Глава 10

Я не могла поверить своим глазами. Ткань подготовленного Вив для меня платья была ярко-зеленой, точно молодая листва. Никогда прежде не видела ткань такого цвета. Одна только окраска наверняка стоила безумных денег! А ведь были еще и искусная вышивка по краям, где первоцветы искусными стежками чередовались с чудными заморскими птицами. Туфли были того же цвета! И тоже с вышивкой! Да разве ж можно в такой красоте ходить, это же преступление. А вдруг запачкаю где?!

— Да, я бы тоже только любовалась, за такие-то деньги, — Вив зашла, неся в руках тонкую, будто из утреннего тумана сделанную вуаль, и какую-то непонятную конструкцию с ободком и сеткой.

Сразу мне мое одеяние показалось убогим, хотя оно было удобным, и даже штопать его пока нигде не пришлось.

— Мне нечем за такое платить.

Вив аккуратно сложила все на сундук.

— Со мной уже расплатились. Не стой столбом, надо еще успеть принять ванну — от тебя несет чесноком.

Но у Джона не было денег. Неужто заплатил Этьен? Опять украл? Не вызовет ли это проблем? Что вообще делают на балах? Будет ли там шаманка? Тысячи вопросов крутились в моей голове, и ни на один не было ответа.

Вода в бочке была горячей, и ароматные травы, что плавали в ней, источали нежный аромат, и, теперь вся я пахла полевыми цветами.

Кроме нижней рубахи и верхнего платья, тут к одеянию прилагался еще и корсет.

— Выдохни, — приказала Вив. Я послушалась, и она принялась шнуровать его. Ощущения были странные.

— Я точно смогу есть? А дышать?

Вив вздохнула.

— Я была против этой идеи, но моим мнением господа не поинтересовались. Поэтому терпи. Никто еще не умер от тугой шнуровки корсета. Теперь самое сложное.

Принесенная Вив непонятная конструкция оказалось сеткой, наполненной волосами. Я отступила на шаг.

— Это для колдовства?

Вив мученически закрыла глаза, будто просила у богов терпения.

— Это вместо отрезанных тобой волос. Чтоб не подумали, что скандально известный фаворит турнира привел на бал ряженного под женщину мужика.

Она взяла шпильки, и начала творить что-то невообразимое на моей голове. Шпильки кололись, чужие волосы чесались, но я молчала, чувствуя, что терпение Вив на исходе.

— Теперь спрячем эти жуткие обрубыши спереди, — Вив скрутила зеленый шелковый платок, будто он был тряпкой, и повязала его мне спереди, где обычно была бы коса. Осмотрела меня и нахмурилась. Наверняка сразу было видно, что платье мне не по статусу.

— Смешно смотрится?

— Нет, выглядишь ты великолепно. Зеленый явно твой цвет, жаль только, что такой дорогой. И даже волосы твои удалось удачно спрятать. Вот только нет ни одного украшения.

Я провела руками по струящейся ткани. Да она сама была как украшение!

— Это платье само по себе драгоценность.

— Господи, за что мне это?! Мария, все будет в украшениях, это же королевский бал! На тебя и так будут обращены все взоры. Если явишься без драгоценностей — это будет скандал.

— Так ведь это и так скандал — крестьянка на балу? Вив, самоцветы не смогут изменить моего происхождения. А если так уж нужны украшения, давай сплетем венок? Синие незабудки подойдут к платью, не будут бросаться в глаза, да и выглядят аккуратно.

Вив посмотрела на меня с сомнением. Но вышла и попросила кого-то принести цветы. Через несколько минут у меня в руках были свежие, только недавно расцветшие незабудки. Привычными движениями я сплела их в венок, и Вив аккуратно, точно корону, прикрепила его к прическе.

— Тебе и вправду подошло. Удивительно. И последний штрих. — Вив протянула мне маску, сделанную из той же ткани, что и платье, с такой же цветочной вышивкой по краям. Маска прикрывала пол лица. — Это маскарад. Новомодное развлечение с юга. Так лица рыцарей и их спутниц никто не увидит до самого финала.

Вив помогла мне с маской, и мои волнения немного улеглись. Если никто не увидит моего лица, то и не узнают, кто я. Весь бал — словно детская шалость, когда ты притворяешься кем-то другим. Прикрепив накидку к плечам, Вив развернула меня и еще раз внимательно осмотрела.

— Ни за чтобы не поверила, что это ты, Мария. Выглядишь великолепно, я даже завидую.

Подъехала карета, совсем как у настоящих господ! Вив помогла мне сесть. Взяла за руку, совсем как матушка в детстве.

— Ты знаешь, я всегда была против того, чтоб ты связалась с Джоном. Но даже я могу понять, что такой шанс таким как мы с тобой выпадает раз в жизни. Поэтому веселись эту ночь, Мария! Ведь ты едешь на королевский бал!

Она поцеловала меня в щеку, а потом быстро, не дожидаясь ответа, захлопнула дверь и крикнула кучеру. Карета поехала. Я приложила руки к лицу и улыбнулась. Когда карета прибыла к замку, уже смеркалось. Выйдя, я остановилась, пораженная величественностью зрелища. Огромный замок, украшенный красными флагами и гербами королевской семьи, в закате казался сказочным. Он был освещен множеством факелов, и будто сам пылал. До этого мгновенья самым огромным и красивым зданием мне казался Университет, но он и рядом не стоял с королевским замком, с его бойницами и переходами.

— Мария.

Я сжала платье, и медленно, боясь, что услышанный мной голос лишь игра воображения, обернулась. Даже маска не помешала мне узнать Джона. Сердце забилось чаще, а в горле мигом пересохло. Есть ли лекарство от лихорадки, что охватывает меня каждый раз, стоит только увидеть его? Даже если и было, я не жаждала излечения.

Джон всегда был красив. Весь в черном, с жакетом, отделанным простыми латунными пряжками, на фоне заката он выглядел словно демон, пришедший в этот мир за душами. Именно так они описывались в книгах отца Госса — ты не мог отвести взгляд, от их красоты перехватывало дух. Стоило взглянуть — и пропал. Демон завладел твоей душой. Джон стоял напротив садящегося солнца, и оно красной короной играло в его волосах.

