Потом они долго разговаривали, лежа рядом и целуясь после каждой фразы, как будто до сих пор не могли поверить, что наконец-то нашли друг друга.
- Позвольте узнать, уважаемый доктор: вы всех своих пациентов подвергаете этой процедуре? - спросила Андреа, скользя пальцами по шее Харель и запуская их в ее кудри.
- Я дала клятву Гиппокрита [20].
- А я думала, что она называется "клятвой Гиппократа".
- А я называю ее так.
- Имей в виду, никакие твои шуточки не заставят меня забыть о том, что я до сих пор на тебя сердита.
- Прости, Андреа, что я сразу не рассказала тебя всю правду. Но что поделать: ложь - часть моей работы.
- А что еще является частью твоей работы?
- Правительство моей страны желает знать обо всём, что здесь происходит. Только не спрашивай меня ни о чем, я всё равно не могу тебе рассказать.
- Ну что ж, у нас найдутся способы заставить тебя говорить, - игриво произнесла Андреа, прикасаясь к самой чувствительной зоне.
- Я полагаю, что сумею выдержать твою пытку, - хриплым голосом отозвалась Док.
В течение следующих двух минут ни одна из них не произнесла ни слова, пока Док наконец не издала тихий блаженный стон. Затем внезапно привлекла Андреа к себе и прошептала ей на ухо лишь одно слово:
- Чедва.
- И что это значит? - тоже шепотом спросила Андреа.
- Это мое имя.
Андреа ахнула от удивления. Док в ответ крепко ее обняла. Вскоре в темноте вновь зазвучали два голоса.
- Твое тайное имя?
- Никогда не произноси его вслух. Ты теперь - единственный человек, который его знает.
- А твои родители?
- Их уже нет в живых.
- Мне очень жаль.
- Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой, а отец умер тринадцать лет назад, в негевской тюрьме.
- За что он туда попал?
- Ты уверена, что действительно хочешь это знать? Это дерьмовая история.
- В моей жизни и без того было достаточно дерьмовых историй, Док. Не мешало бы попробовать новенькую, для разнообразия.
Какое-то время они молчали.
- Мой отец был катса, специальный агент Моссада. Агентов такого уровня очень мало, около тридцати человек, и мало кому удается дослужиться до этого звания. Я сама прослужила там семь лет и дослужилась лишь до бат левейха [21] - так называется агент низшего уровня. Мне уже тридцать шесть лет, и, честно говоря, мало надежды, что мне удастся подняться выше. А вот мой отец был катса уже в двадцать девять. Он много лет прослужил за пределами Израиля, и вот в 1983 году выполнял одно из последних своих заданий. Тогда он несколько месяцев прожил в Бейруте.
- Тебя, конечно, там не было.
- Обычно, когда ему предстояла работа в странах Европы или Америки, он брал меня с собой, - но Бейрут - не место для девочки. Честно говоря, мне и представить трудно, кому там место. Именно там мой отец познакомился с отцом Фаулером, который как раз тогда собирался в долину Бекаа, где должен был спасти трех миссионеров. Мой отец очень его ценил. Он говорил, что спасение этих священников - пример величайшего героизма, какой он только встречал в этой жизни, а пресса не уделила этому ни единой строчки в газетах. Что же касается этих священников, то они просто сказали, что их освободили, вот и всё.
- Учитывая род его деятельности, не уверена, что огласка пошла бы ему на пользу.
- Разумеется, нет, но дело не в этом. Дело в том, что мой отец в ходе своей миссии обнаружил нечто неожиданное. Это была информация о том, что группа исламских террористов захватила грузовик, нагруженный взрывчаткой, и собирается действовать против американцев. Мой отец сообщил об этом своему начальнику, но тот ответил, что, если американцы суют свой нос в Ливан, то пусть сами отвечают за последствия.
- И он не попытался больше ничего предпринять?
- Отец попытался сам предупредить американское посольство, отправив им анонимную записку, однако из-за анонимности записку проигнорировали. На следующий день в посольстве произошел взрыв, в результате которого погиб двести сорок один морской пехотинец.
