Двадцать пятого декабря, с утра, в усадьбе Мусин-Елецких было весьма хлопотно. Наводился порядок во всём доме, и топились обе бани. Впрочем, сегодня это происходило в каждом дворе империи, во всех её городах и деревеньках. Да что там говорить про какую-то там усадьбу или окружающие её поселения, которые, на фоне происходящего, казались маленькими каплями в огромном море. Сегодня весь православный люд готовил кутью, наводил в своих хатах порядок, одевал новые, чистые одежды и готовился к рождественским празднованиям. Готовилась к сочельнику и молодёжь, причём её приготовления не приветствовались ни церковной, ни мирской властью. Впрочем, гонения за подобные игрища тоже не было. Так что, повсеместно выворачивались наизнанку тулупы, изготавливались берестяные личины и прочее, прочее, прочее.
Но вернёмся к графской усадьбе. Здесь, как это уже говорилось, также готовились к празднованию рождества. Например, пышнотелые кухарки румяные от печного жара, с особым усердием, аккуратно раскладывали по корзинам большие пироги, шаньги, ватрушки, кулебяки, саечки, расстегаи. Отчего, по всему дому разносились запахи, будоражащие аппетит, а у некоторых работников, и стимулирующие голодное урчание в животе. Но, хозяин этого дома, как и его сын, Михаил, не принимали в этой суете никакого участия. Они сидели в большом кабинете — который можно было назвать и библиотекой, и их мысли были весьма далеки от творящегося вокруг них предпраздничного переполоха. В этот момент, они оба, напоминали мальчишек подростков, которым подарили долгожданную игрушку. Впрочем, это определение было не так уж далеко от истины, по крайней мере, для Михаила. Потому что, на столе, прямо перед Николаем Юрьевичем, лежал новенький револьвер. Да, да. Самый настоящий воронёный револьвер, с немного странной конструкции, с удлинённым стволом, барабаном, и всё. В отличии от своих нарядных собратьев, тот был без привычной для многих местных любителей оружия инкрустации.
— И каково твоё мнение по поводу этого оружия, сын? — звучным голосом человека привыкшего повелевать большим количеством подчинённых, поинтересовался коренастый, и, не смотря на возраст, всё ещё крепкий мужчина. — Или ты по-прежнему, из-за переполняющих тебя эмоций, не можешь выразить своё мнение более или менее внятно?
— Нет, папа́, я могу сказать, что я не ожидал от Алекса такого чуда. Я давно слышал о таких пистолях, но вот подержать в руках такое чудо, а тем более пострелять из него, довелось впервые.
— В отличие от тебя, я уже видел нечто подобное, у одного английского купца. Того, который поставляет для нашего дома чудесный чай, собранный в британских колониях. Так что, поделка твоего друга, мало чем уступает британскому оригиналу, за исключением отсутствующей здесь работы гравёра.
— Папа́, так вы заказали этому нашему поставщику чая подобный пистоль?
— Нет. Я, конечно же, выразил своё намерение приобрести тот пистоль, или ему подобный. Однако этот хвастливый пройдоха мне отказал, сославшись на то, что даже для личного пользования, он приобрёл это оружие с большим трудом. И вряд ли у него в ближайшие год, два, получится сделать это повторно, так как очереди на заказы у британских оружейников, расписаны больше чем на год.
— Не беда. У нас, отныне, есть свои оружейники, которые работают под рукою графа Александра Мосальского-Вельяминова и, мы, без особых хлопот сможем приобрести пару к этому чуду. Да и вообще, здорово что скоро у нас, на Руси, будут выпускать современное оружие. "Первые ласточки" уже есть.
— Не всё так просто сын. Не всё так просто.
— Вы чего папа́?
— А ты слышал, что рассказывал Данилка Кокорин? Обратил внимание, какой у него при этом был взгляд? Прямо как у лиса, нашедшего лазейку в ранее недоступный для него курятник.
— И что, по вашему мнению, это значит?
— Я думаю, что этот пройдоха уже уговорил некоторых мастеров вернуться к нему, вновь создаваемую артель. Причём на весьма хороших условиях.
— Отец, с чего вы так решили?
