Корона из незабудок

Глава 15

В коридоре было тихо. Мне нужно было на свежий воздух — голова кружилась. Этот день едва перевалил за половину, а я будто год прожила. Я не очень понимала, что теперь буду делать. В Университет мне не вернуться. Пойти в деревню травницей? Да примут ли девчонку без кола, без двора? Да и куда и как идти — в карманах ни запасов трав, ни монет. Впрочем, — тут мои шаги замедлились, — я ведь могу поискать шаманку, к которой говорил Джон. В замок вот так запросто я еще раз вряд ли попаду, так что пропадать шансу?

Ноги едва шли. Необходимость я понимала, но совсем не чувствовала. Одолевали сомнения — а коли меня поймают в замке, что я им скажу? Будет ли меня почтенная шаманка слушать, или как магистры в Университете — отмахнется? Да и сил переживать никаких не было — из меня словно высосали все эмоции, страх утра, удивления дня, и печаль, смешанная с сожалением и ужасом, что я оставила за закрытой дверью вместе с Этьеном, напоминали тяжеленные камни, заполнившие мои карманы, и делающие каждый шаг едва посильным.

Через пару поворотов я набрела на служанок, активно о чем-то шепчущихся. Увидев меня, они нахмурились.

— Чегой-то ты тут делаешь?

— И вообще кто таков?

— Ищу шаманку. Я оруженосец Джона. То есть Его Высочества. Величества? — я моргнула. Запуталась в двух фразах. Удачно начало, Мария!

— А! Дык дохтора все у покоев Его Величества нового собрались. Там и шаманку найдешь.

Они указали мне направление. Чем ближе я подходила к покоям Джона, тем больше людей толпилось в коридорах. Мимо бегали обеспокоенные слуги. Люди переговаривались, кто тихо, хмурясь, кто празднуя и с вином. Один из рыцарей остановил меня, спросив, кто я, и что здесь делаю, ведь на слугу не похожа.

— Это со мной, — ответил ректор, стоящий позади.

Я удивленно оглянулась. Ущипнула себя за руку, но видение не исчезло. Передо мной и впрямь стоял господин ректор, и вечно недовольный магистр Гийом. Рыцарь отступил, но проследовал за нами. Мы зашли в просторную комнату. На кровати лежал Джон — без доспехов, без сознания. Я нахмурилась — рана ведь не была такой серьезной, почему же? Кроме нас в комнате был граф Монтрозе с детьми, и три пожилые женщины — одна облаченная в черный бархат, увешенная жемчугом, и с короной на голове. Наверняка матушка короля Георга, бабушка Джона. Позади нее стояла служанка, почтенно склонив голову. Третья — в простом хлопковом платье, с поясом, к которому было прицеплены непонятные инструменты и склянки. Ее седые волосы были заплетены в множество мелких кос, и были убраны под платок, расползаясь змеями по ее голове. Она приподняла рубаху Джона и внимательно осматривала ранение, которое кровило. Даже без представления было понятно, что она и есть шаманка, о которой говорил Джон.

— А, еще не помер в своем каменном гробу, старик? — голос шаманки был скрипучим, словно она редко им пользовалась.

— Нет, и сегодня своей смертью я тебя не порадую, Тюранта.

Шаманка обернулась. Ее лицо было изрезано морщинами, точно рассохшаяся земля трещинами, но глаза оставались ярко-зелеными и молодыми.

— Как Его Величество?

— Который в гробу, в темнице, или на постели без сознания?

— Побольше уважения! — прикрикнул граф Монтрозе, — вы говорите о короле в присутствии его царственной бабушки и невесты.

— Папа, успокойтесь, — ответил брат леди Изабель. Как активно эта семья помогала Джону вернуть трон, и сколько выгоды планировала получить. Наверняка они и снабдили его доспехами и оружием. А ведь могли не стараться — Этьен так жаждал отомстить, и ему так нужна была суматоха с вернувшимся претендентом на престол, что он бы и своровать оружие с доспехами не погнушался. Как много планов наложилось друг на друга, и как я умудрилась проморгать их все.

— У вас короли так часто меняются, я за всем не успеваю уследить. Что ты вообще здесь делаешь? — обратился шаманка к графу, будто к лавочнику. — Ты лекарь? Или рыцари, защищающие короля, теперь дерутся драгоценными перстнями, а не мечами?

Граф вздыбился, словно уличный кот, и вот-вот готов был зашипеть, но дама в черном перебила его.

