Конец ток-шоу

Глава 8

В понедельник, в двенадцать, а точнее - почти в час, сотрудники «Прикосновения» собрались в Останкино, в маленькой монтажной, которая была выделена в наше полное распоряжение и которую Синякова использовала вместо офиса с тех пор, как платить за отдельную контору стало накладно, то есть после незабвенного 17 августа. Пришли почти все, кроме Таисии, которая куда-то пропала - злые языки поговаривали, что тетка положила ее в очередной раз на лечение в наркологию, - и монтажера Светланы, подхватившей грипп. Присутствовал и Степан, с картинно перевязанной рукой, он вошел позже меня и, бросив в мою сторону угрюмый взгляд, протиснулся в самый дальний от меня угол. Впрочем, он был не одинок; Олег и Лена, явившиеся вместе, посмотрели на меня так холодно, что я поежилась, и демонстративно повернулись ко мне спиной.

Любовники держались за руки, в первый раз не скрывая на людях свои отношения. Я даже обрадовалась, когда ко мне подсели неразлучные дружки, Георгий Павлович с Виктором Алексеевичем, хотя в любое другое время меня такое соседство раздражало бы. Не привыкла я себя ощущать парией, однако же! А когда самой последней в монтажную влетела Оксана и подмигнула мне, я почувствовала себя почти счастливой.

Синякова, которую я едва ли не в первый раз видела с синяками под глазами, в полном соответствии с фамилией, кратко информировала нас о расписании предстоящих в эти две недели съемок.

Голос ее звучал совсем хрипло, будто она курила всю ночь напролет; впрочем, может, так оно и было. Она выглядела страшно расстроенной и будто потухла - иссяк источник внутренней энергии, который казался мне нескончаемым. Очень сухо она распределила между нами задачи на ближайшее будущее, а когда Виктор Алексеевич попытался, по своему обыкновению, побурчать, жалуясь на перегруженность, она кратко и холодно бросила:

- Тебя, Витя, здесь никто не держит.

Витя застыл с раскрытым ртом и выпученными глазами - так он был изумлен. Я тоже изумилась - до какого состояния должна была дойти Тамара, если она осмелилась наконец поставить на место своего подчиненного-бездельника!

- И вот что еще, - продолжала она, зажигая очередную сигарету. - Чтобы там ни говорила наша доблестная милиция, я не верю, что убийца - среди нас. Я понимаю, что прошу невозможного, обращаясь к вам всем с просьбой вести себя так, как будто ничего не случилось.

Но если мы будем заниматься исключительно тем, что строить догадки, заниматься сыщицкой самодеятельностью и обвинять друг друга безо всяких на то оснований, то от нашего творческого коллектива ничего не останется и фирму можно смело закрывать. Если вам дорога наша совместная работа, то выбросьте из головы последние события и занимайтесь делом.

Ответом на это ее чуть ли не слезное обращение было полное молчание. Когда она встала со стула, давая тем самым понять, что пятиминутка закопчена, никто не стал задавать лишних вопросов - народ как-то сам собой рассосался, и каморка быстро опустела. Лена подошла, положила на стул передо мною папку - будто ей было противно отдавать ее мне в руки, не дай бог, до меня дотронется - и во весь голос заявила, так, чтобы слышали все желающие:

- Это переработанные сценарии двух следующих передач с учетом твоих, Агнесса, пожеланий. Еще один сюжет будет готов через пару дней. Но если ты все-таки решишь в дальнейшем самостоятельно писать сценарии своих программ, как ты когда-то грозилась, то я буду только рада. Мне не слишком приятно с тобой работать, потому что заниматься совместной деятельностью с человеком, который врет тебе в глаза и шантажом вытягивает из тебя информацию - просто противно.

Заметив, что Варзин внимательно слушает, я не смогла удержаться от язвительного ответа.

- Что ж, я тебя понимаю. Только, чтобы не общаться со мной, у тебя есть единственный способ - уйти из «Прикосновения». Но так как для тебя эта работа важнее всего, даже важнее отношений с любимым человеком, то тебе придется поработать на меня.

Кстати, сценарий передачи с писательницей-детективисткой Марией Шуховой надо переделать, потому что мне в голову пришли новые идеи. Вот мои записи. - И я передала ей несколько исписанных листков бумаги, которые она взяла двумя пальчиками так брезгливо, будто по ним ползали какие-то отвратительные гусеницы.

