Конец ток-шоу

Глава 9

Я отделалась легким испугом - у меня даже ничего не было сломано. Падая с трехметровой высоты, я уцепилась за занавес, и он замедлил мое падение. Единственное, что я себе повредила, - это правую лодыжку; сухожилие было порвано, и я целую неделю почти не вставала с постели, валяясь с туго забинтованной ногой.

Синяки, конечно, не в счет, но и лежать на спине было больно - я ведь свалилась как раз на свои филейные части. Врач в «Склифе», отпускал меня домой, сообщил мне, что я родилась в рубашке, впрочем, я и без него это знала. И если бы не Марк, который, убедившись, что я чудесным образом осталась жива и почти здорова, принялся изводить меня язвительными замечаниями, то я была бы довольна жизнью - хотя бы тем, что мне удалось ее сохранить.

Впрочем, и Марк стал ко мне цепляться только тогда, когда я в лучших традициях Павки Корчагина решила поехать на студию, чтобы отснять запланированные заранее передачи, через три дня после несчастного случая. Однако его уговоры и ворчанье на меня в тот раз не подействовали - работа есть работа. Нечего и говорить, что он в тот раз сам вез меня в Останкино, сам помог допрыгать до студии и неотходил от меня ни на шаг даже во время съемки, так что Толь Толич посоветовал мне взять его в свое ток-шоу в качестве идеального мужа - он и так все время залезал в кадр. Я сидела в кресле, положив больную ногу на здоровую, и длинная пышная черная юбка скрывала повязку. Все, не только съемочная группа и героини, по даже аппаратура, как будто прониклись уважением к моим героическим усилиям, и на этот раз съемки прошли как по маслу, без сучка без задоринки. Даже сверху на меня ничего не упало; правда, Марк самолично все проверил - в том числе и треклятую лестницу, которая едва меня не угробила. Она, как оказалось, внизу опиралась на проржавевшие ролики, а верхняя перекладина было привязана к крюку, вбитому в купол, старой веревкой, которая порвалась, но не до конца - верх лестницы удержался под потолком буквально на ниточке.

Вот уж поистине - не родись красивой, а родись счастливой.

Конечно, никто не верил, что лестница опрокинулась сама собой. Когда после падения меня увезли на «Скорой», студию вдоль и поперек прочесали специалисты с Петровки и сотрудники «Ксанта» и пришли к единодушному выводу кто-то должен был хорошенько толкнуть лестницу, чтобы она сдвинулась с места. Но оставался вопрос вопросов - кто именно? Излишне говорить, что никаких отпечатков пальцев, которые могли бы выдать злодея, не нашли - или, вернее, этих отпечатков был переизбыток, потому что пыль с лестницы не вытирали по крайней мере несколько столетий, так что за нес хваталось много поколений телевизионшиков. В том числе, естественно, и все сотрудники «Прикосновения».

Свет в студии, конечно, тоже погас не сам собой. Рядом с дверью в студию в коридоре находился приборный шит, и как раз рубильник, выключавший электричество в этом и нескольких соседних помещениях, оказался девственно чистым - на нем не было ни пыли, ни отпечатков пальцев. Скорее всего, преступник дождался, пока я полезу на лестницу за своим жакетом, которым он надеялся заманить - и заманил! - меня туда, вырубил свет, в темноте добрался до основания лестницы, с силой ее толкнул, тут же выскочил обратно в коридор и снова включил ток, не забыв вытереть рубильник носовым платком Потом он мог либо исчезнуть в боковом ответвлении коридора - а студия очень удобно была расположена на перекрестке трех дорог, - либо снова вернуться в студию, якобы привлеченный моим криком и грохотом падения. Картина преступления была почти восстановлена, неизвестно только, кто его совершил.

