Конец ток-шоу

Эпилог

В этот день нашей телекомпании досталась студия на всю вторую половину дня, и я, как и полтора месяца назад, ехала в Останкино вместе со своей собакой. Глаша нужна была мне для того, чтобы переснять ток-шоу с поп-певицей Настеной. Собственно говоря, сегодня у меня был день пересъемок - намечалось повторное интервью с еще одной моей героиней, исполнительницей испанских романсов.

Погода наконец установилась; в воздухе веяло настоящей весной, теплой, душистой и аллергичной. Я обычно не реагирую на это всеобщее распускание и цветение и держусь стойко, когда все вокруг чихают и заливаются слезами и соплями, но на этот раз в носу у меня щипало и веки чесались. Может быть, именно поэтому у меня было скверное настроение. Вернее, не скверное, а какое-то смурное. А может быть, мое внутреннее смятение объяснялось сегодняшним визитом в больницу к Оксане.

Это было уже не первое мое посещение. В первый раз я попала в ее больничную палату вскоре после того, как она пришла в сознание. Тогда она производила еще жалкое впечатление, и я даже испытывала чувство вины за то, что здорова, крепко держусь на ногах, даже не хромаю, а Оксана беспомощно распростерта на постели и головы поднять не может.

Впрочем, она ни на что не жаловалась, и около нее беспрерывно хлопотала сиделка, нанятая Тамарой, которую тоже, судя по всему, мучило чувство вины, причем гораздо более обоснованное, нежели у меня.

Но сегодня… Сегодня Оксана выглядела совсем по-другому. Ее белокурые от природы тонкие волосы были вымыты и обрамляли исхудавшее лицо ореолом кудряшек, что придавало ей неземной, прямо-таки ангельский вид. Однако глаза ее сверкали отнюдь не небесным огнем - в нем играли озорные бесенята! Она поправлялась не по дням, а по часам, и мне бы радоваться за нее, по вместо этого в глубине души я испытывала тревогу'. Когда я с Марком, букетом цветов и коробкой конфет вошла в ее палату, то там оказался Крутиков-старший, который сидел гораздо ближе к больной, чем предполагают больничные правила. Собственно говоря, он расположился на ее кровати, как у себя дома, держал ее за обе руки, и если судить по тому, как у Оксаны набухли губки, а Сергей пытался не встретиться со мной взглядом, они только что целовались. Впрочем, я посмотрела на него строго, и он с видом провинившегося мальчишки выпустил ее руки, но - не отсел.

- Мы обсуждали, чем займется Оксана, пока будет выздоравливать, - быстро заговорил он, не дожидаясь наших вопросов. - Врачи склонны думать, что пройдет не менее года, прежде чем ее здоровье полностью восстановится. Так вот, Оксана хочет попробовать писать. Ты же знаешь, Агнесса, у нее это хорошо получается!

Завтра же принесу ей с работы, старый ноутбук, который мы как раз собирались списывать.

- Кстати, Оксана, почему ты не хотела работать редактором? - из чувства долга я поддержала разговор. - Судя по твоей черной тетради, у тебя это получилось бы неплохо. Ты обладаешь даром слова.

- Работать на чужого дядю или, вернее, на чужую тетю? - Оксана еле заметно дернула правым плечом, что, очевидно, должно было обозначать ее любимый жест. - Никогда! Писать можно только для себя.

После этого мы обменялись еще несколькими замечаниями, и я иссякла. Сергей любовался прелестями больной молча, а Марк молчал из принципа. Оксана же щебетала, как весенний воробышек, не переставая. Она совершенно не смутилась - она вообще неумела смущаться, наша Оксана! Просто удивительно, как умело она поддерживала разговор, хотя говорила почти исключительно одна: рассказывала про больничные порядки, про то, как ей здесь надоело, про то, как она обманывает медсестер, - и все это весело, с не иссякаемым оптимизмом! Врачи обещали, что она скоро поднимется на ноги, что у нее все будет хорошо - и она им верила. Я не слишком прислушивалась к ее болтовне, но тоже верила, что Оксана скоро встанет на ноги - казалось, внутри этого хрупкого тела била ключом такая жизненная энергия, что она способна поднять ее даже из могилы.

Марк сидел чуть поодаль, все еще держа в руках букет официальных гвоздик, и саркастически улыбался. Я, слегка оторопев и не сводя глаз с Сергея, изредка хмыкала и даже подавала кое-какие реплики. Сергей же был будто околдован! Казалось, в данный момент для него никого и ничего не существовало, кроме Оксаны.

Я не узнавала любимого брата своего мужа, почти моего брата: куда девалась его застенчивость, его хмурость, его скованность в присутствии прекрасных дам - особенно тех, кто ему нравился? Он откровенно любовался Оксаной и улыбался - я не видела, чтобы он столько улыбался разве, что почти вечность назад, со дня развода, когда мы праздновали то печально-радостное событие в ресторане!

