7. НА ПРИЁМЕ У ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА

— Я крайне сожалею о том, что вынужден сообщить Вашему величеству эту неприятную новость…

Произнося эти слова, элегантный атташе министерства иностранных дел изогнулся в церемонном поклоне.

— Какая неприятная новость?

Вопрос донёсся из глубины просторной тахты, на которой, зарывшись в подушки, лежал король Гессе-Веймара.

Атташе, решив, что его собеседник плохо понимает французский язык, начал объяснять всё сначала:

— Как я уже докладывал Вашему величеству, возникли обстоятельства, препятствующие желанию Вашего величества посетить сегодня скачки в Лоншане…

— Это почему же?

— Дело в том, что сегодня господин Президент республики открывает во дворце Багатель выставку Трёхсот бюстов, и если Ваше величество поедет сегодня через Булонский лес, его коляска рискует встретиться с кортежем Президента. Однако такая встреча не была предусмотрена протоколом. Если она произойдёт, то это поставит в трудное положение прежде всего Ваше величество, поскольку вы находитесь здесь инкогнито, а детали встречи не были заблаговременно оговорены в протоколе…

— Действительно, действительно! — проворчал голос с тахты.

— Вот об этом я и имел честь доложить Вашему величеству…

— Действительно… — снова пробормотал загадочный собеседник, ещё глубже зарываясь в подушки…

Наступила пауза.

— Ваше величество не соизволит дать мне никакого поручения к моему министру? — снова спросил элегантный посланец.

Снова повисло молчание. На лице посланца стало проступать выражение растерянности. Наконец, с тахты донеслось:

— Напомните мне ваше имя, сударь…

— Ваше величество оказывает мне честь… Я граф Адемар де Кандьер, первый атташе…

— Хорошо, граф Адемар де Кандьер. Я вас благодарю.

— Ваше величество разрешает мне удалиться?

Странный смешок раздался из глубины подушек.

— Ах да, я совсем забыл! Разрешаю, разрешаю…

Пятясь задом и отвешивая поклоны, элегантный визитёр добрался до двери и покинул салон.

Диванные подушки зашевелились, из-под них вылез некто и, потягиваясь, прошёлся по салону. Это был Жером Фандор.

— Уф! — воскликнул он, разражаясь смехом. — Я думал, что этот Адемар никогда отсюда не выкатится! Лощёный дипломат, наверняка сделает хорошую карьеру и станет послом…

Закурив сигарету, он продолжал свой монолог:

— Ваше величество то… Ваше величество сё… Подохнуть можно!.. Хотя, с другой стороны, ласкает слух! Особенно, пока ещё не успел привыкнуть… Вот уже 24 часа, как меня величают «сиром»! Ещё немного, и я сам поверю в эту шутку… И это в наши-то времена, при моём республиканизме! Смех, да и только! Теперь мне придётся быть большим роялистом, чем сам король… во всяком случае, не меньшим!

Фандор замолчал и подошёл к окну. Перед его взором расстилались Елисейские Поля, заполненные экипажами и пешеходами.

«Но что всё-таки случилось с королём? — подумал он. — Куда делся настоящий Фридрих-Христиан? Что он делает в данный момент? Хотел бы я знать…»

В самом деле, положение, в котором оказался Фандор, было весьма щекотливым. После того как он убедился, что все принимают его за короля, первой его мыслью было рассеять это заблуждение. Однако он подумал, что над ним по-прежнему тяготеет подозрение в убийстве Сюзи д'Орсель и что, едва он произнесёт своё настоящее имя, как его тут же арестуют. С другой стороны, думал он, король, сам оказавшийся в затруднительном положении, словно предложил ему на время занять его место. Если у Фридриха-Христиана были на сей счёт свои планы, то Фандор не хотел им мешать…

Но почему персонал «Рояль-Паласа» согласился на эту подмену? И согласился ли? На всякий случай, Фандор принимал меры предосторожности. Когда кто-нибудь заходил к нему в апартаменты, он старался держаться в тени и поворачиваться так, чтобы его лицо нельзя было как следует разглядеть. Так или иначе, журналист продолжал играть роль, навязанную ему обстоятельствами, а может быть, и волей короля…

А играть её было, ох, как непросто! После обеда управляющий «Рояль-Паласа» явился и доложил, что «автомобиль Его величества подан». Фандор был в растерянности, он не знал, для какой цели ему подали машину… Затем всё-таки решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы выйти из отеля. «В конце концов, — рассуждал он про себя, — не исключено, что машина привезёт меня на условленное место, где меня будет ждать король…»

На Фандоре, несмотря на дневное время, всё ещё был вечерний фрак. Чтобы никто не заметил столь вопиющего нарушения приличий, журналист надел шубу и застегнул её до самой шеи, что помогло ему скрыть также не совсем свежий воротничок. Подняв воротник шубы и надвинув шляпу на лоб, так что виден был лишь кончик носа, он спустился в холл. И тут же пожалел о своём поступке.

