утра ничего не ел из-за вас, а там и поговорим…
– Юр, я, конечно, рада, что у Паши такие друзья, но я, по-моему, вовсе не обязана с тобой объясняться. Мне домой пора.
– И ты хочешь сказать, что я бросил все свои дела, только чтобы прилететь сюда и мне дали от ворот поворот?
– А что? Непривычно, да?
– Не то, что непривычно, это просто неслыханно! Где это видано, чтобы из-за какой-то бабы…
– Я не баба. Мы, по-моему, этот вопрос утрясли уже. Или нет?
– Ага! Простите, мадам! Где это видано, чтобы из-за какой-то мадам, человек уже вторые сутки не в себе был? Я Пашку таким вообще не знал никогда. Так и друга лишиться недолго, так что всё же попрошу хотя бы со мной поговорить, если с ним не хочешь.
– Да и с тобой не горю желанием, если честно, уж прости…
– Всё! Стоп! Всё понял. План «А» не сработал – что ж, придётся переходить к плану «Б».
Юра свистит, тут же подъезжает машина, открывается задняя дверь, меня заталкивают, и машина срывается с места.
Да что же это такое-то? Чуть что – меня в машины силком сажают. Хорошо хоть на этот раз хоть мешок на голову не накинули… Судьба, что ли такая? И, главное, что характерно – уже второй раз это каким-то образом связано со свадьбой… Надо будет об этом подумать…
– Поборол, да? Ой, какие мы сильные! Нашёл с кем справиться…
Юра деланно вздыхает:
– И на что только не пойдёшь ради друга.
Сижу и молчу. Да пошло оно всё!
Подъезжаем к знакомому уже ресторанчику на Пролетарской, заходим внутрь. Спиной к нам за самым крайним столиком сидит… Паша! Так вот оно что – сговорились друзья-товарищи.
Юра окрикивает Пашу, тот поворачивается и ошеломлёнными глазами, не верящими в то, что всё получилось, смотрит на меня.
– Ну… это… я пойду к знакомому заеду на часок, а потом в аэропорт. Приятно было увидеться, Таня!
Сказав это, Юра словно растворился.
Паша поднялся со стула, и по его выражению лица было видно, что спал и ел он крайне мало в последнее время. Обычно горящая румянцем кожа на щеках потеряла краски. Стало даже жаль его жаль – так плохо он никогда не выглядел…
Разыгрывать перед ним театральную сцену с громким выражением своего возмущения и картинным уходом из ресторана бесполезно. Просто села за стол. Паша тоже сел, точнее не сел, а буквально упал на стул. Он молча закурил, но это занятие вряд ли доставляло ему привычное удовольствие – руки тряслись так, что пепел никак не мог упасть в пепельницу… Глядя мне в глаза, этот замученный обстоятельствами молодой мужчина хотел что-то сказать, но каждый раз осекался. Начинал говорить, запинался и снова замолкал, прикуривая одну сигарету от другой…
Я прекрасно понимаю, как тяжело выносить на свет Божий то, что у тебя сидит слишком глубоко в душе. И как страшно, всё-таки найдя в себе силы и сказав это, увидеть полнейшее непонимание в глазах того, к кому пытался воззвать.
– Прости…
И всё… больше сил у него не хватило. Просто «прости»… Голова опускается практически к поверхности стола, а пепел растворяется в капельках слёз… Опять мужские слёзы… Но в этот раз я не наделаю ошибкок. В этот раз я не позволю каким-то дурацким правилам игры сделать меня несчастной. В этот раз я всё-же выйду из вагона на перрон.
– Проводи меня домой, Паша. Я так устала…
– Ты позволишь?
– Да.
Мы вышли из ресторана и сели в машину. Я смотрела на его лицо, и мне не нужны были слова, чтобы понять Пашины чувства. Страх… безумный, почти животный страх того, что, возможно, ты допустил такую ошибку, которую нельзя исправить никакими самыми лучшими поступками и никакими самыми красивыми словами.
Кто первым сказал глупость про то, что настоящие мужчины не должны плакать? Кто решил, что несколько капелек боли, показавшиеся на глазах, автоматом превращают сильного мужчину в слабого? Я знаю… Это придумано из тихой зависти к тем, у кого всё ещё есть душа.
– Ты простишь?
– Уже простила.
