Когда разливается Акселян

V

Скоро Якуб убедился, что сомнения его были напрасными. Утром же следующего дня, люди, не ожидая стука бригадира в ворота, дружно вышли в поле…

За Акселяном затрещали лобогрейки.

Десять дней, отведенных на уборку, уже заканчивались, скучать Тимеру было некогда.

Работа была в самом разгаре, как неожиданное событие всколыхнуло всю деревню: в бане повесилась заведующая молочно-товарной фермой Фагиля — молодая красивая вдова. Работала она хорошо, не слышали о ней ни одного худого слова. Внезапная смерть ее всем показалась странной: оставить пятилетнюю дочурку и без всяких видимых причин повеситься! Такое не укладывалось в головах сельчан.

Разное говорили люди… Кто, что Фагиля немного тронулась и повесилась, не сознавая того. Другие утверждали, что она была умной и скромной и без причины не решилась бы на такой страшный шаг…

Но факт оставался фактом: Фагиля была мертва, а мотивы смерти неизвестны. Долго не унимались пораженные этим случаем женщины, чуть целый день ударной декады не сорвали.

Тимера сильно поразило происшедшее. Но уцепиться было не за что. Выяснили лишь, что Фагиля с вечера сшила дочке новое платье, заштопала одежонку, убралась дома, вымыла и выскребла пол, привела в порядок посуду… Дочка была веселой, думая, что придет гость. А потом мать ласкала ее, обнимала и обещала повезти к бабушке… А лежа с дочкой в постели, сказала ей загадочные слова:

— Ладно, я поеду одна, а ты не плачь, будь умницей!..

Самое странное то, что бабушка, мать Фагили, давно была уже покойницей. Куда хотела забрать свою дочь женщина? На тот свет?.. Или девочка что-то напутала?..

Магуза с рассветом подоила свою корову и погнала ее в стадо, но Фагилю не встретила и встревожилась, лишь услышав мычанье недоенной соседской коровы.

«Что же это такое? — подумала Магуза. — Уж не заболела ли она?»

Дома соседки не оказалось, поперек кровати, безмятежно раскинувшись, спала ее дочь. Может, за водой пошла? Но нет, ведра стоят полные… Даже аккуратно прикрыты сверху. Удивленная Магуза направилась было домой, но приметила случайно в бане белую рубашку Фагили.

«Странно, — совсем поразилась женщина. — Что это соседка спозаранок в бане моется?». Подошла ближе и — увидела…

Магуза закричала что было сил и выбежала на улицу. На крик сбежались люди, сняли женщину с веревки. После бани Фагиля аккуратно расчесала длинные волосы, надела чистую белую рубашку и приняла смерть…

Как хочешь, так и думай!.. Ни видимой причины, ни записки. Хотя повесилась, видно, сама, раз так тщательно готовилась уйти к праотцам.

Перед ее похоронами Фатима заявила:

— Что мы так торопимся? Она же не котенок, чтобы раз — зарыть в землю и тут же забыть об этом. Может, она была в действительности очень больна, в последние дни я видела ее грустной. Надо же выяснить нам это! Чтоб хоть имя ее попусту не трепали. Стыдно же без причины накладывать на себя руки… А девочку ее я возьму к себе.

Женщину поддержали, и послали Шарафа в район за врачом и следователем. Фатима повела осиротевшую девочку к себе.

А вскоре в деревне новое событие… У ворот правления появилась большая черная доска, на которой было написано:

«Злостные неплательщики своего долга перед государством по сдаче хлеба:

Арсланов Язар

Байтиряков Ваккас

Кутлубаев Мирзагали

Кутлубаев Киньягали

Уметбаев Булат

Салташев Шигаб»

Такого деревня еще не знала.

У правления собралась толпа людей. Шуму и гвалту не было конца. «Что случилось?», «Вот так позор!»… Если раньше приходил к девушке свататься недобрый человек, его лошадям хвосты отрезали. А тут!.. Публично объявили всех единоличников! Каково им сейчас?.. Братья Кутлубаевы и показаться у правления не посмели…

Издевается над ними Гариф:

— Прославились? Молодцы!.. Все чем-нибудь славятся: одни хорошим, другие плохим. Один дервиш прославился тем, что плюнул в колодец. Хи-хи-хи!.. Но вы ладно. А вот как в этот список попал Булат Уметбаев, это мне непонятно? Кровь проливал за эту власть, а теперь против своего же государства…

Горько и обидно Булату. Действительно, с кем поставили его рядом! Шигаб, Киньягали!.. Не они ли пытались в гражданскую выдать его белогвардейцам!