В холле отеля он сразу же увидел несколько хорошо ему знакомых агентов сыскной полиции. Он понимал, что и те его тут же узнают, стоит ему только приоткрыть лицо. Но и так, куда бы он ни пошёл, ему не укрыться от полицейского наблюдения.

Стоило ему выйти из дверей отеля, как обнаружилась ещё одна трудность. На эспланаде стояло не менее двадцати пяти роскошных автомобилей. Какой из них принадлежал ему? Фандор этого не знал. Поэтому, потоптавшись немного у дверей, он счёл за благо вернуться к себе в номер.

Весь остаток дня его больше не беспокоили. Ночью он спал крепко, но утром проснулся с сильной головной болью. Фандор знал, что от невралгии ему помогает тепло, а потому замотал голову шарфом, который нашёл в гардеробе короля. После того, как мигрень прошла, он не стал снимать шарф — в целях маскировки.

При всей пикантности своего положения, Фандор начал изрядно скучать и пользовался каждым удобным случаем, чтобы немного развлечься. Так, его очень позабавил визит атташе протокольного отдела. «В самом деле, — думал журналист, — хорош бы я был, если бы столкнулся нос к носу с президентом республики! Да, в моём положении не до поездок на скачки…»

Но были и другие осложнения. У себя на столе он обнаружил целую пачку счетов на красивой веленевой бумаге. Из них следовало, что августейший постоялец, место которого Фандор узурпировал, задолжал отелю в общей сложности четыре тысячи франков.

«Четыре тысячи франков за какие-нибудь четыре дня пребывания! — думал Фандор. — Конечно, для Фридриха-Христиана II это, может быть, и немного, но для меня, бедного журналиста, слишком солоно! Хотя моих расходов здесь — всего лишь стоимость „роскошного“ завтрака, состоявшего из бутылки виши и двух яиц всмятку. И всё-таки отдуваться придётся мне! Хотел бы я знать, как поступают короли, когда им присылают такой счёт?».

Его размышления были прерваны звонком внутреннего телефона. Сняв трубку, журналист слушал некоторое время, затем милостиво разрешил:

— Хорошо, пусть поднимется!

Несколько минут спустя в дверях появился строго одетый господин лет сорока в тёмном рединготе и светлых перчатках.

— Я являюсь секретарём-распорядителем Национального кредитного банка, — заявил господин, — и ожидаю распоряжений Вашего величества. Я прошу Ваше величество извинить нашего вице-директора, который обычно является к вам за распоряжениями, но сейчас болен и возложил на меня эту высокую обязанность.

Из всей этой тирады Фандор усвоил только две вещи: что господин из банка готов удовлетворить все его финансовые запросы и что, к счастью, сам он никогда не видел настоящего Фридриха-Христиана. «Само провидение посылает мне этого ангела-хранителя», — подумал журналист. Разумеется, Фандор был слишком порядочен, чтобы воспользоваться не принадлежащими ему деньгами, но он весьма кстати вспомнил о счёте отеля.

— Будьте любезны оплатить вот это, — сказал он, передавая банковскому служащему всю пачку.

И, отсылая его королевским жестом (Фандор уже начал входить в роль!), добавил:

— И не скупитесь на чаевые!


Некоторое время спустя в дверь деликатно постучали: это грум принёс свежие газеты. Фандор жадно на них накинулся, но тут же с разочарованием оттолкнул от себя.

— Эти олухи, — проворчал он, — принесли мне газеты Гессе — Веймара! Если бы я знал хоть слово по-немецки… Мне нужна «Капиталь», моя добрая старая «Капиталь»!..

Он уже приготовился нажать на кнопку звонка и потребовать, чтобы ему принесли именно эту газету, когда в дверях возник управляющий отеля, имевший обыкновение являться только в особо торжественных случаях.

— В чём дело? — спросил журналист.

— Пришла Мари Паскаль.

«Это ещё что такое?» — подумал Фандор и спросил подозрительным тоном:

— Что ей нужно?

Управляющий протянул ему письмо:

— Ваше величество соблаговолило назначить аудиенцию мадемуазель Мари Паскаль.

«Делать нечего, — подумал Фандор, — придётся её принять». И, неосторожно выходя из роли, он фамильярно подмигнул управляющему:

— Но она по крайней мере хорошенькая?

С невозмутимым выражением лица служащий «Рояль-Паласа» пропустил вопрос мимо ушей. Он привык общаться с высокопоставленными клиентами и взял себе за правило: никогда не отвечать на фамильярность клиента, какие бы вольности тот себе ни позволял. Поэтому он церемонно поклонился и почтительно ответил:

— Я позволю себе ввести мадемуазель Мари Паскаль к Вашему величеству.

Загрузка...