Когда разливается Акселян

III

Отец Шарафа старик Гариф встал в это утро по привычке рано. Ребята еще спали в сарае, на сеновале. Гариф в задумчивости походил возле дома, потом направился на колхозный конный двор, где задал лошадям овса.

Когда он возвратился, Тимер в одних трусах делал на сеновале зарядку. Приняв его по слабости зрения за своего сына, Гариф обрадованно закричал:

— Так-так, сынок, закаляйся! Нас, когда я был на ерманской войне, заставляли умываться зимой снегом.

— Закаляюсь, агай, закаляюсь! — ответил Тимер.

— Ба, гость ведь у нас!.. А я думал Шараф. Здравствуй! Что-то не узнаю никак, — прикрыв правой ладонью глаза, старик прищурился и посмотрел наверх.

— Здравствуйте, Гариф-агай! — Тимер, уже одетый и обутый, спрыгнул на землю, прямо перед стариком. Я Тимербулат, сын Булата. Помнишь, один из «комиссаров», которых ты вез в Ташлы?..

— Ага, свой род, значит, кипчак! — старик, обрадовавшись, обнял гостя и с укором крикнул сыну. — Вставай, что до сих пор валяешься, как сын шакманца Гарея Барый!

Шараф давно уже проснулся, но продолжал лежать, поеживаясь от утренней прохлады. Услышав голос отца, он быстро оделся и быстро спустился на землю.

— Вернулся сын Булата! Очень хорошо, очень!.. Жаль, не увидел свою бедную мать. Пусть пухом будет ей земля, — старик Гариф смахнул ладонью неожиданно навернувшиеся слезы и обратился к Шарафу. — Идите к Муйынлы, быстренько умойтесь, — и не дожидаясь, пока ребята уйдут, заторопился в дом. — Мать, собирай скорее на стол! У нас гость, а мы ничего не знаем.

Утреннее чаепитие продолжалось долго, но Тимер вроде и не напился. Старик Гариф беспрестанно говорил, отвлекая других разговорами, сам же умудрялся перепробовать все выставленные кушанья. Однако сегодня ел он все-таки мало. До того ли, ведь разговор шел о колхозе! А этот вопрос с маху не разжуешь.

От долгого сидения у Тимера затекли ноги. Что ни говори, отвык в городе. Разучился сидеть на нарах, скрестив ноги…

Он встал с места и подошел к столу, где лежали книги. На стене, между двух окон, в черных рамках висело несколько фотографий. Внимание его привлекла одна из них, пожелтевшая от давности и вделанная в самодельную рамку. Трудно было разобрать, кто изображен на ней, вроде бы группа военных. Один из них держит в руках револьвер, на груди его медаль, сидит подбоченясь, подняв голову вверх, и смотрит куда-то в небо…

— Кто это?

Вот тебе на! Старик Гариф даже растерялся.

— Неужто не узнаешь? — Он проворно спустился с нар, подошел к стене и, тыча пальцем, стал объяснять: — Вот это я сижу, в Варшау[6], а тот с левольвером — Сакай Султанов, нынешний председатель колхоза. Узнал теперь?

— Ага!..

— Конечно, ага! Старая армия. Служили мы в Варшау в 191-ом пехотном полку. Так вот, однажды в свободный день решили мы искупаться. И вдруг на берегу поднялся страшный шум. Оказывается, собачка жены одного крупного офицера свалилась в воду. Султанов, не долго думая, в чем был бросился в воду. Спас эту собачонку. Офицерская жена так благодарила его, так благодарила! Наверное, дорогая была собачка, всегда с ней только ходила, даже, говорили, не знаю — правда ли, даже с ней спала вместе. Ну и пошел Сакай в гору: медаль дали, а затем и в унтеры произвели…

— Какой смелый человек! — с иронией засмеялся Тимер.

— Эй! — не поняв его насмешки, старик только махнул рукой. — Этот человек и сам как собачка! И раньше жил припеваючи, и сейчас не тужит. Двух зайцев сразу ловит, двух! Острый нюх у собаки. А как стал председателем колхоза, дела его пошли совсем гладко. Говорит: «Колхоз должен помогать единоличникам!». И выдает весной семена Гарею, Мирзакаю, Шигапу… А они, чтоб их сожрали голодные волки, разве нуждаются в семенах? Но раз председателю свои люди, друзья… Как хочешь, а по-моему это неправильно. Так и я бы не вступал в колхоз, получал бы помощь и жил себе ладненько.

— Правильно, Гариф-агай!