Зато стало уже известно, кто не мог на меня покушаться - а в том, что это было именно покушение на убийство, чудом не удавшееся, опять-таки никто не сомневался. Во-первых, отпадала Таисия, которая весь тот день пролежала под капельницей в закрытом отделении - это проверили прежде всего. Совершенно отпала, во-вторых, и монтажер Света - она действительно валялась дома, правда, не с гриппом, а с тяжелой ангиной, и как раз в это время (я вместе с лестницей упала, судя по моим остановившимся во время падения, как в классических детективах часам, в 1438) у нее сидела врач из районной поликлиники. В-третьих, Синякова и Толь Толич, которые не выходили из монтажной все это время и даже не слышали ни моего крика, ни шума - их потом вызвал на место происшествия перепуганный Майк. Ну а наш второй оператор Андреев и осветитель Виктор Алексеевич, у которых было стопроцентное алиби на момент убийства Котовой, битых два часа после совещания сидели в буфете у всех на виду и о чем-то громко спорили. Наконец, звукорежиссера Виталика в это время вообще не было в Останкино - ему позвонила жена, и он срочно вынужден был мчаться домой, чтобы забрать заболевшего ребенка из садика и сидеть с ним. Множество свидетелей видело, как он садился в свой старый «Фольксваген-Пассат»- как раз в тот момент к зданию подъехал фургончик ТВЦ, и выездная бригада дружно приветствовала коллегу.

Майк, который находился рядом со студией в момент происшествия и влетел туда сразу вслед за Оксаной, вполне мог бы быть, кстати, тем самым преступным элементом, если бы не одно «но», ко дню гибели Котовой он еще не имел к телевидению никакого отношения, с задушенной телезвездой знаком не был и в Останкино не бывал.

Так что его можно было смело вычеркивать из списка подозреваемых - если, конечно, допустить, что убивал Женю и покушался на меня один и тот же человек; но вряд ли в такой маленькой компании, как наша, могли завестись несколько убийц сразу. Следуя этой логике, можно было не принимать в расчет и Олега Варзина, который утверждал, что с часу до двух находился вместе с Леной Горячевой в свободном кабинете 1539-а на шестом этаже. Горячева, естественно, подтвердила его слова, но беда в том, что в этом людском муравейнике никто их не видел, а ей особой веры не было. Более того, она была и оставалась одной из главных подозреваемых, а Олег вполне мог быть ее сообщником. Например, они могли разделиться: кто-то из них гасил свет, а кто-то - толкал лестницу…

История с потерянным - или украденным? - ключом тоже была непонятна. Как вы помните, ключ от студии пропал во время съемки ток-шоу с известной писательницей Шарковой. Может быть, кто-то его присвоил именно с этой целью - подготовить сцену, поэкспериментировать с лестницей - орудием убийства, «зарядить» наконец ловушку, то есть повесить наверху мой жакет? С другой стороны, ключ для этого был совершенно не нужен, потому что студия стояла открытая с самого утра, часов с одиннадцати, когда Оксана пришла на работу; дверь не запирали и тогда, когда все ушли на пятиминутку.

Итак, оставалось только три человека, которые не имели алиби одновременно и на время убийство Котовой, и на момент покушения на меня: Лена Горячева, Оксана Верховцева и Степан Кочетков.

У Лены были все основания ненавидеть не только Евгению, но и меня: я, как она считала, перекрывала ей на студии кислород и не давала возможность самостоятельной работы, к тому же я жестоко ее обманула и вынудила таким образом сделать признание пока я лежала дома со вздернутой кверху забинтованной ногой, оно приезжала ко мне с переработанным сценарием. Ей просто некуда было деваться: Тамара Синякова заявила ей, что если она отказывается со мной работать, пусть выметается на все четыре стороны прямо сейчас. - Когда Синякова нервничает, она становится грубой. И вот Лена уселась в кресло рядом с моим диванчиком, где я валялась в обнимку с ноутбуком, и курила одну сигарету за другой, пока я читала ее произведение, а из соседней комнаты в это время раздавался сердитый стук клавиш - это мой муж работал на своем компьютере, устроившись так, чтобы наблюдать через распахнутые двери в зеркале в передней, чем она занимается Излишне говорить, что он не оставлял меня ни на минуту без присмотра и, пользуясь родственными связями, работал дома, что, насколько я знаю, никому другому не разрешалось по соображениям секретности. Когда ему необходимо было на несколько часов отлучиться, он привозил ко мне мою закадычную подружку Катю, чтобы она со мной посидела. Иногда я даже задумывалась, так ли уж мне повезло с мужем - его излишняя опека просто допекала меня. Конечно же, это были грешные, кощунственные мысли, и я гнала их, едва они приходили мне в голову.

