Когда разливается Акселян

XVI

Тимер Янсаров появился в деревне на другой день. Настроение у него было приподнятое, радостное. Он строил всякие приятные планы. Нина Круглова именно та девушка, о которой он мечтал, и времени пройдет немного, как они станут жить вместе. Одно было ему не совсем ясно, или он привезет ее в деревню, или сам переедет в город. Но где бы они ни жили, будут счастливы. Любовь Тимера во многом изменила и его отношение к людям. Он всем желал от всей души такого же счастья и радости, какое было у него, а для этого надо как-то благоустроить жизнь колхозников. Организовать красный уголок во второй половине Гареева дома. И сейчас есть уже немало книг для этого, выписано около десятка газет и журналов, а когда установят там радиоприемник, красный уголок оживет.

С такими мечтами он и пришел в правление колхоза. Его встретил Якуб, поздоровался, спросил о каких-то пустяках, а потом вынул из ящика стола какую-то бумагу.

— На-ка вот, прочитай. Вон как у нас научились писать заявления.

Конечно, бригадир мог бы и не поднимать неожиданный и неприятный разговор о происшедших событиях, мог бы немного хоть подготовить председателя. Но он хотел испытать его, как тот воспримет дурную весть, что скажет парень, какое примет решение. И пока Янсаров читал заявление, он не сводил с него глаз, следил за малейшими движениями чувств, выражением лица председателя.

Между тем подошли и Фахри с Булатом.

Содержание заявления, подписанного вкруговую, было примерно такое: «Около года мы уже состоим в колхозе, но лучше жить не стали. Урожай не уродился. Даже когда мы жили единолично, то собирали урожай побольше этого. А зерно разворовали, кто мог. У нас сейчас нет хлеба, как зиму переживем, не знаем. А еще уничтожили телят. Хозяйство распадается. Если так будет продолжаться, совсем разоримся. Товарищ Сталин не говорил, что колхозы должны быть такими. Наверно, мы поторопились записаться в колхоз. Мы подумали, подумали да и решили выйти из колхоза, решили написать это заявление, чтобы не пропасть совсем. Надеемся, что в нашей просьбе не будет отказано, так как колхозы дело добровольное. Если нам откажут, мы будем писать самому товарищу Сталину!»

В конце заявления в виде кольца были поставлены подписи.

— Да, написано гладко, ничего не скажешь, — сказал Тимер, прочитав заявление. Он посмотрел на Якуба и Булата, которые сидели на корточках у печки и курили табак. — Мне кажется, что здесь замешана чья-то грязная рука. Ну что ж поделаешь, если хотят, мы их отпустим. Верно, Фахри?

— Не знаю, — пробормотал тот. — Я в этих делах не понимаю. Пускай говорит сосед Якуб, у него голова большая.

— И скажу! — Якуб подошел к столу и сел. — Выбросить всегда легче, чем поднять. В нашей деревне одна третья часть людей единоличники. Это немало. Прежде чем принимать решение, я думаю, надо выяснить причины, что же заставило людей написать это заявление. Во-первых, пишущие указывают на неурожай. Это правильно, на это нечего возразить. У нас не было опыта, мы не умели толком обработать землю да и ленились, честно говоря. Но все это мы наладим в будущем году. Надо терпеливо ждать. Ну, а что касается воровства, мол, хлеб у нас разворовали, то ведь Сакай и Хаммат наказаны за это. Вот на общем собрании и надо прямо сказать об этом, смело. Но тут есть еще одна причина, которая не ясна, — гибель телят.

— И этот туман надо рассеять! — Тимер стукнул ладонью по столу, вдруг почувствовав в себе уверенность после убедительных слов бригадира.

— Правильно, — согласился Якуб. — Но надо действовать обдуманно. Можно его рассеять, этот туман, и надо. Поэтому у меня есть один вопрос к Фахри, пусть расскажет все. Ведь он как-никак заведующий фермой, человек ответственный.