— Начнём с того, что я слишком хорошо знаю этого негоцианта. Ты сам подумай. Вначале он закрывает убыточную артель. И заботясь о своих работниках, старается их пристроить на хорошее место, ну а тем, кому не повезло, перезимовать, что в его случае весьма похвально. А вот дальше, поговорим о твоём сотоварище. Он, приняв к себе сторонних людей, совершает большую ошибку, да не одну. Первая. Пусть ему повезло, и он, где-то нашёл сообразительного мастерового. И не только это, графу удалось приобрести новый пистоль, который неизвестный нам талантливый мастер разобрал, изучил и понял, как изготовить нечто подобное самому. Так радуйся такому успеху и храни полученные знания в секрете. Так нет, твой друг обучает изготовлению этого оружия всех мастеров, без исключения, даже тех, которые у него всего-навсего зимуют. Так что не удивлюсь, что по весне, все мастера, которых приютили в новой усадьбе Мосальских, вернутся к Даниле. А это будет именно так. Вторая ошибка Александра, он распыляет свои силы и средства. Как там рассказал наш купчина Кокорин? Нанятые графом мастера и их ученики вытачивают из отличной стали не только детали к пистолетам, но и какие-то непонятные изделия. И что с ними далее делать, никто не знает. Так что, максимум к лету, дело графа Мосальского-Вельяминова разорится. После чего, наш Даниил, постарается наладить выпуск этих, так называемых револьверов, но уже на своей обновлённой артели.
— И вы так спокойно об этом говорите?
— А что я могу поделать? Все, рано или поздно, расплачиваются за свои ошибки, и твой друг не исключение.
— И что вы мне предлагаете папа́? Также как и вы, спокойно смотреть, как Сашка "тонет"?
— Нет. Уж кто, кто, а ты не будешь сторонним наблюдателем. Именно ты и поможешь своему другу. Дело в том, что Даниил где-то приобрёл ещё одну партию оружейной стали, и я, её, у него выкупил.
— Вы хотите сказать…
— Да, да. Я думаю, что в свете новой информации Кокорин решит вновь приступить к выпуску пистолей. Об этом говорит то, что он не желает терять своих постоянных поставщиков высококачественного металла и поэтому, вынужден обратиться ко мне, за деньгами. Мотивируя это своей якобы заботой о твоём друге. Хотя, даже мне видно, что этим шагом он решает совершенно другую задачу. Он старается загнать Сашку в долги. И считает, что это у него получается, ведь Александр, в ближайшие дни, напишет мне ещё одну долговую расписку, и вновь, по своей неопытности в таких делах, не сможет толково распорядиться полученным от нас металлом. А я, в ближайшее время, потребую вернуть эти деньги.
— Отец, но ведь вы, в первом векселе, не требовали быстрого возврата выданной вами ссуды?
— Я и не буду этого делать. Но вот с новыми долговыми обязательствами молодого графа, я так поступить не могу. И условия его кредитования, будут более жёсткими.
— Как? Так вы-ы…?!
— Нет, нет, молчи, не говори ни слова. У меня создалось такое впечатление, что ты, мой сын, меня абсолютно не знаешь. А ведь я не какой-то там процентщик. Сколько я потратил на эту закупку, столько серебряных рублей Александр и должен мне возвратить. Только уже в течение четырёх месяцев — иначе уже я понесу существенные убытки. Да и я не меценат. И вообще, юноша, не смейте повышать на отца голос. Такое впечатление, что вы позабыли про все правила приличия.
— Но папа́! Зачем вы тогда влезли в это дело, если оно вам столь обременительно?
— Начну с того, что делом твоего друга заинтересовался купец Кокорин. А у этого пройдохи, на прибрать к рукам чужое прибыльное дело такой нюх — любой охотничий пёс позавидует. Так что, для начала, лучше сделать так, как предлагает Данилка.
— Это всё равно мерзко. Мы, вместо того чтоб вытащить утопающего из воды, навешиваем ему на шею камень.
— Не совсем так. Ты, доставив твоему другу этот караван, расскажешь ему всё, о чём мы с тобой сейчас беседовали. И предложишь ему единственно возможный выход из этой ситуации.
— Какой же такой выход вы ему оставили?