— Милорд Монтрозе, прошу вас не устраивать сцен. Сейчас здоровье моего внука — самое важное. Остальное, о наградах, браке, местах при дворе — можно будет решить после. Или вы сейчас хотите обсудить распределение титулов? — голос королевы-матери был спокойным и размеренным, и в нем было столько власти, сколько я никогда не слушала. Я едва не разинув рот смотрела, как парой фраз она сумела выдворить графа с семьей из комнаты, никому не нагрубив и не угрожая. Вот это женщина! — А теперь. Кто-нибудь скажет, что с ним? И является ли моим внуком этот человек?

— Что будем делать, если нет? — с интересом спросила шаманка. Она продолжала изучать рану Джона, наклонившись. От ее пристального внимания я начала нервничать. Неужели где-то ошиблась? Травы перепутала? Кровохлебка от ран не помогает? Да нет же, ерунда какая-то в голову от волнения лезет.

— С прискорбием сообщим, что раненый в боях король Эдвард умер счастливым в окружении семьи и любящей его невесты. И вернем Георга из тюрьмы.

Я похолодела. Они могли? Вот так убить человека?! Но я ведь тоже только что оставила другого без помощи, могу ли спорить с ними? Могу ли я вообще раскрыть тут рот и сохранить голову на плечах?

— Ну так как?

Шаманка бесцеремонно стянула с Джона штаны. Я вскрикнула, закрыла лицо руками и отвернулась.

— Ну, на бедре шрам есть нужный, под мышкой — три родинки ниткой, да и пальцы — большой плоский, словно у вашего покойного мужа, а остальные длинные и изящные, как у его матушки. Это точно тот несносный мальчишка, что все деревья в замке облазил, и с половины из них попадал. Но если ваше сердце жаждет, я ночью разожгу костер, брошу подношения и спрошу у духов.

— Или мы можем просто вызволить из темницы мажердома прошлого короля. — добавил молчавший прежде магистр Гийом.

— Не думала, что в Университет доходят слухи из королевских темниц, — королева-мать говорила все так же ровно, то мне стало страшно от неприкрытой угрозы.

— Мы копим знания. В любом виде, котором они пред нами предстают.

— Не выращивайте слишком длинный нос, магистр. Иначе его придется отрезать вместе с головой.

Магистр склонился перед королевой-матерью, ничего не ответив.

— Все эти угрозы, безусловно, очень увлекательны, буквально встреча старых друзей, мне будто вновь шестнадцать, и я впервые вас увидела. Но, может, займемся, спасением этого ребенка?

— В том-то и проблема. Кровь не останавливается. Наверняка принял что-то, чтоб боль от раны заглушить. Если начнем лечить от яда не зная, что именно он принял, навредить можем больше.

Яд?! Нет, не может быть! Я ведь внимательно осмотрела Джона…Я моргнула. Если честно, я едва помнила, что именно делала. Перед глазами стояло искаженное гневом лицо барона, торопливые слова Этьена в ушах, кровь Джона на моих руках. Могло ли быть, что я просто не заметила что-то настолько важное?

Да.

Я похолодела. Если так, то яд попал в Джона утром, а сейчас уже вечер! За это время он мог распространится, медленно убивая! Неужто из-за моей невнимательности Джон умрет? Я потеряю и второго друга в один день?!

— Крапива — приложена к ране, кровохлебку протерла и на повязку, и пара соцветий левзеи перед самим боем.

Теперь все в комнате обратили внимание на меня.

— Почему не прижгли рану? — спросил магистр, уже выбирая и подавая ректору нужные лекарства.

— Начинался турнир. Джон был против прижигания, — И Этьен его в этом активно поддержал. Только вот Джона интересовала лишь победа любой ценой, а Этьена — суматоха, устроенная Джоном. Я единственная, кто должна была думать о здоровье раненого, так легко повелась на их слова. Как мне оправдаться перед этими людьми, если Джон умрет? А перед собой?

— Сначала промоем, потом триасандр, — обратился ректор к шаманке.

— С аспидником и мудрецом? — ректор кивнул, и магистр, выбрав два пучка трав, начал готовить настой. — Это универсальное противоядие. Должно облегчить дыхание, остановить отравление. Но все равно нужно знать, чем его отравили.

