Корона из незабудок

Глава 9

Взгляд Джона жег спину, но я продолжала идти. Мы добрались до столицы быстро: не было больше сгоревших деревень, к которым Джон оказался равнодушен, не было и преступников в тумане. Наши пути разошлись — как мы и договаривались. Я знала, что так произойдет, так откуда же эта тоска? Ноги едва шли вперед. Хотелось развернуться, добежать до Джона и обнять его. Поцеловать, и навсегда спрятаться в его надежных руках.

Ха! Как легко ты готова заменила свою мечту Джоном — рассмеялся в голове кто-то, с интонациями Этьена. Верно. Я прошла весь этот путь, пережила весь этот ужас не для того, что бы отказаться от своей мечты в последний момент.

Город был полон запахами — от некоторых улочек несло, словно от свинарников. И тут же стоял трактир, из которого разносился аппетитный аромат свежеиспеченных булочек. А за соседним углом кто-то разлил прокисшее вино, и теперь несло так, что аж глаза резало. Запахи, будто люди, толпились, напрыгивая друг на друга и смешиваясь. Мне пришлось постоять и продышаться, прежде, чем я привыкла.

Звуков было не меньше. Церковные колокола, крики торговцев на рынке: возьмите яблоки, сладкие, нигде по весне таких не найдете! Свежевыловленная рыба, с утра плавала, к обеду — на вашем столе! Заморская каша! Попробуйте, ею питаются южные рыцари, и оттого они так сильны! Каша тех, кто победит на турнире! Одна ложка, и вы тоже — силач!

Делайте ставки! Кто победит!

Слышали ли вы рассказы про славного рыцаря Ирентра?! Говорят, он победил дракона! Говорят, он поднялся на вершину мира. Уверена, именно он и победит на турнире!

Ах, как прекрасна наша королева! Наверняка в этот раз родится мальчик, так выпьем же за наследника!

После недель глуши, и компании только двух человек, я была оглушена этой жизнью. Люди говорили, перебивая друг друга, зевак едва не задавила телега, и все постоянно куда-то бежали. Город пугал. Но мне было некуда возвращаться. Поэтому медленно, но шаг за шагом я шла к Университету. Увидеть его можно было из любой точки города: высокий белый шпиль по высоте соперничал с колокольнями. Такой яркий, что резал глаза. Чем ближе я подбиралась к Университету, тем тише становилось. Перед Университетом оказался разбит парк где на скамьях сидели ученого вида мужи, и что-то степенно обсуждали друг с другом, наслаждаясь тишиною и теплотой утреннего солнца. Я подошла к ступеням и засмотрелась. Никогда в жизни не видела ничего подобного. Высоченное, аж в пять этажей, каменное здание, с узкими окнами-бойницами, перемежающимися с разноцветными фресками. Здание будто требовало к себе тишины и уважения. Интересно, сколько же знаний там, внутри? Библиотека отца Госса состояла из десятка книг, и та была редкостью для таких захолустий, как наша деревня. Отец Госс рассказывал, что в Университете библиотека занимает несколько залов — и книги в ней до потолка, так, что верх можно рассмотреть лишь задрав голову.

Медленно, точно боясь, что меня выгонят, я поднялась по массивным каменным ступеням. Дверь едва подалась тяжелый массив дерева сначала не хотел сдвигаться с места. Внутри было так же тихо и прохладно. Пахло бумагой. И пылью. Я догнала двух мужчин, и спросила:

— Могу ли я поговорить с кем-то, кто занимается лекарским делом?

— В Университете нищим помощь не оказывается.

— Спасибо, но мне не нужна помощь. Я насчет обучения лекарскому делу.

— Ты? — во взгляде собеседника сквозило удивление.

— Поль, — прервал его второй. — Пройди налево, и после первого поворота войди в третью комнату. Комната с кубком и змеей на двери. Там сможешь встретить ученых лекарей.

— Спасибо! — я повернулась, и пошла вперед, едва сдерживая себя, чтоб не побежать. Вот оно, еще немного, и моя мечта исполнится!

Дойдя, я постучала, но никто не ответил. Постучала вновь. И тогда осторожно открыла дверь. Та противно заскрипела на весь коридор. В кабинете сидел старец. Ровно таким я себе всезнающего лекаря и представляла! Тяжелое одеяние приглушенных тонов, с вышитыми по краю лепестками зверобоя. Седая борода до груди и ясный взгляд. Старец читал, и на мое появление никак не отреагировал.

Я прокашлялась. Он медленно поднял голову от книги.

— Разве уже время обеда?

— Нет? — неуверенно ответила я. Мало ли, какие у них тут распорядки.

— Тогда что ты тут делаешь, девочка? — так сразу понял, что я девушка? И короткие волосы, и мужской наряд его не обманул?! Вот это чудеса!

— Хочу обучиться лекарскому делу!

Старик посмотрел на меня внимательнее. Закрыл книгу.

— Что ж, это прекрасное желание. Но почему именно врачевание? Многие находят человеческое тело, такое, каким оно предстает лекарю, весьма неприятным.

— Хочу помогать людям.

— Есть множество других способов им помогать.

— Но хороша я только в этом.

— Хороша, да? Тогда пройди, не стой там.

В кабинете пахло книгами и травами. Весь стол старика был завален свитками, страницами с зарисовками растений, которые я никогда не видела, и записями, сделанными хаотично. На полках что-то плавало в банках со спиртом и другой, зеленоватой жидкостью. Нестерпимо хотелось подойти и рассмотреть ближе.

— Сможешь сказать, это это такое? — старик кивнул на лежащие под рукой травы и коренья.

Засушенные желтые цветы я сначала приняла за нарциссы. Может, старик просто смеялся надо мной? Но аромат, глубже, древеснее, был совсем не похож на нарциссы. Тогда что? Я задумалась, пытаясь вспомнить книги отца Госса: полезные цветы, похожие цветы, редкие заморские цветы — о, вот оно!