Наконец в палату вошла медсестричка со шприцем на лоточке, и нас выгнали в коридор. Мы с Сергеем отправились курить на лестничную площадку; некурящий Марк последовал за нами. Сергей, не дожидаясь, пока я выйду из состояния легкого обалдения, сам первый пошел в атаку:

- Я должен перед тобой повиниться, Окса… то есть Агнесса… Ты была права. Оксана действительно во всей этой истории оказалась жертвой, и она безвинно пострадала больше всех.

Больше всех, подумалось мне, пострадала Женя, которая теперь лежит под крестом на ближнем пригородном кладбище, но про первую и главную жертву Сергей как-то предпочел забыть.

- Она подозревала, что Глеб убил свою жену, и решила проверить, насколько обоснованны ее подозрения, но недооценила опасность, - продолжал Сергей.

- Н-да? - скептически протянул Марк. - Это она так рассказала? А не кажется ли тебе, что она слегка приукрашивает свою роль в этом деле? Зачем ей, рискуя жизнью, нужно было делать работу за милицию?

- Она не могла поверить, что близкий человек может быть убийцей! - Сергей готов был защищать Оксану с пеной у рта. - А потом, в ней есть авантюрная жилка, как и у твоей жены, например. Недаром они подруги!

«Когда это мы с Верховцевой стали подругами», - удивилась я про себя, но вслух говорить ничего не стала, да Сергей бы и не услышал. Он продолжал петь дифирамбы своей новой пассии:

- А с каким мужеством она держится! В таком положении, как она, люди теряют надежду и сдаются, а она полна веры в себя! Убежден, она скоро поднимется!

- Конечно, поднимется, - сухо заметил Марк. - Она всегда питалась энергией окружающих мужчин, а сейчас эта маленькая вампирша присосалась к очень мощному источнику.

Я никогда до этого не была свидетельницей драки между братьями, но все когда-нибудь случается в первый глаз. Сергей уже занес было руку для удара, но я отреагировала мгновенно, выступила вперед и заслонила собою Марка.

- Сережа, успокойся, пожалуйста, - произнесла я самым своим гипнотически-обволакивающим голосом.

Сережа опустил руку и очень холодно заметил:

- Это нечестно с твоей стороны, Марк. Если тебе повезло в жизни и ты нашел свою женщину, то почему лишаешь права выбора меня?

Марк оторопел, по тут же ощетинился:

- Потому что эта женщина мне не нравится! Я думал, у тебя вкус получше!

Я снова встала между ними, не дожидаясь, пока старший брат ответит:

- Марк, это дело Сережи, а не твое. Он разберется сам! - С этими словами я увела мужа.

- Ну вот, от тебя одни убытки! - шипел Марк по дороге домой. - Бросай к черту это телевидение! Нс дай бог, Сергей еще женится на этой профурсетке!

Он был прав: вся эта история принесла фирме «Ксант» одни убытки, убытки материальные - не считая, конечно, морального удовлетворения. Котовы, узнав, что на Овечкина следствие вывела я, отказались выплачивать обещанное вознаграждение. Собственно говоря, виноват в этом был Филонов, который честно заявил Павлу Анатольевичу, лауреату и т. п., что он должен разделить награду не только со своими операми, но и со мной, и с сотрудниками «Ксанта». Пришлось через Гария Улитина, который сразу же после ареста Овечкина вернулся из своего длительного альпийского отпуска, намекнуть старшему Котову, что это может стать достоянием широкой публики, после чего ребята с Петровки получили наконец свои заслуженные баксы. Тамара Синякова, в отличие от Котова, готова была платить детективам за работу, но денег у нее не было, и она обещала сделать «Ксанту» бесплатную рекламу, но пока не слишком торопилась. И вот теперь убытки могут стать и моральными - если мы потеряем Сережу, попавшегося в Оксанины сети!

- Не горюй, Марк, - пыталась я утешить мужа. - Оксана пролежит в больнице еще долго, а за это время либо он в ней разочаруется, либо она найдет себе более подходящий объект.

- Ты еще скажи, что она от перенесенного потрясения внутренне переродится и станет Сергею идеальной подругой, - печально усмехнулся в ответ Марк.

Увы, я не верю в чудеса… Да, я сегодня положительно была не и настроении, и вся привычная околотелевизионная суета меня дико раздражала. Первую пересъемку я отработала исключительно на технике; просто когда я оказалась на подиуме напротив исполнительницы испанских романсов, во мне как будто что-то включилось - даже что-то внутри щелкнуло, - и я провела ток-шоу как ни в чем не бывало. Но второе интервью - с поп-певичкой Настеной - заранее повергало меня в ужас. Я сбежала из студии к себе в комнату отдыха, чтобы хоть как-то настроиться на работ.