Все вновь посмотрели на меня. Взгляды лекарей были скорее нетерпеливыми — ну же, чего молчишь, расскажи нам все о состоянии пациента, девочка. А вот взгляд королевы-матери был тяжелым. По едва заметному движению ее руки один из рыцарей, стоявших у двери, вышел вперед и обнажил меч. Я как-то даже не испугалась — ведь примерно с этого у началось мое утро, но барон выслушивать мои объяснения явно не собирался. А тут даже не били, слово давали вставить — весьма благосклонное отношение к простому люду.

— Откуда ты знаешь, какие лекарства принимал король Эдвард? — спросила королева-мать. — Намеренно ли не прижгли рану, чтоб дать яду распространиться?

— Я была той, кто лечил его. Джон… Король Эдвард очень спешил попасть на турнир, и боялся, что если прижечь рану, боль помешает ему сражаться в полную силу.

— Девчонка? — от взгляда королевы-матери стало не по себе. — Хм.

Пока королева-мать вела мой допрос, шаманка и ректор уже влили в Джона приготовленные магистром Гийомом настойки. Я про смеси аспидника и мудреца только читала. В деревне у нас никто никого ядом не травил — это все больше знати забавы. В деревне всем и топора да глубокого колодца хватало. А настоями этими отравить можно было сильнее, чем самими ядами, если в пропорциях что перепутать. Я бы с удовольствием все ближе рассмотрела — и какие точные у магистра движения, ровно три ложки высыпал крошенного аспидника, и даже руки не дрожали, и как ректор даже и не думал проверять за магистром проделанное — сразу видно, давно люди друг с другом работают, доверяют. Да и шаманка, пока настои готовились, травы подожгла да ими давай нечистых духов, слабость плоти почувствовавших и к Джону слетевшихся, разгонять.

— Джон? Впрочем, не важно. Как же король, столько поставивший на этот турнир, оказался перед ним ранен? Если бы это был кто-то из слуг Георга, то Эдвард до турнира бы не дожил. Так что же? Предатели среди его последователей? Или среди его слуг?

Рыцарь с мечом переступил с ноги на ногу, и лезвие чуть задело мое плечо, напоминая, чем грозит неверный ответ. Или любой ответ, что не понравится королеве-матери. Удастся ли мне пережить этот день?

— Ну, первую помощь принцу, или королю? Я всю путаюсь, как к мальчишке обращаться, можно и получше было оказать, — вставила шаманка, прерывая свой мягкий речитатив. Может, ей очень хотелось посмотреть, как одну отдельно взятую крестьянку убьют на ее глазах за причинения вреда здоровью Его Высочеству?

— Но времени не было, и девочка ошибок не сделала, — вставил ректор. Шаманка кивнула, подтверждая его слова.

— Дурно оказанная помощь от неоказанной вовсе не слишком-то отличается. Отвечай.

Королева-мать не кричала, но ужас внушала сильнее, чем барон де Плюсси. Может, это замок на людей так влиял? И Этьен тут в страшного человека превратился, и даже почтенная старушка внушает священный ужас.

— Была дуэль. С бароном де Плюсси. Он ранил Джона.

— Ах. Барон де Плюсси, — совершенно ровным тоном произнесла королева-мать, и сразу стало понятно, то она про барона знает все. Стало горько. Значит злодеяния его секретом не были, но помогать нам, простому люду, никто и не думал. — Идите к нему в дом и любыми средствами найдите человека, кто знает хоть что-то о яде. Притащите сюда живым. Быстро, — второй рыцарь кивнул и бесшумно скрылся за дверью. — И что с бароном?

— Мертв.

— Да будет его душа судима справедливо.

— Хоть где-то. — вставила я, и сама удивилась, что не испугалась. Видимо, этот тяжелый день забрал у меня силы удивляться хоть чему-то. — Вы ведь знали, что он творил. И ничего не сделали. Не судили его справедливо.

— Она мне нравится, не убивай ее, Ваше Высочество.

— Я едва терплю тебя, и только за связь с духами и ценные медицинские знания. Почему я должна обращать внимания на зарвавшуюся девчонку?

— Потому что я скоро в мир иной отойду, как и наш почтенный ректор Жак, кто же тогда о здоровье королевской семьи заботится будет?

Королева-мать села в кресло. Безмолвная дама, почтенных лет, прислуживающая королеве, налила ей вино. Джона начали сотрясать судороги — его начало рвать. Ректор держал его руку, внимательно считая пульс, шаманка же смешивала триасандр. Я не могла опознать состав этого антидота, поговаривали, что и вовсе это вымысел и ингридиенты его из мира фей нужно добывать, но вот лекари передо мной смешивали его, как ни в чем не бывало. Ч-и-т-а-й к-н-и-г-и на К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т

— Крови нет, — магистр Гийом вытер рот Джона.