— Краснодрев желтый?

Старик кивнул, и я расплылась в улыбке.

— Похвально, похвально. Это? — он указал на соседний засохший цветок. Странной формы, сверху листья заострены, точно у лилии, а снизу — будто один большой, надутый. Но именно форма и помогла мне — я ранее ничего подобного не видела, так что и вспомнить смогла сразу.

— Веренин башмачок!

— Молодец. А это что? — указал он на цветок с тонкими желтыми лепестками.

— Ромашка? — неуверенно ответила я.

— Почему сомневаешься?

— Выглядит, как ромашка, но вот только все предыдущие цветки были редкими, а этот такой распространенный. Вот поэтому и засомневалась.

— Неплохие знания, для твоего возраста. И неплохая интуиция. Это не ромашка, а арника горная. Совсем иная трава, совсем иное действие. Перепутаешь, и навредишь больному.

От стыда щеки покраснели. Но этот цветок и правда выглядел, как ромашка! А про арнику я и не слышала никогда! Теперь меня не возьмут? Придется возвращаться в деревню?

— Ты чего, рыдать что-ли, вздумала?

Я спешно вытерла глаза.

— Нет.

— Это правильно, слезы ничего не решат. Только красоту всю испортят. Неужто расстроилась, что травы не узнала?

Я кивнула.

— Глупости какие! Незнание — не причина слез, а повод учится. Да и кто б такие редкие травы с первого раза верно назвал — а ты с двумя справилась. Умница.

Меня, кроме матушки, никто и не хвалил никогда. Захотелось обнять старика, сделать ему что-нибудь приятное.

— Так я поступила?

— Что здесь происходит? — в двери стоял мужчина лет сорока, с маленькими злыми глазами и редкой бородкой. — Она вас беспокоит, господин ректор?

— Нет, мы беседовали о цветах.

Бородка посмотрел на меня зло, но я усилием воли улыбнулась в ответ. Не хотела ссориться с этими людьми. Я жаждала учиться у них. И я не позволю, чтоб моя гордость стала тому препятствием.

— Вам пора быть на лекции.

— Да, да, не ворчи. Кстати, сможем ли добавить еще ученика?

— Его? — Бородка с большим сомнением посмотрел на меня. — Он по рекомендации пришел?

Я покачала головой.

— Ты сможешь оплатить учебу?

— Сколько она стоит? — нервно спросила я. На мазях и травах я смогу заработать, да и повитуха в городе всегда нужна.

— Семьдесят золотых в год.

Я окаменела. Сердце ухнуло куда-то вниз. Я в жизни ни одного золотого не видела. Даже работай я днями и ночами, вряд ли и десятку смогу собрать за год.

— Нет. У меня нет таких денег.

— Как неожиданно, — произнес он, нисколько не удивившись. — Мы — лучший Университет мира. Сюда попасть можно только по рекомендации, отличившись в своем деле так, что твое имя у всех на устах, или оплатив учебу. Подходишь ли ты хоть под один из этих критериев?

— Нет, — выдавила я охрипшим голосом. Почему за все путешествие мне ни разу мыль об оплате в голову не пришла? Отец Госс всех учил бесплатно, вот и решила, что везде так же поступают? А Джон с Этьеном, знали ли они о правилах Университета, и молчал, потому что все равно было, или потому, что расстраивать меня не хотели?

— Тогда зачем тратишь наше время? Господин ректор, лекция. К нас приехали лекари, знахари и травники из соседних стран, чтобы вас послушать.

Старик смотрел на неугаданную мною арнику. Я тоже не могла оторвать от нее взгляд. Она и вправду выглядела как обычная ромашка, хотя не была ей. Прямо как я, да?

— Гийом, на тебе все финансы Университета. Не легкая работа. Но иногда я думаю — правы ли мы, что не даем диким травам шанса? Может, и у них есть полезные свойства?

— Вы заплатите за его обучения? — Гийом метафоры, видимо, не любил, и сразу переходил к делу.

— А если напишу рекомендацию?

— Вы ее бы всем писали — и тогда нам пришлось бы учить людей без бумаг и чернил, без библиотеки и под открытым небом — потому что зданием требует ремонта столько, сколько, мы в нем живем! А каменщики не желают принимать оплату травами или знаниями, или даже бесценными книгами! Им, как и кухаркам, как и торговцам, что привозят нам еду, подавай простое серебро да золото.

— И почему ты такой, — старик сделал непонятный жест рукой, и прокряхтел, вставая. — Прости, но и я, в своем Университете, не могу нарушить установленные правила. Ну какая же жалость! Ну что за жестокий мир! Черная неблагодарность, ну как же так…

Ректор медлил, перебирая корешки книг, бормоча себе под нос, собирая и откладывая исписанные листы бумаги. Вскоре Гийом не выдержал.

— Хорошо. Если найду способ оставить его тут, вы пойдете, наконец, на читать лекции?

— Конечно, конечно. Мы же не можем заставлять ждать наших уважаемых коллег.

— Оставайся здесь, — приказал мне Гийом. — Ничего не трогай. Я скоро вернусь и разберусь.

Они ушли. Я, не выдержав, упала на скамью и закрыла глаза. Получилось ли? Теперь, побывав в кабинете ректора, остаться хотелось сильнее, чем прежде. Сколько неизвестных книг, сколько любопытных вещиц! И сколько знаний, о которых я даже не подозревала. Осторожно, чтоб ничего не повредить, я заглянула в открытую книгу на столе ректора. «О жаре и слизи в организме человека». Говорилось о природных губках, что привозят из дальних морей. И что их можно пропитать обезболивающими, и начинать операции при пациенте в сознании! И он не будет их чувствовать! Быть не может, больше на чудеса похоже! Я осторожно перелистнула страницу. «Природа сама исцеляет раны». Известная всем травникам и лекарем истина. Мы лишь помогаем, позволяя природе сделать свое дело. Но тут вся страница была посвящена критике того, что я считала истиной. Если процесс гниения и разложения продуктов — тоже природа, то почему мы считаем, что естественное состояние природы — исцелять? Смерть — тоже естественная часть природы. Приняв это сможем ли мы продвинуться дальше, и бороться с природой за жизнь?