Я как раз высказывала Лене свои замечания, когда Марк вошел в комнату с подносом, на котором были две чашки кофе и вазочка с печеньем. Он недовольно поморщился: у нас в квартире курить непринято, курят только на кухне и то изредка, но мне как-то неловко было сказать об этом Лене, слишком неуютно мы обе себя чувствовали.

- Подкрепляйтесь, - бросил он небрежно и почти бросил поднос на журнальный столик.

Лена встала, собрала листочки и, решительно вздернув подбородок, посмотрела ему прямо в глаза:

- Нет, спасибо, мне пора бежать.

Несколько секунд они упирались друг в друга взглядами, как два барана - лбами, потом, как бы устав от этой игры в гляделки, Лена повернулась и вышла в переднюю. Марк пошел за ней, по не предложил подать пальто, да она этого и не ждала - натянула свой плащик самостоятельно и с кратким «до свиданья» исчезла за дверью.

- Ну и штучка, - заметил Марк, попивая со мной кофе. - Правильно сказала твоя писательница: не глаза - ледяной огонь! Знаешь, даже если она никого не убивала, я все равно побоялся бы работать с ной. Или вообще - находиться с ней в одной компании. В любом случае интересно, за что она тебя так ненавидит? И меня заодно?

Мне это тоже было любопытно, как в интересах самосохранения, так и элементарного выживания, До убийства Котовой мы прекрасно с Ясной ладили, сработались, и у нас не было никаких конфликтов. Я вообще-то человек неконфликтный и живу по принципу «меня не трогают - я не трогаю»; это, конечно, не значит, что я дам сесть себе на шею или подставлю вторую щеку.

И все же - возненавидела ли меня Лена за то, что я вынудила ее на признание, или эта ненависть зрела в ней подспудно уже давно и сейчас просто проявилась?

Частично на этот вопрос ответила Оксана, которая тоже приехала меня навестить. Синякова прислала с ней копии контракта для бухгалтерии, которые я должна была подписать, но на самом деле это был просто предлог, под которым Верховцева полдня посвятила своему любимому занятию - безделью и праздной трепотне. Впрочем, она настолько развлекла меня, что я к ней была вовсе без претензии.

Первое, что она сделала, заявившись ко мне домой, - это принялась кокетничать с моим мужем. Так как я была почти прикована к постели, то она предложила помочь по хозяйству и, в частности, приготовить обед. Марк на это охотно согласился, и в течение полутора часов я делала вид, что работаю, на самом же деле прислушивалась к приглушенным взрывам хохота, которые то и дело доносились до меня из кухни. Я уже дошла до точки кипения, когда они наконец явились в спальню, оба в фартуках, распаренные, красные и очень довольные собой и друг другом. Марк катил перед собой уже накрытый на троих сервировочный столик, у Оксаны в руках была большая кастрюля с супом. Обед они действительно приготовили на славу, но я, в общем-то, не ревнивая, сполна прочувствовала, что такое это «зеленоглазое чудовище».

Подавив в себе это нехорошее чувство, я дождалась ухода Верховцевой, дабы выяснить у моего благоверного, почему он прервал свою работу, чтобы помочь на кухне той, которую раньше называл профурсеткой - тем более что он терпеть не может готовить.

- Я не мог оставить ее одну ни на мгновение, - ответил он мне вполне серьезно. - А вдруг бы она подсыпала яд тебе в еду?