— Мария? — теперь его голос звучал неуверенно. — Этьен говорил о зеленом платье, но…

— Это я.

Мы не виделись совсем немного, но я не представляла, что ему сказать. Спросить о том, что делаю тут? Поздравить с победами в турнире, и славой, что разнеслась по всей столице? Поцеловать?

— Спасибо, что пришла. Каждому рыцарю надлежало явиться в сопровождении дамы, но я не мог пригласить никого из аристократок, — он протянул мне руку. — Не хотел приглашать никого, кроме тебя.

— Тебя засмеют, если узнают, кто я на самом деле, — я положила свою ладонь в его. От прикосновения тело пронзило молнией, и я невольно сжала его руку. Джон, смотря в мои глаза, приблизил ее к своим губам и поцеловал. Я возблагодарила бога за маску — мое лицо, должно быть, полыхало ярче заката.

— Глядя на тебя, никому в голову не придет смеяться. Ты похожа на лесную фею, что почтила своим присутствием королевский дворец.

— Правда? — я не видела себя в платье — зеркало было роскошью, доступной лишь самым богатым господам.

— Я докажу. Позвольте сопровождать вас этим вечером, моя леди.

Я бы позволила ему все. Почему-то эта мысль, такая порочная, не испугала меня.

Мы поднялись по каменным ступеням, и облаченные в доспехи рыцари раскрыли перед нами тяжеленные деревянные двери.

Зал, где проводился бал, ослеплял. Он был освещен столькими свечами, что нашей деревне хватило бы на несколько месяцев использования! По углам висели факелы, не оставляя темноте даже закутка. Огонь этих тысячи свечей отражался в зеркалах, что находились напротив друг друга, создавая иллюзию бесконечного перехода. Сверкали доспехи рыцарей, что охраняли вдох в зал, декоративные камни в рукояти мечей, изящные украшения в ушах и на шеях дам. Я как будто попала в сверкающий мир, где двумя пятнами были лишь я и Джон, чья латунная отделка костюма почти не отражала света.

— Посмотри, — Джон кивнул на одно из зеркал, в котором отражались мы с ним. Он был все так же прекрасен и строен, но вот рядом с Джоном… Узнать меня было невозможно. Не было крестьянки Марии, на ее месте стояла изящная дева, в шелковом струящемся платье, подчеркивающим тонкий стан, глубоким, но не скандальным вырезом, и цветочной короной на волосах. Я и впрямь походила на лесную фею. Не думала, что могу выглядеть так красиво! Видел ли меня таковой Джон? Я обернулась — он не сводил с меня горящего взгляда.

Затянувшееся молчание прервал герольд, объявивший нас:

— Рыцарь де Лебрево со спутницей.

В зале стало тихо. Мы оказались в центре внимания, и я вдруг захотела сбежать. Все это было уж через чур! Но Джон сжал мою руку, прошептал; «Не бойся!» и шагнул вперед. Я зажмурилась и ступила за ним. Разговоры возобновились, но шепот следовал за нами по пятам.

— Что делают на балах? — шепотом спросила я Джона.

— Едят, танцуют. Слушают музыку, иногда — стихи. Но нынешний король не поклонник поэзии. Общаются. Не волнуйся. Отведай местных сладостей, вряд ли в вашей деревне было подобное.

Столы ломились от яств, название которых мне и известны-то не были. Пироги, мясные и рыбные, и сладкие — с яблоками и медом. Орехи и сыры, вымоченные в вине яблоки и вяленое мясо. Маленькие песочные пироги с разнообразными начинками. Подумать только — столько еды, а люди вокруг даже не считают ее главным событием вечера! Другие дамы больше разговаривали друг с другом, рыцари же предпочитали вино.

— Можно ли?

— Конечно, — тепло улыбнулся Джон. — Это будет долгая ночь, так что подкрепись.

Я взяла на пробу один маленький пирожок. Он оказался сладким — ягоды в меду, с чуть солоноватым тестом, и просто таял на языке. Никогда не пробовала подобного! Интересно, из каких ингридиентов он сделан? Тяжело ли их достать? Рука сама за собой потянулась за вторым, потом и третьим. Только сейчас я поняла, что не ела со вчерашнего вечера, и как голодна была.

— Рыцарь де Лебрево! Не думал, что вы обрадуете нас своим визитом.

Перед Джоном стоял высокий тучный мужчина, в красном камзоле и красной маске. Его нос был кривым, и весь его наряд напоминал переспевший помидор. Джон поприветствовал его кивком, но продолжал молчать. Господина помидора это, кажется, разозлило.

— Вы так успешны в турнире! Многие столичные рыцари не смогли стать вам достойными соперниками. Наверное, потому и распускают про вас эти мерзкие слухи. Которые, конечно же, не могут оказаться правдой.

— Конечно же.

Я, как и добрая половина зала, внимательно следили за этим разговором. Джон не хотел разговаривать с господином помидором, не был заинтересован в слухах, но тот намеков явно не понимал.

— Конечно же. Кто же поверит, что вы самозванец, и лишь прикрываетесь именем де Лебрево, чтобы принять участие в турнире! Это было бы совершенно незаконно! И совершенно скандально. Воспользоваться трагедией семьи в своих собственных целях — ужасное, не подобающее рыцарю дело. Если он, конечно, настоящий рыцарь.

— Мы можем встретиться завтра на ристалище и сразиться. Чтобы понять, кто есть настоящий рыцарь, а кто — самозванец, барон Ринвель.

Помидор побледнел и отступил.

— Не знал, что мое имя вам знакомо. Но откуда мальчику, выросшему в трущобах за пределами двора о нем знать?

— Мальчики в трущобах за пределами двора о вас и рассказали, барон.

Барон быстро попрощался, и, запинаясь в собственных ногах, отступил.

— Что же по поводу поединка? — крикнул Джон ему в спину.

— Откажусь, откажусь, благородный рыцарь, — проблеял барон и затерялся в толпе.

— Вина, Мария? — кивнул он мне, словно и не привлек всеобщее внимание, оскорбив знатного господина. — Оно на удивление сносное.

— Я думала на балах развлекают музыкой и едой. Не знала, что ты тоже стал одним из развлечений, — я подставила бокал, и Джон налил мне ароматного, пахнувшего спелой земляникой, вина.