— Умерьте свой сарказм, отрок. Не заставляйте меня думать о вас хуже, чем вы есть на самом деле. Да. Я, в этой ситуации, тоже ищу выгоду. Револьверы, которые я смогу получить в качестве расчёта за поставленное железо, пойдёт на укрепление нужных для нашей семьи связей. Но это позволит Александру поскорее погасить свою задолженность перед нами. И если он внемлет нашим советам, то и не потеряет свою артель. Следующее, мы как можно скорее отошлём к нему пятерых холопов-отроков, пусть твой друг обучит их ремеслу оружейников. Этим он ещё уменьшит свой долг.
— Но зачем это вам, папа́?
— У нас, в империи, ещё никто не выпускает такое оружие, хотя желающих его приобрести весьма много. И тот, кто наладит его выпуск первым, будет в нереально большом прибытке.
— Но ведь его уже выпускают Британцы.
— Да, это так, а в Россию его всё равно не продают. И в ближайшее время, никто этим заниматься не собирается. А если это и будет происходить, то это "капля в море".
— Так вы…?
— Да, да. Именно это я и собираюсь сделать. Наша семья не только поможет Александру Юрьевичу, но и сама получит возможность укрепить на этом своё финансовое благополучие. Я в отличие от юного графа, знаю каким образом реализовать всю продукцию производимую его оружейными мастерами. Ну а если твой друг сглупит, и разорится, то я сделаю всё, чтоб тот мастеровой — инкогнито, нашёл приют именно у нас, а не у Кокорина.
— Снова вы отец говорите о неком таинственном механикусе, дался он вам…
— А ты посмотри, что сделал этот "самородок". Я видел пистолет островитян, держал его в руках и даже выстрелил из него пару раз. И вот сейчас, смотря на это чудо, я понимаю, что оно превосходит то, что мне с таким бахвальством показывал английский торговец. По-моему, именно это, лежащее сейчас передо мною изделие, является следующим шагом в развитии оружейного искусства.
— Как? Разве такое возможно? Ведь я никогда не замечал за Алексом склонности к увлечению огнестрельным оружием.
— Возможно сын, ещё как возможно. Твоему другу не обязательно разбираться в новых веяниях развития оружия, главное, что он смог найти такого мастера и как-то заставил его на себя работать.
Можно сказать, что постепенно, пусть и так безоговорочно как того хотелось главе семейства, но Михаил согласился со всеми доводами своего отца. И после долгого обсуждения, день выхода каравана, был назначен на утро двадцать седьмого декабря. Как раз, к этому времени, Николай Юрьевич собирался окончить с подбором будущих школяров-ремесленников. Впрочем, заняться подготовкой к предстоящей деловой поездке так и не получилось, по крайней мере, в этот день. Так как пожилой слуга, вышколенный в вопросах этикета не хуже чем лакей императорского двора, пригласил обоих господ спуститься в столовую — к ужину.
Михаил, никак не мог настроиться на общесемейную трапезу. Нет, он не сидел в полной задумчивости, отрешённо смотря в одну точку. Молодой человек отведал кутью, угостился ореховым пряником и ещё парой блюд; отвечал на вопросы, если к нему обращались, и, слишком часто смотрел на пустой столовый прибор бабушки Анастасии — матери отца. Посуда стояла на том месте, где ещё в начале этого года сидела эта сухонькая женщина и с отречённой тоской посматривала на родственников. А вот в первые дни лета её не стало, ушла также тихо, как и жила, уснула вечером, а утром уже не проснулась. Так что мать с отцом, заметив частые взгляды сына в ту сторону, восприняли это как думы внука об усопшей бабушке, поэтому старались лишний раз не отвлекать его. А вот думы Михаила, пусть и были связаны с бабушкой, однако имели немного другое направление, ему казалось, что эта седовласая старушка, смотрит откуда-то сверху своими обесцвеченными от возраста глазами и укоризненно качает головою.
"Как же так, внучек? — звучал в его ушах её слабый голос. — Я понимаю, что слово отца для сына закон. Однако Сашенька твой друг, а помощь другу не должна преследовать никакой корысти…"
Нет. Муки совести не так сильно мучали молодого графа, чтоб омрачить великий праздник. Но и не позволяли полностью погрузиться в атмосферу празднования торжества. Так что, не будем заострять на этом особое внимание и перенесёмся на визит юного графа к другу, который с самого начала испортил Михаилу настроение.