– Я дурак….
– Мы оба дураки.
– Я так боялся, что ты не простишь…
– А я так боялась, что ты не попросишь прощения…
– Не могу без тебя…
– А я не знала, как вообще жить дальше…
Мы читаем книги и смотрим фильмы про отважных женщин, которые упиваются своей гордыней и ничего в этой жизни им не страшно. Мы тихо завидуем им, видя, что их «смелость» приводит к счастливой и успешной жизни. Кто-то даже берёт их себе в пример… Но мало кто задумывается о том, что жизнь – это не сценарий с заранее известным хэппи-эндом.
Мужчины, женщины… Мы, в большинстве своём, не актёры, а всё равно пытаемся порой сыграть в большом спектакле, надеясь получить признание зрителей. Кому-то это удаётся, а кто-то заигрывается настолько, что тщательно срежиссированное представление начинает больше походить на казино с минимальной ставкой на собственное счастье.
Что нам дороже: аплодисменты или мир в доме? Каждый для себя решает сам. Для меня же в этот вечер выбор стал очевидным: я готова покинуть большую сцену раз и навсегда… И пусть мои ожидания оправдываются редко и не полностью, пусть я не услышу всего того, чего так жаждет сердце, но я больше никогда не буду пытаться запрыгнуть в последний вагон поезда, отъезжающего от города, в котором живет Любовь. Теперь я всегда буду бояться, что купленный мной билет может оказаться билетом в один конец…
***
23 ОКТЯБРЯ
Жизнь снова вошла в свою колею. Работа, дом, сын, встречи с Пашей… Он проводит со мной все выходные: приезжает в пятницу и только в понедельник утром уезжает на работу. На неделе мы видимся редко – только если у Паши отменяются занятия.
Я много работаю, чтобы будние дни летели быстрее. Радуюсь за Макса и Ирину, у которых, как выяснилось, скоро грядёт пополнение в семье. Только сейчас обратила внимание на растущий животик и искренне радуюсь за Иринку. Её глаза светятся счастьем. Ещё бы! Макс – сама учтивость: и ботиночки ей наденет, и держит всегда под локоток, чтобы, не дай Бог, не упала… А сколько нежности чувствовалось в том, как и что они говорят друг другу…
А я так и не услышала от Паши того, на что надеялась… Нельзя сказать, чтобы из этого можно было делать трагедию какую-то, но, надо признать, грустно становилось всё чаще.
Сижу за компьютером и просчитываю сложнейший заказ на печать. Слышу – мобильный тихо пикнул. Пришла смс-ка. Вначале я даже не обратила на неё внимания – брат частенько переговаривался со мной именно таким образом, чтобы не бегать из кабинета в кабинет. Но потом телефон начал издавать характерные звуки всё чаще, привлекая к себе мой взгляд. Видимо, что-то очень важное. Открываю и…
Он: Привет! Я новый номер установил – добавишь в контакты?
Я: Привет, а ты кто?
Он: Зайка…
Сердце даже не ёкнуло, не появилась тревога в душе, и я не собиралась больше скрываться от общения с кем бы то ни было, ведь для меня всё давно стало ясным и понятным.
Я: Привет. Добавлю, конечно.
Он: Как твои дела?
Я: Отлично, а у тебя?
Он: У меня тоже.
Я: Рада за тебя… искренне рада.
Он: Кстати, поздравь меня! Я женился не так давно…
Я: Лёша! Я поздравляю тебя с этим!
Он: А ты когда вышла замуж?
Я: Я не вышла замуж…
Он: Ой, прости!
Я: За что?
Он: Ну, ступил…
Я: Глупость какая…
Он: Так ты встречаешься с кем-нибудь?
Я: Да.
Он: Давно?
Я: Давно.
Он: Понятно! А я еду жене машину покупать!
Я: Теперь рада и за твою жену тоже.
Он: Решили тоже «Аудюху» взять, но только красную.
Я: Отличное решение.
Он: Ну да, красный цвет больше для женщин подходит.
Я: Спорный вопрос.
Он: А у твоего парня какая машина?
Я: Никакой нет.
Он: Как это?
Я: Вот как то так…
Он: У него что, денег нет совсем?
Я: Есть, но машина сейчас не нужна…
Он: Мне не понять…
Я: Да, тебе, видимо, многого всё-таки так и не понять…
Он: Может, встретимся?
