Когти гнева

Глава 10, в которой потеряли бойца

— Тебе не понять, что я чувствую. — Барсукот сделал большой глоток дождёвицы. — Ведь ты никогда не испытывал страсть.

— С чего ты решил, что я не испытывал страсть?

— Ну, ты такой зверь. Спокойный, рассудительный, основательный. К тому же ты убеждённый холостяк. Нет, ты, конечно, страстно любишь свою работу, я знаю. Но вряд ли ты когда-нибудь страстно любил самку. До дрожи в хвосте, до потери аппетита и сна, до выпадения шерсти … Ведь не любил же, я прав?

— Ну, я … — Барсук не успел закончить. В бар «Сучок», хрипло дыша и свесив набок язык, ворвался Полкан.

— Нашли Песца? — подскочил Барсукот.

— Никак нет! — отрапортовал Полкан. — Я просто хотел отчитаться, где именно мы не нашли Песца. На свободном выгуле в Дальнем Лесу мы его не нашли. В гостинице «Под семью дубами» мы его не нашли. И в болоте мы тоже его не нашли.

— Зачем вы искали его в болоте? — изумился Барсук.

— Туда привели следы. Мы подумали, Песец мог упасть в болото и утонуть, поэтому мы тщательно обследовали болото. Песца там нет. Есть лягушки.

— Это ценная информация, — вежливо сказал Барсук. — Продолжайте искать.

— Слушаю-у-усь! — воодушевлённо взвыл Полкан и выскочил из бара.

— Так вот, когда-то я … — начал Барсук, но снова не договорил: в «Сучок» впорхнул Скворец и уселся на их столик. — Рад тебя видеть, друг.

— Рад тебя видеть, друг, — отозвался Скворец и тут же продолжил высоким, монотонным голосом: — Брат триста семь.

— Что брать? — не понял Барсук. — Ты хочешь поклевать триста семечек?

— Брат триста семь, — на одной ноте повторил Скворец. — Брат триста семь. Приём. Брат триста семь. Не слышим. Приём.

— Что это? — нахмурился Барсук. — Кого это ты записал, полицейский Скворец?

— Братья солдаты! По порядку рассчитайсь!

— Какие солдаты? — занервничал Барсукот.

Посетители бара разом притихли.

— Брат триста три. Брат триста четыре. Брат триста пять. Брат триста шесть. Следующий? Нашего брата нет. Брат триста семь! Приём! Брат триста семь! Не слышим тебя. Приём.

— Полицейский Скворец, сосредоточься! — Барсук Старший погладил Скворца по спинке. — Попробуй сказать своими словами. Чью речь ты передаёшь? Какие солдаты?

Скворец всегда считал, что он умеет неплохо выражать свои мысли. Просто это умение ему в жизни обычно не нужно. Достаточно повторять за другими. Недаром старый дедушка Скворушка учил его: «Глупец говорит — умный слушает. Глупец забывает — умный повторяет». Но на этот раз от него действительно требовались слова собственного сочинения. Скворец напрягся, напыжился и сказал:

— Ко.

— Ко? — переспросил Барсук Старший. — Ты что, пересказываешь разговор в курятнике? Петухи-солдаты на марше, что-то в таком духе, да?

Скворец отрицательно мотнул головой.

— Ко. Ко … Ко! — снова попробовал он.

— Котики? Коты-воители?

— Ко.

— Попробуй сказать иначе, — посоветовал Барсук Старший.

— Му, — сказал скворец. — Му. Му. Му.

— Коровы?.. — предположил Барсук.

— Бесполезно, — заключил Барсукот. — Ты же знаешь, он не может говорить сам.

— Не может говорить сам, — подтвердил Скворец и понурился.

— Вот и я о чём! — кивнул Барсукот. — Не мучай птицу. Скорее конфискованные предметы в нашем хранилище подробно расскажут о себе, чем этот Скворец сформулирует самую простую мысль.

— Конфискованные предметы в нашем хранилище расскажут о себе! — вдруг радостно завопил Скворец, соскочил со стола и завис в воздухе у выхода, как бы приглашая следовать за собой. — Конфискованные предметы в нашем хранилище расскажут о себе!

— Может быть, мы слишком загрузили Скворца работой? — предположил Барсукот. — Или он переохладился на сквозняке?

— Не исключено. — Барсук Старший тяжело вздохнул и поднялся. — Но долг Барсуков Полиции — всё проверить. Придётся нам пойти в участок, сынок. Заглянем в хранилище конфиската.