— Трудно держать себя в руках, видя барона Ринвель. Он способен делать ярче даже самый занудный вечер.

И ты знаешь об этом. Не боишься мести барона. Даже самого умелого война можно победить, даже самый отважный рыцарь вынужден преклонить колено перед властью. Интересно, какие из слов барона — правда?

— Не будем об этом зануде. Не желаете ли потанцевать, моя леди? — Джон протянул мне руку.

— Я не умею.

— Я помогу вам.

Джон улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. Когда он был рядом, знал, как поступить, было так легко просто согласиться. Не терзаний выбора, ни мучений от последствий. Когда Джон был рядом, мне казалось, что я и впрямь могу танцевать в королевском зале среди знати.

— Простите, — прежде, чем я успела ответить, нас вновь прервали. На этот раз болезненно худой молодой человек в синем. — Могу я выразить восхищение вашим мастерством, рыцарь де Лебрево?

Джон убрал руку, и виновато мне улыбнулся.

— Моя леди, я вернусь совсем скоро. Наслаждайся музыкой и вином. И не танцуй ни с кем в мое отсутствие.

Джон ушел, а в моих ушах все звучало его «моя леди». Как же страстно хотелось, чтобы эти слова были правдой! Менестрели играли задорную мелодию, и многие молодые пары танцевали, веселясь. В деревне у нас тоже были танцы. Не такие, конечно, куда проще. И я не стеснялась принимать в них участие, с детства веселилась наравне со всеми. Столица то и дело заставляла меня чувствовать себя глупой простушкой. Долго предаваться печальным мыслям мне не пришлось. Другие дамы, яркие, словно птички из ангельских садов, подошли ко мне и чуть поклонились, здороваясь. Я попыталась повторить поклон, но судя по их молчанию, вышло у меня не очень.

— Я леди Дебора, маркиза Туринская. Это мои подруги, леди Анна и леди Марго.

— Я леди Мария, — и я даже не споткнулась на слове леди. Во всяком случае я была леди Джона на сегодняшнем вечере. Остальное же недопонимание отмолю завтра утром в церкви.

— Многие дамы хотели бы сопровождать рыцаря де Лебрево сегодня. Вся эта тайна происхождения, отвага в бою и холодность к бросаемым ему дамам платкам, распалила двор. Все были уверены, что он придет один, и все же вот вы, леди Мария.

Леди замолкли, видимо, чего-то от меня ожидая. Но вопроса не задали, я же понятия не имела, что им отвечать, потому улыбнулась.

— Вы совсем как ваш рыцарь — столь же молчаливы и таинственны, — улыбнулась леди Дебора, но глаза ее оставались холодными. — Откуда вы?

— С юга, — это правда. Малое Подлесье было к югу от столицы. Замаливать слишком большую ложь я не стремилась.

— Мне казалось, я знаю всех с юга. Стоит ли нам пригласить баронессу де Плюсси? Возможно, вы знакомы с ней.

Внутри меня все обмерло. И почему я не подумала, что чета де Плюсси тоже будет здесь?! Нет, Мария, успокойся. Барон и представить не может, что сбежавшая крестьянка может объявиться на королевском балу. Это в Малом Подлесье он хозяин и господин, но тут, посреди сверкающего огнями и драгоценностями зала, он не самый влиятельный дворянин.

— Я знакома с бароном де Плюсси. И предпочла бы не общаться, ни с ним, ни с баронессой, — спокойно ответила я леди Деборе, глядя в глаза.

Леди Дебора была как беладонна — красивая, но ядовитая. Ей хотелось узнать больше о рыцаре де Лебрево, но, к ее сожалению, и мне самой он был не знаком. Я знала только Джона, и понятия не имела, были ли эта два человека одним и тем же.

— Да, — холодно ответила леди Дебора. — Кажется, вы и впрямь знакомы с бароном де Плюсси. Простите наше любопытство, но при дворе давно ничего интересного не происходило, а тут такая тайна. Устоять невозможно.

— Ваше платье так прекрасно! Эта вышивка, птички на ней словно живые! Но почему же на вас нет ни одного украшения? Вы единственная здесь без них, — слова леди Анны были игривы, но в них сквозил тот же холод, что в глазах леди Деборы. Встреть я их в своей деревушке — испугалась бы и заплакала, убежав. Но после путешествия с Джоном и Этьеном, после стольких унижений, нападений и ужаса, что я пережила в руках барона де Плюсси, эти дамы были скорее милыми, чем страшными. Словно дети, что пытались поддеть меня, не показавшись при этом грубиянками. Но и правда, почему на мне не было ни одного украшения? Если подумать, ответ был прост.

— Я бедна. И тут только благодаря любезность своего рыцаря, — внутри меня все прошлось восхитительным огнем, стоило назвать Джона своим. — Да и к нему судьба не была благосклонна. Я не могла рядиться, когда мой рыцарь пришел в столь простом одеянии.

Пришлось вновь назвать Джона «мой рыцарь», потому что я не представляла, каким именем он назвался. Что-то подсказывало мне, что не Джон. Ох уж эти мужчины с их тайнами! Жизнь была бы куда проще, доверяй они хоть немного женщинами. Оставалось надеяться, что благородные леди этого не заметят. Сколь угодно я могла отговариваться бедностью и скромностью, но не знать имя своего рыцаря — это просто смешно!

Леди Анна и Леди Марго засмеялись, но леди Дебора остановила их легким движением головы. Вот это да! В деревне стоило кому разойтись с оскорблениями, то остановить драку могло только ведро холодной воды. Правда, дамы из высшего общества совершенно отличались от нас, простых крестьян.

— Бедность не повод для насмешек. Вы, леди, и без камней сияете ярко. А эта корона из незабудок — какое оригинальное украшение! Возможно, оно даже станет модным, появись вы в нем и на следующем балу. Вы ведь придете?

Наверняка нет.

— Пока я молюсь лишь об успехе моего рыцаря, — чью фамилию я так неудачно забыла. Что там было? Де Леруа? Де Леброн? Я взяла бокал вина и отпила, отвлекаясь. Беседа становилась все вымученнее. Дамы явно желали знать о Джоне, но разве я могла рассказать то, чего сама не знала?

