Королева Варваров

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Когда закончился праздник Быка, бриганты стали покидать Сегедун. Британцы не любят жить в городах, которых немало на острове. Города здесь имеют значение крепостей, в которых отсиживаются от врага, когда тот слишком многочислен и племенных центров, в которых проводятся важные мероприятия, связанные с культовыми обрядами и военными походами.

Сюда князья и вожди сзывают воинов на сбор перед походом, и если кто-то не приедет при полном вооружении и с конём, если таковой имеется, то позже его казнят перед всем народом. А раньше, когда законы были ещё более суровыми, казнили даже тех воинов, которые приходили последними.

Город опустел. Воины со своими семьями уходили в леса, где стояли их охотничьи усадьбы, возле которых на полянах гуляли многочисленные стада скота, которые надо пасти и охранять. Разъехались и гости. Мать друидов тоже укатила в своей повозке, увозя с собой странную девочку, про которую ходили легенды среди наивных и любопытных варваров.

Каждый из знатных гостей, прежде чем уехать, дарил королю бригантов и его жене дорогой подарок. И каждый обещал и клялся быть верным союзником молодого, но уже прославленного короля, против Рима. Венуций был счастлив и горд. Он готов был в любую минуту отправиться в поход на римлян, но понимал, что ещё не время и недостаточное количество сил у него для такого похода. И не все ещё, кто может быть его союзником в этом великом деле, имели с ним серьёзный разговор. Друиды тоже не давали совета идти в бой. Значит всё впереди. Венуций жил надеждами и славою. А чем жила Актис — его захваченная в битве жена?

Актис. жила сознанием того, что она не имеет права жить. Но когда всё успокоилось, и Венуций несколько дней даже не заходил к ней, мысль о самоубийстве стала почти невозможной. Актис была слишком слаба для такого поступка. Да к тому же за ней следили и днём, и ночью, приставленные специально для этого женщины. Ведь Актис больше не принадлежала себе. Она принадлежала народу бригантов, потому что вынашивает под сердцем сына — Великого героя племени, которому предстоит сломить могущество Рима и освободить Британию.

Актис почувствовала, что беременна через девять дней после событий в храме бригантов. С ней начали приходить все те вещи, которые происходят с каждой беременной женщиной. Приступы головокружения и тошноты появились так внезапно, что застали Актис врасплох. Она совершенно не знала, что ей делать. Когда-то давным-давно Флавия Домицана учила её, как предохраняться от беременности, открыла множество секретов и рецептов, но она никогда не учила свою питомицу, что надо делать, когда беременность всё же наступит. И сейчас, когда Актис почувствовала в себе новую жизнь, она даже не могла ни к кому обратиться.

Конечно, она могла обратиться к женщинам, которые её окружали, но при одной только мысли об этом, римлянка вздрагивала от ненависти ко всем варварам. Она не сможет переступить свою гордость. Но не только гордость мешала Актис сделать это. Было ещё одно чувство, которое не позволяло обратиться за помощью к бриганткам. Это — страх. Вернее даже какой-то дикий ужас перед ними. Молодая королева смертельно боялась своих подданных. После всего того, что они с ней проделали, она даже боялась смотреть на них, не только пользоваться их услугами.

К счастью для Актис, варвары не докучали ей. Одевалась она сама, ухаживала за своей внешностью тоже. Служанки, вернее рабыни, когда-то захваченные на войне с другими племенами, лишь приносили ей еду и питьё несколько раз в день. Они не говорили ей ни слова, лишь молча выполняли свои обязанности и уходили. Актис не делала попыток договориться с ними. Её вполне устраивало одиночество. Зато она чувствовала, что за ней следят. Чьи-то невидимые глаза внимательно наблюдали за каждым её движением и днём, и ночью. Поэтому, когда римлянку беспокоили мысли о самоубийстве, она понимала, что ей не дадут сделать этого.

