- Но ты точно уверен, что ничего не помнишь?
- Я тебе уже говорил. Он заставил меня отвернуться, а потом набрал код со страшной скоростью.
- Так ничего не выйдет. Осталось еще шестьдесят процентов комбинаций. Ты должен мне сказать хоть что-нибудь. Что угодно.
Они находились у двери лифта, и эта панель оказалась самой большой проблемой. В отличие от биометрической панели, здесь нужно было всего лишь набрать цифры, и эту короткую последовательность невозможно было расшифровать даже с помощью довольно мощного компьютера. Чтобы открыть дверь лифта, Альберт присоединил к панели широкий и длинный кабель, чтобы вычислить шифр, перебирая комбинации. Это означало, что компьютеру пришлось бы перепробовать все возможные комбинации, от всех нулей до всех девяток. Это заняло бы много времени.
- У нас три минуты на то, чтобы войти в эту дверь, а компьютеру требуется еще семь, только чтобы перебрать все комбинации из двадцати цифр. Это если он раньше не сгорит, потому что работает на предельной мощности.
Словно в подтверждение этих слов вентилятор ноутбука издал жуткий звук, словно пятьдесят пчел устроили вечеринку в обувной коробке.
Орвилл напряг память. Он повернулся лицом к стене и посмотрел на часы. Это заняло наверняка не больше трех секунд.
- Ограничь десятью цифрами.
- Ты уверен?
- Абсолютно. Но не думаю, что у нас есть другие варианты. Сколько времени на это потребуется?
- Четыре минуты, - сказал Альберт, нервно скребя подбородок.
- Тогда будем надеяться, что это не самая последняя комбинация из возможных, потому что я уже слышу, как они приближаются.
С другого конца коридора уже доносились тяжелые удары в дверь.
РАСКОПКИ. Четверг, 20 июля 2006 года. 06.39
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
В первый раз за те восемь дней, с тех пор как экспедиция прибыла в каньон Ястребиный коготь, заря великого дня застала почти всех ее участников спящими. Пятеро из них спали в метре под песком и камнями, и уже больше никогда не проснутся.
Другие прятались от утреннего холода под одеялами камуфляжной расцветки, осматривая блеклый горизонт, на котором не замедлило появиться палящее солнце, быстро превратившее низкие зимние температуры в самый жаркий за последние сорок пять лет день. Иногда они беспокойно дергались, и это их пугало. Солдатам труднее всего стоять в карауле именно в такое время - для тех, чьи руки в крови, это те мгновения, когда мертвые восстают, чтобы вцепиться им в глотку.
Как раз посередине, между могилами и постом охраны, пятнадцать человек ворочались в своих постелях, возможно, скучая по гудкам, которыми профессор Форрестер заставлял их подниматься каждое утро еще до зари. Солнце встало в 5.33 утра, и встретила его тишина.
В 6.15, примерно одновременно с тем, как Орвилл Уотсон и отец Альберт пересекли вестибюль Башни Кайн, первым проснулся Нури Зайит, пнул ногой своего помощника Рани и потащился наружу. Уже на кухне он начал готовить растворимый кофе в огромных кофейниках, используя молоко, хотя его почти не осталось, поскольку многие стали пить холодное молоко, стремясь восполнить нехватку воды. Не осталось ни соков, ни фруктов, из которых их можно было бы приготовить. Только бутерброды и вареные яйца. Нури вложил в готовку весь свой опыт и добавил немного петрушки, как всегда делал немой старик, всю свою жизнь общаясь с миром лишь с помощью отбивных.
В медблоке Харель высвободилась из потных объятий Андреа, чтобы проверить состояние профессора Форрестера. Старик дышал через кислородный баллон, но многочисленные показатели на приборах выглядели еще хуже, чем его изможденное лицо. Док сильно сомневалась, что он переживет эту ночь. Она тряхнула головой, чтобы разогнать эти мысли, склонилась над Андреа и разбудила ее поцелуем. Последовал ответный, легкая болтовня и почти одновременное чувство, что они начинают влюбляться друг в друга. Обе направились в столовую в надежде на приличный завтрак.
Фаулер, который теперь делил палатку с Давидом Паппасом, начал день, нарушив все свои правила и совершив ошибку. Убежденный в том, что в палатке военных все спят, он выскользнул из палатки и по спутниковому телефону позвонил Альберту, тот нетерпеливо ответил, чтобы позвонил через двадцать минут. Фаулер повесил трубку с тяжестью на сердце, одновременно с облегчением от того, что звонок получился таким коротким, и с тревогой, что придется искушать судьбу еще раз.
Между тем, Давид Паппас проснулся около половины седьмого и отправился проведать профессора Форрестера - отчасти, чтобы удостовериться, что ему стало лучше, а отчасти, чтобы хоть немного искупить вину за свой безумный сон, который увидел в эту ночь. Ему приснилось, что он остался единственным выжившим археологом на тот момент, когда золотые бока Ковчега снова засияли под лучами солнца.
В палатке военных Мария Джексон молча лежала, не сводя глаз со спины своего шефа и любовника, лежащего на другой постели. Во время заданий они никогда не спали вместе, хотя, отправляясь вдвоем на разведку, иногда всё же поддавались порыву страсти. Теперь она тихо лежала и пыталась угадать, о чем он думает.
Деккер, в свою очередь, был из тех, кто на рассвете ощущает дыхание мертвецов, отчего волосы на затылке встают дыбом. Между приступами озноба от тревожащих его кошмаров ему показалось, что он заметил сигнал на экране сканера частот, слишком короткий, чтобы его засечь. Он резко встал и отдал несколько коротких и точных приказов.
В палатке Кайна Расселл приготовил одежду для своего шефа и попросил его проглотить хотя бы одну только красную пилюлю. Кайн неохотно положил ее в рот и тут же тайком выплюнул. На душе у него было на удивление спокойно. Цель, к которой он шел семьдесят шесть лет, сегодня оказалась достигнута.
В чуть более скромной палатке Томми Айхберг осторожно поковырял пальцем в носу, почесал спину по дороге в туалет и попытался найти Брайана Хэнли, но это ему не удалось. Ему нужна была помощь Брайана, чтобы починить подшипник для перфоратора. Стена была толщиной в два с половиной метра, но если начать работы сверху, то можно уменьшить вертикальное давление, а потом вытащить камни один за другим вручную. Если сделать это быстро, то можно уложиться в шесть часов. Однако делу не помочь, пока не появится Хэнли, а его нигде не было.
В свою очередь, Хакан сверился с часами, обосновался на стратегической позиции, которую искал всю неделю, и начал ждать смены караула.
Он хорошо умел ждать. Он ждал всю свою жизнь.