К нам подошла еще одна женщина. Маркиза поклонилась ей, куда с большей подобострастностью, чем мне. Я повторила, надеясь, что меня не засмеют и не выгонят. Девушка была прекраснее всех, что я видела ранее. Маска не могла скрыть ее красоту. Пшеничного цвета волосы, глаза в цвет изумрудов, что свисали виноградными гроздьями свисали с ее ушей. Темно-красного цвета платье с золотой вышивкой — все в этой девушке говорило о богатстве и власти. Мне стало совсем не по себе.

— Леди Изабель! Не думала, что вы посетите этот скромный бал. Вы ведь не бывали ни на одном со смерти вашего суженного. Неужто появился кто-то, кто привлек ваше внимание?

Леди посмотрела на Джона.

— Появился.

— Неужто и вас рыцарь де Лебрево очаровал?

— Не следовало ли вам согласиться на предложенный королем брак с бароном Ринвелем, графиня? Вся ваша семья смогла бы вздохнуть с облегчением.

Я не знала, что тут происходит, но даже так могла понять, что сказанное леди Деборой — оскорбление.

— Благодарю вас за беспокойство, — и глазом не моргнула леди Изабель. И кстати, как только они все узнавали друг друга в масках? — Ах, я ведь хотела вина, — леди Изабель наклонилась к столу, совсем рядом со мной. Я стояла, не знаю, куда себя деть. От нее приятно пахло розами, но я могла думать только об острых шипах этих красивых цветов.

— Не мешай ему, — едва слышно прошептала она. — Уйди по-тихому, и я награжу тебя. Ты исчезнешь в любом случае, так выбери мудро, без неподобающей крестьянской девке заносчивости.

Леди взяла чашу с вином, и отошла. Другие дамы, если и видели, что леди Изабель мне что-то говорила, то услышать не могли. Я сама едва слышала ее слова. Откуда графиня могла знать, кто я? Откуда она знала Джона?

— Миледи, вы так прекрасны сегодняшним вечером. Как мог ваш рыцарь оставить такой прекрасный цветок в одиночестве?

Я не сразу поняла, о чем подошедший ко мне мужчина говорил. О саде? Обо мне в саду? Неужто простые и понятные слова в этом зале были запрещены? Он был старше меня, и старше Джона, но маска удачно скрывала его возраст. Я начала уставать от всех этих незнакомых лиц, непрошенного внимания и одиночества. Может, стоило послушать леди Изабель, и просто уйти?

— Вы что, не знаете, как говорить? — раздраженно заметил мужчина и подошел ко мне. Я невольно отступила назад и наткнулась на спиной на кого-то. Не успела я повернуться, как Джон схватил мою руку и приложил к губам, не отрывая взгляда от настойчивого господина.

— Моя леди весьма стеснительна, и не привыкла к подобному славному обществу. Великодушно прошу простить ее.

— Конечно, конечно, — ответил мужчина, остановившись у стола и более не обращая на меня внимания.

— Куда ты пропал? Я ведь никого тут не знаю.

— Прости, но это был разговор, который я не мог отложить. Я готов искупить вину, моя леди. Прошу потанцуй со мной, пока мы оба здесь, оба живы.

Вся игривость Джона ушла. Я ведь ничего не знала о турнирах. Джон едва не умер тогда в лесу. Невообразимо представить, что, не решись я сбежать в тот день, не попробуй спрятаться в чаще с другой стороны дороги, мы бы и не встретились никогда. Как человек, которого я и не знала толком, не знала долго, мог внезапно занять такое огромное место в моих мыслях, в моей душе? Разве не было это самое настоящее колдовство? Разве рыцари не рисковали только честью на турнирах? Это же была не война. Неужели золото и возможность прослыть самым умелым бойцом стоили того, чтоб рискнуть жизнью?

Ради чего Джон на самом деле рисковал?

— Нет. Я не разрешаю тебе даже думать о смерти, — я подала ему руку, и он вывел меня в центр зала, к другим танцующим парам.

Джон взял меня за правую руку, и встал напротив, держа левой. Зазвучала лютня. Легкую и нежную мелодию подхватила флейта и Джон надавил на мою ладонь, заставляя двигаться. Второй рукой он аккуратно поправлял меня, стоило мне чуть сбиться с ритма. На самом деле шаги были не сложные: леди в линии спереди и позади меня повторяли их, и сбиться было почти невозможно. Четыре шага вперед, поклон, поворот, четыре шага в левую сторону, поворот, четыре шага вновь к партнеру, поклон ему, шаг на встречу, так близко, что ваше дыхание смешивается, замираете на мгновенье, и вновь поворот, и четыре шага вперед. Стоило привыкнуть к шагам и перестать путаться, и я вдруг поняла, что танец мне нравится. Легкий, под размеренную изящную музыку, в шикарном платье, рядом с мужчиной, который ловил каждое мое движение.

— У тебя талант, — прошептал Джон мне на ухо, и я дернулась, сбиваясь с ритма. Облизала вмиг пересохшие губы. В зале было душно, но голову кружило не от этого.

— Зачем ты привел меня сюда?

Показалось, или в этот раз мы еще ближе друг к другу?

— Не смог отказать себе в желании увидеть тебя. Дотронуться, — от слов Джона в ногах появилась слабость, и я запнулась. Он подхватил меня, и обнял. Его руки словно выжигали на мне клеймо, даже через все слои ткани. Все люди в зале, все эти аристократы, что могли одним словом уничтожить меня и все мое будущее, в объятиях Джона вдруг стали совсем не важны. Что это за помешательство? И какими травами лечить эту болезнь? Да и как вылечить болезнь, от которой не хочешь исцеляться? — Хотела бы ты жить тут? Носить шелка и драгоценности вместо цветочного венка?

О какой глупости Джон спрашивал! Хотела бы я вернуть прошлое. Где матушка была жива? Хотела бы стать лесной феей, знающей все о травах? К чему загадывать о несбыточном? Дамы были красивы в их ярких платьях и сверкающих украшениях, но испытывала ли хоть одна из них опьяняющее чувство свободы, что дарит дорога?

— Думаю, мне куда больше подходит корона из цветов.