Зашумело в висках у Булата, разобиженный пошел он в поле, где колхозники молотили хлеб. Там он увидит Тимера, объяснит ему все… Ведь Булат не из тех, кто специально не вступал в колхоз. Просто сомневался немного, дело новое, надо посмотреть, что из него выйдет… Люди в Кайынлах дружные, охотно вступали поначалу в колхоз, но после посевной охладели к нему. И все из-за скотины! Взяв по одной корове из двух, а у кого коровы не было — телку, создали молочно-товарную ферму. МТФ по-ихнему! А разве это справедливо? Один дает корову, а другой — телку! Булат радовался, что поосторожничал и не вступил в колхоз. И лошади своей, купленной такими трудами, и телочки лишился бы!.. Близкий друг, бригадир Якуб, уговаривал его, но бесполезно. И весной и осенью Булат привык подрабатывать на стороне. А вступишь в колхоз, запрягут, как лошадь, и ни на какую стройку не уедешь. Правда, и барыши не ахти какие, по интересно хотя бы мир посмотреть…

Возле тока Булат приостановился. Работали там трактор с молотилкой. Гул, хлебная пыль столбом…

«А сообща работать, черт возьми, повеселее! — с восхищением подумал он. — Работают играючи! И детишки солому граблями гребут. А Тимера совсем не узнать, как ловко подает он снопы на барабан. На пыльном лице огромные очки…»

Неожиданно в молотилке сорвался приводной ремень. Она остановилась. Воспользовавшись этим, Булат окликнул Тимера.

Дело не ждет, потом бы поговорили, — отозвался Тимер.

— Погоди! Тут вопрос чести. На потом оставлять это нельзя.

Молотилка заработала снова. На место Тимера встал Якуб, а Булат с Янсаровым отошли в сторону.

Еще в давние времена Булат вместе с отцом Тимера уходил из деревни в поисках счастья, работали в Оренбурге на бойне, на мойке шерсти, но кроме мозолей ничего не нажили. Потом судьба забросила их на прииски в Баймак, в Миасс, на заводы Белорецка, в Инзер… И везде счастье не улыбалось им. С чем уехали из деревни, с тем и вернулись… В деревне Булат с одним мордвином открыл кузницу, но как ни старался, остался нищим сыном нищего Назая. Остальное Тимер, пожалуй, и сам помнит, соседями же были. Да имели они по одной лошади, похожих не только мастью, но и характером. Все лето не линяли, ходили лохматыми и всегда вместе. К тому же очень далеко… «Их, наверное, ноги кормят!» — говорил отец Тимера. А однажды показались над горами темные тучи. «Будет сильный дождь, — сказал отец, — надо отыскать свою клячу, а то либо волк загрызет ее, либо сама протянет где-нибудь ноги!» Тимер искал лошадь всюду. И все без толку. А тучи уже над головой. Стало темно. Мальчик испугался. Ноги его были исколоты колючками, тело дрожало от холода. В конце концов, на все махнув рукой, он отправился домой. Но до деревни дойти не успел. Ударил гром, началась гроза. Укрываясь от дождя, Тимер побежал к тополям, что на берегу Акселяна.

— Не ходи туда, молния убьет, — крикнули ему.

Это был Булат. Он привел лошадей и стреножил их.

— Нужно привязать их к деревьям, — он крепко выругался. — Нашел этих кляч за горой Аталгы!

Тимер сильно замерз, губы совсем посинели.

— Простудишься ведь, щенок! — сказал ему Булат и, закрыв мальчугана полой своего кафтана, сунул ему в рот окурок. — Потяни-ка, теплее будет.

Тогда Тимер закурил впервые. Затянувшись, стал кашлять и вытирать слезящиеся глаза. Табак был горек и очень крепок, обжигал горло. Но он курил, раз посоветовал ему взрослый. И в самом деле чуть согрелся. А может, ему это показалось?

С тех пор Тимер подружился с Булатом. Вот бы и теперь ему сказать ласковое слово, но разве они приходят вовремя.

— Тебе же сдавать не так уж много, два центнера. Хоть я и знаю, что у тебя амбар от хлеба не ломится, — наконец тихо сказал он.

— Так-то оно так… Двенадцать пудов хлеба — ерунда! Сегодня же повезу. Досадно другое, зачем ты меня поставил на черную доску? И рядом с кем? С Киньягали и Мирзагали!.. А я с ними ничего общего не имею. Разве только сушу рубашку под одним солнцем. Хлеб я повезу. Только и ты знай, до нового урожая могу по дотянуть. Трудно одному…

— Знаю, единоличное хозяйство, один пятерых не заменишь, — и посмотрев собеседнику прямо в глаза, Тимер смело спросил: — Почему ты ходишь в стороне от колхоза, как блудная коза? Как это понимать?