Тем не менее мой удар попал в цель. Горячева побледнела и закусила губу, а Олег посмотрел на нее вопросительно. Когда они останутся вдвоем, ей придется многое ему объяснять, злорадно подумала я про себя. Впрочем, чего я привязалась к бедной девушке, которой и так приходится несладко? К тому же она права - не слишком хорошо я с ней поступила.

- Кто бы мог подумать - Олег и Елена недоступная! - прервал мои угрызения совести голос Оксаны. - А чем, кстати, ты ей насолила?

В ее тоне, в выражении ее эфирного личика было столько детского любопытства, что я просто не могла устоять - и рассказала ей, как я вытянула информацию из Горячевой и что именно она мне поведала. Все равно это недолго останется секретом - на телевидении слухи распространяются с космической скоростью, со скоростью эфира. К тому же у меня была задняя мысль - неужели Оксана не ответит откровенностью за откровенность?

- Да… - протянула Оксана, дослушав меня до конца. - Вот конспираторы! Никто ничего и не подозревал! Но постой, значит, Лена теперь - самая главная подозреваемая! Ведь у нее и возможность была, и мотив, и наврала она следствию изрядно…

- Знаешь, мне кажется, она на убийцу не похожа, - возразила ей. - И потом, слишком многое против нее, а это уже как-то чересчур…

- Может, ты и права, - легко согласилась Оксана. - Для настоящего убийцы у нее не хватает воображения.

Я посмотрела на нее с изумлением, я не считала ее ни слишком умной, ни наблюдательной - а она решила задачку, которая не давала мне покоя в течение нескольких недель, за какое-то мгновение, даже этого не заметив! А я-то ломала себе голову, чего меня не устраивает в сценариях Елены! Оксана была права - у нее не хватало воображения; она вся была приземленной, прагматичной, она подходила к моим программам точно так же, как и к своей карьере, - строила их столь же целеустремленно, как и поднималась по служебной лестнице. Она шла напролом, неотступно и неустанно, - но без полета. Она не понимала тех моих героинь, которые не достигли внешнего успеха, не блистали; эти сценарии мне всегда приходилось за ней переделывать. Романтика, мир тонких чувств был ей недоступен… А знакомы ли ей те бешеные порывы страстей, которые заставляют человека перешагнуть через заповедь «Не убий»? Или, наоборот, настолько ли она прагматична и рациональна, чтобы спланировать заранее и осуществить убийство?

- Как ты думаешь, а где Котова хранила видеокассеты с порнушкой? - Оксана вдруг переключилась на другую интересующую ее тему.

Действительно, где? Я знали совершенно точно, что милиция ничего подобного не нашла - Марк бы обязательно проговорился о столь пикантных подробностях.

- Здесь в Останкино этих записей точно не было, - принялась размышлять я вслух. - Тут просмотрели все. Может быть, она хранила эти кассеты у брата или у сестры? Впрочем, если Котовы их найдут, то немедленно уничтожат. Где еще они могут быть? Не могла же Женя держать их дома, под носом у Глеба?

- Да, это уж вряд ли, - на лице Оксаны блуждала какая-то неопределенная улыбка. - Семейные ценности… Хотя на самом деле Глебу на это было бы с высокой башни наплевать. Может, еще посмеялся бы, любуясь постельными похождениями своей женушки.

- Тебе лучше знать, - я решила идти напролом. - Ходят слухи, что ты была его любовницей.

Она ничего не отрицала, просто весело рассмеялась:

- Любовницей? Нет, никогда! Я с ним трахалась - это да. Почему ты морщишься? Трахаться - это абсолютно литературное слово, уверяю тебя, меня о этом убедил сам Игорь Семенович Кон, наш знаменитый сексолог, а уж он-то знает. Я с ним познакомилась, когда он выступал у нас еще в старой программе «Лицом к спине». Так вот, понимаешь, я с Овечкиным именно трахалась. Не могу сказать, что я не получала от этого удовольствия - я всегда получаю удовольствие от хорошего секса. У Глеба, кстати, прекрасные физические данные - поверь мне, я в этих вещах разбираюсь. Да Котова иначе бы за него замуж не вышла! Не скрою, сознание того, что Глеб со мной в какой-то степени изменяет Жене, моей нелюбимой начальнице, доставляло мне дополнительное наслаждение. В какой-то степени - потому что для Глеба паши отношения были тем же, чем и для меня: хорошим сексом, не более того.