Я: Зачем?
Он: Ну, так… поговорим, вспомним… Нам ведь есть что вспомнить?
Я: Что вспомнить есть, а вот смысла это вспоминать – нет.
Он: Ладно! Странная ты… Я побежал…
Я: Беги, зайка… беги…
Зайка женился… Это просто прекрасно! Но вот с чего бы это женатые люди стали разыскивать старых подружек, да ещё хвалиться перед ними, какие дорогие вещи они дарят своим жёнам? К чему это? Макнуть меня? Сказать, какой была дурой, что пренебрегла таким отличным парнем?
Вполне возможно… Но если всё так, то это значит, что Лёша совершенно ничего не понял. Он без особого сопротивления стал достойной частью своего мира, над которым мы так смеялись когда-то…
Прошедший разговор, который явно имел своей целью выбить меня из равновесия, забылся на удивление быстро. Равновесие не пострадало ни капельки, и я спокойно проработала остаток дня.
***
25 ОКТЯБРЯ
В эту долгожданную субботу мы с Данькой и Пашей ездили к Максу и Ирине, гуляли в Митинском лесу, жарили шашлыки у озера и наслаждались природой. Погода, на удивление, стояла прекрасная! Макс бегал вокруг нас с фотоаппаратом, изображая папарацци. Все смеялись и дурачились, стараясь скривить рожицу позабавнее. В самый разгар веселья к нам на полянку выбежала большая собака. Она остановилась, посмотрела на нас, потешно склонив голову на бок, и, решив, видимо, что мы для неё не представляем никакой опасности, радостно завиляла пушистым хвостом и подошла ближе.
Никогда в жизни я не видела таких собак. Богатая светло-рыжая шерсть, добрая морда и что-то ещё неуловимое так и манили погладить её. Я позвала нашу неожиданную гостью, и она тут же подошла ко мне. Собака положила морду на мои колени, а я мяла ей ушки, трогала мокрый холодный нос и млела от её шелковой шёрстки… Питомец тоже жмурился от удовольствия и… улыбался! Действительно улыбался – это заметили все!
Между нами возникла любовь с первого взгляда, хоть я и не имела представления, как называется порода подошедшей к нам собаки, но в данный момент я чётко для себя решила, что когда-нибудь у меня будет именно такая… Собака с человеческими глазами.
Через какое-то время на поляну вышла женщина. Рядом с ней шли ещё две точно таких же собаки, только белого окраса. Нереально белого. На кипенных мордах чернели угольки глаз и носа. Удивительной красоты животные… Женщина позвала к себе беглеца, и собака, которая ещё минуту назад была в моих руках вдруг подобралась, вытянулась и покорно пошла к своей хозяйке. Та что-то тихо выговаривала ей, и пёс, судя по всему понимая, что нарушил дисциплину, опустил голову и прижал ушки. Понимает язык людей! Каждое слово!
– Извините! Не могли бы вы подсказать, как называется порода ваших собак?
– Золотистый ретривер.
Золотистый ретривер… Какое красивое название…
– Паша, давай заведём такую собаку, а?
– Нет! Тебе что, огонь-кота мало?
– Ну кот – это кот… А собака… такая собака – не просто животное… Я почувствовала её, понимаешь? В этой собаке – вся я…
– Посмотрим. Пока я не готов…
– А когда? Когда ты будешь готов?
– А ты сама-то готова ко второму ребёнку?
– Что?..
– Собака – это, правда, совсем не кот. Собака – это ребёнок. Понимаешь?
– Понимаю…
Пашины слова плотно засели в голове. Я решила, что он полностью прав. Мы возьмём эту собаку, когда я буду готова ко второму ребёнку, и это обязательно когда-нибудь случится.
Макс гонялся за Данилой. Мы с Ириной вели обычные женские разговоры, а Паша занимался поддержанием огня в костре. Вскоре стемнело, и мы начали собираться домой.
Всю дорогу я мечтала о золотистом ретривере: представляла, как я с ним буду гулять, как буду радоваться восторженным взглядам прохожих, как буду им гордиться, как буду зарываться лицом в его шерсть и вдыхать, пусть для кого-то и не совсем приятный, а для меня теперь самый родной запах. И он будет непременно белым-пребелым. Как самый большой кусок сахара.