- Боже милосердный!
- Отец вернулся в Израиль, но история на этом не закончилась. ЦРУ предъявило Моссаду претензии, и тут всплыло имя отца. Через несколько месяцев, когда он возвращался домой из германской командировки, его арестовали прямо в аэропорту. Полицейские обыскали его чемодан и обнаружили там двести граммов плутония-29, который он якобы собирался продать правительству Ирана. Это дало бы им возможность сделать ядерную бомбу. Моего отца посадили в тюрьму, можно сказать, без суда и следствия.
- Но ведь на твоего отца кто-то донес, правильно?
- Он уже давно стоял ЦРУ поперек горла. Они разослали по всему миру приказ: если, мол, кто-то что-то узнает об этом человеке, то должен немедленно поставить их в известность, и тогда, возможно, останется жив.
- Ах, Док, перестань терзаться. Во всяком случае, твой отец знал, что ты на его стороне.
Вновь воцарилось молчание, и на сей раз оно длилось намного дольше.
- Мне стыдно в этом признаться, но... в течение долгих лет я не верила в невиновность отца, - наконец произнесла Док. - Я думала, что он просто устал и захотел легких денег. Так что он остался совершенно один, покинутый всеми, включая и меня.
Чувство вины повисло в воздухе тяжелой и мрачной завесой.
- Неужели ты не помирилась с ним перед смертью?
- Нет.
Харель горько зарыдала, и Андреа снова порывисто ее обняла.
- Через два месяца после его смерти, - продолжала Док, - был рассекречен строго конфиденциальный отчет соди бейотер, где говорилось о том, что мой отец невиновен, и что все доказательства его вины сфабрикованы, включая этот самый плутоний, который на самом деле принадлежал США.
- Постой... То есть ты говоришь, что Моссаду всё было известно с самого начала?
- Они там все - продажные шкуры, Андреа. Чтобы покрыть собственные грешки, откупились моим отцом. ЦРУ этим удовлетворилось, и жизнь пошла своим чередом. Только не для двухсот сорока солдат и моего отца, заключенного в тюрьму самого строгого режима.
- Вот же сукины дети!
- Неделю спустя отца похоронили в Гилоте, к северу от Тель-Авива, это место, где хоронят героев, павших на войне с арабами. Отец там значится под номером 71 - таково число членов Моссада, награжденных посмертно званием героя войны. Но это, конечно, нисколько не искупило тех страданий, которые мне пришлось пережить по их вине.
- Док, я не могу понять одного. Если они действительно это сделали, почему же ты, черт возьми, согласилась на них работать?
- По той же причине, по какой отец провел в тюрьме десять лет. Потому что интересы Израиля - прежде всего.
- Ты такая же чокнутая, как Фаулер.
- А ведь ты так и не рассказала мне, как вы с ним познакомились.
Голос Андреа зазвучал глуше. Эта история была не из тех, о которых она любила вспоминать.
- В апреле 2005 года я отправилась в Рим на похороны Папы. Там ко мне в руки случайно попал дневник одного серийного убийцы, где говорилось, что он якобы убил двух кардиналов, которые собирались принять участие в конклаве для избрания преемника Иоанна-Павла II. Ватикан сделал всё, чтобы эта информация не вышла наружу, и в итоге мне пришлось убегать по крышам, спасая свою жизнь. Именно благодаря Фаулеру я тогда не сверзилась с крыши и не превратилась в лепешку. Вместе со своим эксклюзивным материалом.
- Ты была права. И правда дерьмовая история.
Андреа не успела ответить: снаружи донесся глухой хлопок, от которого содрогнулись стены палатки.
- Что бы это могло быть?
- Мне кажется, это... Нет, не может быть! - Док в испуге замерла на полуслове, не веря собственным ушам.
И тут раздался крик.
Потом другой.
А затем - еще и еще.
- Пойдем, посмотрим, что там случилось, - сказала Андреа, поспешно натягивая одежду.