Может, тебя это шокирует, но для меня физическая и духовная сторона отношений между полами не связаны между собой. Не то чтобы я никогда не любила - любила в юности, потом любила своего мужа - недолго, правда. Не думай, что я развратная по натуре… Хотя, может быть, и так. Я согласна с теорией стакана воды. И Глеб - он тоже адепт этой теории. И, хотя мы и спали вместе, нас нельзя назвать любовниками, потому что нас ничего не связывает.

- Ну, постель вас все-таки связывает, - неуверенно возразила я. Граничащая с наглостью дерзость, с которой она призналась в своих плотских отношениях с Овечкиным, меня озадачила и обезоружила.

- Ну, если бы это обязывало, то я оказалась бы связанной слишком со многими! - захохотала она. - А ты? - тут же спросила она с невинным видом, наивно хлопая длинными ресницами.

- Как ты осмеливаешься залапать такой вопрос замужней даме? - парировала я, тоже смеясь и надеясь при этом, что мой смех звучит естественно.

- Эта замужняя дама умудрилась ввести в краску столь доблестного и непробиваемого рыцаря, как сотрудник славного Московского уголовного розыска капитан Филонов, - подмигнула мне наш помреж.

- Ну, он пол жертвой безо всякой заслуги с моей стороны, - не стала отрицать я и тут же переключилась на менее скользкую и гораздо более животрепещущую тему: - Так, значит, семейная жизнь Котовой трещала по швам?

- Да нет, судя по всему. Когда мы с Глебом общались, то, как понимаешь, это общение было плотское, а не духовное, так что нам было не до разговоров.

Но Евгения в качестве жены его устраивала: его брак давал ему нужные связи и положение в обществе, ну и материальные блага тоже. Ведь он явился в Москву почти нищим и абсолютно неизвестным, и, если бы не имя тестя, которое открывает ему все двери, он, скорее всего, так и остался бы одним из подающих надежды, не более того… Сколько таких непризнанных гениев спивается!

В этот момент в нашу маленькую монтажную вошли Толь Толич с Синяковой, чтобы использовать клетушку по ее прямому назначению - они должны были окончательно подготовить к эфиру одну из последних передач, героиня которой потребовала сделать несколько купюр. Мне было обидно, что наш столь интересный разговор с Оксаной прервался, тем более что Синякова надавала ей кучу поручений, и ей надо было бежать. Но когда мы вышли в коридор, Верховцева сама мне предложила:

- Слушай, давай зайдем в студию и проверим, все ли готово для завтрашней съемки. Ты ведь велела заменить фон. А заодно и попьем кофейку.

- Ты же торопишься, - пыталась я возразить, но совершенно неубедительно. Она отмахнулась:

- Ключ у меня! - Она шла впереди, поигрывая связкой на брелке с Эйфелевой башней.

Конечно, фон никто не заменил, и Оксана прекрасно об этом знала. Знала она и то, что ей по этому поводу надо делать: она поймала бежавшего куда-то сломя голову Майка и велела ему идти в костюмерную на пятом этаже, к некой Марине Филипповне, которая должна ему выдать рулон бархата благородного вишневого цвета…

- Я не могу, - взмолился юноша, пытаясь вырваться из ее на первый взгляд хрупких, на самом же деле сильных и цепких рук - Ведь Тамара Петровна велела…

- Тамара Петровна подождет, - не допускающим возражений тоном заявила Верховцева. - А бархат нам с Агнессой нужен сейчас, - и, слегка подтолкнув Майка под пятую точку, отправила его в нужном направлении.

Студия, та самая, в которой мы делали все последние передачи и ключ от которой Тая потеряла окончательно и бесповоротно, так что пришлось делать новый, выглядела абсолютно голой. Только забытый мною накануне, слегка потрепанный Глашей жакет кто-то повесил чуть ли не на самый верх лестницы, уходившей под купол; он торчал из-под черного плюша броским ярко-алым пятном, как флаг. Впрочем, пустота помещения была кажущаяся, потому что Оксана тут же извлекла откуда-то припрятанный электрический чайник, банку с «Нескафе» и две чашки.