— А как же иначе? Однажды, это тоже на ерманской войне было…

— Ладно уж, папа! — прервал его Шараф. — У тебя конца-края не будет о Варшаве, о германской войне, иди лучше на работу. А то уведут куда-нибудь твоих лошадей.

— Лошадей? Да я им, пусть попробуют! Постой-ка!.. — остановившись на полуслове, Гариф-агай выбежал на улицу.

— Он что, конюх?

— Да.

После чая Тимер Янсаров поехал в районный центр на велосипеде Шарафа.

Кулсура располагалась в десяти километрах от Кайынлы. Центр небольшой, почти не отличается от других деревень: элеватор, двухэтажные каменные здания райкома и райсовета да больница…

Конечно, район только организовывался и рос. Разбивался большой парк, строился Дом культуры, вдоль улиц сажали молодые березки и липы… Как знать, не станет ли в скором времени Кулсура и настоящим городом!..

Еще не было одиннадцати часов, когда Тимер подъехал к Кулсуре и зашел в райком комсомола. Секретаря не застал. Сказали, ушел в райком партии и вернется не скоро. Тимер направился туда…

В кабинете секретаря райкома партии раздавались оживленные голоса, кажется, шло совещание.

«Не вовремя приехал», — расстроенно подумал Тимер. Однако о нем уже доложили секретарю и тут же пригласили в кабинет.

Не было никакого совещания. Просто сегодня в районе вышел первый номер газеты «Путь коммунизма», и это стало для всех большим событием. Редактор газеты Галяу Хашимов, свернув с десяток только что вышедших из-под печатной машины экземпляров, помчался к секретарю райкома партии Даутову.

Удачно начатое новое всегда радует. Хашимов, молодой человек, впервые взявшийся за столь большое дело, был счастлив, как ребенок. Он по праву гордился проделанной работой и хотел слышать похвалу районного руководства.

Когда на стол Даутова легли пахнущие типографской краской первые номера газеты, секретарь, засучив рукава гимнастерки, тщательно просмотрел их и пригласил к себе председателя райсовета Аминева, комсомольского вожака и других руководящих работников района.

Тут же, в кабинете, начался оживленный обмен мнениями.

Янсаров несколько замешкался в дверях. В кабинете табачный дым стоял коромыслом.

Секретарь райкома комсомола Садков, невысокий подвижный паренек, поздоровался с ним. Остальные, увлеченные разговором, не заметили вошедшего.

Выслушав Тимера, Садков обрадовался.

— Нам очень нужны люди! Идем, я познакомлю тебя с секретарем райкома партии. Он мне постоянно говорит о молодых кадрах. Колхозам особенно нужны люди. Хоть ты и железнодорожник, но гусят не учат плавать. Ты — сын крестьянина, любая работа на селе будет тебе близка.

Не мешкая, он тут же познакомил Тимера с Даутовым.

— Была бы лошадь, хомут найдется, — усмехнулся тот. — Работы у нас хватит, товарищ Янсаров.

Услышав знакомую фамилию, редактор газеты Хашимов поднял голову и взглянул на вошедшего.

— Тимер! Янсаров! — воскликнул он. — Эх, вот где нам пришлось с тобой встретиться! Я было совсем потерял тебя из виду…

Тимер был необычайно рад встрече с другом детства. И люди, сидящие в кабинете, показались ему оттого близкими, давно знакомыми. Стеснительность исчезла.

Изучив документы Тимера, Даутов внимательно посмотрел на него.

«Вижу, каков на бумаге, — казалось, говорили его глаза. — Но что лежит у тебя на душе?»

Вслух же сказал:

— Хорошо! Куда назначим его, товарищ Садков? У вас есть предложения?..

— В колхоз.

— Правильно. Но в какой?

— Товарищ Даутов, — вступил в разговор Янсаров. — Я хотел бы в колхоз «Куряш». Родом я из Кайынлов.

— Да, там нужен, очень нужен человек, — задумчиво протянул секретарь райкома.

— Мой друг — человек крепкий и волевой, — сказал Хашимов. — Да и имя у него какое: Тимер — железо!

— Неужели, товарищ редактор? — усмехнулся Даутов и правой рукой насмешливо потеребил пышные усы.

— Я его давно знаю, вместе росли, в одном детдоме были… А в деревне нашей еще немало кулацких элементов, которые нужно с корнем вырвать. Не успел я еще до них добраться.

— Словом, в колхозе этом необходимо организовать настоящую борьбу с кулачеством, — заключил Даутов. Потом обратился к председателю райсовета Аминеву. — По-моему, товарища Янсарова можно пока направить заместителем председателя Кайынлинского сельсовета, до новых выборов осталось немного.