Я спешно отступила от книги, захлопнув ее. Пара листов упали со стола. Что за еретические мысли я сейчас прочла? Церковь не одобрит. Все в руках божьих, а этот текст, он…он говорил о просторах мысли, куда и заглядывать-то было страшно. Все знали правду — если ребенок в утробе улегся неверно, то скорее всего и мать и ребенок умрут при родах. Ведь достать его ножками вперед, целым, практически невозможно. Ребенок уродец и мертвая мать, ребенок уродец и больная мать, больная мать и мертвый ребенок — не было у этой ситуации доброго исходя. Ведь на все воля божья.

Но если у лекарей был способ помочь? Какая восхитительно опасная мысль! Перевернуть ребенка в утробе? Вырезать его из матери так, чтоб последняя осталась жива? Фантазии, безумство, но что если автор текста прав?

От возбуждения дрожали руки. Хотелось прочитать дальше. Хотелось читать не останавливаясь. Хотелось быть на лекции, что сейчас вел господин ректор.

— Я же сказал ничего не трогать! — я отдернула руку, отступила, и ударилась о полку с книгами. Та пошатнулась, и пара томов рухнули мне под ноги. — Ну что за бесполезный мальчишка.

— Вы выгоните меня? — теперь, без господина ректора, Гийом казался еще страшнее. Высокий и холодный, наверняка из аристократов. Стоило ему щелкнуть пальцами, как меня выбросят отсюда и захлопнут дверь навсегда. Я должна попытаться, придумать хоть что то! — Прошу, я могу работать! Мыть полы, готовить еду, любая работа мне по плечу!

Гийом закрыл глаза, будто мои слова причиняли ему физическую боль.

— Какой же ты громкий! Веди себя тихо. Господин ректор слишком добр, и решил позволить тебе слушать лекции, — ноги вдруг стали вялыми, точно трава по осени, и едва меня держали. Оставят? — Я не согласен с его решением, но оспорить не могу. Будешь работать на кухне. Работай ответственно. Услышу ропот других — выгоню взашей. Мы выделим тебе место для сна, есть сможешь с другими поварятами. Доступ в библиотеку и на лекции тебе открыт. Но, мой тебе совет, лучше уйди сейчас, чтобы не разочаровывать господина ректора, когда он попривыкнет к тебе.

Ну уж нет! Я такой шанс не упущу!

— Благодарю вас за оказанную возможность.

— Обращайся ко мне магистр Гийом. Вот бы ректор котят да щенков подбирал. Тех хоть на опыты можно сдать, — пробормотал он. — Живо на кухню. Не желаю более на тебя время тратить.

Я поклонилась, как могла. Судя по вновь скривившемуся магистру, могла я плохо. Пришлось поблуждать по Университету, прежде, чем в полуподвальной пристройке я смогла найти кухню.

Помещение было ярко освещено. Свет проникал через большие окна, и, даже несмотря на яркий день, в углах кухни горели факелы. Окна были открыты, позволяя чаду выветриваться. Большие каменные печи возвышались у дальней стены. В моей деревни таких ни у кого не было, тем более четыре в ряд! Деревянные столы были заставлены посудой с едой разной степени готовности. Но больше всего меня поразила творящаяся тут суматоха.

— Помыли овощи? — спрашивал тучный повар у двух совсем еще маленьких поварят.

— Да! — ответил первый.

— Ой! — ответил второй, и первый получил щелбан от повара.

— А ну живо мыть, обед уже совсем скоро!

Те подхватили таз с редькой и побежали к каменным раковинам. Другие поварята носились по кухне, точно по полю, умудряясь передвигаться с тяжелыми кастрюлями и корзинами в руках. Повара и поварихи кричали друг другу, требуя больше картофеля! Не из одной же капусты мне похлебку делать, где тут мясо! Все верно, на завтрак ели кашу, и на обед поедят. А будешь тут мне приказывать, еще и на ужин она же будет!

Работа кипела и я даже не знала, к кому обратиться.

— Чего статуей застыл? — спросила меня дородная женщина с румяным лицом. На руках у нее были застарелые ожоги.

— Меня сюда магистр Гийом направил. На работу. Добрый день.

При моих словах вся деятельность на кухне замерла. Казалось. Все присутствующие теперь смотрели на меня. Я переступила с ноги на ногу, и попыталась дружелюбно улыбнутся. Повариха и бровью не повела.

— А. Да, господин магистр присылал мальчишку с такой новостью. Я думала — бредит от этой его учености. Иди, вычисти котлы. Они еще со вчерашнего ужина стоят, — и тут она повысила голос, чуть повернув голову, — потому что какие-то лентяи проспали и за это лишены еды!

Издалека разнеслись нестройные извинения поварят.

— Ну, чего замер. Фартук возьми, да вперед.

Фартук, что мне достался, выглядел ничуть не лучше, чем котлы, а пах и того хуже. Не поморщившись, я завязала его, и принялась таскать воды в котлы. Как только она закипела, я слила ее и принялась выколачивать прилипшую грязь. Та поддавалась с трудом. Будто котлы стояли тут не со вчерашнего дня, а с прошлого года. Пришлось вновь натаскать воды, и вновь прокалить котел, но на этот раз для чистки я взяла золу. Пока кипел один котел, я занималась другим. Любопытные мальчишки поглядывали в мою сторону, но, боясь старших, не подходили. Работа была тяжелой, но привычной. Я так увлеклась, что не заметила, как та повариха, что говорила со мной, подошла и поставила передо мной тушеную капусту и свежий хлеб.