После обеда Марк ушел к себе, и мы наконец остались с Оксаной вдвоем. Удобно развалившись в кресле и поглаживая одной рукой Глашу, которая с удовольствием привалилась к ногам «вкусной», не забывающей протянуть ей лишнюю печенюшку тетки, Оксана занялась своим любимым делом - болтовней. Я с удовольствием слушала последние новости: о финансовом состоянии всех основных телеканалов; о скандальном романе ведущей передачи «С бору по сосенке» и известного кинокритика, из-за которого ушел из Останкино ее муж, удачливый продюсер; о том, что у Синяковой возникли серьезные разногласия с руководством канала, и вовсе не из-за того, что после смерти Котовой качество программ изменилось - наоборот, как ни странно, их рейтинг даже подскочил, - а из-за распределения рекламных денег. Когда речь зашла о нашей родной телекомпании, я заранее насторожилась, я, уже зная, что несмотря на кажущуюся беззаботность, Оксана никогда просто так не проговорится, не выдаст лишней информации, но надеялась, что кое-какими важными сведениями она все-таки со мной поделится - добровольно.

- Тамара ходит злая, как десять тысяч чертей, - рассказывала Оксана. - Прямо-таки бросается на людей. Таисия вышла на работу, но на себя не похожа-бледная, прозрачная, почти качается, кажется, дунь и упадет. И при этом задумчивая какая-то, замедленная.

Никому не хамит, но, как всегда, все путает. А с Тамарой они демонстративно не разговаривают. Если бы я не знала, что они обе не могут быть замешаны в убийстве, я бы сказала, что их поведение очень подозрительно.

- Ну, в убийстве они, положим, как раз могли быть замешаны, - заметила я.

- Да брось ты! - махнула она на меня рукой. - Понимают же, что смерть Котовой и твое падение с лестницы связаны между собой. И некоторые члены нашей съемочной группы шарахаются от меня, как от огня. Потому что я кажусь им теперь весьма подозрительной особой, я бы сказала даже - опасной.

- И кто же так переменил к тебе отношение?

- Ну, в первую очередь наши чистоплюи - Жора с Витей. А наш красавчик Олег еле цедит, когда ему надо сказать что-нибудь мне по делу. Тоже мне задавака! Ведь его Лена - кандидат в убийцы номер один, и все это понимают. Да и у него самого рыльце, возможно, тоже в пуху.

- А ты сама считаешь, что убийца - Лена?

- Нс знаю, - пожала она плечами. - Знаю только, что нея. И я рада, что ты считаешь злодеем нашего убогого Степу, потому что мне было бы очень неприятно, если бы и ты от меня отвернулась. Я бы, конечно, это пережила, но все равно, оказывается, очень неприятно - чувствовать себя изгоем.

Оксана была права - какие бы улики против нее ни накопали, я все равно бы не поверила, что она способна на преступление. У нее было ровно столько же оснований избавиться от Котовой, как и у всех нас. И совсем никаких - для покушения на меня. Конечно, может быть, она, как и Горячева, считала, что я ей перебежала дорогу, но она не стала бы из-за этого убивать.

Может быть, моя любовь к животным доводит меня до эксцентричных выводов, но л убеждена, что моя Глашка никогда не стала бы ластиться к убийце, животные чувствуют такие вещи. Они вообще чувствуют человеческое нутро.

К Глаше порою приходит очаровательная девушка-ветеринар, которая позволяет себе с ней непозволительные, с собачьей точки зрения, вольности; моя спаниелька при виде ее опадает в панику, забивается в угол, прячется - но никогда не кусается. Более того, когда собачий врач, сделав свое дело, собирается уходить, Глаша в приливе чувств ее вылизывает, как будто понимает, что та желает ей только добра. А вот однажды летом, когда она задыхалась от жары в своей лохматой шкурке, мы пригласили домой собачьего парикмахера. Он пришел - весь какой-то пришибленный, ущербный, низкорослый: вообще, по-моему, не мужская это профессия - стричь собак. Глаша тут же показала зубы, и мужичонка рассвирепел.

- Вы, хозяева, уйдите, - приказал он. - Я ее сейчас усмирю.

Мы с Марком, конечно, никуда не ушли, опасаясь за свою любимицу, - на лице парикмахера ясно проступала жестокость, и даже с оттенком сладострастия. Он протянул руку, в которую Глаша немедленно вцепилась - реакция у нес что надо, несмотря на толщину, и тогда ее обидчик рассвирепел. С криком: «Я тебе сейчас покусаюсь, паскуда!» он бросился на нее с зонтиком в руке. Но, конечно, дотронуться до псинки не успел: отстранив меня, а я уже была готова заслонить собаку своим телом, Марк перехватил руку психопата-садиста и очень вежливо выпроводил его из квартиры, сунув ему четвертак за беспокойство.

