Констанца

Глава 10

Нет, Ален не спал. Он слишком хорошо знал свою тётушку. При всей её внешней мягкости и доброте, настоятельница Рамона железной рукой руководила крупнейшим и одним из самых влиятельных женских монастырей в королевстве Семи Холмов. Он поймал себя на мысли, что у него сжимается сердце, едва он подумает, что Констанца может навечно схоронить себя в мрачных каменных стенах обители. Её юное свежее личико так беззащитно выглядело в обрамлении чёрного капора, а наивные глаза доверчиво взирали на ласковую и участливую матушку Рамону.

Если она забудет его просьбу или не решится отказать монахине, ему будет нелегко вернуть ей свободу. Ален даже приподнялся на постели, решая, не пойти ли ему к женщинам, плюнув на приличия и позднее время. Но благоразумие возобладало. Всё же, спустя некоторое время он неслышно подошёл к дверям соседней спальни и прислушался. Усмехнувшись, вернулся к себе. Богатырский храп матушки Рамоны свидетельствовал, что разговор давно закончен.

Не спал и лорд Нежин дар Кремон. Сгоряча вырвавшиеся слова о том, что он женится на Констанце, заставили его задуматься о его истинном к ней отношении. Он снова, с неудовольствием признал, что ни одна девушка не интересовала его так, как дочь кузнеца. Никогда он не был столь внимателен к попадающим в замок девчонкам, никогда не старался понравиться им. Он искренне жалел, что решил напугать её наказанием. В душе опять поднялась злоба на Крома, не сдержавшего свои садистские наклонности. И он даже не подозревал, какое бешенство вызовет у него её новый побег. Желание во что бы то ни стало вернуть Констанцу, не давало покоя. Женится он, или нет, но ему просто необходимо встретиться с ней, убедить, что она сама виновата в таком к ней отношении.

Он вспомнил, как ласково она смотрела на него, лежащего на сундуке у старой ведьмы, как заразительно смеялась его шуткам, как доверчиво позволяла подолгу держать себя за руку.

Он встал с постели, позвонил в колокольчик. Заспанный Ласси осторожно открыл дверь.

— Распорядись, чтобы мне приготовили коня. Я поеду за Констанцей. Да, ещё двое стражников пусть будут тоже готовы ехать.

Ваша милость, вы же говорили, что она уехала из Гваренеда? Где вы будете её искать? Да ещё этот ведьмак…

Лорд Нежин досадливо поморщился: — Ласси, я знаю свои земли лучше любого пришлого ведьмака. Им некуда деваться. Мне известно, что Гваренед они покинули в карете настоятельницы монастыря святой Рубекии. Едва ли они едут назад, в сторону замка. Нет, они стремятся в столицу, торопятся побыстрее пересечь границу и оказаться на территории Ферренского лордства. За один день до границы они не доберутся, значит, им надо где — то ночевать. Ведьмак с девушкой могли бы, пожалуй, переночевать и в лесу, но пожилая настоятельница связывает их по рукам и ногам. До самых земель лорда дар Феррена на моих территориях в той стороне нет ни одного города, одни посёлки и деревни. Монахине не по чину останавливаться в сельском домишке. Значит, они будут ночевать у настоятеля Михасия. Мне соваться к нему бесполезно. Он ни за что не скажет, когда и куда они уехали. Но! — Он торжествующе расхохотался, — в столицу ведёт только одна дорога! Кроме неё есть только тропы, по которым карета не пройдёт, а вот всадники, воспользовавшись ими, сократят путь и окажутся на территории Ферренского лордства значительно быстрее, чем карета! Ступай, Ласси, через час я выезжаю!

Констанца спала и не слышала, когда монахиня встала. Она вышла в общую гостиную и увидела что оба, тётушка и племянник, уже умытые и одетые по-дорожному, сидят за столом. Настоятельница улыбнулась: — доброе утро, Констанца. Мы решили, что ты можешь поспать немного подольше. Ну, раз уж ты встала, умывайся и садись завтракать.