— Это обед, который ты пропустил. И ужин.

Я поблагодарила ее, и принялась есть. За полным событиями днем я и не заметила, как голодна. В последний раз ела, когда ужинала с Этьеном и Джоном — кажется, уже в другой жизни.

— Я Мирель, — представилась повариха, усаживаясь рядом. — Ты сам-то кто и откуда?

— Из Малого подлесья, что к югу от столицы. Деревня у нас не большая.

— А. Из-за войны да голода вымерли все? — участливо спросил та.

— Нет! Упаси господь, как тебе такие ужасы в голову пришли?! — я мысленно вознесла молитву о благополучии моей деревни и защите всех, кто в ней жил.

— Чего ж ты тогда сюда отправился? Ладой девицы не нашлось, чтоб в жены взять?

— Хочу стать толковым лекарем, — честно ответила я.

— Вроде вот хороший ты парень, — вздохнула Мирель. — Да только дурной.

С котлами я разобралась к полуночи. Поварята показали мне комнатушку, где я могла спать. Она была без окон, да и помещались туда только узкая кровать да сундук, но меня эти мелочи не пугали. Умывшись, я, впервые за долгое время, заснула довольной.

Прошло еще три дня. Я беспрекословно подчинялась приказам Мирель и других поваров. Выполняя самую грязную и тяжелую работу, прежде, чем те сжалились надо мной.

— Можешь быть свободна сегодня. Я думала, ты совсем без царя в голове, но смотрю, ты парнишка трудолюбивый. Третий день спину не разгибаешь, и слова поперек не сказал.

— Но лекции уже закончились, — я была благодарная Мирель, но готова была и год так работать, чтоб иметь возможность слушать лекции. — Я помогу тут.

— Есть библиотека. Она не закрывается, и вечером там освещения хватает. Это все господин ректор распорядился — чтоб туда пускали в любой час дня и ночи.

Я с первого дня с господином ректором больше не встречалась, но все, от поваренка до слуг, отзывались о нем с теплотой и любовью. Хотелось поговорить с ним еще раз, спросить его о написанном в той книге, но теперь я понимала, какая редкая возможность мне выпала.

Потому я послушала Мирель, и направилась в библиотеку. У дверей стояли рыцари с доспехах и с оружием, но они не остановили меня. Библиотека была даже лучше, чем в описаниях отца Госса и в рассказах матушки! В несколько этажей высотой — я видела три лестницы с узкими проходами у стен, крупные шкафы, доверху заполненные фолиантами. Да здесь наверняка собрались все знания мира! Как же я права была, когда приехала сюда. В самой библиотеке было темно — редкие факелы горели у окон, где кто-то сидел, читая. Рядом же стояли ведра с водой.

Я прошлась мимо одного из шкафов, не зная, что взять. Такие ценности — и в свободном доступ! Мой взгляд упал на книгу в простом, без тиснения и надписей, кожаном переплете. Подошла к окну, и зажгла один из факелов. От окна веяло прохладой. Следовало одеться теплее, но держа в руках заветную книгу, уходить я не собиралась.

— Эй! Что ты задумал? — окликнул меня мужчина за соседним столом. Он был чуть старше Джона, но выглядел хуже: тонкое и серое лицо, круги под глазами, свисавшие на лоб сальные волосы. — Я думал, ты украсть хотел книгу, но тогда зачем бы тебе зажигать факел. Я не знал, что тут можно заказывать книги. Сколько стоят твои услуги? Я столько времени сэкономить мог, не пришлось бы тратить дни на поиски нужного фолианта!

— Вы ошиблись, господин. Это книга для меня.

Я думала, незнакомец продолжить меня допрашивать, но он рассмеялся.

— И что ты собираешься с ней делать?

— То же, что и вы, господин. Читать. Кажется, вы знакомы с устройством библиотеки. Могли бы подсказать, где тут можно найти тексты по медицине и лекарственным травам?

— Медицине? Зачем тебе…? А! Так так байка, что мне Жиль рассказывал, настоящая?! Этот безумный старик и правда позволил грязному крестьянину учиться?! — он вновь рассмеялся, и смех его был недобрым. — Что ты такого этому старику сделал, что он так в тебя вцепился?! — мужчина привстал и я пожалела, что так расслабилась и не взяла с собой сумку с травами.

— Прекратите! Магистр Гийом не обрадуется, услышав, как вы говорите о господине ректоре!

— Он ничего мне не сделает, пока моя семья платит баснословные деньги за обучение, — нахально заявил он, но сел на место. Врал, скорее всего — вон как глаза забегали! Но потом вновь посмотрел на меня и расслабился. — Ну давай, читай. Посмотрим, сколько ты сможешь узнать из этих драгоценных книг!

Я посмотрела на колышущееся от ветра пламя свечи, на едва видную в темноте листву, и, дождавшись, когда руки от злости перестанут подрагивать, открыла книгу.

И ничего не поняла.

Я пролистала несколько страниц, заглянула в середину и конец — но все было написано на языке, что я не знала.

— Какие-то проблемы? — ухмыльнулся несносный мужчина. — Неужто не знаешь древний язык?

Нет, я не знала древний язык, ведь все книги отца Госса были на физалийском. Ничего. Тут книг больше, чем птиц в небе. Постараюсь и найду нужную на знакомом мне языке!

Колокольная башня отбила полночь, когда мой нежелательный собеседник затушил свой факел и вернул читаемые им книги на место.

— Что с твоим лицом? Прошло три часа, а ты так и не присел. Неужто ничего не нашел? Ни одной самой тоненькой и маленькой книжки?