Пришлось Глафире обойтись без модельной стрижки: мы с Марком сами кое-как обкорнали ее с помощью ножниц.

Чем-то Кочетков напомнил мне этого парикмахера-неудачника… Убогостью своей, что ли. Наверное, они и пахли, на собачий взгляд, похоже. И хотя я никогда не видела на физиономии Кочеткова выражения жестокости, вполне вероятно, что у него внутри скрывалась именно эта долго сдерживаемая неистовая агрессивность. Недаром, ох, недаром Глашенька готова была съесть нашего второго режиссера…

Против Верховцевой, как я поняла, свидетельствовало то, что она одна была со мной в тот день в студии и, услыхав мой крик, сразу же, по ее словам, примчалась мне на помощь, бросив чайник в коридоре - до женского туалета, куда она направлялась за водой, она так и не дошла. Или она туда даже и не собиралась?… Сергей, который тоже навестил меня и просидел час у ложа болящей, упомянул, что и сыщикам из «Ксанта», и следователям с Петровки это показалось очень подозрительным. Но я-то помнила, как Оксана уговаривала меня не лазить на лестницу, а дождаться Майка и послать его туда; первое, что она произнесла, когда нашла меня у ее подножия, было:

- Я же говорила тебе, не лезь!

Это прекрасно отпечаталось у меня в памяти, потому что после этих слов последовал провал.

Сергей отмел мои соображения - мол, в ней говорило чувство вины. Но я привыкла верить своей интуиции - она не срабатывает редко. С Оксаной ощущения угрозы у меня не возникало.

Верховцева между тем продолжала жаловаться:

- Даже Синякова, которая, как мне кажется, не думает, что я способна на такое, и та со мной не разговаривает. Впрочем, она со всеми общается, как кошка с паршивыми собаками. По-моему, это нефинансовые неприятности и даже не криминал, а что-то очень личное. Может, она поругалась со своим гением? А может, у нее с Тайкой что-то происходит. Ведь ее отношения с Таисией - для меня загадка. Ну можно ли терпеть столько гадостей от родственников, даже если это твоя племянница! Не родная ведь дочь, в конце концов!

Ни для кого не секрет, что уже много лет Тамара тайно встречалась с одним известным писателем - эссеистом, кумиром высоколобой интеллигенции, который даже однажды был номинирован на премию Букера.

Так как его гениальные произведения не продавались, то на жизнь он зарабатывал как телекритик. Эта связь началась, еще когда Тамара была замужем за своим первым мужем, телеоператором, под коней жизни - тяжко больным человеком, инвалидом, за которым она преданно ухаживала до самой его смерти. Роман, то затухая, то разгораясь с новой силой, продолжался и тогда, когда уже в зрелом возрасте Тамара вышла замуж еще раз. Впрочем, тот брак длился совсем недолго, и от второго супруга Тамара оставила себе на память только фамилию, Ее возлюбленный был прочнейшими узами привязан к семье; жене, детям и внукам - и, судя по всему, позволял своей пассии себя обожать, сохраняя дистанцию; наша руководительница, которая сама себя считала чуть ли но железной леди, на самом деле была настоящей русской бабой и с этим безропотно мирилась.

Но ни продюсер, ни ее племянница меня сейчас не интересовали - ни Тамара, ни даже Таисия, какой бы сволочью она ни была, не имели отношения к покушению на меня и, скорее всего, к убийству Котовой. Я перевела разговор на другое:

- А Степан - что он сейчас делает?

- Да что Степан - ходит бука букой, как всегда… Стал еще чуднее. Даже непонятно, замечает ли он, как на него смотрят окружающие. Запирается в монтажной и просматривает старые кассеты с записями передач своей Женечки. Недавно отловил меня и говорит.

«Посмотри, Ксана, как она тут гениально выглядит».