— Девушка смущённо улыбнулась, пробормотала: — доброе утро, матушка Рамона, доброе утро, Ален! Нужно было разбудить меня, раз вы встали. Так нехорошо получилось, что я всех задерживаю…

Ален кивнул ей, внимательно глядя ей в лицо, а настоятельница снисходительно сказала: — ну, поспи, пока есть такая возможность. В монастыре мы с сёстрами встаём довольно рано. Когда ты присоединишься к нам, ты тоже привыкнешь рано вставать.

Наёмник нахмурился, остро глянул Констанце в глаза, на скулах выступили желваки. Она растерянно глянула на него, умоляя о помощи, но он молчал. Тогда девушка решилась: — матушка Рамона, простите меня, пожалуйста, но я не хочу в монастырь! — Та удивлённо посмотрела на неё, а Констанца, путаясь, торопливо говорила: — я не могу, матушка, я не готова,… мне кажется, во мне…нет…такой крепкой веры! Простите меня, прошу вас!

Ален откровенно с облегчением вздохнул и расслабился. Настоятельница с ласковой улыбкой на лице принялась убеждать Констанцу, что ей нужно просто решиться, со временем она привыкнет, а сейчас ей не хватает смирения и покоя в душе.

Опустив голову, та молча и упрямо смотрела в пол. Племянник решил вмешаться: — тётя Рамона, оставь Констанцу в покое. Давайте уже завтракать, я есть хочу!

Несостоявшаяся послушница благодарно взглянула на него и не смогла сдержать улыбки. Всё же он выглядел очень забавно в одежде монахини.

Они быстро прошли по тёмному двору, не встретив ни одного человека. Из монастырского храма доносилось пение множества мужских голосов. Карета ждала их с неизменным кучером на облучке. Констанца удивилась, что настоятель Михасий не пришёл их проводить, но Ален шепнул, что не надо привлекать к ним излишнее внимание. Они всего лишь путники, каких немало ночует в монастыре.

За воротами монастыря карета присоединилась к повозкам и телегам, едущим в сторону Ферренского лордства. Ехали медленно, обогнать попутчиков на узкой дороге было невозможно. К вечеру пересекли границу. Констанца выглядывала в окна кареты в надежде увидеть какой-либо пограничный знак, Но Ален сказал, что всем известно: деревня, которую они проехали не останавливаясь, принадлежит лорду Нежину. Сразу за ней начинаются земли лорда дар Феррена. Он с облегчением стянул с себя монашеское одеяние и остался в своей обычной одежде. но меч отсутствовал. Чёрные блестящие волосы по-прежнему были грязны. Констанца пожалела, что в монастыре отца Михасия им не удалось вымыться. Матушка Рамона сказала, что монахи моются в холодной воде, дабы усмирять плоть. Просить, чтоб её согрели, Ален не разрешил, не желая привлекать внимание монахов к гостям.

Освободившись от чёрного одеяния, наёмник с удовлетворением похлопал себя по бокам, а потом велел Констанце сесть напротив, рядом с матушкой Рамоной, которая опять безмятежно читала свою книгу.

Девушка пересела, наблюдая за мужчиной. Тот бодро поднял освободившееся сиденье и перво-наперво торжественно вытащил из ящика, находящегося под ним, свой тяжеленный меч. Затем извлёк тёплый плащ и повесил его на крючок под потолком, при этом, едва не свалившись к Констанце на колени. Карету трясло немилосердно. На дороге, видимо, стало свободнее, и кучер поторапливал лошадей.

О чём-то сосредоточенно думающий наёмник молчал, а настоятельница сказала: — ты уже можешь снять облачение, Констанца. Я заберу его с собой. — Та с недоумением посмотрела на монахиню:

— матушка Рамона, а вы…разве не едете в столицу?

— Нет, милая, я провожу вас до деревни и вернусь в монастырь, — она внимательно и ласково смотрела на девушку: — надеюсь, ты скоро приедешь ко мне. Помни, Констанца, это самое лучшее для тебя!

Констанца потупилась и ничего не сказала.

