Констанца

Глава 26

Констанце казалось, что у неё за плечами выросли крылья. Они с Аленом собирались уезжать, и она вихрем летала по резиденции Главы Тайного Совета. Или почти летала. Потому что бегать было уже тяжело, а кроме того, множество глаз следили за тем, чтобы она не оступилась на лестнице, не запнулась за ковёр и не наткнулась нечаянно на стул, на большую напольную вазу или скульптуру в коридорах и холлах. Ей улыбались и исполняли её мелкие прихоти. Надо сказать, Констанца никогда не была капризной, ведь с самого детства на её плечах лежала вся домашняя работа. Теперь её не было, но появились другие обязанности. Она не ходила с домоправительницей, как прежде, в холодные подвалы, чтобы учесть продукты и вина, но подолгу разбирала счета от торговцев и определяла потребность в поставках. Она не пожелала отказаться от уроков танцев, но теперь её партнёром был Ален, который специально приезжал на этот час из своего Ведомства. Она не хотела, чтобы он отрывался от работы, потому что он спешил передать дела своему заместителю, который указом Его Величества был назначен Главным королевским дознавателем, но Ален не согласился. Он боялся, что учитель танцев может не уберечь её от падения. Иногда его заменял сам лорд Касилис, и тогда бедный учитель бледнел и краснел, косноязычно объясняя, что требуется от партнёров в танце. Глава Тайного Совета искренне веселился и многократно переспрашивал, подмигивая Констанце.

Иногда приезжала леди Эмилия, и тогда Констанце приходилось скрупулёзно записывать всё, что хотела сказать будущая свекровь по части управления домом. А ещё Её милость беспокоили предстоящие роды, и она уже исподволь намекала лорду Викториану, что лорды дар Бреттон и дар Матторн были бы ему несказанно благодарны, если бы он согласился некоторое время пожить в поместье «Жемчужный Ручей». Лекарь делал вид, что не понимает намёков, но леди Эмилия была уверена, что сломает его сопротивление.

Её милость приехала в резиденцию отца вечером, когда Констанца напряжённо ждала Алена. Он собирался подать королю прошение о своей отставке, и Констанца понимала, что решение далось ему нелегко.

Леди Эмилия без стука вошла в её покои и молча прошла к дивану. Констанца со страхом смотрела на неё, боясь услышать, что король отказал Алену в отставке. Та была бледна, но спокойна. Девушке показалось, что Её милость плакала.

— Констанца, Его Величество удовлетворил просьбу Алена. — Та молчала, тревожно глядя на собеседницу. Леди Эмилия грустно усмехнулась: — ну да, я плакала, как ты заметила, конечно. Связь с тобой перечеркнула блестящее будущее моего сына, и я ничего не могу с этим поделать. Наверно, мы с лордом Николсом могли бы принудить его отказаться от тебя, но я чувствую, что это сделало бы его несчастным. А какая же мать хочет видеть несчастным собственное дитя? — Она тяжело вздохнула, на глаза навернулись слёзы. У Констанцы защемило сердце. Гордая и высокомерная леди предстала вдруг в ином свете.

Она нерешительно подошла и села рядом с леди Эмилией, стиснув на коленях руки, тихо сказала: — я тоже его очень люблю, Ваша милость. Я бы всё сделала, о чём он бы ни попросил!

Леди Эмилия выпрямилась, грустно улыбнулась девушке: — хорошая ты, Констанца… Я очень надеюсь, что вы будете счастливы вместе и его жертва не напрасна. Что ж, — она тяжело вздохнула, встала, — видать, так угодно Всеблагому.

Теперь все волнения и страхи были позади. Вещи собраны, упакованы и уложены на повозку, которая направится вслед за каретой лорда дар Бреттона. Его Гром и Веста Констанцы будут привязаны сзади. Ехать недалеко, «Жемчужный Ручей» всего лишь в восьми роенах от столицы.