Где поселяется пусть и лёгкое, но уныние, там жди ещё чего-либо неприятное — как минимум, и это подтверждение этой теоремы жизни, не заставило себя ждать. Не прошло и четверти часа, как граф Мусин-Елецкий покинул родовое гнездо, как его открытые сани обогнали ещё более медленно двигающуюся волокушу, запряжённую чахлой лошадёнкой. И закутанный в медвежью шкуру Михали хорошо разглядел тщедушного мужичка в многократно залатанном тулупчике, который остановившись, суетливо стянул с головы плешивый треух, и отвесил поясной поклон. Казалось, что это длилось целую вечность, так как был рассмотрен и опустошённый горем взгляд селянина, и его скорбная ноша, покоящаяся на примитивном возке, и то, что это было небольшое, максимум подростковое тельце, плотно замотанное в старую мешковину — некое подобие савана. Выходит, что этот истощённый возница, везёт свою ношу в сторону погоста. И увиденное, только усилило гнетущее состояние души, которое, с утра завладело молодым графом. Так что он, кивнув в ответ на приветствие, машинально, с излишней поспешностью, отвёл взгляд в сторону.
Более или менее успокоиться, удалось, подъезжая к поместью друга. И то, на душе было неприятно, а перед глазами стоял образ фигуры кланяющегося крестьянина, его впалые, почти безумные глаза и замотанное в саван тельце его умершего ребёнка. Так что, первая улыбка и дружеские объятья с Михаилом, были проделаны чисто механически. А вот завязавшаяся после этого беседа, смогла пусть на немного, но успокоить его растревоженную душу.
— Рад тебя видеть в своём доме, друг. — ожидая когда у гостя примут шубу, радостно говорил Александр. — Особо рад тому, что ты приехал именно сегодня.
— Даже так.
— Конечно так, ведь ты не предупреждал о своём намерении посетить меня, и я гостил в родительском доме. Благо, не смотря на бурные возражения своей матушки по поводу моего поспешного отъезда, я вернулся в свой дом вчера вечером. Поэтому имею радость встречать тебя.
— Да-а-а, выходит мне и в самом деле сильно повезло.
— Нет, Михаил, мне повезло больше. Меня посетил мой настоящий друг и не с пустыми руками. Не знаю, каким образом ты узнал о моей проблеме с железом, но я очень рад, что ты его привёз.
Вот так, беседуя, оба молодых человека направились в гостевой зал, желая приятно провести время, за неторопливой беседой, пока будет накрываться обеденный стол.
— Не удивляйся так, узнать о твоих проблемах не так уж и сложно. У тебя, не так давно побывал мой протеже — купец Кокорин, вот он и поведал о твоей проблеме. Заодно, он предложил нам с отцом выкупить у него ещё одну партию железа. Так что, вот в этой папке ещё пара векселей, ожидающих твоей подписи.
— С бумагами мы разберёмся немного позднее, после обеда. А сейчас рассказывай, как живёшь, чем занимаешься?
— У меня всё по старому, в отличие от тебя, я живу в отчем доме, посещая различные рауты и балы, обрастаю нужными для отца связями. Так что, в моей жизни ничего интересного не происходит. Боже, меня уже тошнит от такой постоянности.
— Вот здесь ты ошибаешься. Стабильность по нынешним временам, это очень дорогого стоит.
— Помолчи Алекс! Далась тебе эта стабильность моей жизни. Ведь именно у тебя назревают настоящие проблемы, а ты их не желаешь замечать.
— А вот с этого места, попрошу рассказывать как можно подробнее. — резко посерьёзнев, проговорил Сашка.
— А что тут рассказывать? Ты делаешь столько глупых поступков, что наш "дорогой" Даниил, решил этим воспользоваться и обанкротить тебя.
— Даже так?
— Да так. Какого беса ты обучаешь приживалок делать пистолеты новой конструкции?
— А что тут такого. Ведь именно мне удалось не просто приобрести британский револьверный пистолет, а разобраться в его конструкции и немного её усовершенствовать. Знать, необходимо как можно скорее налаживать его выпуск, а мастера, нанятые мною на постоянную службу, все заняты, они обучают отобранных мною отроков. Вот мне и пришлось привлекать к этому делу свободных мастеровых. Всё лучше, чем заставлять их разгребать сугробы, колоть дрова, да отапливать мою усадьбу.