Путешественники почувствовали, что лошади свернули с дороги. Вскоре они увидели убогие домишки, крытые соломой. Кое-где в окнах мелькал огонёк свечи.

Карета медленно ехала по улице и, наконец, остановилась у дома, выглядевшего чуть лучше остальных. Попрощавшись с настоятельницей, причём Ален обнял тётушку, а она расцеловала его в обе щёки, наказав передавать от неё благословение родителям, наёмник и Констанца вылезли, с трудом распрямив ноги, и направились к воротам. Карета развернулась и уехала, а они остались на тёмной заснеженной улице. Девушке было жутковато. Она мёрзла в своём старом вытертом плаще, неизвестность пугала. Ален хмурился и молчал. Лишь после того, как он снова забарабанил кулаком в окованную железной полосой калитку, где — то в доме хлопнула дверь, заскрипел снег под тяжёлыми шагами. Под невнятное бормотание калитка распахнулась и перед ними предстала здоровущая тётка в больших мужских сапогах, небрежно наброшенной стёганой треконде и длинной складчатой юбке. Наёмник облегчённо вздохнул: — Ну, хвала Всеблагому, ты дома, Джен! Я уж подумал, что ты к очередному ухажёру убежала. — Он шагнул во двор, кивнув Констанце, чтобы следовала за ним. Женщина басом сказала:

— ты, Ален, всё надо мной смеёшься, а я тебя весь день жду, с тех пор, как лошадей привели. Мальчишка — то у тебя совсем замёрз. В баню пойдёте?

— Констанца запнулась и чуть не упала, а наёмник спокойно сказал: — это не мальчишка, Джен, это девушка. Ты сходи с ней, поможешь, что ли…

Женщина первой вошла в дом. Там жарко топилась печь, на большом, добела выскобленном деревянном столе в кованом подсвечнике горели четыре толстых свечи, а хозяйка с интересом посмотрела на Констанцу: — что же она у тебя такая заморенная-то? Гляди-ка, прямо прозрачная вся!

Девушка неловко улыбнулась: — данна Джен, я не заморенная, я вообще такая…не толстая.

Та укоризненно покачала головой. При свете свечей Констанца рассмотрела, что их хозяйка и впрямь была очень большой. На голову выше Алена, с грудью, возвышавшейся как две подушки, с широченными бёдрами и большими мужскими руками. А вот лицо очень миловидное, большеглазое. Полные яркие губы, точёный нос и толстая коса, уложенная короной вокруг головы. На вид ей никак не больше сорока.

Дом состоял из одной большой комнаты. У дальней стены стояла кровать совершенно под стать хозяйке: массивная, широкая, аккуратно застеленная ярким лоскутным покрывалом с горой пышных подушек в цветастых наволочках. Под окнами длинная лавка, на которую и сели гости. Несколько красивых сундуков разных размеров поставлены друг на друга. Сундуки расписаны яркими цветами, диковинными птицами и зверями. Ещё большой комод со множеством ящиков, громоздкий, внушительный, сверху прикрыт вязаной кружевной скатертью. Посередине комнаты печь с очагом. От неё пышет жаром, а на огне стоит чугунная жаровня и распространяет аромат тушёного мяса с приправами, от которого Констанца непроизвольно сглотнула слюну. Джен заметила, засмеялась: — Ален, вы как, сначала мыться и потом ужинать, или наоборот?

Он вопросительно посмотрел на Констанцу. Та мотнула головой: желание вымыться, почувствовать своё тело чистым, пересилило голод: — ой, я бы сначала в баню, а потом ужинать…

— Хорошо, — Ален шлёпнул ладонью по столу, — давай так, сначала пойду я, потому что там очень жарко, а потом вы с Джен. Согласна?