Ни одной. Все были языке, названия которого я не знала. Но почему? Как же остальные учились тут?

— Вот поэтому крестьяне должны ковыряться в земле, а не трогать своими грязными руками ценные книги. Да от тебя за версту воняет луком и квашеной капустой! Все книги поди пропахли, гадость какая! В этом и есть разница между крестьянами и аристократами. Даже с чужой помощью, даже получив доступ в святая святых, ты ничего не сможешь. Потому что глуп и беден, и пригоден только к тяжелой работе.

Он ушел, а я осталась искать физалийские книги. На небе занимался рассвет, а так ничего и не нашла. Вернулась на кухню, и, ни слова не сказав, приступила к работе. Мирель внимательно посмотрела на меня, и молча поставила рядом теплую кашу.

— Иди, поработай. За работой все горести забудутся.

Но не забылись. Если я не могла пользоваться библиотекой, то как должна была учится? Все, что я знала, я выучила смотря и слушая других, и читая сама. Я будто оказалась перед богатствами всего мира, спрятанными от меня подо льдом, и никак этот лед растопить не могла. Только кожу с рук пообдирала.

В обед, когда господа еще не закончили трапезу, и не началась работа по уборке кухни и подготовке в ужину, я подошла к Мирель с настойкой из лаванды и розмарина. Хотелось отблагодарить ее за доброту и помощь.

— Это немного поможет шрамам на твоих руках. Не уберет, конечно, но они хотя бы болеть так сильно не будут.

— Хороший ты парень. Иди, после обеда, послушай лекции. Мы и без тебя тут справимся.

— Но магистр Гийом…

— Магистр Гийом дал мне четкие указания. Я их не нарушаю.

Интересно, какие? Загрузить самонадеянного мальца работой, чтоб сам ушел? А если сил на работу хватит, то сломить дух, отпустив в библиотеку, где и слова понять не возможно? Магистр Гийом и правда был очень дальновидным человеком.

— Спасибо.

За дни, что я пробыла в Университете, я успела узнать, что занятия всегда идут в строгой последовательности. Сначала — обязательные науки, философия, математика, грамматика, право. Далее шли специализированные предметы, и студенты посещали их исходя из собственных интересов. Потому во второй половине дня преподавались астрономия, медицина, теология, музыка и другие. Двери в лекционные кабинеты были открыты, и я шла, не поднимая головы, надеясь, что на меня не обратят внимания. В последнем лектории стоял магистр Гийом. Увидев меня, он поджал губы, но промолчал.

Под впивающиеся мне под кожу едкие взгляды, я прошла в аудиторию, и заняла одно из последних мест. Рядом со мной было пусто. Магистр начал лекцию — и она тоже была на непонятном мне языке! Я сжала руку в кулак, чтобы не заплакать.

Магистр задавал вопрос, и аудитория хором отвечал. Гимн? Приветствие? Повторение пройденного? Я общем хоре мое молчание было оглушающее звонким. Магистр спрашивал о чем-то студентов, резким тоном обрывал, если отвечали неверно. Слушал и хвалил четкие ответы. Прерывал тех, кто говорим много и не по делу, заставляя собраться. После открыл книгу и начал зачитывать. Кто-то записывал, кто-то просто слушал. В аудитории было холодно. Каменная, с большими окнами и без отопления, она продувалась всеми ветрами, а тепла солнца еще не хватало, чтобы нагреть такой большой зал. Слушавшие лекцию мужчины были одеты тепло — у кого-то даже был жакет с меховой подбивкой. Я в своей простой одежде быстро замерзла, и пыталась отогреться, дуя на руки. Монотонные голос магистра усыплял, и чтоб развлечь себя, студенты начали поглядывать на меня и шептаться.

«Немыслимо!»

«Помоями несет, будто рядом с выгребной ямой нахожусь, гадость!»

«Батюшка столько заплатил, одну из деревень заложить пришлось, а тут такое!»

«Говорили, это лучший Университет, как же так. Напишу матушке графине, пусть переведет меня на юг!»

— Тишина! — я моргнула от резкого окрика магистра, да еще и на языке, который смогла различить. — Раз господа не считают нужным меня слушать, тогда пусть расскажут мне лекцию далее. Ну?

Ответом ему была мертвая тишина. Даже голоса лекторов из соседних аудиторий стало слышно.

— Следующего, кто заговорит во время моей лекции, я выставлю сначала из аудитории, а потом из Университета. И сам напишу вашим матушкам и батюшкам о ваших успехах. Уяснили?!

Все кивнули, и лекция продолжилась. Вновь на непонятом языке, но теперь в полной тишине. Я сама не заметила, как от усталости после бессонной ночи, переживаний, холода и монотонности заснула. Открыла я глаза, когда магистр Гийом вовсю трезвонил колокольчиком, ознаменовавшим конец лекции. Студенты собирались, косясь на меня и посмеиваясь. Я не хотела смешиваться с ними — благородными господами в чистой и теплой одежде, чтобы терпеть дальнейшие насмешки, потому ждала, пока аудитория опустеет.

Стоило утихнуть шагам за дверьми, как я поднялась.

— Эй, — Я чуть не споткнулась. Думала, магистр намеренно игнорирует мое существование. — Тебе здесь не место.

— Господин ректор разрешил мне обучаться.

— Но ничего более для этого не сделал, верно? — слова магистра били не хуже, чем кнут. Так же метко и больно. — Даже если ты талантливый, сколько лет должно пройти прежде, чем ты начнешь понимать древний язык? Сколько на милости и прихоти ректора сможешь тут продержаться, пока остальные студенты, что заплатили золотом за обучение, не поднимут бунт?

Я была такой уставшей и замерзшей, и его слова морозили меня изнутри. Ужасно, что он не был не прав.

— Я не могу тебя выгнать, но подумай над моими словами. Теперь иди.