— Это хорошо, значит яд внутренности не разъел.

Я не знала, куда мне податься. Тут я явно была лишняя — даже невесту Джона выгнали. Хотелось упасть и заснуть, и проснуться в своем доме, с матушкой, что плетет венок и поет песни, призывая весну. Хотелось, чтобы Джон жил. Хотелось никогда его не узнавать.

Лекари по кругу поили Джона антидотом и рвотными травами, его тело трясло, появился пот — признак то ли температуры, то ли чрезмерного напряжения тела. Хотелось прикоснуться. Стереть пот со лба, погладить по волосам. Прошептать, что ему нужно крепиться, и все будет в порядке. Держать за руку, молясь о его выздоровлении. Но я знала, что теперь не имела права даже в комнате одной с ним находится.

— Как давно ты знакома с моим внуком? Должно быть какое-то время, раз он решил тебя спасти от барона, рискую турниром. Ох уж эта любовь мальчишек ко всяким глупым жестам. Это у них от моего покойного мужа, я глупостями такими не страдала. Мог бы придти ко мне, и разом решить все вопросы. Мир вообще был бы куда более приятным местом, если бы мужчины перестали размахивать мечом, доказывая свои права, и начали слушать умных женщин.

— Я нашла его в лесу, на обочине. Он был ранен, и за ним гнались.

— И из доброты душевной, ты решила незнакомого, грязного мужчину притащить к себе в дом.

— Да. В столицы доброта друг к другу не принята?

— Осторожнее, девочка. То, что ты жива сейчас, не гарантирует, что живой выйдешь из этой комнаты. Помни, с кеми о ком говоришь.

— Простите, ваше величество, но сегодня у меня был ужасно длинный день. Сначала передо мной махал оружием враг, пытаясь убить. Потом один мой друг оказался вовсе не тем, кем я его считала. Да и ранен куда серьезнее, чем я думала. Второй друг тоже оказался совсем другим человеком, и тоже размахивал передо мной оружием, правда, на этот раз не угрожая, а предлагая убить.

— Смерти перестаешь бояться до момента, когда она наступает. Впрочем, на этот раз я прощу тебя. Так ты не знала, кто такой Эдвард, когда спасала его?

— Была ночь, пусть и лунная. Как бы я могла его опознать? Я ни разу в жизни не видела никого королевской крови. Впрочем, одна женщина из нашей деревни — она вот опознала Его Величество сразу. По кольцу, наверное. У него было такое, железное, с гравировкой. Она и принесла лекарство, что Джона спасло. Все мои старания не помогли бы — я только выхаживала, да смотрела, чтоб он от жара да лихорадки не сгорел.

— Коль это правда, то вся наша семья перед тобой, и той женщиной в долгу. Мы по долгам платим, — я понадеялась, что королева-мать не включила в членов семьи короля Георга. Страшно было представить, как он мне за такую доброту отплатил бы. — Выходила, да расстаться больше не смогла?

Как бы мне описать произошедшее в замке барона, чтоб подозрительно не было? Судя по внимательному взгляду королевы-матери, никак. Я рассказала все, как было. Та, ожидаемо, мне не поверила.

— Удивительное совпадение. Этьен? Это значит, второй твой друг, оказавшийся кем-то другим? И кем же. Отвечай, не вздумай утаивать.

— Он сказал, что его зовут Ришар де Лебрево.

— О, — королева-мать удивленно приподняла бровь. Выпила, и служанка сразу же наполнила ее бокал вновь. — Не ожидала, что тот мальчик на самом деле жив.

Она замолчала, а я посмотрела на Джона. Землистый цвет лица ушел, больше его не рвало, хотя в сознание он так и не пришел. Ни шаманка, ни ректор не выглядели особенно испуганными. Тихо переговаривались, постоянно проверяли то сердцебиение, то дыхание Джона, действуя четко и слажено.

— Неужто решил до Гессе добраться? Томас, — королева-мать оказалась очень сообразительной женщиной. Она обратилась к оставшемуся в покоях рыцарю. — Проверьте, где сейчас барон Гессе. И приведите человека, с которым он будет, ко мне в кабинет. — Я дернулась, но он внимания королевы это не ускользнуло. — Если барон мертв — то человека посадите в темницу. Я навещу его позже. Если рассказанное тобой правда, то маленький Шарль вырос интересным мальчиком. А вот полезным ли — это еще предстоит решить.