Одиночество. Вот с каким чувством Актис встретила новость, что у неё будет ребёнок. Венуций сделал своё дело. Сделал и исчез. Конечно, не навсегда, но сейчас его нет. Всё-таки, несмотря ни на что, он был единственным близким для Актис человеком в её одиночестве. А теперь он ещё стал и отцом её ребёнка.

Сначала мысль о том, что она станет матерью, да ещё матерью ребёнка варвара, которого будут готовить к великим делам, о которых Актис слышала от сестры Венуция, привела её в ужас и смятение. Она почувствовала такое презрение к себе, что слёзы чуть не задушили её отчаянием и муками совести.

Но день проходил за днём, складываясь в недели, Актис понемногу успокоилась и привыкла к мысли о том, что она будет матерью. Всё больше и больше она думала о ребёнке. Ей стало нравиться чувствовать в себе что-то новое, то, что вроде и принадлежало ей, и в то же время жило само по себе. Временами Актис даже казалось, что она видит его своего ребёнка, хотя прошло совсем мало времени. Но Актис чувствовала его каждым нервом и старалась двигаться, как можно более осторожно и плавно, что впрочем не вызывало у неё особых усилий, а наоборот, причиняло тихую радость.

Актис вдруг обнаружила, что она не одна в этом жестоком мире, населённом враждебными существами. Не одна, а с ним! Одиночество кончилось, когда она поняла это. Стало намного легче. Появились совсем другие мысли, куда более приятные и спокойные. Даже где-то в глубине души появилось что-то похожее на благодарность к Венуцию. Нет, конечно, за то, что он изнасиловал Актис, пользуясь её невменяемостью, она не чувствовала ничего кроме ненависти, досады и злости. Но он заплатил ей за это, тем, что сделал её счастливой по-другому. Действительно, Актис была счастлива, что у неё будет ребёнок. Невероятно, но ей это нравилось. Она была счастлива, что подарит жизнь кому-то чрезвычайно близкому и родному. Это поднимало намного ступеней её значимость в этой жизни. Она не просто предмет, которым пользуются мужчины, которые по воле судьбы владеют ею, не рабыня, на которой можно жениться по случайности, а потом взять в плен в бою, и снова пользоваться по прихоти и неуёмному желанию. Нет, сейчас она что-то важное и значимое. И пусть всего лишь для одного, её, да не оформившегося существа, о котором никто кроме неё не знает. Всё равно Актис этого вполне достаточно.

Актис уже не страдала от своего положения. Она успокоилась и прекрасно понимала, что у римлян ещё недостаточно сил, чтобы добраться до Сегедуна. Клодий невероятно далёк от неё. Да если бы даже он сейчас появился с легионерами и освободил её, что она ему сказала бы? Как бы она объяснила свою беременность? Ей нечего было бы сказать. А счастье освобождения легко могло бы превратиться в ненависть Клодия к ней, за то, что она предпочла измену ему смерти. Приходя к таким выводам, Актис боялась и не очень желала свободы. Хотя и варваров она боялась не меньше. Женщина находилась между двух огней. Оба выхода сулили неизвестность и беду.

Но королева варваров нашла третий выход. Она просто всеми силами старалась не думать об этом. Так было легче. Самообман очень хорошее лекарство. Оно помогает многим, помогло и Актис. Она думала только о себе и о будущем ребёнке. Всего остального словно не существует. К ней никто не лезет с расспросами, никто не велит и не приказывает. Такая жизнь пока вполне устраивает пленницу и королеву.

Но такая жизнь продолжалась недолго. До тех пор, пока не стало заметно, что Актис беременна. Хотя молодая женщина старалась как можно дольше скрывать это, время шло, и изменение стройной фигурки Актис стало невозможно скрыть. Она сильно похорошела, и если бы в этой глуши можно было бы найти зеркало, то она бы это увидела. В чашке с водой, в которую сморят британки, многого не увидишь.