— Муравьи. — Барсук Старший наклонился над руинами «Милого дома», доставленными вместе с другими уцелевшими произведениями с подземной выставки в хранилище конфиската. — Они действительно разговаривают.

— Действительно разговаривают! — довольный собой, повторил Скворец.

— А муха не разговаривает. — Барсукот равнодушно оглядел муравейник и «Муху в янтаре». — Ну и что. У насекомых нет мозга. Какая разница, о чём они говорят.

Барсукот прошёлся по хранилищу. На его взгляд, здесь были куда более занимательные объекты, чем говорящие муравьи.

Например, семь ампул пчелиного яда: ревнивая Лосиха Сохатая чуть не отравила своего мужа, Лося Сохатого, — ей показалось, что от него пахнет сельской коровой. Изначально ампул было десять, три штуки она успела применить, потом сама же пришла в ужас от содеянного и вызвала Грача Врача и Барсуков Полиции. Сохатого еле откачали. Потом оказалось, что он просто вляпался копытом в навоз.

Или вот хвосты Яшки Юркого, целая коллекция. Полиция Дальнего Леса много раз пыталась поймать преступную ящерицу с поличным, но Яшка Юркий, известный вор, с детства пресмыкавшийся в криминальной каменистой среде Восточного Предлесья, каждый раз буквально в последнюю секунду ловко отбрасывал хвост и ускользал из лап правосудия.

От Яшки же Юркого им достались несколько капель загадочной белой жидкости в половинке ореховой скорлупы: он бросил свою добычу вместе с очередным хвостом. Гриф Стервятник, после долгого и тщательного изучения жидкости, установил, что она является молоком неизвестного науке пернатого животного. То есть, фактически, легендарным птичьим молоком, существование которого до сих пор ни один зверь не мог ни доказать, ни опровергнуть. Стервятник очень гордился своим открытием и собирался написать на эту тему научный трактат и прославиться.

Кроме того, в хранилище имелась полная корзина фальшишей — фальшивых шишей, обгрызенных не профессиональными белками Шишового двора, а их наглыми подражателями выдрами, научившимися работать под белок настолько тонко, что даже Барсуки Полиции способны были распознать на шишах неправильный рисунок верхних резцов лишь при скрупулёзном изучении.

Ну и конечно, пучок корневищ валерианы, конфискованный в прошлую пятницу при незаконной транспортировке из Ближнего Леса в Дальний серыми крысами. Судя по всему, этот пучок был лишь малой частью груза и крысам удалось перевезти целую партию корневищ. Следствие по этому делу ещё не закончилось, и Барсукот не знал, кому именно предназначалась валериана, однако в глубине души он хорошо понимал преступника. Корневища потрясающе, волшебно, умопомрачительно пахли. От этого запаха хотелось спать и танцевать одновременно. От этого запаха хотелось урчать на максимальной громкости блаженства. От этого запаха …

— Не мог бы ты урчать потише? — попросил Барсук Старший. — Ты так шумишь, что я плохо слышу речь муравьёв.

— Слушать речь муравьёв. — Барсукот вдохнул полной грудью запах валерианы. — Существует ли занятие более бессмысленное?

— Существует. Например, стоять в дальнем углу хранилища, с глупой улыбкой нюхать бурые вонючие корневища и урчать.

— С глупой улыбкой нюхать бурые, — поддакнул Скворец.

— У меня не глупая улыбка, а обворожительная, — обиделся Барсукот. — Может быть, раз вы такие умные, просветите меня, что такого важного сообщают нам муравьи?

— Они сообщают, что вместе с куском «Милого дома» был похищен один член их семьи, муравей-солдат номер триста семь.

— Ну и что?

— А то, что муравьи чувствуют друг друга на расстоянии. Если им удастся установить связь с номером триста семь, мы получим точные координаты его местонахождения. А где украденный муравей — там, возможно, и другие украденные объекты. Например, твоя прекрасная Маркиза.

— Маркиза — не объект, — снова обиделся Барсукот. — А этот муравей триста семь — с чего ты взял, что он, к примеру, не сдох?

— Мне кажется, если бы он погиб, они бы это почувствовали. Зверская логика подсказывает: раз они упорно пытаются с ним связаться …

— Задер-р-ржали! — послышался дружный рык собачьей своры. — Пр-р-р-реступного Песца схватили и задер-р-р-ржали!