В нетерпеливом ожидании Констанца поднялась, едва взошло солнце. Многочисленные обитатели большого дома ещё спали, но ей не терпелось. Она умылась и расчесала волосы, а потом ещё раз прошлась по своим комнатам. За месяцы, проведённые в резиденции лорда дар Матторна, она привыкла к этому дому и полюбила его. В глубине души ей было жаль расставаться и с хозяином, въедливым и насмешливым лордом Касилисом, и с добродушной улыбчивой данной Ольгией, которая, порой, надоедала Констанце своей излишней заботой. Она вспомнила, как накануне неожиданно расплакалась леди Гризетта, всегда сдержанная, чопорная старая дева, обучающая её этикету. Она изящно вытирала нос кружевным надушенным платочком и промакивала глаза, а слёзы лились, и она не могла их остановить. Растроганная Констанца порывисто обняла свою учительницу, и та не указала ей, что откровенное изъявление чувств недопустимо в приличном обществе. — Может быть, потому, — подумала девушка, — что сама наставница забыла об этом? — Они тепло простились, и Констанца, смеясь, обещала, что обязательно пригласит её обучать своих детей.

Наконец-то закончился завтрак, и в столовую торопливо вошёл Ален. Он был радостен и возбуждён. Поклонившись деду, он подхватил на руки Констанцу, вставшую из-за стола ему навстречу, и закружил её, не обращая внимания на слуг, с трудом сдерживающих улыбки, и неодобрительно скривившегося лорда Касилиса.

— Ты готова, моя хорошая? Всё собрала? — Он осторожно поставил её на пол, продолжая обнимать за располневшую талию. Она, покраснев, потихоньку высвободилась и потянула его к стулу. Лорд Касилис знаком приказал слугам выйти и спросил:

— как дела, Ален?

Констанца вопросительно посмотрела на мужчин. Она не видела Алена два дня, он был занят, и ей казалось, что он всё ещё передаёт дела в Ведомстве Дознания. Он улыбнулся ей и ответил:

— всё прекрасно. Документы оформлены на отца, а он займётся дальнейшим. — И, обращаясь к Констанце, пояснил: — я продаю свой городской дом, милая. Отец этим займётся, а нам надо ехать.

— Но почему, Ален?? — Она недоумевала.

— Потому что, Констанца, мы не сможем его содержать, — усмехнулся тот, — теперь у меня не будет жалованья Главного королевского дознавателя, так что нам придётся жить только на доходы от небольшого поместья.

Карету умеренно трясло на ухабах, но Констанца, дремлющая на плече у Алена, этого не замечала. Кроме них в «Жемчужный ручей» ехала данна Ольгия, на этом настояла Её милость. Правда, позднее ей было разрешено вернуться. Констанца радовалась этому, да и пожилая женщина не выглядела расстроенной.

Сейчас данна Ольгия рассеянно смотрела в окно кареты, раздумывая о том, что, пожалуй, ей надо бы задержаться в поместье подольше. По крайней мере, дождаться появления малыша. Она любила Констанцу и искренне желала ей счастья. Женщина решила, что, если Её милости не удастся уговорить лорда Викториана принять роды у Констанцы, то она останется помогать лекарю из Каменного Брода, городка, принадлежащего дар Бреттонам. Лекарь, наверняка, будет приглашён к Констанце, но данна Ольгия сомневалась в его высоких профессиональных качествах и решила, что обязательно будет присматривать за ним.

Повернув голову, Ален осторожно прижался губами к волосам Констанцы: — ты спишь, родная?

— М-м-м, — она вздохнула, повозилась головой на его плече, устраиваясь поудобнее. Он почувствовал, как её рука скользнула под треконду, расстегнула пуговицу на рубашке и погладила его по голой груди. Он благодарно прижал руку, ощущая тепло и радуясь её лёгкой ласке. Шепнул, едва слышно, в волосы: — ты моё счастье, девочка моя ясноглазая! Я люблю тебя, Констанца! Очень сильно люблю!