Зато это увидел Венуций. Он ненадолго вернулся из поездки по северным племенам, где вёл горячую агитацию за поход на римлян. К сожалению, для него северные племена были слишком заняты борьбой между собой, а перспектива завоевания их римлянами казалась им довольно нереальной. Рим ещё не овладел до конца центром острова, и поэтому вряд ли пойдёт на север. К тому же некоторые из князей не хотели признавать власть в этом походе Венуция, которого они считали выскочкой. Молодой король вернулся расстроенный и взбешенный таким безразличием к судьбе Британии.

Но когда король увидел свою королеву, которую он почти не вспоминал в поездке, он позабыл все свои неудачи. То, что она ждала ребёнка, произвела на него сильное впечатление. Он поверил окончательно во все предсказания Вирки и исполнился нежностью к супруге. Однако, как истинный сын своего племени, он не показал, что в его сердце поселилась любовь к жене, а всего лишь сделал вид, что рад предстоящему рождению ребёнка.

Тщательно осмотрев Актис, три старые и самые уважаемые повитухи племени заявили, что родится мальчик.

— Посмотри на свою жену, — прошамкала беззубым ртом одна из них, — посмотри какая она красавица. Я за всю свою жизнь не видела такой красоты. Только мальчик дарит женщине красоту. Девочки всегда сами забирают её у матери, и те дурнеют. Жди охотника и великого воина, короля!

Венуций усмехнулся, но не смог скрыть своей радости при этом известии. Он приказал приставить к Актис ещё трёх рабынь, а повитухам велел следить за здоровьем днём и ночью, сказав, что они отвечают своей жизнью за будущего героя Британии.

В одни из прекрасных летних дней, когда солнцем пронизан воздух, а небо было голубое, как никогда, в покои королевы вошла Суль.

— Здравствуй королева, — радостным голосом приветствовала она жену брата. — Радостная весть прилетела ко мне. Ты даришь нашему королю сына?

— Привет тебе, Суль, — ответила Актис. — Я рада видеть тебя.

— Я буду с тобой. Так велел мой брат.

Девушка разговорилась с королевой. Сейчас в ней не было такой осторожности, как раньше. Бригантка разговаривала с королевой, как настоящая сестра. Актис это было приятно. Она тоже увлекалась разговором, и между ними начали созревать первые ростки дружбы.

Затем, ближе к вечеру, к королеве зашёл брат короля — Пролимех. Он тоже дружески поговорил с Актис, поклялся быть ей таким же верным другом и оруженосцем, как и Венуцию. После него, как по команде, пошли к королеве остальные, даже те, кто ещё вчера не замечал присутствия Актис. Удивительно, никто будто бы не помнил, что Актис когда-то была римлянкой. Они разговаривали с ней на своём языке и не ждали ответа. Сказав всё, что хотели, удалялись.

Последним пришёл Мэрлок.

Его-то меньше всего Актис хотела бы видеть. Она вздрогнула от страха и поёжилась. Мэрлок заметил это и улыбнулся. Он видел, какой ужас он вызывает у римлянки, и наслаждался этим. Страх и почтение соплеменников его удовлетворяли во много раз меньше, чем ужас этой чужеземки.

— Не надо бояться, королева, — начал он приглушённым голосом, от которого сердце римлянки забилось, как пойманная птичка. — Я пришёл поблагодарить тебя за то, что ты оказалась достойна доверия богов и нашего доверия.

Актис молчала. Она инстинктивно боялась этого человека, хотя ничего и не знала о его намерениях по отношению к ней.

— Мы рады, что правильно поняли волю богов и не ошиблись в их выборе, — продолжил друид. — Ты прекрасно справилась с первой задачей. Но теперь перед тобой более важная и сложная цель. Нужно правильно выносить ребёнка, а затем нормально родить его. Если бы на твоём месте была бы женщина моего племени, я так бы не волновался. Но ты — чужая. Ты римлянка. И я не знаю, способна ли ты на столь сложное дело, как рождение избранника богов.