Я понадеялась, что Этьен уже сбежал. Кто знал, что он мог сделать в его состоянии. Нападение, убийство, и это если еще не вспоминать про воровство, грозили ему каторгой до конца дней.

— Он не раз спасал вашего внука. И во всем помогал.

— Уверена, помощь Эдварду и самому Ришару помогла, — отмахнулась королева-мать.

В комнату вернулся слуга, и что-то тихо передал.

— Вот и наши долгожданные гости.

Я замерла. Этьен? Я так надеялась, что он уже сбежал! Но вошли Руть и баронесса де Плюсси. Обе женщины были бледны. Руть была вся в черном, и глаза ее были красными и заплаканными. Баронесса же сменила утренний наряд на более скромное, но совершенно не траурное темно-красное платье. Увидев меня, Руть взъярилась, точно кошка, и бросилась на меня с кулаками.

— Это ты! Из-за тебя он умер, дрянь! — Она толкнула меня так сильно, что я рухнула на пол, не ожидая такого поведения в присутствии королевы-матери. Руть рвала мне волосы, кричала, что я виновна в смерти барона, и наверняка глаза бы мне выколола, если бы королева-мать не приказала рыцарю Томасу оттащить от меня эту бешеную женщину. Вот уж правда, что она, что брат — с одного деревца яблочки.

— Каким ядом пользовался барон де Плюсси? — спросил магистр Гийом.

— Никогда! Мой господин брат был праведным человеком! Никогда не марал свои руки ядом! Эта девка привела в наш дом убийц, за доброту отплатила предательством! Четвертовать ее, как всех, кто на своего господина руку поднял! Убить! Убить!

— Шалфей, белена, коричневый гриб — самые частые, — ответила баронесса. Она внимательно смотрела на Джона, и сейчас была смертельно бледна. Наверняка поняла, кого пытался убить барон. Баронесса встала на колени, и протянула к королеве-матери руки, прося прощения. Руть попыталась кинуться на нее, но рыцарь удержал ее. — Молю о снисхождении! Муж опаивал и меня, я была слишком слаба, чтоб остановить его злодеяния.

— Ложь! — закричала Руть. — Все знала! Молчала, потому что деньги любишь. А теперь лжешь!

Баронесса сложила руки в молитвенном жесте, и тихо шепча себе под нос молитву, плакала. Актрисой она была хорошей. Хотя я ведь не могла знать наверняка, что она пережила, живя рядом с таким чудовищем. Да, она отказалась помогать мне. Но, возможно, была научена горьким опытом? Помогала первым девушкам, а потом страдала на их месте, пока барон не выбил из нее доброту и сочувствие к людям?

— Что ж. Монастырь поможет баронессе замолить ее грехи. А что до леди Руть, устроившей такую неприглядную сцену прямо на моих глазах — ее в темницы. Пусть расследованием дел ее и брата займется кто-то толковый. Может, и о баронессе что узнаем. Ну, а ты, — обратилась королева-мать ко мне, — хочешь что-нибудь добавить?

Я хотела, чтобы Руть наказали. И хотела, чтоб баронессе было так же страшно, как и мне. А еще я не хотела запутаться в собственной лжи, как Этьен с Джоном.

— Это баронесса принесла лекарства, которые помогли Дж… королю Эдварду. У нее был полный ларец кровоостанавливающих трав, повязок, и средств от синяков. Это все, что я знаю.

Руть и баронессу увели. Я подумала об Абелии, что осталась в их замке, и о других служанках, и стало грустно и пусто. Интересно, что почувствовал Этьен, отомстив? Радость? Удовлетворение? Или тоже пустоту и усталость? Как же он будет теперь жить? Надеюсь, хорошо, оставив позади все печали.

Пришедший рыцарь коротко доложил, что нашли лишь труп бароне Гессе в крыле со старым инвентарем. Там не было никого весь день. Никто не видел кого-то, кроме барона. Даже как барон туда попал, сказать не могли. Я облегченно выдохнула. Сбежал! Жив!

— Удивительно. Такой талант пропадает. Найдите мне этого мальчишку, — приказала королева-мать. Рыцарь поклонился, и ушел. — Что с Эдвардом?