— Подумать надо.

— Вот мы и думаем.

— Я не о том.

— А-а… Ты хочешь сказать, что председателей сельсоветов не назначают, их выбирает народ?

— Да.

— Вот я и говорю, что до новых выборов времени мало остается, а заместителя там нет. Янсарова мы посылаем туда временно. Для укрепления сельсовета. А во время выборов народ сам посмотрит, выбрать ли его председателем или нет, по-моему, это не нарушение демократии?

— Пойдет.

— Раз пойдет, то узаконь это своей властью. А вы, товарищ Янсаров, зайдите ко мне в три часа, поговорим о работе подробней…

— Хорошо, товарищ Даутов.

Тимер и Галяу из райкома вышли вместе.

Хашимов рассказывал о себе, как после педагогического техникума жил в деревне, учительствовал, хотел поступить в институт, но мечта его не осуществилась. Его оставили в горкоме комсомола заведовать пионерской работой. Еще учась на педагога, он начал писать первые рассказы и стихи, стал позже печататься в республиканских газетах, получил некоторое признание. Когда были образованы районы, его послали сюда редактором. Работа очень нелегкая, даже тяжелая. Печатная машина старая, наборщиков не хватает, старый печатник пьяница…

— Словом, совсем невеселая история, — сказал он. — Но приходится преодолевать препятствия, учусь этому. Собственно, когда наш путь устилали дорогими коврами?..

— А ты раньше был немногословен, Галяу.

— Газета, брат, газета, — Хашимов засмеялся. — Вот с годик поработаю, налажу газету и поеду учиться. Хочу астрономом стать.

— Ага! Значит, звездочетом. Зачем?

— Глядишь себе в телескоп, описываешь наблюдения, освобождаешься от многословия…

Галяу жил в тихом уютном домике. Внутри было чисто. Это говорило, с одной стороны, об опрятности хозяйки, с другой — о скромной жизни парня.

В комнате внимание Тимера привлек мольберт с натянутым на нем чистым полотном.

— Неужели ты малюешь, дружок?

— Куда мне, — ответил Галяу. — Это мой секретарь Нигмат Мансуров рисует. Очень интересный человек. И художником хочет быть и поэтом. Как-нибудь познакомлю тебя с ним. Сейчас он в командировке, по деревням района разъезжает.

Хозяйка квартиры, полнотелая вдова, с чуть поседевшими на висках волосами, но с гладким лицом без единой морщинки — тетя Сара — поставила перед ребятами тарелки с супом. Одевалась она аккуратно, еду готовила тщательно. Стараясь широко не улыбаться, — недавно у тети Сары выпал передний зуб, — она сказала:

— За разговором, ребятки, не забудьте и о еде, суп стынет. Гостя я не знаю, и потому, Галяу, говорю тебе. Ты всегда обо всем забываешь.

— Ладно, Сара-апай[7], ладно, — проворчал Галяу и взялся за ложку.

Но лишь хозяйка вышла, он снова отложил ложку в сторону и продолжил прерванный разговор. Есть им обоим не хотелось…

Галяу вспомнил время, проведенное в детдоме, дальнейшие события после расставания. Сызмала живший на чужбине и много переживший, Тимер был лишен присущей кипчакам веселости, говорил и смеялся мало, но все же то, что случилось с Галяу по прибытии в район, заставило его расхохотаться.

А дело было так: Галяу Хашимов поехал в командировку в один из дальних сельсоветов. Вместе с заместителем председателя он решил навестить соседнюю деревню, откуда тот был родом. Въехали в деревню ночью, дела решили отложить на завтра, а сейчас поужинать и переночевать в доме зама. Фамилия его была Мажитов. Хашимову он понравился своей деловитостью и порядочностью. Поужинали в горнице. Убрав скатерть с нар, жена Мажитова стала готовить постель: в одном углу для Хашимова, в другом — для себя.

Редактор, человек молодой, естественно, застеснялся и попросил постелить ему в маленькой прихожей комнате. Но Мажитов и его жена будто в рот воды набрали. Потом заместитель председателя говорит: «Гость, давай спать!». И потушив свет, лег первый.

Галяу в нерешительности стоял на месте. Потом взял, наконец, постель в охапку и направился в прихожую комнату. Мажитов неожиданно вскочил и вновь привел Галяу на старое место: «Где стелили, там и ложись!»