Музыка закончилась. Мы остановились непозволительно близко друг к другу. Джон, не отрываясь, смотрел на мои губы, и я не могла их не облизнуть. Он наклонился, медленно, словно убеждаясь, что ему позволено. Его аромат, железа и леса, окутал меня. Я прикрыла глаза, подаваясь вперед. Еще немного…

— Его величество король! — объявил герольд.

Я распахнула глаза, отступила, наступив на подол платья, и если бы не крепкие руки Джона, наверняка упала бы! Флейта, издав один режущий по ушам звук, смолкла. Все остановились, повернувшись к дальней стене зала, где стоял пустующий трон, и поклонились. Отварилась дверь, и в зал вошел король, королева и их свита.

По тому, как описывали его в деревне — узурпатор, тиран, чудовище, я ожидала горгулью в короне. Но король был красив. Высокий мужчина с аккуратной бородой, в которой уже виднелась проседь, и аккуратно уложенными волосами до плеч. В черном, как и Джон, только его ткань была расшита золотыми нитями и украшена алмазными пуговицами. Маска прикрывала лишь половину лица — чтоб никто из присутствующих не смел сотворить что-то неподобающее, отговариваясь, что не признал его величество.

Королева рядом была в пурпурном свободном платье, расшитом золотом и изумрудами. Оно не скрывало ее беременности. Маска королевы так же была половинчатой, открывая доброе, округлившееся лицо. В ушах у нее висели изящные серьги в виде лилий, и так изящно они были сделаны, ну точно настоящие!

— Наши почтенные гости. Мы рады приветствовать вас на сем скромном балу, — все рассмеялись, и я покрутила головой, не улавливая шутку. — Сей бал посвящен нашим отважным рыцарям, что уже доказали свою храбрость и удальство.! Поприветствуем же их. — Вокруг четырех мужчин толпа расступилась, словно море в церковных текстах перед мессиями.

— Наш славный барон Гессе — завоевавший славу в боях с северными варварами. — Я думала, все рыцари были как Джон — высокими, с развитой годами тренировками телом. Но все четверо оказались разными — этот был крупный, словно дуб из леса, а не человек. Мне пришлось бы задирать голову, чтоб посмотреть на его подбородок. Все окружающие боялись барона.

— Рыцарь де Трезери, — Второй, напротив, был низким, и худым — будто бы подростком. Казалось, первый из рыцарей мог снести второго одной рукой. За него стало страшно. Дамы ко второму рыцарю были куда благосклоннее, шепотки и взгляды в его сторону обрушились не с ужасом, а с надеждой.

— Третий — наш славный Рыцарь Неувядающей Розы, что лишь недавно вернулся из паломничества, и вскоре присоединится к нашему двору, — волосы этого рыцаря были совсем седыми. Я удивилась, как могли допустить его к участию, ведь он выглядел старше Тука.

— И последний из финалистов рыцарь де Лебрево, потерянное прежде дитя и наследник трагично погибшего рода. Поприветствуем!

Все взгляды вновь были прикованы к нам, но от услышанного я забыла о смущении. Трагично погибшего? Джон и вправду был де Лебрево? Он сжимал мою руку до боли, будто слова короля причинили ему физическую боль. Что же случилось с его семьей?

— Поздравьте же их. Завтра мы узнаем, кто из них — сильнейший в нашем королевстве. Конечно же, они все уже достойнейшие. Но только одному из них будет дарована возможность быть одаренным цветочной короной от моей дражайшей королевы, и обратиться к королю с просьбой, в которой я не посмею отказать.

Внезапно я поняла, почему Джон так стремился на турнир. Ему и правду нужна была эта милость короля. О чем же он мечтал? Восстановить род? Земли, титул? Чтобы это ни было, как только исполниться — мне рядом с ним места не будет. На мгновенье захотелось, чтобы Джон проиграл, с отчаяньем и злостью, о которых в себе я и не подозревала. Какая же ты, Мария, мелочная женщина. Посмотри правде в глазах — тебе итак не было места рядом с Джоном, будь он де Лебрево или нет.

Музыка заиграла вновь, и все разошлись. Вместо королевы, что устало сидела на троне, рядом с королем была леди Изабель. Дамы вокруг нас зло перешептывались:

— Да у нее кровь холодна, точно у рептилии. Променяла племянника на дядю, и глазом не моргнула. Не женщина, змея.

Слышала ли леди Изабель эти слова, или музыка заглушала направленную на нее злобу? Казалась, эта дама могла нести на своих плечах мир, и не согнуться. Она бы точно не сбежала из Университета в слезах. Начался следующий танец, и многие пары вышли в центр зала. Джон так и стоял, не сводя глаз с леди Изабель и короля, будто тоже был очарован. Еще немного, и мы начнем мешать танцующим.

— Джон? — Мой вопроси словно выдернул его из дремы.

— Прости. Хочешь еще потанцевать? — рассеянно спросил он. Неужели был влюблен в леди Изабель? Я совсем не понимала Джона.

— А ты? Хочешь потанцевать с леди Изабель? — спросила я и тут же пожалела. Что буду делать, если он ответит да?

— С Бель? — Джон моргнул, будто впервые поняв, куда смотрел. Улыбнулся. — Нет. Зачем мне придворная дама, когда рядом со мной прекрасная фея?

Да что же он творил с моим сердцем?!

— Я тебя совсем не узнаю, — призналась я.

— Я тоже себя рядом с тобой не узнаю. Так что, танцы?

Быть в объятиях Джона манило, но запинаться, нервно считать шаги и быстро поворачиваться, стараясь исправить ошибку и надеяться, что ее не заметил — не особо. Но и уйти просто так я не могла — я ведь пришла сюда в надежде встретить шаманку.

Мы станцевали еще несколько веселых танцев. Я то и дела путалась, стараясь в толпе рассмотреть шаманку. Джон мою невнимательность заметил.

— Обидно. Я не могу оторвать от тебя взгляд, а ты все время кого-то другого ищешь.

— Господин ректор сказал, что во дворце живет шаманка, которая знает многое о травах и лечении. Хотела спросить ее, не возьмет ли меня в ученицы. Только вот никак не могу ее увидеть.

— Шаманку? Она никогда не бывает на балах.