— Неужели ты не понимаешь что они у тебя максимум до лета?
— Понимаю. И если захотят, то пусть уходят.
— Но ведь они унесут полученные у тебя навыки. Считай, что их уже перехватил наш Даниил. Надеюсь, ты понимаешь, почему он так засуетился?
— И бог с ними. Я всё прекрасно понимаю.
— То есть как это, бог с ними? А то, что купчина намеренно подводит тебя к разорению, ты не подумал? Он же, пёс паршивый, всё просчитал. И то, что ты бестолково растранжирил столько дорогого железа, не заработав на этом не единого гроша. И то, что ты недавно потратил все деньги, которые твой отец ссудил тебе для погашения долгов. Ты их спустил — на ювелира.
От того, как снисходительно заулыбался Сашка, у Михаила внутри всё "закипело", он не ожидал от друга такой беспечности. А то, что было сказано в ответ, вообще поразило.
— Тоже мне, беда. Подумаешь, Кокорин начнёт выпуск новомодных пистолетов и, вначале будет зарабатывать больше чем я. Так он не владеет всей информацией, и у него нет того, что есть у меня. Поэтому, вначале он может заработать больше чем я, да что там может, его гешефт будет существеннее. Ведь на меня навалилось слишком много проблем, требующих немедленного решения. Например, для решения одной из них, я прошу твоей помощи. — с этими словами Александр позвонил в колокольчик, и приказал чтоб Протас принёс некий известный ему кошель.
— Это ещё зачем? Как мне кажется, ты собираешься отдать мне эти деньги? — растерянно удивился Миша. — Но ведь мы, с отцом, не требуем их немедленного возврата. Пусти их лучше в оборот.
— Я помню о векселях, лежащих в этой папке и "с нетерпеливым трепетом ожидающих мой автограф". Это серебро не за привезённое тобою железо, а за оформление документов, необходимых мне для легализации моей артели. Потрать их на разные там пошлины, взятки, и прочие неизбежные в таких делах расходы. Ведь у тебя есть хороший стряпчий, а у меня, даже нет времени на его поиск.
— А откуда у тебя столько денег? Ведь по нашим с отцом расчётам…
— Понимаю. Вы считаете что я: "Гол как соко́л". А не подумали о том, что я смогу тайно реализовать несколько пистолетов, собранных лично моими учениками. Конечно же, делали они их под неусыпным контролем своих педагогов. Вот это и есть тот самый никем неучтённый гешефт.
Александр не стал уточнять, что говоря про проданное им оружие, он имел в виду четыре револьвера, некогда принадлежавшие погибшим татям, а до этого, по всей видимости, погибшим курьерам ограбленной почтовой кареты. Когда он их увидел впервые, то был сильно удивлён, пистолеты были почти точными копиями знаменитого "кольта драгун" его первой модели, по меркам потерянного мира, приблизительно 1847 или 1850 года, со всеми его ошибками. Зная про них, и особо как это исправить, Саша разобрал пистолеты, обмерил все его детали, сделал первичный чертёж; позднее внёс в него необходимые изменения. "Примерил" их на трофеях, изменив всё то, что можно было доработать и, полностью заменив барабан и рукоять. И уже после всех этих переделок, избавился от них — продал, воспользовавшись одним из талантов и связями Акима. Ну а то, что официальная выручка была более чем на треть меньше, чем сейчас лежало в кошельке, для посторонних осталось великой тайной. Саша решил, что так будет лучше, для всех.
— Так ведь Даниил, говорил, что он скупил у тебя все пистоли, произведённые живущими у тебя мастерами. И знает точено, сколько у тебя осталось средств к существованию, ноль. Да так убедительно это утверждал, что невозможно не поверить.
— Вот и пусть дальше верит в то, что он смог узнать всё, что происходит под крышей моего дома, а не только то, что ему позволили посмотреть.
— Так ты…?
— Нет, нет, не в коей мере. Если ты думаешь что я смогу перехитрить твоего купца, то ты, дружище, сильно ошибаешься. Такой пройдоха, сам, кого хочешь, "обует" и глазом не моргнёт. Мне же, просто удалось не раскрыть перед ним некоторые свои карты. А главное, у меня остался в рукаве такой маленький, ну очень маленький туз.
— Пощади, Сашка. Ты меня совсем запутал. Про какой такой туз в рукаве ты говоришь?