— От всех этих ядов есть противоядие, да и не сильные они. Доза невелика была — не убить хотел, скорее обездвижить. Мы дадим общее противоядие, возьмем слюну и кровь— и к утру будем знать, чем именно был отравлен принц.

— Хорошо. Вам приготовят соседние покои. Пусть кто-то всегда сидит рядом с принцем, и моментально расскажет мне, если его состояние изменилось.

Королева-мать ушла, оставив меня с лекарями.

— Вам не следует уйти? — спросил меня магистр Гийом.

— Пусть девочка останется. Она забавная. А то в обществе таких зануд как вы быстро становится скучно, — ответила шаманка, и к моему огромному удивлению, они ее послушали. И даже на грубость ничего не ответили, только ректор глаза закатил.

— Иди сюда. Будешь помогать.

Весь остаток дня я то выносила горшки, мыла чашки, слушала наставления шаманки, объяснения ректора и скупые слова магистра. Вертелась, словно белка в колесе. Стоило солнцу зайти, как ректор, в последний раз измерив сердцебиение Джона, удовлетворенно кивнул и поднялся.

— Я вернусь после полуночи. Если в нем сидит лихорадка, как раз к этому времени проявится. Подготовь на этот случай лекарства и холодную воду. Со льдом.

— Иди, иди. Посмотри, мальчик справляется. Ты быстрее богу душу отдать, если спасть вовремя не ляжешь, — выпроводила магистра и ректора шаманка.

Они ушли и мы остались одни. Я стояла, разглядывая стол, заставленный травами, склянками, и инструментами. Удивительно, как в деревне мне казалось, что я неплохо разбираюсь в травах и их применении. Я помогала людям, и они были благодарны. А сейчас стояла тут, бесполезная, ничего не знающая, только для уборки и пригодная.

— Ну, садись, чего за моей спиной, словно смерть, маячишь?

Я подошла, и села рядом с Джоном. Он и правда выглядел лучше, но видеть его таким — в плену болезненного сна, было невыносимо. С трудом представлялось, что совсем недавно я смотрела на него с отстраненным интересом, выздоровеет ли этот человек или нет, а теперь вот ловила каждый вздох, каждый болезненный стон. Я осторожно приложила руку к его лбу — горячий, но не опасно. Может, Бог сжалятся над ним, и утром он проснется здоровым? Шаманка перехватила мою руку, но вместо того, чтоб оттолкнуть, как я ожидала, развернула ладонью к себе, и пальцами прошлась по линиями на ладони.

— Интересно.

Другой рукой она схватила меня за подбородок, и повернула то вправо, то влево, что-то мне невидимое высматривая. А потом взглянула в глаза. Взгляд у нее был пронзительный, и от него не по себе становилась. Точно она все-все про меня знала, даже то, чего я сама о себе знать не могла. Я отстранилась, и она легко меня отпустила.

— Что вы…?

— Думаешь, какая судьба тебя ждет?

Вопрос был весьма неожиданным. Откуда же мне знать, кака судьба мне уготовлена?

— А ты попробуй угадать.

Я вздрогнула. Мысли она что-ли мои читала?

— Да не читаю я твои мысли девочка, — ответила шаманка на мой немой вопрос. — У тебя же на лице все написано.

— Зачем гадать? И разве не нужно за Джоном смотреть?

— Да что с ним станется? Все сделали, что в наших силах. Переживет эту ночь — и выживет. Не переживет — не выживет. Тут и думать не надо. А все эти воркования и размышления можешь на старину Жака оставить — он о склянках своих да травках позаботится, мальчишку напичкает до ушей. Умный старик, но таких простых вещей не понимает — не со всем в судьбе чужой бороться можно. Мы не боги, так, простые помощники да плотники — заделываем течь, но судно само от потопления спасти в шторм не сможем. Ну, так что ответишь?

Я задумалась над вопросом шаманки. Судьба? Еще недавно она казалась мне простой — ухаживать за матушкой, работать на поле, помогать людям в деревне. Но все изменилось так резко. Этьен спас меня в последний момент — это тоже судьба? Решение помочь Джону — только сейчас я осознала, насколько важным оно было. Я думала, что спасаю одного человека. Но от этого человека зависели судьбы целой страны. Я в своей жизни приняла только одно решение — сбежала в Университет. И ничего не зная, о том как все утроено, набила немал шишек. Ну и Джон… Его я тоже хотела, и тоже не жалела о случившемся.