Я вышла из аудитории, и, задумавшись, не заметила, что несколько студентов поджидали меня.

— А вот и наш особый ученик! — обрадовался один, схватив меня за рук и толкнув на друга.

— Какой мелкий, кожа да кости! — второй толкнул меня со всей силы, и, ударившись о стену, я упала. Вокруг засмеялись. Первый занес ногу, чтоб ударить меня по животу.

— Вам не стать врачами, если вы привыкли калечить людей. Я не останусь магистром, если пойдет слух, что наши студенты забили человека до смерти. Такой слух повредит репутации Университета, сюда будет приезжать меньше студентов и преподавателей, а значит, уменьшиться финансирование и моя лично оплата. Поэтому репутация — моя проблема. И я могу обещать вам, что превращу свою проблему в вашу.

Магистр Гийом стоял в дверях, и был таким же злым, как в первый момент, когда я его увидела. Тогда я думала, что он презирает меня, за происхождение и бедность. Но, похоже, он презирал всех людей разом. Удивительный был человек.

— Да мы б не убили! Так, припугнули, чтоб знал место.

Но магистр продолжал смотреть на них своими маленькими злыми глазами, и парни сразу как-то сдулись.

— Мы опаздываем на другое занятие. Пойдемте, господа.

Они ушли. Я сидела, уперевшись в стену, и пыталась отдышаться. Сил говорить с магистром Гийомом не было. Что я могла ему сказать? Но он прошел мимо, словно спасать от насилия не нравящихся ему людей для него было так же естественно, как игнорировать их после.

С трудом поднявшись, я медленно побрела на кухню. Мирель, увидев меня, лишь покачала головой, и поставила плошку пустой, но горячей похлебки.

— Ты тоже думаешь, что глупая была идея, сюда приходить? — беспомощно спросила я у нее.

— Откуда мне знать? Я кухарка простая, мое дело — готовить.

Мирель нагрузила меня работой, но, даже стоя у печей, я все никак не могла согреться. В каморке не спалось. Предыдущие дни я падала от усталости, и сразу засыпала, а теперь ворочалась с боку на бок. И солома-то была больно колючей, и воздуха не хватало, и непроглядная тьма душила. Утром я была совсем без сил.

Ну кухне, кроме Мирель, которая, казалось, и не покидает ее никогда, стояла другая женщина. Я ее даже не сразу узнала. Высокая, красивая, с полными губами и чуть лисьими глазами.

— Вив?!

Та повернулась ко мне, будто не узнав, а потом сощурилась и цокнула языком.

— Мирель, я заберу эту девицу ненадолго, а то не виделись столько, уж соскучиться успела.

— Девицу?! — удивилась Мирель, но тут же махнула рукой. — А то я думаю, чего худой такой, да хрупкий, а ты девчонка, оказывается. Ну, не моего ума это дело. Да хоть на совсем забирай. А то гляди, как чахнет.

С Вив мы устроились под одним тенистым дубом. Она раскрыла бутылку ароматного молодого вина, протянула мне хлеб и солонину. Мы молча ели. Солнце едва пробивалось сквозь уже густую листву, и я тщетно пыталась поймать на ладонь все время убегающий лучик. Говорить не хотелось. Но с моими желаниями никто во всем мире кроме матушки и не считался.

— Волосы у тебя красивые были.

Я пожала плечами. Были и были, теперь-то что.

— Удивлена, что ты до Университета добралась. Еще больше — что ты в нем задержалась.

— Я драю котлы и готовлю еду.

— Тоже самое, что делала бы в деревне, выйдя замуж за Тома. И как, стоило оно того?

Я прижалась спиной к теплой коре дерева, и глубоко вздохнула. Хотелось сказать — да! Мне не пришлось рожать детей от Тома, терпеть издевательства и побои Тука. Да один барон до сих пор мне в кошмарах снился. Но Университет из рассказов матушки и детских мечтаний тоже оказался далек от настоящего.

— Я не жалею, что ушла из деревни. Знаешь, меня к себе барон де Плюсси утащил.

— Тогда с твоими волосами это случилась? — голос Вив был совершенно ровный, без единой эмоции и я вновь задалась вопросом — сколько же она знает и сколько пережила? Я уже ломаюсь под грузом разочарований и страхов, а Вив — идет дальше, и становится все ярче и краше.

— Нет, позже. Тогда меня спас один друг, мы с ним и Джоном отправились сюда.

Хорошее было время. Почему же я поняла это, только когда оно безвозвратно ушло?

— Видалась я с этим другом. Нахальный, но красавчик, — Вив подмигнула мне, рассмеявшись.

— Ты, с Этьеном?

— Ох, брось. Такие не в моем вкусе. По мне — толстые коротышке из наших, крестьян. От них знаешь, чего ждать.

— Фу. А как же любовь? Он ведь тебе понравился?

— А что в нем может не понравится: молод, красив, страстен. И железную палку не глотал, как твой Джон. Вот только этот его надрыв… На своих плечах чужую трагедию я не вынесу. Мне и себя-то тяжело нести, Мария. Обыденность дарит мне покой. А что может дать любовь, кроме страданий?

Томление в груди. Желание прикоснуться. Страх, что с ним может что-то случиться и радость, когда он не вредим. Бессонные ночи, и сбившееся дыхание, такое ужасное разочарование от пары его слов, и такая прекрасная надежда от извинений. То, что я пережила за дорогу с Джоном, было любовью? Если да, то почему я ни разу не обернулась, уходя? Разве любовь не должна быть превыше всего, даже мечтаний?

Кажется, я не только древний язык, но и саму себя не понимала. Видя, как изменилось мое лицо, Вив сменила тему:

— Как тебе Университет, на самом деле?

Это было все, о чем я мечтала. Мир за пределами моей деревни только из него и состоял. Другая жизнь, полная знаний и радости.