— Откуда ты знаешь?

— Слышал от других рыцарей.

— Тогда как же можно ее встретить?

— Обычно она бывает в саду с лечебными травами. Поговаривают. Я попробую помочь вам встретиться после турнира.

— Правда?

Джон посмотрел мне в глаза, и тихо, так, что у меня от его голоса мурашки побежали, сказал:

— Да. После турнира я буду стараться выполнить любое твое желание.

Шум нарастал, разговоры становились громче, и внимание, уделяемое Джону, все не уменьшалось. Я быстро устала. Заметив это, Джон предложил прогуляться.

Мы покинули бальный зал, а затем и замок. Сняли маски. Несмотря на ночное время, на улице было уже по-летнему тепло, или это вино, танцы и Джон так разгорячили меня. Главная улица была хорошо освещена, и оживлена. Казалось, торговля не прекращалась даже ночью.

— Из-за турнира в столицу съехались многие: и знать, и торговцы. Все готовы платить и веселиться, монеты только так перетекают из одного кармана в другой. Хотят продать все, пока не разъедутся, вот и торгуют и днем, и ночью. Желаешь чего-нибудь?

То, чего я желала, нельзя было купить в торговой лавке, поэтому я лишь покачала головой.

— Чего ты так желаешь попросить у короля?

— Так заметно? Может, моя цель деньги? Их король Георг раздает немерено.

— Судя по тому, что говорили в зале — твои навыки хороши. Так что ты смог бы заработать наемником. Только к богатствам ты не стремишься, иначе не осуждал бы так на Этьена. О, кстати, ты не слышал о нем с тех пор, как мы расстались?

— Только и делаю, что каждый день слушаю, — скривился Джон. — Он мой оруженосец.

Не знаю почему, я рассмеялась.

— Оруженосец! Чем ты его проклял, что заставил оставаться рядом, еще и прислуживать тебе?

— Он сам попросил!

Странно. Этьен казался человеком, который живет в свое удовольствие. К чему бы ему притворяться оруженосцем человека, который притворяется рыцарем? Или все-таки не притворяется? Он всех этих мыслей нестерпимо начинала болеть голова.

— Не говори о другом, пока ты со мной, — попросил Джон, понизив голос. Волнение, испытанное мною в танцевальном зале, вернулось. — Лучше расскажи, как тебе Университет?

Я не знала, что сказать, поэтому спросила:

— Что ты будешь чувствовать, если победишь, получишь награду, и она окажется пустой? Совсем не тем, чем ты желал, гнилым изнутри? И ты должен чувствовать опьянение от успеха, но вместо этого ощущаешь лишь разочарование? Что ты будешь делать тогда?

— Неужто все так плохо? Университет славится своими знаниями, и ты достаточно умела.

— Но у меня нет денег. Поэтому я так желала встретиться с шаманкой.

— Обещаю, чем бы не закончился турнир, я помогу тебе.

Следовало ли мне положиться на слова Джона? На слова человека, который сегодня взгляд не мог отвести от леди Изабель, и о котором я ничего не знала?

— Что случилось с семьей де Лебрево?

— Были сторонниками свергнутого короля. Все предупреждали его об опасности, говорили держать герцога Георга дальше от трона. Требовали даже лишить его жизни, а в итоге лишились жизни сами. Поговаривали, что король устал терпеть наговоры на брата, но я уверен, что это герцог Георг отправил своих громил под видом разбойников. Говорят, среди громил был маркиз, которому леди де Лебрево отказала в юности. И он на ее глазах убил ее мужа и сыновей, а дочерей обесчестил перед убийством. Поговаривают, что леди после такого сама выбросилась из окна.

Что этот маркиз, что барон де Плюсси — отъявленные мерзавцы. Неужто все, у кого были деньги, таковы? Студенты в Университете тоже обращались со мной отвратительно, хотя и магистр, и ректор были по-своему добры.

— Так ты он? Выживший сын де Лебрево?

— Будет ли это иметь значение, если я отомщу за него?

— Месть? Это просьба, которую ты хочешь озвучить?

— Ты разочарована во мне?

Немного. Я не была ни мужчиной, ни рыцарем, и понятие чести, долга и мести казались мне странными. С другой стороны, подвернись моя матушка такому, смогла бы я просто простить убийцу? Разве церковь не учила нас всепрощению? Были ли вещи, которые невозможно простить? Я вспомнила ту ужасную, в кроваво-красных цветах, спальню барона и холодный голос баронессы: «лучше ты, чем я». Да, наверняка у меня бы не хватило силы духа простить их, не сбеги я тогда.

Но вот месть? Положить свою собственную жизнь, поставив во главе ее человека, эту жизнь разрушившего?

— Я бы хотела, чтобы ты жил. И был счастлив.

— Иногда, Мария, мало быть просто живым.

Я стояла так близко к Джону, но никогда ранее не чувствовала себя так далеко от него. Он не услышал бы ни одно мое слово, и я не могла подобрать их так, чтоб изменить его мнение. Так стоило ли сейчас, в вечер перед решающими битвами, портить друг другу настроение? Если у нас есть только одна ночь, почему бы не наслаждаться ей?

Веселая, совсем простая деревенская музыка, и уже пьяный хор голосов из трактира, привлекли мое внимание.

— Потанцуем?

— В трактире?

— Раз я справилась в королевском зале, то и ты сможешь!

Джон распахнул дверь. Внутри весело играл бард, и под его задорные и дерзкие песни плясали обычные жители. Не сложные танцы, повторяющие шаги и перестраивающиеся из линии в линию, требующие паузы и поворотов в точные моменты мелодии, а простые хороводные, где каждый плясал как мог, меняясь парами и возвращаясь к своей под общий смех. Вино тут было кислым и теплым, но пилось легче, а сладости — простые яблоки в меду, можно было отведать, не прерываясь на беседу с устрашающими леди и не боясь, что тебя засмеют за крошки у рта.

И можно было поцеловать Джона под веселое улюлюканье толпы.

Тут мне нравилось куда больше, чем в королевском замке.