От долгих объяснений другу, Александра спасла девица, скромно, еле слышно постучавшая в дверь. После слов хозяина: "Кто там? Войдите". — Она приотворила створку двери, так что стало возможным пройти в неё и, сделав по паркету гостиной пару небольших шажков, на несколько секунд застыла в элегантном книксене. После чего, прозвучал её хорошо поставленный голосок, нежный, чистый как родниковая вода: "Александр Юрьевич, прошу вас, и вашего гостя пройти в трапезную, обед накрыт".
В свою очередь, от Михаила не укрылось, каким вожделенным, пусть и мимолётным взглядом одарил его давний друг юную прелестницу, как и то, с какой нежностью тот ей ответил: "Спасибо Алёнушка, сейчас идём". — Вот и на личике скромно стоявшей рыжеволосой девицы, пусть и не отразилось никаких эмоций, но её томные глаза, говорили о том, что для хозяина, она не простая прислуга, а соложница. Проводив взглядом удалившуюся из комнаты девицу, Миша с некой ревностью подумал о том, какими красивыми дворовыми девками обзавёлся его друг. Затем, его мысли устремились в другом направлении. Молодой человек ужаснулся тому, что его друг, всё больше, и больше предаёт их идеалы, о достижении которых они мечтали во время учёбы. Вот так, постепенно он становится настоящим барином, угнетателем крепостных. Вон, уже даже обзавёлся своим небольшим гаремом, отобрав у крестьян их молодых, красивых дочерей, ради удовлетворения своей сексуальной похоти. Перед глазами, вновь возник образ крестьянина, везущего на кладбище своего умершего от голода ребёнка. Так что кулаки сжались сами собою.
"У-у-у, предатель! Рабовладелец! Да таких душителей свободы как ты, убивать мало!" — думал Михаил, закипая праведным гневом. Молодой человек уже собирался встать, и озвучить свои мысли глядя в бесстыжие глаза Алекса, как вдруг вспомнил, что он сам, не далее чем сегодня, привёз нескольких отроков, которых, также насильно оторвали то семей, где их работящие руки лишними не были. И всё ради того, чтоб отослать на обучение к чужим людям. А он, Мишка, не воспротивился этому произволу, даже наоборот, принял в нём самое активное участие, считая это, обыденным делом. И осознание этого факта, мгновенно загасило весь боевой пыл. Благо, с ним не случилось упадка сил, или нервического приступа, коими так гордятся некоторые светские особы, желающие показать ранимость своей высоконравственной души. Молодой граф поднял глаза к потолку, глубоко вздохнул, "взяв себя в руки"; сглотнул подкативший к горлу удушливый ком и последовал вслед за другом, в направлении обеденного зала.
Михаил, изо всех сил старался, чтоб резкую перемену в его настроении никто не заметил. Да видать не судьба. После того, как был удалён первый голод, это в момент, когда принесли десерт, чай и эклеры с белковым кремом, домашнего приготовления (которые очень любили оба молодых человека) Александр поинтересовался:
— Миша, я тебя чем-то огорчил?
— Нет. А с чего ты так решил?
— Просто после того как я намекнул тебе, про свой тайный "козырь", тебя как подменили. Ты как будто сник. Немного. У тебя исчез тот задор во взгляде, который казалось, неотделим от тебя.
— Давай не будем говорить об этом. Сейчас праздник, а мой грустный рассказ ввергнет тебя в уныние, а это смертный грех.
— Погоди. Я что, чего-то не понимаю? Ты мой друг, и если тебе хорошо, я рад разделить с тобою этот счастливый момент. И какой сволочью ты отныне меня считаешь, если решил, что я недостоин, разделить с тобою и твою горестную ношу?
Неизвестно, что послужило толчком для начала "исповеди", может быть выпитое красное вино, поданное к мясу, то ли отповедь устроенная Александром. Однако, в течение получаса, Михаил весьма эмоционально повествовал о преданных идеалах своей юности; шоке от встреченной сегодня волокуши, ведомой опустошённым от горя крестьянином и его скорбной ноше. А завершилось это тем, что идеалист, граф Мусин-Елецкий, осознал себя и своего друга такими же кровососами, как и столь ненавидимые им бояре-рабовладельцы. На что его друг ответил вопросом:
— Надеюсь, ты не собираешься взять пистолет и выстрелом в свой висок, избавить мир, в своём лице, от одного из мерзких чудовищ?