— Римские женщины прекрасно рожают сыновей, — преодолев страх, высказала Актис.

Её вдруг оскорбило недоверие со стороны Мэрлока. Она решила его позлить и неожиданно, как и для себя, так и для друида добавила:

— И эти сыновья завладели почти всем миром.

Мэрлок побелел от гнева. Глаза так его вспыхнули ненавистью к королеве, что Актис сильно пожалела о ненароком сказанных словах.

— Вот как ты заговорила? — зашипел он словно змея. Да и сам стал похож на разъярённую змею, готовую броситься в нападение. — Ты видимо позабыла, что твоя жизнь находится в моих руках? — продолжил друид.

Почему-то в отличие от других представителей этой могучей касты жрецов, он совершенно не умел владеть собой и держать себя в руках. Второй раз он встречался наедине с этой римлянкой, и во второй, приходит в бешенство. Что-то в ней было такое, что выбивало у него из-под ног почву. И видимо Мэрлок сам это понял, потому что заставил себя успокоиться.

Жалобный и напуганный взгляд Актис помог ему в этом.

— Мои люди будут смотреть за тем, как ты себя чувствуешь, — спокойно сказал он. — Боги лишь раз делают людям подарки. Если те не смогут уберечь милость богов, то уже больше никогда не получат её. Нам не нужно случайностей, королева. Поэтому, пока ты носишь дитя в себе, ты принадлежишь вся нам. И ребёнок тоже наш. Береги его пуще, чем себя. Выполняй всё, что тебе скажут. Иначе, берегись! Прощай! Но знай, я всегда буду рядом.

Сказав это, он удалился.

— О, боги, как я боюсь его! — прошептала несчастная и напуганная женщина. — За что вы испытываете меня?

Жестокость богов по отношению к ней, сильно поражала римлянку. Разве мало она испытывала в жизни, что они посылают ей всё новые и новые, ещё более тяжкие испытания? Несправедливость богов всё сильнее и сильнее удивляла Актис.

Столько лет она безропотно сносила все испытания. Никогда не гневалась на небожителей и не оскорбляла их ни словом, ни делом. И что же получила взамен? Потерю одного любимого человека за другим, Только она начинает осознавать, что такое счастье, как тут же ему на смену приходит беда.

Неужели Юпитер такой жестокий? Или это его жена Юнона преследует Актис неизвестно за какие грехи? Может богиню оскорбляет её внешность? Гневалась ведь Венера на бедняжку Психею, за её красоту. Но ведь Актис не виновата, что она так волнует мужчин, и за короткое время вот уже три человека добивались её любви?

Не могла Актис ответить на все эти и подобные вопросы, Хоть и не была она глупой, как большинство красивых женщин.

Несколько месяцев прожила Актис среди бригантов. Она научилась понимать их язык и прекрасно говорить на нём. Став законным членом племени, она чтила его законы и обычаи. Прекрасно понимая, что нет никакой надежды на возвращение к Эллиану, Актис стала жить нормальной жизнью, пользоваться своим, почти привилегированным положением королевы, чьей главной задачей, на данный момент, было вынашивание ребёнка.

За ней был прекрасный уход, которому могла бы позавидовать Агриппина, когда вынашивала Нерона. Несколько раз в день приходили два друида и приносили напиток, приготовленный по известному только им одним рецепту из трав и коры деревьев. Напиток был немного горьковат, но приятен на вкус, и Актис с удовольствием пила его. Она нисколько не боялась, что её могут отравить, так как уже прекрасно разбиралась в своём положении и месте в племенной олигархии. Она сознавала, что необходима в данный момент бриттам, как мать необычного и божественного ребёнка. Её гордость немного страдала, когда она видела, что является всего лишь носительницей ребёнка, можно сказать самкой, которая, сделав своё дело, уйдёт на покой, и больше никакого значения иметь не будет.