Она сквозь дрёму пробормотала: — я тоже очень люблю тебя, Ален! А ты будешь иногда мне говорить об этом потом…?

— Обязательно! — Он смешливо фыркнул: — два раза в день, утром и вечером! — Она засмеялась, открыла глаза и выпрямилась на диванчике. Данна Ольгия ласково улыбнулась ей:

— поспала немного? Ты сегодня рано поднялась, Констанца. — Та подвинулась на сиденье, выглядывая в окно. Стекло было опущено, и лёгкий ветерок чуть шевелил светло-голубую шёлковую штору. Светлая и чистая молодая зелень раннего лета радовала глаз. Констанца радостно вздохнула: к вечеру они будут на месте.

Ален задумчиво смотрел на девушку. Он надеялся, что ей понравится поместье. Им предстоит скромная и умеренная жизнь, но ведь она и не привыкла к роскоши, балам во дворце и изощрённым уловкам и лжи благородных лордов и их жён. Его девочка скучает по отцу, и ясные глазки порой затуманиваются тягостными мыслями, но она скрывает от него, как ей тяжело. Нужно будет что-то придумать. Может быть, пригласить кузнеца в «Жемчужный Ручей»? Это было бы прекрасно, но ехать далеко, согласится ли он?

Скоро ей рожать. О, Всеблагой, как пережить этот ужас? Матушка обещала приложить все силы, чтобы уговорить лорда Викториана приехать и пожить в поместье, пока младенец не появится на свет. Отец с дедом тоже боятся. Они, трое мужчин, уже обсуждали, как воздействовать на упрямого лекаря. Он, Ален, предлагал грубую силу: затолкать лекаря в карету и привезти в «Жемчужный Ручей». А здесь к его комнате приставить охрану, чтобы не улизнул. Отец предложил заплатить лекарю втрое, соблазнить его большими деньгами. Дед отверг оба варианта. Его поднял на смех, а отцу сказал, что лорд Викториан богаче дар Бреттонов, так что деньгами на него не воздействуешь. В конце концов решили, что леди Эмилия быстрее найдёт подход к упрямцу.

Вчера дед отправил в поместье нарочного с приказом подготовить дом к приезду новой хозяйки. Ален немного побаивался, что поместье запущено. В доме постоянно жили несколько слуг, но сад, наверняка, в запустении, да и комнаты нуждаются в ремонте. Конечно, обо всём этом нужно было подумать заранее, но громадная нагрузка, которая свалилась на плечи в последнее время, не позволяла подумать о личных делах. Ален скривился от этих неприятных мыслей и Констанца, заметив его помрачневшее лицо, озабоченно заглянула к нему в глаза: — что, Ален? — Он успокаивающе улыбнулся, но она настаивала: — я же вижу, ты чем-то расстроен! Скажешь мне? — Пришлось рассказать, что дом довольно старый, принадлежал, когда-то, деду и его семье, а потом лорд Касилис подарил его Алену. Там давно живут только слуги и, вполне вероятно, дом нуждается в ремонте.

Констанца облегчённо улыбнулась, снисходительно сказала: — вы, мужчины, такие паникёры! Может быть, там достаточно просто его отмыть? — Ален пожал плечами, засмеялся:

— вот приедешь и сама посмотришь!

Постепенно дорога сузилась, к ней вплотную подступили поля, зеленеющие всходами озимых растений. Возницы встречных повозок и телег с любопытством косились на карету с гербами дар Бреттонов. Селяне, идущие пешком по обочинам дороги, останавливались и низко кланялись.

Констанца отодвинулась от окна и, нахмурившись, опустила штору. Она уже и забыла, как боялись лорда Нежина её односельчане и, наверняка, также кланялись ему. Данна Ольгия взяла её за руку: — так и должно быть, Констанца. От тебя будет зависеть, станут ли они ненавидеть хозяев «Жемчужного Ручья» или вы сможете жить в мире с этими людьми.