— Да как ты смеешь…!
— Смею. — тихо, но тоном не допускающим никаких возражений, прервал эмоциональный выкрик своего друга Александр. — Ты открыл мне душу, спасибо, что счёл это уместным. Я тебя внимательно выслушал, не перебивая. Пришла моя очередь с тобою откровенничать. А начнём с того, что перейдём в мой кабинет, где тебя ожидает мой подарок. И это пистолет моего производства.
Надо было видеть, как загорелся взгляд Михаила, стоило ему открыть подаренную ему увесистую лакированную шкатулку из орехового дерева. И не мудрено, в ней лежала пулелейка, пороховница и самое главное, пистолет, почти такой же, какой его отец выкупил у купца. Главное заключалось в формулировке, в волшебном слове почти, разница была в том, что над ним, этим изделием, поработал искусный гравёр, изобразив на нём сцены загонной охоты на волков. Ствол и барабан оружия были воронёными, в местах гравюр, покрытые позолотой, рукоять была изготовлена из надраенной до блеска бронзы и морёного дуба, неизвестно зачем испещрённого косыми, пересекающимися насечками. Но, несмотря ни на что, всё вместе, это, смотрелось просто великолепно.
— Надеюсь ты понял, почему я переживал по поводу твоего возможного выстрела в свой упрямый лоб. — поинтересовался Александр, любуясь реакцией своего друга. — Я не желаю, чтоб ты сводил счёты с жизнью, моим подарком. Или вообще, каким-либо другим образом совершил самый тяжкий и не поправимый грех.
— Ох, да этот револьвер просто великолепен! Спасибо Алекс!
— Всегда, пожалуйста. Но мне кажется, что ты меня не слушаешь.
— Нет, нет. Я тебя прекрасно слышу. Просто не ожидал получить в дар такое великолепие.
— Я рад, что смог угодить тебе, друг мой. Как впрочем, и своему любимому брату. Видел бы ты, как загорелись у него глаза, сколько было эмоций. Это когда я ему вручил точную копию того, что ты сейчас держишь в своих руках.
— Да! И сколько же ты их наделал?
— Увы, эта пара была последней, и единственная побывавшая в руках гравёра. К сожаленью, в моей мастерской закончилось оружейное железо. Так что, Даниил, познакомивший меня с одним талантливым ювелиром, по совместительству и гравёром, отчасти был прав. Но только отчасти.
— Стой, стой, подожди. Ты сказал, что подарил такое же чудо брату. Выходит что, Виктор гостил у тебя?
— Нет. Мы с ним встретились в родительском доме, куда он не так давно приезжал на побывку.
— И как ему служится? Если мне не изменяет память, он с детства мечтал об этом.
— О-о, судя по его рассказам, великолепно. Он рад, что находится в своей любимой стихии. Но мы отвлеклись от темы нашей беседы, я обещал, что расскажу тебе всё о своих планах. Так что присаживайся и слушай. Если сочтёшь нужным, возражай.
Разговор получился нелёгким и долгим. Правда и рассказ Александра был строго дозирован, без некоторых подробностей, которые могут восприняться как симптом душевного заболевания. Но, не смотря на это, молодые люди обсуждали множество разных тем, например то, в каких муках зарождалась британская промышленность и сопутствующих этому людских жертвах. Михаил утверждал, что это всё неизбежное зло, а вот Саша ему возражал, говоря, что всего этого можно избежать, или, по крайней мере, существенно уменьшить, чем он сейчас и занимается.
"Да, ты прав. Кто пошёл по пути прогресса первым, многое выигрывает и становится маяком, указывающим курс для отстающих. — спокойно возражал другу Александр. — Но идущие следом, не должны повторять все ошибки допущенные лидером. Смотря со стороны, они их видят и имеют возможность их исправить. Например, кто-то проторил дорожку к большому, прекрасному городу всеобщей мечты, но она идёт мимо болот, через топи, со всеми вытекающими из этого неудобствами. Но это не значит, что я не должен искать более комфортный и безопасный путь. И я уверен, если я его найду, то другие люди им с радостью воспользуются. Ведь это правильно, так оно и должно быть…".