Оказалось, что у зампредседателя есть молодая жена и она спит в прихожей. Об этом редактор узнал на следующий день. Вначале смеялся над собой, а потом возмутился непорядочностью представителя Советской власти Мажитова, оказавшегося приверженцем всего старого, защитником кулаков.

— Вот так я чуть не попал в объятия молодой женщины!

Тимеру рассказанная история показалась почему-то смешной.

Услышав громкие голоса ребят, снова появилась Сара-апай и заставила их поесть.

— Что за человек ваш секретарь райкома партии? — спросил у друга Тимер.

— Сибай Даутов — замечательный человек, умница! — ответил Галяу и, прищурив левый глаз, показал большой палец.

Еще работая в райисполкоме, Даутов пользовался у людей большим уважением. Высокого роста, с лохматыми бровями над большими черными глазами, он на первый взгляд казался суровым человеком, на самом же деле имел душу добрую и широкую. Старался помочь всем, кто приходил к нему с просьбой. Если не делом, то ласковым ободряющим словом. В отношении себя же был по-детски беспомощен. В райком его послал областной комитет партии. Сибай сказал в обкоме второму секретарю, что хотел бы учиться. Секретарь лишь улыбнулся в ответ:

— Нужное это дело, мой друг! Но сейчас не время. И промышленность, и сельское хозяйство требуют надежных людей, понимаешь?

— Так-то оно так, товарищ секретарь, но годы идут. Возраст… — несмело прервал его Даутов.

— Рано нам с тобой думать о возрасте. Всего по тридцать пять, мы ровесники с тобой, самая горячая пора. Мы, участники Октября, должны сейчас на новой основе поднять сельское хозяйство. Через два-три года можно, пожалуй, и начать учиться.

Секретарю обкома Даутов поначалу хотел было возразить, но передумал и лишь заметил:

— Все же считаю нужным довести до вашего сведения, что без учения сейчас активно работать невозможно. Задачи ставятся перед нами все более сложные, требования растут…

— Правильно, товарищ Даутов. Я, конечно же, не против учебы вообще. Просто время торопит нас, каждый месяц на особом счету, — ответил секретарь и протянул руку. — Вот моя рука, через два года вместе поедем учиться в Москву.

И они вышли в зал заседаний бюро обкома.

Вечером того же дня он уехал в район, куда его рекомендовал обком партии. Когда приехала к нему жена с двумя детьми и вещами, Даутов ютился в маленькой комнатушке заезжего дома.

— Эх, Сибай, Сибай!.. — смеялась жена. — С такой беззаботностью быть бы тебе артистом! — А узнав, что он пока не может ехать учиться, пожурила его.

— Через два года обязательно поеду, — успокоил он жену и при каждом удобном случае садился за книги.

…Вот и сейчас, когда к нему снова вошел Янсаров, секретарь райкома партии читал. Увидев парня, удивился:

— Ого! Уже три часа. — Даутов встал, поправил темную гимнастерку, предложил стул. — А я еще не обедал, — безразлично промолвил он и тут же перешел на деловой тон: — Познакомился я с твоими бумагами, солидно выглядишь. Предупреждаю, работа будет не из легких. Главное, создать вокруг себя актив, на который можно опереться. Колхоз — для многих понятие новое, не разработаны еще правила его ведения, но одно должно быть обязательно: дисциплина, организованность… К этому нужно стремиться. Сложное дело — распределение доходов. Выдача аванса колхозникам с первого обмолота оказалась ошибочной. И нам исправлять свои ошибки. — Даутов вытащил из ящика стола небольшие брошюрки. — Вот инструкции, я запросил их для тебя из райколхозсоюза. Изучай их, но применяй со знанием, с учетом местных условий.

— Хорошо, товарищ Даутов, — Тимер засунул инструкции за пазуху.

— Будь посмелее, появятся затруднения, сообщай о них прямо мне, поможем. Вот, кажется, все, что хотел тебе сказать, — секретарь райкома задумался. — Постой, чуть не забыл, больше внимания уделяй коллективизации. Кайынлинский сельсовет в решении этого вопроса тянется в хвосте. Директор МТС по моей просьбе пошлет один трактор вашему колхозу. Скорей заканчивайте уборку и не тяните с посевом ржи, с зябью.

Идя в райком партии, Янсаров настраивался на долгий разговор.

Получилось же все не так. Ограничившись несколькими словами, Даутов пожелал ему удачи и пожал руку.

В душе Тимер был очень рад тому, что секретарь не говорил ему уже набивших оскомину слов о бдительности, о беспощадной борьбе с кулачеством и так далее.

Из района в деревню Тимер вернулся лишь на второй день.