— Конечно, ответственный, — сказал Фахри и прокашлялся.

— Ну так вот, как ты смотришь, Фахри, на гибель телят?

Вопрос оказался трудноватым для Фахри, хотя он единственный, кто мог бы правильно ответить на него. Фахри невольно втянул голову в плечи и повторил:

— Гибель телят?

— Да, гибель телят, — сказал Якуб и, увидев, как тот невольно покраснел, добавил сурово: — Как это получилось, по-твоему?

— Уместный вопрос, — поддержал Булат слова своего друга и тоже уставился на Фахри.

— Здесь, по-моему, не над чем ломать голову. Каждый знает, что телята не терпят холода. Удивляюсь я тебе, сосед мой Якуб, ведь твой дед всегда держал много скота, тебе ли не знать о таком пустяке?

Он пытался задеть бригадира, намекнув на богатого дедушку Якуба, чьи кости, впрочем, уже давно сгнили.

— И все же ты отвечай яснее.

— Да уж куда яснее! Может, плохо уха живали или кормили из грязной посуды. Помните, наверно, еще в прошлом году у кулака Гарея пало сразу три теленка. Подхватили чахотку, потому что кормили из грязной посуды. И наши телята кашляли, кто знает, может, и они чахоточными были?

— Значит, ты подозреваешь чахотку?

— Да, товарищ Янсаров, именно ее и подозреваю.

Но слова заведующего фермой не очень-то убедили присутствующих. Они знали, что Байназар хорошо ухаживал за скотом. Наступило неловкое молчание. В это время дверь открылась, и вошел сам Байназар с результатами анализа, которые выдал районный ветеринарный пункт. Бумагу прочитали вслух. Там было ясно сказано, что телята погибли не от туберкулеза, а от простуды, от воспаления легких.

— Смотри-ка, простудились, — зло сказал Якуб. — А ведь телятник хорошо отапливается.

— А много ли надо поздно родившимся хилым телятам? — сказал Фахри, стараясь отвести подозрения бригадира. — В марте месяце и то бывает трудно уберечь таких.

— Я в это не верю, — отрезал Якуб, пытливо глядя то на заведующего формой, то на старшего скотника. — Как же все-таки это получилось? Байназар, может быть, ты лучше меня знаешь? Ведь ты целыми днями у телят.

— Не знаю, когда они могли простудиться, — задумался Байназар. — Может быть, простудились, когда Фахри-агай велел держать дверь телятника открытой?

Эти слова сокрушили Фахри, будто гром среди ясного неба. Он действительно велел как-то открыть дверь телятника под предлогом проветривания. Пол моментально заледенел, в телятнике сильно похолодало, а печь на ночь не затопили. Именно в эту ночь и простудились телята. Кому об этом лучше знать, как не Фахри, который нарочно подстроил такую штуку? Но он никак не ожидал, что кто-то дознается про это.

— Да, — сказал он подавленным голосом, как человек, который понял свою ошибку и раскаивается от всей души. — Действительно, я велел немного проветрить телятник. Но никак не думал, что случится такая беда. Товарищ Янсаров перед своим отъездом как-то зашел в телятник и сказал, что надо бы проветрить, очень сыро. Вот я и открыл дверь ненадолго. Только неужели они успели за это короткое время простудиться? Ну что ж, большую, непоправимую ошибку допустил я. Вина на мне. Произошла ошибка, товарищи, простите меня!

Голос у него прервался, слезы показались на глазах. Когда увидели, что здоровый, как ломовая лошадь, человек плачет, признает свою ошибку, ему поверили.

Тимер, чтобы успокоить Фахри, сказал:

— Ладно уж, была допущена ошибка. Что поделаешь, колхоз хозяйство крупное, руководить не научились, в новом деле ошибки всегда бывают. Но это предупреждение, товарищи, впредь надо быть осторожнее.