Отдыхая от танцев и вина, мы оказались у реки. Я упала в собранную молодую траву — та пахла дурманяще. Джон раскраснелся, и теперь смеялся над последними моими словами, но я даже не помнила, что такого веселого сказала. Он упал рядом, и вместе мы уставились на звезды. Такие яркие и холодные, сегодня они сверкали будто перья на крыльях ангелов. Платье наверняка было безнадежно испорчено, но я и не думала огорчаться. В объятиях Джона было глупо грустить.

— Я так рад, что встретил тебя, — шептал он мне между поцелуями. — Такая беззащитная, такая маленькая, и с таким огромным мнением на все, что правильно и неправильно. Я смеялся над тобой и пренебрегал тобой до момента, пока не стал восхищаться. Твоей самоотверженностью. Твоей безграничной добротой и любовью. Мария, ты словно святая, что спустилась с небе. Держа тебя в объятиях я будто совершая богохульство, но остановиться — выше моих сил.

— Я вовсе не святая, — задыхаясь, ответила я. — Обычный человек.

Джон остановился, и посмотрел мне в глаза. В них отражался свет всех звезд, что сияли над небосклоном.

— Ты позволишь?

Должно было быть тысячи возражений и запретов. Страхов, что внушил мне барон и остальные, кто нападал на меня. Но я чувствовала лишь безграничную, переполняющую меня нежность. Сколько не старалась, не смогла бы вспомнить, почему желать Джона — запретно.

— Да.

Его рука медленно, оставляя после себя раскаленный след, поползла по моей ноге, оголяя одну, затем другую. Он сцеловывал мои вздохи, ласкал мои груди своим горячим ртом, а я металась, желая большего, но не зная, как о том просить. Когда его рука притронулась к моему естеству, я всхлипнула от разряда, пронзившего все мое тело. Я подалась навстречу его руке, так властно ведущей себя в таких потаенных местах. Но от стыда не осталось и следа. Я сама целовала Джона с не меньшей страстью, забираясь руками в его шелковые локоны, сжимая их и заставляя прижиматься ко мне. Языком он выводил что-то немыслимое на моей груди, лаская так, как я и подумать не могла. Его грубые пальцы в мозолях на моей нежной коже дарили немыслимые ощущения, заставляя стонать, точно блудница, и желать, желать, чтобы он был еще ближе. Невероятные движения его пальцев, и что-то нарастало во мне, и взорвалось, будто я оказалась переполнена звездным светом. Джон пил крик с моих губ, а я лежала, не зная, все ли я еще в этом мире, ведь столько чувств и столько эмоций невозможно испытывать враз.

— Мария, какая же ты…! — у Джона, всегда такого уверенного, не хватало слов. Он целовал меня, будто я могла исчезнуть, стоило ему закрыть глаза, хотя я и на ноги-то вряд ли могла бы сейчас подняться. — Видела бы ты сейчас себя. Что ты со мной сделала? Приворожила?

— Нет трав, которые такое могли бы сделать. — Я гладила его по лицу, по груди. Хотелось, чтобы и он почувствовал себя так же волшебно, как и я. Но я ничего не знала, не умела. То, что повивальные бабки описывали мне в деревне больше походило на работу, и никак не могло вызывать таких всепоглощающих чувств.

Джон рассмеялся, и обнял меня. Я чувствовала его возбуждение, но не представляла, как поступить.

— Что мне сделать? Чтобы тебе было так же хорошо?

Он выдохнул мое имя и обнял.

— Ты ведь не ведаешь, о чем спрашиваешь. Я такой жадный, что могу отнять все.

Я отстранилась, и взяла его лицо в свои ладони, заставляя смотреть на меня. В его глазах было восхищение и мольба, и страсть, и от этого взгляда я испытывала столько же наслаждения, столько от его прикосновений.

— Ты не можешь отнять то, что отдано добровольно.

Со стоном он впился в мои губы, и поцелуй его был еще отчаянней, чем раньше. Его руки, такие не умелые, расшнуровывали мой корсет, разрывая в спешке тонкие шелковые ленты. Платье упало с плеча, оголяя его, и Джон припал к ему с поцелуями. Поддавшись порыву, я так же спешно расстегнула его жакет, стянула с него рубаху. Невозможно было представить, что когда-то я смотрела на его тело с отрешенностью монахини, ища только признаки болезни или выздоровления. Поджарое, мускулистое, словно шедевр, выточенный из камня, а не живой человек. Я припала к нему с поцелуями, губами и руками изучая шрамы на его теле. Джон стянул с меня платье и отстранился, полностью оголяясь сам. Мгновение мы не двигались, изучая друг друга взглядами. Джон был преступно хорош везде, и хотя я знала о процессе, но глядя, не могла не произнести:

— …не поместиться.

Руки жгло дотронуться, и Джон, уловив что-то в моем лице, взял мою руку и положил к себе. Горячий. Я неуверенно провела ладонью вниз и вверх, и он застонал. Его стон отозвался во мне, низ живота вновь налился огненной тяжестью. Еще! Я хочу увидеть, как он раствориться в наслаждении! Я сжала ладонь, и увереннее провела вниз-вверх. Джон вновь застонал, откинув голову назад, закрыв глаза. Такая власть над этим сильным и красивым мужчиной, что сейчас был совершенно беззащитен в моих руках, пьянила сильнее королевского вина и была слаще изысканнейшего десерта.

— Прекрати, — он наклонился, накрывая мою руку своей. — Я подарю тебе большее наслаждение. Мария, я подарю тебе все.

Его руки творили что-то невообразимое с моей плотью. Я плавилась, таяла, а он сцеловывал все мои слова и стоны. Вдруг что-то горячее прислонилось ко мне. Я распахнула глаза. Джон был совсем близко. Мучительно медленно он входил в меня, не отрывая взгляд. Я могла лишь неровно всхлипывать, и будто зачарованная, не сводила с него взгляда. Боль пронзала меня, но его нежный шепот, поцелуи, ласкающие руки отвлекали, смешивая боль с наслаждением в причудливый, сводящий с ума напиток. В какой-то момент боль стала ослепительной, я вскрикнула, и Джон прижался ко мне, прекращая двигаться, согревая собственным теплом. Я плакала, от боли, от переполняющих меня эмоций. Больше никогда не хотелось отпускать Джона из рук, хотелось, чтоб он безбожно ласкал меня своими губами всегда. Чтоб он начал двигаться вновь. Оледеневшее от боли тело распалялось вновь под его ласками. Моя грудь, ставшая предательски чувствительной, отзывалась на его прикосновения, словно лютня в руках музыканта. Прошли ли века или мгновенья, но боль ушла.