Но уединиться мне не удалось: деликатно постучав, в гардеробную вошел Гарий Улитин. Он держался с достоинством и поблагодарил меня за все, что я сделала для его племянницы Кристины. Собственно говоря, я ничего особенного не сделала, по как раз именно Улитин оказался благодарным клиентом, хотя он детективов и не нанимал. Он щедро расплатился с «Ксантом» за то, что доктора Феоктистова погнали из 173-й больницы поганой метлой, и собирался подавать на него в суд, опираясь на собранные материалы. Увы, Настенин агент выбрал не самое подходящее время для изъявления благодарности; и когда я его наконец выпроводила, у меня оставалось только несколько минут на приведение себя в порядок.

Так что к тому моменту, когда меня позвали в студию, я была внутренне вся взъерошена и страшно боялась завалить это интервью; я шла, а ноги сами несли меня назад, как когда-то в студенческие годы, когда я сдавала экзамен, к которому не готовилась. Настена уже сидела на диванчике в том же самом изумрудно-зеленом платье, свет установили, не хватало только собаки.

- А где собака? - громко и грозно вопрошала Тамара своим прокуренным голосом.

- Здесь собака, здесь! - отозвался Майк, гордо вводя в студию Глашу. Или это она его гордо вела?… - Мы с Глашенькой даже успели прогуляться.

Юный Майк, как выяснилось, был не столь уж юн - оказывается успел уже пройти Чечню. Просто хорошо сохранился - в их семье все очень молодо выглядели, признался он как-то мне под настроение, а у его отца до тридцати лет требовали паспорт, когда тот пытался проникнуть в «злачные заведения». Майк ушел из «Ксанта», хлопнув дверью, устроился в охрану телецентра, чтобы на что-то жить, и заодно стал самым преданным ассистентом Тамары. Он окончательно и бесповоротно влюбился в телевидение, так что даже не стал сдавать экзамены в юридической школе, где учился заочно, а собрался осенью поступать в частный институт телевидения.

Он подвел Глашу к дивану, отстегнул карабин поводка, и моя гениальная спаниелька тут же запрыгнула на диван усевшись рядом с певицей, прямо на ее юбку. Тут же по студии распространилось страшное зловоние. Настена зажала нос, а я все поняла.

- Где ты с ней гулял? - набросилась я на Майка.

- Как где? Во дворе… - пробормотал он в полном недоумении.

- А кучу… она сама нашла пли ты ей помог? - продолжала я допрос.

Тамара приближалась к нам, грозно засучив рукава.

- Ты понимаешь, такой-сякой, что сорвал съемку? - прогремел ее голос прямо над его ухом.

Майк сжался в комочек; все вокруг заговорили одновременно и очень сердито, и мне даже стало его жалко.

Во всей этой суматохе только Глаша сохраняла полное спокойствие, возлежа в позе сфинкса на драгоценном подоле, и не торопясь поедала заранее припасенные певичкой конфеты.

Положение, как ни странно, спасла Настена. Отсмеявшись всласть, она заявила, все так же зажимая нос рукой, отчего голос у нее стал немного гундосым:

- Господа-товарищи, давайте работать! Насколько я понимаю, платье теперь все равно не спасешь, но пятна пока не слишком заметны, потому что Глаша лежит на них собственной персоной. И по ней не видно, что она грязная, это можно почуять только при помощи обоняния. Но видеокамера, по счастью, запахов не передает, а мы с вами полчаса как-нибудь выдержим. Ну как, Агнесса?

Я не ожидала от нее такого! Улыбнувшись ей - на этот раз не казенной улыбкой, а действительно от всей души, - я поспешно заняла свое место. Недовольно ворча, народ расходился по местам. И мы начали! Собачья шерсть нагревалась под мощными лучами юпитеров и благоухала все сильнее и сильнее, вонь стояла страшная, но мы работали. Я почувствовала прилив вдохновения и была абсолютно свободна и раскована, заразив этим состоянием и Настену. Съемочная группа, задыхаясь, тем не менее функционировала как единый слаженный механизм, не допуская ни единого сбоя. Даже техника нас ни разу не подвела. В этот момент ушли в прошлое все печальные и страшные воспоминания, будто время подвело черту под этими трагическими смертями. А все мы, кто остался в живых, работали за себя - и за них тоже.

Это было мое лучшее ток-шоу. После него молодую певицу критики стали хвалить как образец соединения «эротичности с интеллектом». Последнее интервью оказалось начальной точкой отсчета не только для карьеры Настены, но и значительным этапом в моем профессиональном росте. После него я получила очень выгодное предложение от продюсера первого канала, но об этом - когда-нибудь потом.

Ах, если б знали, из какого сора… Или из какого хаоса делаются на телевидении лучшие передачи!

Да здравствует телевидение! Шоу продолжается!