После его слов, когда дело с телятами вроде прояснилось, Фахри и Байназар ушли. Тимер, Якуб и Булат остались втроем.

Бригадира удивило поведение председателя, его мягкость в решении такого неприятного вопроса, как гибель телят. Когда он начинал работать, то таким не был. Интересно, что с ним случилось? Ответить на это пока Якуб не мог, потому что ему были неизвестны перемены, происшедшие в душе у парня. Он не знал, что Тимер влюблен до потери памяти. А влюбленные, счастливые невольно видят мир только прекрасным, закрывая глаза на неприятные факты. Им никого не хочется обижать.

Кроме того Тимер всегда уважал крепко сложенных мужчин, мол, в здоровом теле здоровый дух. Поэтому к Фахри у него было сложное отношение. С одной стороны, он уважал его физическую силу, а с другой — жалел его за расхлябанность и безволие.

— Что же теперь делать? — сказал Тимер. — Наверно, надо провести общее собрание. Так мы и сделаем.

— Обязательно, — сказал бригадир. — Просто необходимо.

— Завтра же соберем! — энергично сказал Тимер и тут же стал составлять повестку дня. — Первый вопрос — возвращение на ферму колхозных коров. Второе — рассмотрение коллективного заявления. Идет?

— Пойдет, — согласился Якуб. — Но назначать собрание на завтра, я думаю, слишком поспешно. Сначала мы с Булатом попробуем поговорить с теми, кто подписал заявление. Сами они дошли до этого, своим умом, или их кто-то подстрекал? А если последнее верно, то надо с ними поговорить по душам. Может быть, они откажутся от своего заявления.

— Хороший совет, — согласился Тимер.

— Нам их нежелательно выгонять. Их выгонишь, за ними пойдут другие. Ты же видишь, заявление подписали одни только бедняки. Мне кажется, все это неспроста. За беднотой потянутся и середняки, они только этого и ждут.

— Верно, Якуб.

— Потом вот что, друг, — сказал бригадир. — Не слишком ли ты мягко поступил с Фахри? По-моему, это неправильно. Это не тот человек, которому можно доверять. Со времени организации колхоза он толком не работал. Только после того, как была уничтожена его опора Гарей-бай и Шиган Сакай, он вроде бы начал исправляться.

— Ну а коли так, раз исправляется, надо поддержать его, — возразил председатель. — Ведь он бедняк, нехорошо оттирать его в сторону. Такой здоровяк, как Фахри, нам нужен. Если станет порядочным, со временем из него выйдет хороший колхозник. Работать будет, горы свернет.

— Ладно уж, тебе виднее, — сказал Якуб. — Я просто так, к слову. Ты, наверно, не завтракал. Может, сходим ко мне да попьем чайку?

— Чайку? Это здорово! Чай не пьешь, какая сила? — рассмеялся Тимер, потирая руки. И вскочил из-за стола.

— Вот это да, как сказали ему про чай, так и подпрыгнул, — сказал Булат. — Как будто человек, который без чаю ни дня прожить не может.

— А ты не смейся, Булат-агай. Как только я вернулся в деревню, так и стал любителем чая. Пошли, сам увидишь, сколько я могу выпить.

— Хозяин-то не приглашает, как я пойду?

— Айда, друг Булат, я тебе всегда рад. Если я хозяин дома, то Тимер хозяин колхоза. Возможно, у него есть гостинец, который он привез из города, а?

— Ну и чутье у тебя, агай, — рассмеялся Тимер, — есть и вправду у меня один гостинец…

— Ага! — вскочил Булат. — А не в бутылке ли твой гостинец?

— Увидишь, когда придешь, — улыбнулся Тимер Янсаров.

— Ну так пошли скорее! От такого чая грех отказываться.

— Только знайте, что гостинец только для вас двоих, — сказал Тимер.

Они вышли из правления и направились к Якубу Мурзабаеву.