Только вот Джона не существовало. Был только король Эдвард. А моя мечта — она осталась. И ведь у меня еще был шанс, верно? Я посмотрела на шаманку. Эта совершенно не вписывающаяся в роскошь дворца женщина в простом платье будто принадлежала лесу, а не миру людей.

— Я хочу стать хорошим лекарем. Помогать людям. Прошу, примите меня в ученицы.

— Нет.

Ух ты. Это был самый быстрый отказ в моей жизнь. Я не так поняла ее вопрос? Но, имеет ли это значение? Я ведь хотела добраться до этой женщины, не сдаваться же мне сейчас.

— Я буду помогать. Делать любую работу. Прошу, научите меня. Вас даже ректор рекомендовал.

— Ах, мой дорогой Жак. Надо же, потребовалось тридцать лет, чтоб он признал мое мастерство. Знаю я, что он тебя рекомендовал. И чего это на старости лет его проняло?! Раньше-то не считал, что в голове женщин хоть что-то может задерживаться. Ученый муж, достойный своего времени. Много у нас по всей стране крестьянок, что о лучшей жизни мечтают, но вот тех, кто ради этой мечты что-то делает, мало. А уж тех, кто после первой неудачи да второго отказа не сдается — их по пальцам пересчитать можно. Только вот если с таким трудом приходится путь себе прокладывать, стоит ли он сил?

— Но ведь другого не существует. Везде придется прикладывать множество сил. Останься я в деревне пришлось бы с улыбкой слушать унижения тестя, молча сносить его побои, и это после ужаса, что я бы пережила в лапах бароне де Плюсси. Останься в Университете — так же молча пришлось бы сносить унижения, с трудом постигая то, что другим давно еще в детстве, и тратить время в четырех стенах, каждый день сознавая, что могла помогать людям. Простого пути не существует. Есть только наши собственные желания, и наши силы. Если сама не сделала все, что было возможно, справедливо ли Бога обвинять в своих неудачах? Он ведь дал тебе руки и ноги, чтоб двигаться к собственной цели.

— Интересно. И что после такой пламенной речи будешь делать? Моего ответа она не изменила.

Конечно, жаль. Но вчера мне казалось, что Университет — единственное место, где меня могут научить. Сегодня, после все этих потрясений, я вдруг поняла, как слепа была и как ошибалась.

— Отправлюсь путешествовать в поисках знающих людей. Наверняка в такой огромной стране найдется хотя бы один человек, что готов будет взять меня в ученицы.

Шаманка вновь взглянула на мою руку, и улыбнулась.

— Я не могу тебя в ученицы взять, потому что обучать имею право только девушек нашего рода. И уйти с тобой не могу — далеко от своего леса и камней предков уходить нам запрещено. Но я расскажу тебе, где найти хороших учителей. И как туда добраться. Вот, — она сняла с шеи медальон, на котором были очень аккуратно изображены ветви ивы, сплетенные в круг. Просто и изящно. — Покажешь им, и они охотно тебя примут и всему научат.

К полночи, как и говорил ректор, у Джона началась лихорадка. Магистр и ректор пустили Джону кровь, дали настойку из розмарина и лимонника, позвали священников, что молились, помогая Джону бороться с демонами в его теле. Я обмывала его, следила, чтоб он не скидывал с себя одеяло, чтоб на перевязке не выступила кровь, а если происходило — меняла ее. Лоб Джона был таким горячим, что, казалось, можно ошпариться, прикоснувшись к нему. Он хмурился, что-то бормотал во сне. Схватил мою руку и не отпускал. Я крепко держала его в ответ, и тоже молилась. Чтобы судьба этого мужчины сложилась удачно. Чтобы он прожил счастливую жизнь. Ближе к утру лихорадка начала спадать, и я сама не заметила, как уснула. Проснулась я от того, что кто-то тронул меня за плечо. В комнате не было никого, кроме меня, Джона, и леди Изабель. Я сразу же кинулась проверять Джона — но тот был жив, и даже лоб его уже не был горячим.

— Не волнуйся. Я попросила Магистра Гийома и священников выйти на минуту. Им все равно нужно было освежиться. Держи, — леди протянула мне воду. Кажется, я не ела и не пила ничего с прошлого утра. За окном тускло блестело недавно вставшее солнце. Спала я, судя по всему, недолго.

— Спасибо, — вода была холодная, разбавленная вином, и я с жадностью выпила — горло, оказывается, совсем пересохло.