Гости, чисто вымытые, распаренные, сидели за столом, на который радушная хозяйка водрузила здоровенную чугунную жаровню, полную мяса, тушённого с картошкой и приправами из сушёных душистых трав. У Констанцы закрывались глаза, так сильно она хотела спать. За печкой, на верёвке, висело их с Аленом выстиранное бельё, а сами они сидели, наряженные в старые, вылинявшие, но чистые хозяйские одёжки. Девушке Джен дала своё платье, которое, как она пояснила, лежало в сундуке со времён её молодости. Платье было ужасно велико, но Констанца подвязала его бечёвкой, а рукава подогнула. Зато оно пахло чистотой и пижмой, которой проложены вещи, чтобы в сундуке не завелась моль.

Наёмнику досталась старая мужская рубашка, которую Джен носила вместо блузки и такие же старые лёгкие штаны из грубого полотна. Все эти вещи также были извлечены из сундука, потому что давно вышли из обращения.

Констанца, сидевшая напротив Алена, обратила внимание, как натянулась на широкой груди ветхая рубашка, как горделиво посажена его голова на крепкой шее, как чётко очерчен подбородок и жёсткая линия рта. Наконец-то промытые чёрные волосы отливали синевой. В живых, блестящих чёрных глазах искрился смех: — Констанца, ты меня так разглядываешь, что я подумал: может, ты меня не узнала, когда с меня корка грязи смылась?

Констанца смутилась. Ей показалось, что его глаза смотрят на неё ласково, обволакивая всю её тёплой заботой и нежностью. Джен, глянув на них, понимающе хмыкнула, сказала: — жениться тебе давно пора, Ален. Жена — то не позволила бы по королевству месяцами болтаться.

Продолжая смотреть на Констанцу, Ален задумчиво сказал: — пожалуй, я с тобой впервые согласен, Джен.

Сердечко Констанцы встрепенулось. Оказывается, он не женат! И невесты у него нет! Предательский румянец заливал щёки, она не знала, куда девать глаза. Подняв взгляд на наёмника, увидела, что он продолжает смотреть на неё, но при этом ещё и улыбается. Широко, открыто, а в глазах… Окончательно смутившись и покраснев так, что, казалось, даже тело горит, Констанца торопливо выскочила из-за стола и, сбивчиво пробормотав слова благодарности, пошла к кровати. Ей предстояло спать с Джен, но постель была столь широка, что она не боялась, что хозяйка придавит её во сне своими обширными телесами.

Алену предстояло спать на лавке, куда уже был положен толстый тюфяк, сверху застеленный грубыми льняными простынями.

В темноте Констанца слышала, как он раздевался, категорически отказавшись спать в штанах и рубашке. Сама она раздеться не решилась, потому что под платьем ничего не было, а спать голой рядом с хозяйкой она не могла. В темноте ничего не было видно, но она отвела глаза, представив, что наёмник, сняв одежду, остался голышом и таким сейчас укладывался в постель. К своему стыду, она вдруг мысленно увидела его обнажённым, и, о, ужас! — представила, с затаённым интересом то, что внушало ей такое отвращение у лорда Нежина — возбуждённую, налитую желанием плоть. Констанца закрыла глаза и постаралась отогнать бесстыдные мысли, но они снова пришли к ней, и, уже засыпая, она подумала, что у него очень сильные руки, а пальцы длинные, гибкие, и наверно очень приятно, когда он обнимает и прижимает к своей груди. А пахнет от него тоже приятно, чистым мужским телом.

Вздохнув, Ален полез под прохладную простыню. Его выдержка подвергалась немалому испытанию. Встреча с Констанцей обрекла мужчину на длительное воздержание. В самом деле, не мог же он в таверне у Линдсея подмигнуть заинтересованно глядящей на него женщине и увести её в свою комнату, когда девушка постоянно находилась рядом с ним? Да и Джен грустно вздыхала, глядя на него. Она ждала, зная, что на обратном пути в столицу Ален обязательно заедет к ней. Он ничего ей не обещал, да она и не ожидала. Просто они были симпатичны друг другу, и им было хорошо, невзирая на устрашающие габариты женщины. Они оба считали, что главное, чтобы Ален имел подходящие размеры в определённом месте, а так как у него всё было в порядке, они с удовольствием предавались любовным играм во время нечастых встреч.