— Ужасно. Он ровно такой, как я и представляла. Полон бесценных книг, ученых мужей. Знания — вот они, стоит только протянуть руку. Только вот рука моя слишком коротка.

Что Вив может сказать мне, что я сама себе за последние дни не говорила? Глупая, наивная девочка, решившая, что ее мир больше, чем кухня трактира и двор с курицами да свиньями.

— И что, сдашься? Вот так сразу? — в голосе Вив не было обвинения или издевки, все тот же ровный, лишенный эмоций тон.

Сразу? Но сколько мне нужно было ждать? Смогу ли я выучить мертвый язык, постоянно терпя насмешки? Сколько времени у меня это займет? Моя страсть — лечить людей, а не потратить жизнь за книгами, сколь увлекательны бы они ни были. Я готова была учится, даже в холоде, даже после тяжелых работ на кухне. Вот только…

— Я не хочу, чтоб меня били, просто за то, что осмелилась учиться, — едва слышно сказала я, разглядывая солнце. От яркого света глаза слезились. Обидно было, как в детстве. Ну как так — столько пройти и испытать, чтоб мечта оказалась обернута в такую отвратительную обложку?

— Мария, девочка моя, — Вив обняла меня, и я уткнулась в ее плечо, прячась от всего, с чем не могла справиться. — Твоя гордыня ничего не стоит. И слезы тоже ничего не стоят. Можешь плакать сколько угодно, но ради выгоды унижения можно и потерпеть. Вот только есть ли она, эта выгода? Если нет ничего, кроме унижений, то зачем ты тут?

Потому что не хотела оставаться в нашей маленькой деревне. Потому что осмелилась на такую глупость, как мечты о большем.

— Вив, ну что мне делать, а? — я посмотрела в ее смешливые карие глаза, надеясь на утешение и ответы. Но Вив лишь рассмеялась мне в лицо. И вправду, она с Этьеном — два сапога пара! Я выбралась из ее теплых объятий и схватила бутылку вина.

— Я же не ученая дева, и не магистр этих ваших высших знаний — откуда мне знать, кому и чем заниматься? Просто и ты знай, Мария, пути не два в жизни. Это не золотое яйцо из бабушкиных сказок — разбилось — и все, не собрать. Не хочешь жить в деревне — глупость несусветная, на мой взгляд — уходи. Не хочешь в Университете терпеть то, что тебя навзрыд заставляет плакать — и отсюда уходи.

— Как же я добьюсь чего-то, если отовсюду буду сбегать?

— Так ведь и не узнаешь, верно ты выбрала или нет, пока другое не попробуешь. Вот вся изошлась, Тома бросила, сбежала, а теперь рыдаешь. А ведь и в деревне, безо всяких университетов смогла чему-то выучиться. Правильные травки бы в еду добавляла — трактир бы Тому перешел пораньше. А лечить-то у нас всегда есть кого, — Вив опять щелкнула меня по лбу, и я отпрянула. Почему все думают, что из меня вышел бы хороший отравитель?!

— Как ты здесь вообще оказалась?

— Я мужу Мирель продаю наше вино, овощи еще кой-какие. Еще одни назойливые господа с просьбой обратились, но я не была уверена, выполнять ли ее. Как думаешь?

Думаю, что если б Вив не хотела — даже не заикнулась бы. Уж больно она меня от Джона предостерегала, а теперь сама о нем разговор завести хочет? Нет, не так. Дает мне выбор. Сразу вспомнились яркие, точно весенние цветы, глаза Джона, его улыбка и то, как он называл мое имя, скрывая в одном слове столько чувств!

— Как там Джон? — сдалась я. Да и был ли выбор, если стоило только вспомнить его, как предательское сердце так и заходилось.

— Вышел в финал турнира. Не слышала, в своем Университете? О нем сейчас гудит вся столица. Каждая, от едва выросшей девушки до почтенной матроны мечтают, что именно их платок или ленту он повяжет на свое оружие.

Я понятия не имела.

— И как, одарил он дам своим вниманием? — я попыталась изобразить такое же безразличие, как Вив ранее, и судя по ее смеху, с треском провалилась.

— Одарил, одарил.

— Правда? — я развернулась так резко, что едва не ударила Вив в лоб.

М Ох, ты горе луковое. Скажу сразу — я бы на твоем месте отказалась. Джон — один из четырех рыцарей, что вышли в финал турнира. Для них король устраивает бал, и Джон хочет пойти на него с тобой.

— А? — глупо переспросила я. Слова Вив не имели никакого смысла. Королевский бал? Я? Джон? Я проморгалась, потрясла головой и даже ущипнула себя. Ничего не помогло. Пришлось еще глотнуть вина. — Но я же крестьянка. Я не могу попасть на бал.

Такие простые истины Вив должна знать.

— Сама — не можешь. Но если тебя пригласит один из славных рыцарей, то…

— То его все засмеют! Появится на королевском балу с девчонкой, что даже есть не знает, как правильно.

— Может, и засмеют. Господь, Мария, почему с тобой так тяжело. Хоть раз в жизни подумай не о ком-то другом: ни о матери, от которой ни на шаг не отходила, ни о Джоне, которого ты почему-то пытаешься защитить от всего мира, хотя он уже здоров, и способен все сделать сам. Бал начнется завтра с заходом солнца. Надумаешь — приходи в обед в пекарню, что на площади по правую сторону, с красной вывеской.

Вив поднялась, отряхнувшись. Она собралась уходить, а я все еще сидела, не в силах поверить в услышанное.

— Зачем в пекарню? — глупо спросила я.

— Там живет моя хорошая знакомая. Она не против, если мы потревожим ее, чтобы помочь тебе приготовиться к балу.

— Приготовиться?

— Странно, думала в Университетах людей делают умнее. А ты так поглупела, что только и можешь, что за мной повторять! Впрочем, это не моя забота — идти или нет — решай сама.