Дорога сбежала в неглубокую долину. Её надвое рассекала узкая и быстрая речушка, через которую — Констанца в восхищении широко раскрыла глаза, был переброшен резной каменный мостик. Неширокий, только-только проехать карете, он был прелестен! Светло-серый гранит кое-где покрылся от старости мхом. Резные столбики перил, узорчатое обрамление по низу мостика придавали ему кокетливость и очарование. Констанце захотелось выйти из кареты, ступить на гладкие, плотно пригнанные плиты мостика, потрогать каменные узоры.

— А вон наш дом, Констанца! — Негромкий голос Алена отвлёк её. Она повернула голову, и вздох вырвался у неё из груди. За мостом, на другом склоне долины, из-за зарослей черёмухи и ивы, покрывавшим берега, поднималась остроконечная, блестящая на ярком солнце крыша большого дома.

Копыта лошадей простучали по каменному настилу: — познакомься, милая, это Жемчужный ручей, — сказал Ален, с улыбкой глядя на речушку под мостом. Констанца же не отрывала глаз от вырастающего впереди дома. Невысокий каменный забор окружал его. Дорога уходила вправо, где вдалеке виднелись крыши небольшого городка.

Карета подъехала к закрытым воротам. Кучер соскочил с облучка, но не успел он постучать кнутовищем, как из стоящей рядом сторожки выбежал небольшого росточка старик и, непрерывно кланяясь, принялся открывать деревянные створки. Путники въехали на широкую аллею, вдоль которой тянулись густые, давно не стриженые кусты живой изгороди. Констанца с жадностью глядела на дом, невысокий, в два этажа, даже несколько приземистый, из искрящегося красноватого гранита, он уверенно и спокойно смотрел на неё чисто вымытыми стрельчатыми окнами, за которыми белыми пятнами мелькали человеческие лица.

Карета, не спеша, катилась по аллее, а ей навстречу, из широко распахнутых дверей центрального входа уже бежали люди. Около десятка мужчин и женщин окружили карету. Констанца видела радостные улыбки, счастливые и довольные лица. Но это всё были пожилые люди! Она повернулась к Алену, растерянно спросила: — но почему они старые, Ален!? Им всем очень много лет!

Не отрывая глаз от окна и улыбаясь встречающим, он ответил: — они были молодыми, Констанца, когда был молод мой дед. Эти люди помнят меня маленьким мальчиком, родная. Они вырастили меня, а я о них забыл намного лет.

Карета остановилась перед высоким полукруглым крыльцом. Чьи-то руки открыли дверцу, а в следующую минуту Констанца увидела низко склонённые спины. Слегка изменившимся голосом Ален сказал: — довольно! С вашими радикулитами вы рискуете не разогнуться! — Он не выдержал и со смехом обнял ближайшего к нему мужчину: — Коста, ты жив! Я боялся, что ты меня не дождёшься! — Констанца увидела, что мужчина стар, может быть, даже старше лорда Касилиса. Он был высоким, чуть полноватым. Годы согнули его плечи, и, кажется, он немного хромал. Мужчина обнял Алена, и девушка увидела, как на его глазах блеснули слёзы:

— мальчик мой, какой же ты вырос большой и красивый! Добро пожаловать, Ален, в родной дом! — Он спохватился: — да что же это я! Ведь ты привёз невесту! — Он торопливо шагнул к карете, низко поклонился Констанце: — добро пожаловать, Ваша милость, в «Жемчужный Ручей»! — Она растерянно глянула на Алена. Тот, улыбаясь, подмигнул ей и протянул руку:

— прошу тебя, дорогая!

Констанца неловко выбралась из кареты, слуги согнулись в низком поклоне, а она не знала, что сказать.