- Пока ты готовишь кофе, я слазаю за своим жакетом, - заявила я, направляясь к лестнице. - Интересно, какому идиоту пришло в голову его туда затащить?

- Да брось ты, - отозвалась Оксана. - Майк придет и снимет, ведь ты же в узкой юбке, да еще на каблуках. Кофе уже готов.

Меня не надо было уговаривать - больше всего на свете в данный момент я хотела продолжить наш с ней разговор. Оксана наполнила чашки и, лениво развалясь на стуле, как в удобном кресле, спросила:

- Кстати, у тебя есть сигареты? Для полного кайфа.

Я усмехнулась - она курила много, но своих сигарету нее никогда не было, она вечно стреляла - и вынула пачку «Bora»; она прикурила и с наслаждением затянулась.

В этом вся Оксана: перепоручить свою работу другому, угоститься на халяву - и при этом с таким очаровательным видом, что никто на нее не сердится, наоборот, кажется, что это она вам делает одолжение.

- Так о чем мы говорили? - Она потягивала кофе мелкими глоточками и даже зажмурилась от удовольствия, еще немного - и замурлычит. Да, определенно, Оксана знала толк в радостях жизни.

- О Глебе Овечкине.

- Ах да, о Глебе… Но знаешь, Агнесса, в чем-то ты даже права. Нс в том, что мы связаны друг с другом, а в том, что у нас есть нечто общее. Мы оба приехали в Москву, чтобы добиться чего-то в жизни, мы оба честолюбивы. И быстро поняли, что здесь все решают положение и связи. Никому нет дела до того, что ты представляешь собой на самом деле, если нет человека, который мог бы замолвить за тебя словечко. Но Глебу повезло больше, чем мне, - он встретил Котову. И перед ним зажегся зеленый свет. Если бы мне выпал подобный шанс, у меня давно была бы не то, что собственная программа на телевидении - нет, своя телекомпания. Впрочем, я надеюсь, что все еще впереди.

- А Глеб талантлив? Я не видела ни одной его постановки.

- А черт его знает! - Оксана очень искренне пожала плечами. - Сейчас разве разберешь? Критика его хвалит. Я однажды была на его спектакле - Евгения расщедрилась, пригласила всю группу на премьеру. Какой-то сюр… Я, честно говоря, скучала - ничего не понимаю в современном искусстве. Наверное, зря я тебе в этом призналась: ты можешь подумать, что я провинциальная дурочка.

Нет, кто угодно, только не дурочка! С самого начала против Оксаны говорило два факта: то, что она солгала относительно ее местонахождения в момент «X», и то, что у нее был мотив для убийства, раз она была любовницей мужа жертвы Однако Оксана умудрилась почти всем внушить, что она в тот вечер «никуда не отходила от гардеробной, только прогуливалась по коридору взад-вперед», а признав сам факт отношений с Глебом - наверняка тому были свидетели, и глупо было бы это отрицать, - она постаралась представить их как ничего не значащий пустяк. И в этом она убеждала именно меня, прекрасно зная, что все это будет немедленно передано по назначению.

Нс дожидаясь ответа, Верховцева перевела разговор на другое:

- А ты правда думаешь, что Степан убил Женю - ведь он же ее боготворил?

- Пока мне это кажется самым правдоподобным вариантом, - не кривя душой, ответила я. - Ты же не будешь отрицать, что из всех наших коллег у него самая нестабильная психика. Кроме, может быть, Тайки - но там другой вариант, там наркотики.

- Не просто наркотики, но еще и уголовщина! Ее дружки накануне вчистую ограбили синяковскую квартиру, поэтому Тамара сегодня совсем не в себе… Но ты всерьез считаешь, что Степан - маньяк-убийца? - У Оксаны даже глаза округлились от возбуждения. - Я как-то читала один американский роман про убийство на телевидении, там тоже убили старую телезвезду. И убил ее маньяк-оператор, влюбленный в новую молодую ведущую.

Правда, и свою пассию он потом чуть не прикончил, но ему помешали… - и она оценивающе посмотрела на меня, как будто прикидывала, гожусь ли я на роль следующей жертвы.