Леди Изабель изящно опустилась в кресло рядом с Джоном. Внимательно осмотрела его, поправила волосы, убирая их с глаз.

— Тебе нужно уехать, Мария, до того, как Его Величество Эдвард очнется.

Да, я подозревала, что она придет именно с этими словами. Правда, думала, она будет куда грубее, возможно даже с рыцарями.

— А если он этого не хочет? — спросил я, хотя не представляла, чего мог желать принц Эдвард. Я ведь его совсем не знала. Врал ли он мне той ночью, что мы провели вместе? Говорил ли правду?

— О, это вполне возможно. Привел же он тебя в замок на бал. Уверена, он относится к тебе очень трепетно. Но трепет любви пройдет, а страсть угаснет. Останется лишь факт — король, держащий в тюрьме компетентного соперника за престол, живущий с крестьянкой. Мой отец — глава дворян, поддерживающих притязания короля Эдварда. Если он отвернется, поддержка других дворян тоже пропадет.

— Не стоит ли…королю Эдварду самому решать, как поступить?

— Стоит ли? Легко сбежать от юного странствующего рыцаря. Мало ли что могло произойти. Недопонимание. Возможно, даже обман, который не так-то просто простить? Всем эта история будет понятна, никто дважды и не посмотрит на нее. Но вот стоит королю проснуться, все приобретет совсем другие краски, понимаете? — Я покачала головой. Леди Изабель печально улыбнулась. — Сбежать от любимого — это женская прихоть, караемая лишь сплетнями. Но ослушаться приказа короля — это государственное преступление. Если Его Величество влюблен в тебя, он от себя не отпустит, как бы сильно это не повредило ему и всем вокруг.

— Вы говорите это из-за любви к Эдварду?

— Я не люблю его, — я удивленно охнула, и она тихо рассмеялась. — Но люблю власть. К сожалению, у женщин не так много возможностью этой властью воспользоваться. Поверь мне, рядом с тобой королю Эдварду грозит большая опасность, чем от ищеек короля Георга. Он падет, и кто знает, что это значит для страны — очередную войну за наследование? Вторжение наших врагов, которые, словно голодные волки, только и ждут, когда власть ослабнет? У меня есть способы заставить тебя исчезнуть сей же миг, стоит мне только щелкнуть пальцами. Но я пришла, лично, просить тебя. Ты кажешься хорошим человеком, я не хочу тебе угрожать. Вот, — она протянула на вид тяжелый мешочек, со звенящими монетами. — Это поможет тебе решиться. Но учти, препятствий на своем пути я не потерплю. Хорошенько подумай о моих словах. А теперь мне пора. С этими переворотами и коронациями всегда столько хлопот!

Все следующие три дня, пока Джон медленно поправлялся, я размышляла. Что мне дороже — любовь или мечты? Так ли крепка моя любовь, чтобы простить ему ложь последних месяцев? Любит ли он меня на самом деле, или поддался страсти? Может ли любовь быть единственным смыслом моей жизни?

Как же мне не хватало матушки, ее советов и слов поддержки! Как жаль, что мы не можем всю жизнь полагаться на мягкий голос наших матерей, и быть защищенными от мира в их крепких объятиях.

Но я знала ответ. Знала с самого начала. Мои чувства к Джону не изменили меня. Сделали глубже, больше, открыли глубины, о которых я раньше и не подозревала, но саму суть не изменили.

Потому на утро четвертого дня я взяла оставленный леди Изабель мешочек с деньгами, в последний раз поцеловала Джона, и ушла. Джона впереди ждал сложный путь, но он сделал свой выбор и боролся до последнего. Я тоже хотела побороться за себя.

У замка меня ждали ректор Жак и Вив.

— Что вы тут делаете? — растерянно спросила я. Прощание далось мне тяжело, и хотелось уйти молча.

— Давно хотел поездить по стране, применить знания на практике, так сказать.

— А как же Университет?

— Гийом о нем так печется, вот пусть и достается этому мальчишке с потрохами.

— А ты?

Вив потянулась, словно кошка.

— А мне заплатили, чтоб я позаботилась об удобном транспорте и охране. К тому же, давно думала расширить свое дело. С удовольствием посмотрю, что могут предложить деревни нам на пути. Ну так что? Ты знаешь, куда мы едем?

Я сжала медальон шаманки, и сощурившись, улыбнулась первым лучам солнца.

— Да.

Мы отправлялись в будущее. И я приложу все усилия, чтобы сделать его светлым.