— Всё, хватит! Мы устали и хотим есть. И, да, данна Констанца — ваша будущая хозяйка. — Ален, положив руку Констанцы себе на сгиб локтя, решительно двинулся к двери. Негромко переговариваясь, слуги двинулись за ними. Констанца чувствовала, как десяток пар глаз рассматривают её. Ей было неуютно, она поёжилась, подумав, что женщины сразу определили, что она беременна. Ален наклонился к её уху и прошептал: — ничего не бойся. Всё будет так, как ты скажешь. Я представлю тебе слуг немного позднее, когда мы поужинаем и отдохнём. Или завтра утром. — Нахмурив брови, он заглянул ей в лицо: — ты плохо себя чувствуешь, милая? Ты молчишь, и мне как-то беспокойно…

Констанца улыбнулась ему: — я очень устала, Ален и, наверно, не буду ужинать. Хочется побыстрее добраться до постели! — Он растерянно оглянулся на данну Ольгию, шедшую за ними. Та кивнула:

— да, Ваша милость, ей надо прилечь. Может быть, вы распорядитесь, чтобы ужин принесли в её покои?

Констанца проснулась и неспешно оглядела комнату, которую вчера вечером не успела рассмотреть. Большая, с высоким лепным потолком и двумя окнами, прикрытыми тяжёлыми бархатными шторами густого тёмно-вишнёвого цвета. Такой же ковёр на полу, не новый, чуть потёртый. И позолота на лепнине потолка кое-где облупилась, осыпалась. Мебель массивная, старая, но натёрта до блеска, как и пол там, где не прикрыт ковром. За закрытой дверью чуть слышные осторожные шаги, скрип дверцы какого-то шкафа. Она улыбнулась, вспомнив, что отныне этот дом — её. Ребёнок толкнулся, напоминая о себе, и она ласково погладила живот. В отличие от Алена, она совершенно не боялась родов. Да, говорят, это больно, но ведь женщине природой предназначено рожать и терпеть эту боль. Она вспомнила, как однажды ей довелось помогать соседке, когда та принимала роды у коровы. Бедное животное тяжко вздыхало, и Констанца от всей души жалела её. — Ну а её, — она хихикнула, — обязательно пожалеет Ален!

Дверь осторожно приоткрылась, и показалось свежее и улыбающееся лицо данны Ольгии: — доброе утро, Констанца! Мне показалось, ты меня позвала?

Заботливая женщина уже разобрала и разложила по шкафам все вещи девушки. Их, в общем-то, было немного. Хотя лорд Касилис был готов оплачивать все наряды, которые пожелала бы заказать Констанца, ей было неловко злоупотреблять его добрым к ней отношением.

Пока она, с помощью данны Ольгии, одевалась и причёсывалась, та рассказывала ей о своём знакомстве со слугами и домом.

В поместье «Жемчужный ручей» постоянно проживали четырнадцать человек. Это были повара, слуги, садовники, привратник и конюх. Ещё был домоправитель, данн Коста. Как, со смешком рассказала данна Ольгия, домоправитель с успехом заткнул бы за пояс любую женщину по части управления хозяйством. Несмотря на то, что хозяин не появлялся в поместье много лет, данн Коста считал своим долгом содержать поместье в таком порядке, как будто лорд дар Бреттон лишь ненадолго отлучился.

Теперь его надежды и усердие были вознаграждены. Лорд Ален приехал, наконец, домой и, о, великая радость! — он привёз невесту.

Данна Ольгия смеясь, сказала, что кажется, домоправитель так и не ложился спать.

В доме было пятьдесят четыре комнаты, но жили лишь в южном крыле. Комнаты северного стояли закрытыми. Как поняла данна Ольгия, немногочисленные слуги, к тому же немолодые, просто не в состоянии были поддерживать порядок и чистоту в таком количестве помещений.

Она уже познакомилась с женской прислугой. Все они с нетерпением ждали знакомства с будущей хозяйкой, настроены были доброжелательно и, конечно же, заметили беременность Констанцы, о чём осторожно попытались поспрашивать данну Ольгию.