- Боюсь, что я не успела еще обзавестись такими фанатами, как тот убийца, - усмехнулась я. - Да и какие фанаты могут быть у ведущей женской передачи? Тем более агрессивные. Разве что разъяренная домохозяйка напишет ругательное письмо. Но к Котовой это но относится - она на телевидении столько лет, что вполне могла обрасти подозрительными поклонниками-психопатами, а вовсе не одним Степаном…

- Кстати, а что говорят наши доблестные детективы из «Ксанта»? Вычислили ли они убийцу? Или, как и ты, считают, что Женю убил Кочетков?

Интересно, движет ли ею любопытство или нечто большее? Растягивая слова, как бы заразившись ее ленивой расслабленностью, я проговорила:

- Не-а. Ничего определенного они не нашли. Правда, мне они ничего не говорят, но, если бы они пришли к какому-то выводу, я бы точно об этом знала.

В данном случае я не отклонялась от истины: мои родичи не ставили меня в известность о своих действиях. Единственное, что мне удалось выведать у Сергея, - это то, что недруги нашей телекомпании Сидоркины, предатели и плагиаторы, автоматически выбыли из списка подозреваемых, потому что о тот вечер безвылазно торчали в студии прямого эфира. Но я не сочла нужным делиться этими новостями с помрежем. Ведь Оксана была и оставалась одной из главных подозреваемых… И все же, и все же… Зачем такой обаятельной девушке убивать, если у нее есть гораздо более легкие пути, чтобы просочиться наверх?

К тому же эта ленивая халявшица, которая чуть ли не гордилась своей сексуальной раскрепощенностью, кокетка и лгунья, при мне в открытую флиртовавшая с моим кровным мужем, - эта дрянная девчонка мне нравилась. И еще нас сближала общая любовь к собакам и кофе.

- Вода кончилась, - сморщила нос Оксана, заглядывая в чайник, - а я еще хочу. Где же этот Майк? Только за смертью его посылать… Ладно, придется самой пойти за водой! - Тяжело вздохнув, она поднялась на ноги, взяла чайник и вышла.

Я, тоже вздохнув, встала и направилась к лестнице. Конечно, я не матрос, чтобы лазить по вантам, но и не настолько еще потеряла физическую форму, чтобы не забраться на какую-то паршивую винтовую лестницу. Но Оксана оказалась права: карабкаться вверх по этому узкому металлическому трапу, который еще и изгибался под самыми неудобными углами, было нелегко. Мне пришлось задрать юбку чуть ли не до талии и полностью сосредоточиться: высокие топкие каблуки моих полусапожек то и дело соскальзывали с перекладин, и я не знала, чего больше мне надо бояться - сорваться или сломать их. Добравшись до середины, я уже подумывала о том, чтобы смирить гордыню и слезть, по меня останавливала мысль о том, что спускаться будет еще труднее, чем подниматься. Но спускаться вниз мне не пришлось. Внезапно погас свет, и я осталась в полной темноте. Хватаясь за тонкие металлические стойки, резавшие мне руки, я старалась не поддаться панике, как вдруг лестница подо мною поехала и начала опрокидываться. Я почувствовала, что падаю вниз, прямо на спину, в отчаянии вцепилась в первое попавшееся под руку, что-то мягкое, и завопила в полный голос.

Потом я почувствовала всем телом удар и вырубилась.

Пришла я в себя, когда прямо в лицо мне уже бил полный свет, надо мной веяло смутно знакомое женское лицо, и совсем знакомый голос воскликнул:

- Я же говорила тебе, не лезь, дождись Майка!

Это была Оксана. Еще кто-то, в очках, склонился надо мной - это, наверное, Майк, решила я. Впрочем, думать не хотелось, мешала тупая боль во всем теле и острая - в правой лодыжке. Я закрыла глаза: то ли от режущего света, то ли от падения меня тошнило. Надо мной зашелестел рой голосов, они меня раздражали, но слов я не различала. Наконец низкий хриплый голос произнес вполне членораздельно:

- Ее нельзя поднимать до приезда «Скорой». Если у нее поврежден позвоночник, то ее можно перевозить только на щите.

Это снова Тамара в роли медсестры, лениво подумала я. И тут внутри меня все встрепенулось: позвоночник? Я заставила себя открыть глаза и пошевелить руками и ногами: все мои члены мне подчинялись, я их чувствовала. Слава богу, позвоночник цел. Но боль в правой ноге вспыхнула с новой силой, в какой-то момент она стала просто невыносимой, и я с облегчением снова потеряла сознание.