Вив забрала вино. И напевая наш деревенский мотивчик ушла. Я обняла себя за колени, и положила на них голову. Та кружилась, и вовсе не от вина. Все смешалось: мое желание учиться, ужасный Университет, а теперь еще и этот бал. Ну как я туда пойду? Смех да и только. Вернувшись на кухню, я принялась за работу. Мирель, за прогулянный обед, нагрузила меня таскать воду и дрова, да отмывать за студентами бесконечные плошки да миски. Я молча работала, пытаясь привести мысли в порядок, но те разбегались, никак не давая сосредоточиться на чем-то одном. Закончила я, когда солнце уже село. Ужинать не хотелось.

— Могу я пойти в библиотеку?

Мирель посмотрела на мою нетронутую миску еды, покачала головой, да отпустила.

Я бродила сквозь полок с недоступными мне историями. Перебирала переплет за переплетом, доставала те, что выглядели занимательно. Наткнулась на справочник растений с искусно сделанными иллюстрациями, и принялась листать его, сев на пол тут же у полок. Мелкие буквы было совсем не видно — но и не беда. Я бы не смогла понять текст, сколько бы не пыталась. А идти к окнам, где занимались другие студенты, было страшно. Вот дуб, и зачем-то его лист прорисован в мельчайших деталях. Вереск и лаванда — отдельно показаны и стебли, и цветы. Деревья перемежались с травой, цветами и кореньями, а знакомые мне растения с неизвестными. Я пыталась вспомнить, что могу приготовить из тех, что узнавала. Бузина, чтоб с потом болезнь вывести, мордовник, чтоб стариков расшевелить, ольха, которая, если перемешать с другими, хороша для сбора при болезнях живота.

Но вот знакомые растения совсем закончились, и я продолжила листать книгу, от которой не просмотрела и пятую часть.

— Тут же совсем ничего не видно.

— Значит, тут мне самое место.

Ректор стоял у края книжного шкафа. Лицо его было скрыто тенями, да мне и не хотелось его рассматривать. Из-за слов магистра Гийома и Вив, я теперь злилась на человека, который предложил мне кров, еду и занятия. Вот же я глупая, опять переживая из-за чужих слов.

— Гийом мне рассказал о тебе. Ты прости, я не подумавши тебя пригласил.

И сейчас хотите забрать свои слова обратно?

— Почему вы преподаете на языке, на котором уже никто не говорит?

— Все древние тексты написаны на нем. Все науки берут в нем свое начало. Переводы могут исказить смысл.

— Повитуха в нашей деревне и читать-то не умела. А сколько детей приняла! Удивительно, чтоб знать, как вылечить жар, нужен текст на древнем языке. Но чтоб помочь родиться ребенку, достаточно трав и наговоров.

Ректор промолчал, и моя злость улеглась. Он не был виноват в том, что все книги, которые я так хотела прочесть мне недоступны. Не был виноват в том, что я бедная, и крестьянка, и девушка.

— Скажите, оставшись здесь, я смогу выучиться и уйти помогать людям?

— Я не смог.

Он выглядел очень уставшим. Интересно, была ли у него мечта? Пришлось ли ее забыть, чтобы жить так, как он жил сейчас? Ректор величайшего Университета — никто не посмеет сказать, что это дурная жизнь. А он сам?

— Вы сожалеете?

— Нет, — ответил ректор без раздумий. — Это был долгий путь. Когда я пришел сюда — у нас не хватало средств. Почти не было книг. Один преподаватель мог читать несколько курсов лекций, не будучи в них знатоком. И все равно у нас были студенты, потому что люди всегда будут тянуться к знаниям. Работать приходилось упорно, результат появлялся через года, но теперь слава нашего Университета оправдана. Я горжусь им и не жалею о прожитых годах. Но иногда, смотря на таких детей, как ты, я думаю, что мог бы сделать большее. Ты могла бы стать прекрасной студенткой.

Если бы была мужчиной и богатой. Обида на господина ректора ушла. Он сделал свой выбор, и гордился им, не забывая о сожалениях, но и не поддаваясь им. Смогу ли я сказать такое же в преклонных годах? Хотелось бы. Пока оставалось лишь завидовать уверенности в его голосе.

— Вы когда-нибудь ошибались?

— Множество раз, — улыбнулся ректор, — только небожители могут похвастаться всезнанием. Нам, смертным, приходится мириться с собственными ошибками.

— Что же мне делать?

Я произнесла вслух мысль, что терзала меня, не ожидая ответа. Теперь слова Вив стали яснее. Жить проще, когда дитем слушаешь мать, а выросши — мужа. Те всегда знают ответы, пусть временами они тебя и не устраивают. Не хочешь страдать под семейным гнетом, добро пожаловать в мир без ответов и поддержки. Каждое действие может стать ошибкой, и никто не поддержит тебя.

— Прошлая королева была с островов, — к моему удивлению, заговорил ректор. — Она привезла с собой шаманку. Странная была женщина — никогда меня не слушала. Но про травы столько знала, сколько я за все года в книгах не выучил. Они друг у друга обучаются — от наставнице к ученице. Не все знания мира хранятся в книгах, девочка.

— Как же мне до королевской шаманки добраться? И как убедить взять себя в ученицы?

— Ох, милая. Я не книга, и ответов всех не знаю. Выбор всегда за тобой.

Ректор ушел, а я все смотрела в книгу с непонятными мне словами. Сбегать и сдаваться не хотелось, но оставаться тут и страдать не хотелось еще больше. Легко было говорить о выборе, когда самому делать его не надо. Впрочем, что я знала о ректоре и его жизни? Да и шаманка из дворца — если подумать, у меня был шанс встретиться с ней.

Ведь у Джон пригласил меня на королевский бал.