Я посмотрела: одна из участниц передачи говорит какие-то умные вещи, а на экране - крупным планом лицо Котовой. Потом камера спускается ниже и показывает нам его божественную Женечку во весь рост, но кто из дам в этот момент ведет речь, так и не видно. Я и говорю:

«Стела, дорогой, но это ведь ток-шоу, а ты показываешь мне только ведущую, а не участниц!»

«Зато какая у Жени ножка», - отвечает мне он.

- Когда-то это было смешно, а теперь просто грустно, - прокомментировала я. - Но довольно о Степане; если даже он и убийца, то пи один суд его не осудит, он просто сумасшедший. Скажи мне лучше другое - почему меня так ненавидит Лена Горячева?

- Неужели это для тебя новость? Она не любит тебя давно, как не любит вас всех, москвичей. Как ты думаешь, почему из «Прикосновения» была вынуждена уйти Валентина Черникова? Все считают, что ее выжила Котова, но так ли это? Не Горячева ли подзуживала Тамару - зачем иметь двух редакторов, когда и одного вполне достаточно, тем более что она сама, в отличие от Черниковой, человек без претензий?

Самое смешное при этом, что Валя - не коренная москвичка, она просто училась в Москве и вышла здесь замуж за однокурсника. Так вот, чтобы Горячева тебя невзлюбила, достаточно было того, что ты родилась в Москве и что у тебя здесь квартира. К тому же, как всем известно, твоя мать замужем за американцем и ты могла бы жить и там, но ты предпочитаешь оставаться здесь и отбивать работу у бедных девушек, которым ничего не было дано изначально и которые всего добивались сами. Но этого мало - у тебя еще есть молодой и красивый муж, который о тебе заботится и готов носить тебя на руках. Я могу тебе даже точно назвать момент, когда ее ненависть перелилась через край - это произошло во время съемки передачи с писательницей Шарковой, когда Марк приехал с тобой в Останкино. Наверное, в отличие от тебя, Марк плохо разбирается в психологии, иначе он не стал бы настаивать на том, чтобы присутствовать на съемке - ведь тем самым он просто разворошил осиное гнездо! Вспомни Таю - она при виде его впала в транс и потеряла ключ от студии. Даже на Синякову он произвел сильное впечатление…

- А на тебя, Оксана? - спросила я ее без обиняков.

- Самое положительное, - расхохоталась она. - С ним очень приятно пококетничать, он любит и умеет играть в легкий флирт, - она говорила вполголоса, чтобы Марк в соседней комнате не услышал ее. - Но я никогда не стала бы тратить на него силы - у тебя его не отбить. Он пока что в твоей власти, так как я хорошо к тебе отношусь, то ради твоего блага желаю, чтобы так длилось вечно.

Если бы дело обстояло иначе, я бы, может, и попробовала Но в отличие от Лены я не завистлива - сама не понимаю почему. Наверное, потому, что уверена - я еще найду то, что ищу.

- Наверное, я плохой психолог, Оксана: как-то не замечала, что Лена меня терпеть не может… Или просто не обращала на это внимания. Она мне всегда казалась вещью в себе, по при этом вещью абсолютно благополучной. Один этот ее хахаль но «БМВ» чего стоил… А Олег Варзин - он же красавец и умница! Каюсь, Оксана, но он мне самой всегда нравился…

- Олег твоему Марку и в подметки не годится - пробовала, знаю! Он теленок… он безропотно отдал своей бывшей жене-стерве не только квартиру, но и все вещи, и вернулся к матушке даже без смены нижнего белья. С тех пор он женщин боится - а кто нас боится? Только мужики слабые и внушаемые! От меня он бегал как черт от ладана - будто он мне такой нужен! Не знаю уж, как Лена его приручила, только ей с ним ничего не светит. Она, конечно, могла бы женить его на себе - только на квартиру ей придется зарабатывать самой, а как? Для панели она старовата! Пожалуй, самое ценное в твоем Марке - это то, что он тебя полностью обеспечивает и ты не знаешь материальных забот… В разумных пределах, конечно!

Я расхохоталась - ах, если бы нас слышали феминистки! И какое счастье, что в этой стране остались еще не эмансипированные женщины. Даже такие, как Оксана, от которой пуганые мужчины бегут быстрее лани.