— На колхоз я косо не смотрю, заявление давно за пазухой ношу, — Булат толстыми корявыми пальцами вытащил из кармана измятую бумажку.

Заявление это он написал еще весной, но, показывая его людям, от прямого ответа всегда уходил.

— Сейчас в колхозе неплохо, можно и вступить. Только не будут ли на меня косо смотреть? Мол, на готовенькое пришел?..

— Не будут. Давай заявление! — Тимер протянул руку.

— Осторожнее, порвешь! — предупредил Булат, хотя незаметно сам порвал бумажку.

— Ладно, агай, я тороплюсь! — сказал Тимер. — Напиши новое заявление.

— Напишу, — ответил Булат, чуть помедлив.

Тимер не обратил внимания на его неуверенный тон. А следовало бы! Крестьянин не любит скоропалительных решений.

Тимер повернулся, чтобы уйти.

— Постой-ка! — Булат ухватил Янсарова за рукав.

— Что еще?

— Черная доска. Ведь я же согласился отвезти хлеб. Уговор — половина дела. Я сотру с доски свое имя?

— Нельзя!

— Почему?

На глаза Булата навернулись слезы. Тимер заметил это.

— Ладно! Скажи счетоводу, пусть сотрет твое имя. Сошлись на меня. Если же сам будешь стирать, то и другие последуют за тобой..

— Понимаю, понимаю! Счетовод — человек власти, пусть сам сделает. Так будет правильнее.

Попрощавшись, Булат с облегчением зашагал к деревне. Но об обещании вступить в колхоз, конечно же, позабыл.

В последнее время Тимер приметил одно странное обстоятельство: Фатима стала приходить на работу позже других, а уйти спешит пораньше. Вот и хвали после этого человека! Надо бы поговорить с ней откровенно. И сегодня ее уже нет. Бригадир Якуб пытался объясниться с ней, но ничего толкового из этого не вышло. Придется сходить к ней домой…

Фатиму он нашел стирающей детские пеленки.

— Ругать меня пришел? — блеснув большими темными глазами, спросила она и улыбнулась.

— Зачем мне тебя ругать?

— Опаздываю ведь на работу.

— Этого я от тебя не ожидал.

— Да ты садись, — повязывая фартук, сказала Фатима. — Очень уж хлопотно с этим ребенком. Стираешь, кормишь, а потом ломаешь голову, на кого оставить днем. У меня же нет никого.

— Так, может, в детдом ее?

— В детдом?.. — с ужасом вскрикнула Фатима. — Или я сама не могу за ребенком ухаживать? Она очень умненькая девочка, не плачет. Ко мне относится, как к матери родной. Только вот негде ее, бедненькую, днем оставлять.

— Негде… — повторил Тимер и наморщил лоб.

Глазам его неожиданно представились шустрые мальчишки и девчонки, играющие на песке в городском саду. Лица их были такими счастливыми. Почему бы и у нас не организовать детсад? Сколько в их колхозе женщин с малыми детьми! Но где взять дом, воспитательниц?..

— Когда-нибудь и у нас будет детский сад, — сказал он, пытаясь разобраться в своих мыслях. — Скажем так: колхоз выделит один дом, соберем туда всех маленьких детей, найдем воспитательниц. Детей кормят, играют с ними, укладывают спать, а вечером, возвращаясь с работы, матери забирают их. В городе есть такие детские сады…

— Ох, если бы!.. — вздохнула Фатима. — И детям хорошо, и у самой на душе спокойно. А с питанием как?

— Продукты будет давать колхоз, а с родителей сколько-то удержим из доходов на трудодни. Только вот где взять дом? Да и воспитательницу непросто найти.

— Вай, если только за этим стало, не ломай себе голову! И дом будет и воспитательница! Вон Бибинур возьми, приветливая женщина, раньше учительницей была. Сейчас она секретарь в сельсовете. Думаю, согласится, возиться с бумагами может и другой…

Фатима одела ребенка, и они вышли на улицу. Тимер направился было в правление, но она шепотом остановила его:

— Подожди, есть к тебе слово. Сейчас я оставлю Гульдар, — Фатима быстрыми шагами направилась в дом Шарафа.

Что она хотела сказать? Почему в ее глазах мелькнули едва заметные искорки? Тимер посмотрел вслед женщине. Как смело и уверенно она шагает! Смутившись, он отвел в сторону взгляд. Красивая… Совсем девушка, хоть и старше его на три года.