Сейчас бритты относились хорошо к своей королеве, даже с некоторым почтением. Однако, после одного из разговоров с Мэрлоком, эти разговоры с ним происходили несколько раз, она вдруг ясно поняла, что ребёнок, который ещё не родился, спасёт её от этого страшного человека.

Ребёнок рос. Актис ни на мгновение не переставала чувствовать в себе его маленькое тельце. Беспредельную нежность чувствовала она к тому, кто находился внутри неё. Нежность и бесконечная любовь просто переполняли Актис. Она никогда не испытывала подобных ощущений. Никогда, даже, когда любила Валерия. И как она жалела, что этот ребёнок не от Клодия. Она уже знала, что есть уже для него имя — Бригантий. Что ж, имя не хуже других. Актис уже сама называла ребёнка так. Часто, просыпаясь по ночам, она слышала, как Бригантий двигался, словно звал её. Женщине казалось, что он постоянно тревожится на месте ли его мать, и лишь пошевелив ножками или ручками, и нащупав её тело, он успокаивался и вновь засыпал, и набирался сил. Для того чтобы в нужный момент быть готовым к своему выходу на свет.

Актис ждала этого. Хотела и в тоже время боялась, всё ещё не веря, что это произойдёт. Бригантки, окружающие её, очень хорошо видели, в каком она состоянии. И надо сказать, что они отнеслись к ней со всей заботой и вниманием. Старые и опытные, они рассказывали множество историй об удачных родах, в которых они принимали участие. Убеждали Актис не волноваться и не бояться, обещали сделать всё возможное для хорошего исхода. Актис была им очень благодарна. Она вспоминала, что ещё недавно была рабыней и с ужасом думала, что было бы с ней, если бы она попала в такое положение, будучи несвободной. В Риме никогда из господ не интересовало, что рабыня может забеременеть. Её главное занятие — работа, а не роды. Пожалуйста, пусть рожает, если уж сумела обмануть хозяев и поймала миг блаженства с каким-нибудь поваром, брадобреем, мальчишкой, которого начала мучить похоть и не имевшего денег, чтобы пойти в лупанарий, или бродягой, проходившим мимо. Но пусть работает!

И такая рабыня работает наравне со всеми, а то хозяин ещё велит понукать её больше, чтобы искупила свой грех. И очень часто дело кончалось преждевременными родами, выкидышами или младенец рождался мёртвым. Мать, утомлённая жизнью, если даже оставалась, жива, после всего этого, на ребёнка даже не могла смотреть. Даже, когда всё кончалось хорошо, и ребёнок появлялся на свет, для него начиналась полная испытаний жизнь. Матери он лишался рано. В три года уже становился игрушкой господ. Зато из него впоследствии получался прекрасный и послушный раб, на которого цена на рынке всегда выше, чем на раба привезённого издалека.

Так что Актис была довольна, что имеет больше, чем рабыня. О том, что она имеет намного меньше, чем римская матрона, коей являлась по римским законам, римлянка, старалась не думать.

Одиночество уже не так мучило её, как раньше. Всё-таки женщины, приставленные к ней, составляли какую-никакую компанию. К тому же Суль стала очень часто навещать Актис, и даже иногда оставалась у неё на ночь, забавляя римлянку сагами своего народа.

Обе, и Актис, и Суль были молоды. Венуций связывал их родством. Поэтому не было ни для кого удивительным, что они подружились. Дружба их конечно, ещё не успела окрепнуть, но с каждым разом девушки радовались при встрече всё больше и больше.

Лето проходило быстро и незаметно. Мягкий климат и хорошая погода, за всё время ни разу не было тумана, сделали пребывание Актис в Сегедуне менее болезненным, чем, если бы стояла сырость и слякоть. Несколько раз она встречалась с Венуцием.