В это же утро Констанце представили всю прислугу, живущую в поместье. Она немного волновалась, но её дорогой Ален стоял рядом, ободряюще улыбался ей, да и люди, она чувствовала это, были ей рады. Мужчины низко кланялись, а женщины приседали в реверансе. Констанце хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Ведь все они были ровесниками её отца, или значительно старше.

Она не знала, кто станет у неё личной служанкой, а женщины смотрели с надеждой, затаив дыхание.

Как всегда, Ален понял её затруднения и объявил, что они идут завтракать, а всеми делами станут заниматься потом.

Столовый зал был небольшим, и Ален сказал, что это комната для завтраков, а большую столовую они посмотрят попозже.

Они завтракали втроём. Хозяин пригласил за стол данна Косту. Тот вежливо отказывался, украдкой поглядывая на Констанцу, и сел лишь после её приглашения. Ален был откровенно доволен почтительным отношением к ней домоправителя. Он объявил, что после завтрака они с данной Констанцей идут осматривать дом, а пока он хотел бы послушать о состоянии дел в поместье.

Констанца подумала, что Ален не очень-то вежлив со старым слугой и лучше бы было позволить ему поесть. Но вмешиваться она не стала, лишь украдкой подвигала ему блюда с тем или иным кушаньем.

Завтрак был обильным, и Констанца подумала, что в их нынешнем положении подобная расточительность ни к чему. Она привыкла к лёгким завтракам у лорда Касилиса, и вереница судков и тарелок, вносимых слугой, повергла её в трепет.

Занятый разговором с домоправителем Ален ничего не замечал, лишь энергично подкладывал себе на тарелку то кусок мясного пирога, то ломоть нежнейшего окорока. При этом он уже съел два яйца-пашот и несколько рулетиков из тонких ломтиков телятины, начинённых орехами, пряными травами и острым сыром. Сейчас он поглядывал на горку свежевыпеченных бисквитиков, политых тимьяновым мёдом.

Констанца давно уже позавтракала, а теперь с удовольствием и интересом наблюдала за Аленом. Ей нравилось, как непринуждённо и энергично он расправляется с изысканными блюдами своих поваров.

Почувствовав её взгляд, он с улыбкой повернулся к ней: — смотри, Констанца, как расстарались нынче на кухне! Это на тебя стараются произвести благоприятное впечатление!

Данн Коста серьёзно покивал головой: — а как же, Ваша милость! Слуги стараются создать у хозяйки хорошее мнение о себе! Вы, данна Констанца, не сомневайтесь: у нас всё хороший народ работает, трудолюбивый и добросовестный! Вы скажите только, если что не понравится, я живо всё исправлю!

После завтрака Ален повёл Констанцу знакомиться с домом. Он галантно предложил ей взять его под руку, а данн Коста шёл сзади, поддакивая Алену и иногда вставляя словечко-другое. Ещё утром он вручил Констанце две увесистых связки с ключами, терпеливо поясняя, от каких помещений тот или иной из них. Она, конечно, ничего не запомнила и тут же вернула ему один из комплектов, на что он осторожно спросил: — выходит, данна Констанца, вы оставляете меня домоправителем?

Она удивилась: — конечно! А вы, данн Коста, разве хотели уйти с должности?

Старик улыбнулся: — нет, данна Констанца, не хотелось бы. Но я боялся, что вы захотите сменить слуг, а вместо меня взять женщину помоложе. Но я вас уверяю, что мы вполне в силах обеспечить вам и лорду Алену все удобства!

Констанца покраснела. Домоправитель угадал: она на самом деле думала, что хорошо бы принять на службу людей помоложе. Она решила, что надо поговорить об этом с Аленом. Всё же именно он был хозяином «Жемчужного Ручья», а её положение опять представлялось ей туманным.