Фатима вышла скоро и долго молчала, задумавшись о чем-то. На окраине села она тяжело вздохнула и тихо вымолвила:

— Никак не могу забыть Фагилю. Бедная, она оказалась беременной… Но виновата ли она? Никогда мужчинам на шею не вешалась. Тут что-то не так! Без причины и камень с места не тронется. Трудно понять… Ребенок — это же такая радость. Появилась у меня Гульдар, и в доме светлее стало. От любимого человека я бы родила. А так — двойной грех!..

Тимер шел, опустив голову. Низко в воздухе пронеслась с криком одинокая утка. Видно, отбилась от стаи…

— Гульдар не скучает без матери?

— Она же ребенок, мало что понимает. Сначала расспрашивала, а сейчас почти не вспоминает. Может, меня за маму принимает, ночью очень крепко обнимает… Вот и сейчас просила прийти побыстрее. Жалко Фагилю…

— Может, на ферме что-либо узнать? У тех, кто вместе с ней работал?

— Расспрашивала. Ничего не знают. Она же не была гулящей…

— Как-то запутано все!

— Да и копаться начнешь, вряд ли что прояснишь. Вон однажды убили Басыра, когда он возвращался с базара. Ты его, наверное, не знаешь. И что? Только через пять лет размотался этот клубок. Убийцей оказался Насыр из деревни Максютово.

— Такие случаи бывают, — Тимер вспомнил время, проведенное в Ташлинском детдоме, мастера Курбанова… — Ничего, рано или поздно — все всплывает наружу!

— Видишь? — Фатима показала ему две золотые сережки с бриллиантом.

Под неласковым осенним солнцем они загорелись чистым светом, заблестели слезами…

— Благородная вещь. Из чистого золота. Где взяла?

— Это серьги моей матери, — немного сконфуженно ответила Фатима.

Заметив на лице Тимера сомнение, она рассказала такую историю.

Когда-то родители Фатимы работали на полях помещика Соколова. И вот ребенка этого богача однажды ужалила змея. Мать Фатимы, очень любившая детей, недолго думая, подбежала к мальчику и начала высасывать из раны кровь. Единственное средство в то время от змей. Ребенок остался жив. Безмерно счастливая барыня не знала, как отблагодарить женщину. Сняв с ушей своих серьги, она протянула их ей. Мать не хотела принимать такой подарок. Смешно, действительно: на ней ветхое платье, на голове рваный платок, а тут золотые серьги!.. Но барыня настояла на своем. Конечно же, мать Фатимы никогда не носила сережки, хранила в сундуке: мол, дочка вырастет, будет носить. Она не должна быть бедной, как мы!.. Но и Фатиме не довелось их носить. В голодный год серьги пришлось продать Сакаю Султанову за мешок картошки и полтора пуда лебеды. Для того времени и это было спасением. Но к весне помер отец, за ним ушла из жизни мать, в живых осталась лишь Фатима…

— Серьги, Сакай Султанов, что в этом странного?..

— Погоди, я не все сказала! Эти серьги не носила и жена нашего председателя колхоза, она тоже хранила их для дочери…

— И вот вернулись они к тебе? Что ж, носи на здоровье, ты красивая, тебе они пойдут…

— Не смейся, Тимер, мы ведем с тобой серьезный разговор, — нахмурилась Фатима.

— Я не смеюсь, — смутился Тимер.

— Вчера я искала платья Гульдар в сундуке Фагили и обнаружила вот эти серьги, завернутые в бумагу. Не кажется ли тебе…

— Да-да, тут что-то не то!

— Вот и я о том же говорю. Не обманул ли Фагилю этот жеребец Сакай, сманил подарком? С него станется… И меня он однажды пытался облапить своими грязными руками, да так получил по щекам, что искры из глаз посыпались. Целую неделю хныкал. Ха-ха! А Фагиля была мягкой, доверчивой…

— Ты об этом ни с кем еще не говорила? — быстро спросил Тимер.

— А кому я скажу?

— Тогда вот что, пусть разговор останется пока между нами, мне кое-что нужно обдумать.

— Хорошо…

На току обмолачивали последний стог. Гул, веселые возгласы… Фатима встала у веялки. Магуза, вязавшая мешки, глянула на нее исподлобья:

— Вы только посмотрите! Теперь она на работу не одна ходит! Смотри, как бы чего не вышло, как бы не вскружилась голова у парня.

— Не твое дело, поняла? — отмахнулась от нее Фатима и, поплевав в ладони, крепко взялась за ручку веялки.