— Продолжай, — попросила я.

— Надо еще немного подождать, может стать больнее.

— Продолжай! — приказала я и впилась в его губу кусающим поцелуем. Джон застонал, и резко двинулся, вырывая всхлипы из нас обоих.

Он двигался все быстрее, едва не рыча, и я подстраивалась под его движения. Не было изящества, происходящее не могло быть больше непохожим на описываемое матренами в деревне. Я словно падала в адскую бездну — не замужняя, с человеком, от котором мало что знаю, на улице, словно дикарка, и с то же время, наслаждение можно было назвать лишь божественным. Оно становилось все острее, накатывая волнами, пронзая все мое тело. И вдруг ослепило. Испытанное мгновеньями назад в сравнение не шло с тем, что я чувствовала сейчас, когда Джон был во мне. В его объятиях я будто была всесильна. Джон лежал на меня, лениво целуя мое плечо.

— О чем ты думаешь? — прошептал Джон, целуя шею.

— Я люблю тебя, Джон.

На мгновенье мне показалось, что в глазах Джона промелькнула боль, но он моргнул, и в них осталась лишь нежность.

— Я тоже люблю тебя.

Я обняла Джона, и мы так и лежали, обнявшись, шепча друг другу нежности и обмениваясь сладкими поцелуями, так отличными от ненасытных и требовательных ранее. О том, что поцелую бывают разными, я тоже не подозревала.

Постепенно, отходя от произошедшего, я начала замечать что-то кроме Джона. Луна вовсю светила над нами. От реки тянуло холодном, и я начала мерзнуть. Джон поднялся, оделся сам, и помог мне, но постоянно прерывался на поцелую, и мне пришлось взять дело в свои руки, иначе мы бы до утра не собрались.

— Пойдем.

Я не спросила куда. Правда в том, что я пошла бы за Джоном куда угодно. Когда все во мне успело так измениться? Как мне теперь выбрать между моим желанием стать лекарем, и желание быть с Джоном постоянно? Столько вопросов, а голова все еще чуть кружилась, и никакой ответ на ум ни приходил.

Мы пришли в лагерь, где стояло не так уж и много рыцарских шатров.

— Многие уехали сразу после поражения, — пояснил Джон на мой невысказанный вопрос. — Другие остались, ведь это настоящий фестиваль, а в последние годы было не много поводов для радости.

В шатре Джона было немного места. Центральное, напротив входа, занимали доспехи — черные, как и его одежда. Массивные, с длинным тяжелым мечом, и щитом, рисунок на котором я никогда прежде не видела. Все вместе казалось неподъемным. На полу лежали два тюфяка, набитых соломой. Пахло железом, кожей и соломой.

— А если Этьен вернется? — забеспокоилась я.

— Он каждую ночь пропадает не пойми где. Да и что такого, если он увидит тебя спящей, мы ведь путешествовали вместе.

Но с тех пор столько всего изменилось. Тогда это были незнакомые мне люди. И даже если мы прижимались друг к другу во время холодных ночей в поле или лесу, то только в поисках тепла, чтоб не замерзнуть. С тех пор прикосновение к Джону полностью изменило свое значение. Я не стеснялась сделанного, и своих чувств. Но это не значит, что я жаждала насмешек Этьена, а увидев нас вдвоем, сдержаться он вряд ли сможет.

— Не волнуйся о его словах. Я защищу тебя от всего, даже от его чувства юмора, — Джон улыбнулся, и поцеловал меня в нос.

Что-то мне не верилось, что кого-то в мире можно защитить от острого языка Этьена, но было уже за полночь, и меня клонило в сон, и я покорно легла рядом, засыпая в теплых объятиях Джона.

Утро наступило раньше, чем я успела отдохнуть. На тюфяке напротив сидел Этьен, и по его ухмылке я поняла, что до этого молчал он только благодаря огромной силе воли. Он уже раскрыл рот, но голос позади меня его прервал:

— Молчи. Не видишь, она едва проснулась.

Я поднялась. Джон занимался оружием. Он посмотрел на меня, и я отвернулась. Для раннего утра вытерпеть этот взгляд был выше моих сил. Утром стыд жег сильнее. Захотелось остаться одной, умыться, вдохнуть чистого воздуха, и подумать.

— Да я много чего вижу, ребята. Давно не виделись, Мария. Смотрю, твои дела идут не плохо? Не знаю, как с травничеством, но в другом ты явно преуспела.

Я нащупала что-то под рукой, и кинула в него. Оказалось, кожаный ремень. Этьен с легкостью его поймал, и рассмеялся. Какая жалось. Стремление остаться наедине с собой лишь усилилось.

— Мне нужно уйти. Умыться, и переодеться.

— Ты придешь к началу турнира? Я ждал тебя все эти дни.

И откуда эта новая, обескураживающая честность.

— Заставлял меня тебя высматривать в толпе зрителей. Мария, я и так тяжело работаю: снаряди коня, подай пику, подай щит — я не создан для такого тяжелого труда! Пожалей нас обоих, и приди на финал. Турнир начнется в полдень.

Я кивнула. В голове еще была каша. Зачем вообще Этьену работать на Джона? И откуда у них дорогие доспехи? Ох, как же мне хотелось умыться!

— Я обязательно вернусь, — ответила я. И посмотрев на Этьена, повернулась, наклонилась, и поцеловала Джона в губы.

— Эй! — возмущенно вскрикнул Этьен. — Когда ты успела стать такой смелой! Это нечестно! Это я должен смущать вас!

Довольная собой, я вышла из шатра. Солнце недавно взошло, трава еще была сырой от росы. Я улыбнулась, подставляя лицо первым солнечным лучам. День обещал быть прекрасным.

Так я думала до того момента, как на выходе из рыцарского лагеря незнакомые мне мужчины схватили меня, закинули а лошадь, и несмотря на мои крики и сопротивление, увезли в непонятном направлении, накинув мешок на голову.

Загрузка...