Итак, они не торопясь шествовали по залам и покоям дома, и чем больше видела Констанца, тем сильнее нравился ей старый, несколько заброшенный дом. Они начали осмотр с южного крыла первого этажа, и её позабавило несколько хаотичное расположение комнат, узких коротких коридоров, открывающихся то на чёрную лестницу, ведущую на второй этаж, то в буфетную, то в какую-то каморку, набитую старым хламом, из которого Ален с торжествующим воплем выудил, вдруг, громадную, грубо сделанную, рогатку. Данн Коста рассмеялся, а Ален пояснил Констанце, что это его первое оружие, да ещё сделанное своими руками.

Южные комнаты были светлыми и какими-то радостными. Шёлковая и парчовая обивка стен несколько выцвела и нуждалась в замене, о чём домоправитель, вздыхая, намекнул, но молодые люди оставили намёк без внимания. Констанца восторженно рассматривала старую, но чистую и натёртую до блеска мебель, выдвигала ящички шкафов, комодов и туалетных столиков, подолгу стояла перед портретами мужчин, женщин и детей в старинных красочных одеждах. В одной из гостиных портрет изображал хмурого недовольного мальчика лет пяти с пухлыми щёчками и чёрными сердитыми глазками. Констанца радостно засмеялась, узнавая в ребёнке Алена, а тот смущённо хмыкнул, торопясь увести её от портрета.

Они зашли на кухню. Два дородных немолодых повара в высоких белых колпаках и белых накрахмаленных фартуках чинно поклонились вошедшим. Один из них незаметно отвесил подзатыльник мальчишке-поварёнку, принуждая его к вежливости.

Констанца постеснялась осматривать кухню, хотя ей очень хотелось. Она лишь увидела громадную, пышущую жаром, плиту, два больших котла на ней, а также сковороды под крышками, источающими аппетитные запахи. По стенам, на крюках, висело множество кухонных приспособлений, а на полках теснились до блеска начищенные кастрюли, жаровни и противни.

Осмотр северного крыла дома решили оставить на вечер. Несмотря на то, что чувствовала себя Констанца хорошо, у неё устали ноги и хотелось побыстрее присесть. Она шепнула об этом Алену, и он повёл её на второй этаж, в её спальню, а данн Коста отправился по своим делам.

Данна Ольгия деликатно оставила их одних, а Констанца с облегчённым вздохом вытянулась на кровати. Присев рядом, Ален освободил её ноги от чулок и принялся массировать ступни. Она терпела, сколько могла, а потом принялась смеяться и брыкаться, не в силах выносить щекотку.

Опершись на локоть, он прилёг рядом с ней, наклоняясь, чтобы легко коснуться губами глаз, носа, волос. Она задумчиво всматривалась в его глаза, и он нахмурился, обеспокоенно спросил: — что? Ты думаешь о чём-то неприятном, Констанца! Боишься рожать, да? — Не отвечая, она чуть улыбнулась, отрицательно качнула головой. Он поцеловал её, облегчённо вздохнул и стал рассказывать. О том, что через три дня приедет леди Эмилия. С ней приедут две портнихи и белошвейка. Они сошьют бельё и свадебное платье для Констанцы. Через десять дней он, Ален, намерен жениться, поэтому скоро приедет ювелир, привезёт кольца, которые давно заказаны. Наверно, им не стоит ждать, что соседи соберутся на свадьбу, хотя приглашения надо бы разослать. Он надеется, что Констанца этим займётся. Ещё он поинтересовался, кого из женщин она хотела бы видеть личной служанкой. Констанца замялась и призналась, что никого. Она не сможет просить пожилую женщину сделать ей ванну или сходить на кухню и принести пирожок или бокал сока. Ален кивнул понимающе: — да, они староваты для того, чтобы бегать по поручениям молодой девчонки. Мы наймём кого-нибудь помоложе.

— Но, Ален, ты же сам говорил, что с деньгами у нас негусто, а это лишние расходы…

Он положил голову к ней на подушку, обняв, осторожно прижал к себе: — больших расходов не будет. Одна из служанок сказала Косте, что хотела бы уйти на покой, а вместо себя она предлагает свою дочь. Я всю жизнь знаю эту семью. Хорошие добрые люди. Её муж служит у нас конюхом, ты уже с ним познакомилась, помнишь?