Отношение между Актис и Венуцием складывались своеобразно. Для любого британца, жена, ожидающая ребёнка, становится неприкосновенной. Венуций ни разу не пытался повторить свои посягательства на тело Актис. Он даже не помышлял об этом, и в то же время мало общался с королевой. Тем самым, ясно давая Актис, что она его интересует лишь, как мать его будущего сына. Венуций был варвар. Он хорошо мог скрывать свои чувства, и даже, если бы он сходил с ума от любви к Актис, то и тогда не стал общаться с ней больше, чем положено мужчине. И тем более, мало обращал внимания на жену, так как никакой надобности бегать ему за ней не было. Куда более его заботили свои дела, касающиеся военного похода на римлян. Венуция интересовали те, кто мог бы быть с ним в этом походе, и король неделями не покидал седла лошади в поисках союзников. То он отправлялся на север, то мчался на юг. Встречался с вождями и простыми охотниками, и везде только и говорил, и убеждал, доказывал и призывал быть с ним.

Это было нелёгкое дело — поднять на борьбу с римлянами народы Британии. На словах все соглашались с королём бригантов. Все признавали, что народы острова истосковались по свободе, и пора возвратить её гордым британцам. Но как только Венуций спрашивал о конкретном участии против римлян, самые знаменитые мужи опускали головы и хмуро смотрели в землю. Они не отказывались, но и не соглашались. Призрак Цезаря летал над ними и сковывал сердца страхом и нерешительностью. Когда-то Галлия попыталась скинуть господство римлян. И что из этого вышло? Господство Рима стало более могущественным, а Галлия сто лет после этого стояла на коленях опустошённая и разорённая.

— Но теперь у римлян нет таких великих полководцев, как Цезарь! — пытался убедить британцев Венуций. — Сейчас самое время начать священную войну за освобождение.

Но большая часть вождей молчала. Никто из них не осмеливался на такой отчаянный шаг — воевать с Римом. Самые могучие племена Британии уже находятся под римским сапогом. Прасутаг вступил в союз с римлянами, и неизвестно на чьей стороне будут сражаться его воины. Каратак мёртв. А его потомки связаны клятвой, которую дал великий вождь силуров. Только треть может воевать с захватчиком, а этого мало для победы.

— Этого вполне достаточно, — доказывал Венуций. — Но надо воевать всем вместе, сообща. В этом и только в этом заключается ключ победы. Рим ничего не сможет поделать, когда против него встанет вся Британия.

Вожди и старейшины согласно качали головами, но ничего не говорили. Они боялись шпионов, которые могли быть среди них и поэтому говорили туманно и неопределённо. Но главное Венуций понял. Он понял, что только тогда может поднять на борьбу этих сомневающихся, когда сам начнёт воевать. Воевать и побеждать. Победы дадут крылья и остальным племенам. К нему присоединятся, как только увидят успехи. А до этого никто из этих людей не встанет на путь войны. Им есть, что терять в этой войне. Богатство и власть. И они не хотят потерять те крохи, которые у них ещё есть. А Венуцию терять нечего. Все его богатства у Картимандуи. Римляне охраняют их днём и ночью. Но ему не надо никаких богатств, пока родину топчут чужестранные солдаты, а соплеменники продаются на невольничьих рынках, как скот. Что ж, Венуций не будет больше искать союзников, и довольствоваться тем, что есть. Но войну он начнёт, во что бы то ни стало, и как можно скорее. Такие мысли не давали времени, чтоб вспомнить о жене. Венуций посещал Актис во время своих кратких визитов в Сегедун, но только чтобы проверить, всё ли в порядке, и не более. Но когда поездки прекратились, король вспомнил о своём домашнем очаге. Он начал всё чаще приходить к Актис. Расспрашивал о её самочувствии, затем просто садился у огня, и сидя наблюдал за женщинами, хлопочущими в доме жены. Иногда звал сюда барда и приказывал ему петь песни и саги про героев Британии. Голос певца разносился по долине, услаждая слух людей и животных. Печальная мелодия наводила на грустные размышления. Актис слушала её и думала о том, что будет с ней дальше.

Но будущее было покрыто мраком неизвестности.