Констанца нарушила его хладнокровное смирение. Он знал, что под платьем, туго перетянутым в тонкой талии, нет белья. Оно сушилось где-то за печкой, выстиранное Джен вместе с его собственным и развешенное на протянутой верёвке. Ален порадовался, что темнота скрыла его тело, не позволяя девушкам разглядеть восставшую плоть.

Утром, за плотным завтраком, Констанца улыбалась наёмнику, и он подумал, как же она хороша. Ясные глаза смотрели доверчиво и открыто, ровные белые зубы и нежные губы притягивали взгляд. Чистые волосы не желали смирно лежать в гладкой причёске, а непослушными прядями падали на лоб.

Она нерешительно взглядывала на него, и он сказал: — что, Констанца? Говори уже. Я же вижу, что ты хочешь что-то спросить.

Она замялась: — Ален, а на чём мы поедем? Вчера Джен говорила о каких-то лошадях… Это для нас?

— Констанца, — он удивился, — а ты разве не видела, как карету обогнал работник из таверны Линдсея? Он проехал рядом с нами, а в поводу вёл моего Грома и твою лошадь.

Она обрадовалась. Признаться, девушка иногда вспоминала свою спокойную послушную Весту. Она не понимала, почему они не привязали лошадей сзади к карете, как иногда делали путники, но Ален сказал, что стражники лорда Нежина могли бы опознать беглецов по лошадям.

Завтрак был закончен, высохшее бельё надето, а хозяйские вещи заняли своё место в сундуке. Благодарная Констанца расцеловала Джен в обе щёки, а та, посмотрев наёмнику в глаза, грустно улыбнулась: — счастливого пути вам обоим. Будь осторожен, Ален и подумай о моём совете! — Он подмигнул женщине и бодро вскочил на коня. Констанца уже сидела верхом на Весте, которую до этого долго обнимала. Лошадка тоже обрадовалась хозяйке и шумно вздыхала, прихватывая пальцы девушки мягкими губами.

Опять перед ними вилась дорога, запруженная телегами и повозками. Иногда они обгоняли кареты, а иногда их обгоняли конные всадники.

Казалось, Ален не спешил. Они ехали, временами касаясь стременами. Он рассказывал о Ферренском лордстве, его городах и людях. Констанца, предвкушая конец пути, позволила себе помечтать о будущем. Оно рисовалось ей смутным, но Ален обещал ей свою помощь, а она уже привыкла во всём полагаться на него.

Они пообедали в придорожной таверне плохим овощным супом и жёсткой жареной курицей, накормили коней и, не задерживаясь более, продолжили путь.

Смеркалось, когда они въехали в Зеленайск, большой город Ферренского лордства. Констанца устала и хотела есть. Она не смотрела по сторонам, а лишь старалась не потерять из виду Алена, ехавшего впереди. Шум и гомон толпы, двигавшейся по тротуарам, крики возниц, требующих пропустить подводы, щёлканье кнутов и стук копыт по мощёной мостовой — всё слилось для неё в единую какофонию звуков.

Наконец Ален свернул на боковую улицу и остановился перед большим зданием с ярко освещёнными окнами. Большая, украшенная резьбой и металлической чеканкой дверь всё время открывалась, впуская и выпуская людей. Ален спешился, помог спрыгнуть с лошади Констанце и бросил поводья подскочившему юркому парню: — коней вычистить, накормить, поставить в конюшню. — Сунув руку в карман треконды, извлёк несколько медных монет и кинул слуге. Тот ловко поймал их и повёл лошадей куда-то за дом. Констанца увидела над дверью большую, ярко раскрашенную вывеску: «Весёлый Свин». Она фыркнула. Толстая розовая свинья, изображённая над входом, стояла на задних ногах, а в передних держала большую кружку с хмельным напитком, покрытую шапкой пены.

Ален подтолкнул её, открыв дверь. Констанца шагнула в шумный жаркий зал — и вскрик застрял у неё в горле. Ноги подкосились, кровь отлила от лица: от ближайшего столика на неё, издевательски улыбаясь, смотрел лорд Нежин.