Констанца помнила. Конюха ей тоже представили. Ничем не примечательный пожилой лысоватый мужчина с носом-картошкой и простецким выражением лица. Он застенчиво поглядывал на неё и бормотал, что пусть «Её милость не беспокоятся, лошадки у него завсегда обихожены, накормлены — напоены, а уж выгулять их так это и вовсе дело святое…»

Поскольку Ален был в одной рубашке с расстёгнутым воротом, она, повозившись, с удовольствием уткнулась носом ему в шею, прихватывая губами и целуя подбородок и ключицы. Он тяжело задышал, но не раздевал её, хотя Констанца и чувствовала его желание. Он качнул бёдрами, покрепче прижимаясь к ней отвердевшей плотью, и остановился. Она ждала, но он лишь целовал её.

— Ален, ты что? Боишься, что кто-нибудь зайдёт?

Он нехотя отодвинулся, пробормотал: — смертельно боюсь тебе навредить. Лорд Викториан сказал, что, когда до родов останется месяц — полтора, нам лучше воздержаться.

— Но я же прекрасно себя чувствую! — Ей было его жаль, — я думаю, мы можем попробовать как-нибудь… по- другому, наверно… — Констанце было ужасно стыдно предлагать мужчине взять её как-то не так, как обычно. Но ведь это был её мужчина, её любимый, и он страдал, но не искал удовольствия на стороне. Поэтому она решительно прижалась к нему и прошептала ему в губы: — Ален, ну пожалуйста… я же не знаю, как, а ты наверняка знаешь…!

Он вздохнул, опять поцеловал её и стал расстёгивать платье: — давай договоримся: если только ты почувствуешь малейшее неудобство, не боль, Констанца, а просто неприятные ощущения, ты сразу же скажешь мне, поняла?

— Поняла. Не бойся, всё будет хорошо.

Он с сомнением провёл рукой по её голой спинке и вдруг замер: — а где шрамы? — Она вывернула шею, стремясь заглянуть себе на спину, — Констанца, у тебя шрамы разгладились!! — Она удивилась и подумала, что с некоторых пор не чувствует жара, идущего от его руки, когда он гладит её по спине.

Как была, обнажённая, она соскочила с кровати, но опомнилась и прикрылась платьем. На туалетном столике схватила маленькое ручное зеркало и, повернувшись спиной к зеркалу большому, кое-как (живот мешал!) заглянула в него. Шрамов, оставленных кнутом лорда Нежина, не было! Она не верила своим глазам, но от них остались бледно-розовые тонкие полоски.

Констанца подбежала к кровати: — Ален, любимый, это ты!! Ты не верил, что шрамы исчезнут! Говорил, что сила ведьмака не направлена на добро! О, Ален, я люблю тебя, ты самый-самый лучший, самый замечательный! — Она с упоением целовала его, а он, обрадованный ничуть не меньше её, горячо отвечал тем же.

Констанца и не заметила, как он поставил её на колени на кровати и велел упереться руками, а сам пристроился сзади, придерживая её за бёдра. Ей опять стало ужасно стыдно, но он шептал, как любит её и как благодарен за эту близость. К её огорчению, он был, хотя и нежен, но тороплив. Констанца немножко обиделась, но он сказал, что после рождения ребёнка всё обязательно будет, как прежде, а пока не стоит рисковать.

Они долго лежали, обнявшись. Приближался обед, в гостиной, за дверью тихо ходила данна Ольгия, а Констанце было спокойно и уютно в объятиях Алена и она, незаметно для себя, задремала.

Укрыв её простыней, Ален вышел из спальни и аккуратно прикрыл за собой дверь. Встретив вопросительный взгляд данны Ольгии, он улыбнулся и кивнул: — пусть спит. Обед можно и перенести.