Глава 4

Вода продолжала размерно капать мне на лицо, и, нехотя, пришлось открыть глаза. Каменные стены, узкое окно-бойница, сквозь которое едва пробивается тусклый дневной свет, грубо сбитая деревянная кровать, да ведро в углу — вот и все, что было комнате, где меня заперли. Голова болела. Я попробовала встать, но из-за головокружения получилось лишь с третьего раза. Окно выглядело скорее насмешкой, но я все равно подошла к нему. Не получилось даже просунуть туда обе руки враз — так сбежать точно не получится. Да и находилась я, по-видимому, высоко. Лес, окружающий деревню, был далеко внизу.

Я знала, где оказалась. Рядом с деревней было лишь одно место с крепкой каменной кладкой и высокими башнями — замок барона. От злости я ударила руками по кладке, и лишь сильнее разозлилась, оцарапав кожу о камень.

Я подошла к двери и дернула ее со всей силы. Закрыто. Я дернула еще пару раз, но толку не было никакого.

— Эй! Там есть кто снаружи! Выпустите меня! — крикнула я. Тишина. — Выпустите, выпустите, выпустите!

Я продолжала кричать и стучать в дверь пока не охрипла.

Что они собирались делать со мной? Об интересе барона мне говорили не раз, но я надеялась сбежать раньше, чем разговоры превратятся в угрозу. Если бы только Джон не попался тогда мне на пути! Я бы сейчас была в столице, в Университете, а не заперта в доме богатого распутника! Я без сил опустилась на тюфяк из соломы и закрыла лицо руками, подавляя отчаянное желание заплакать. Зачем только мой путь с Джоновым пересекся?!

Я злилась, плакала, уснула и проснулась, молчала и кричала, но дверь моей темницы так и не отрывалась. Судя по свету в окне, прошло не более полудня, но по моим ощущениям я находилась тут не менее недели.

Я пыталась уговорить себя не тревожится. Я знала намеренья барона, и ему придется открыть это дверь, чтобы осуществить их. Это будет мой шанс. Нужно только дождаться.

Дождаться.

Вечерело. Тук, поди, сидит в трактире да монеты, бароном уплаченные, пересчитывает. Чтоб ему пусто, да в котелках вместо еды одно свиное варево всегда выходило! И что я ему сделала, чтоб так со мной поступать? Сына его с радостью не приняла? Про побои невестки знала?

Стало жаль, что уехала Вив. Она единственная, кто мог заметил мое отсутствие и сделать что-нибудь. Ха! Я перевернулась на другой бок и вытерла злую слезу. Вив в чужие дела тоже не суется, если только ей это выгоду не сулит.

Джон. Глупо было надеяться, что он придет и спасет меня, точно в какой бабкиной сказке, но, видимо, я и впрямь была глупа. Я же спасла ему жизнь! Неужели он сможет просто пройти мимо? Или решит не утруждать себя, раз моя в опасности моя честь, а вовсе не жизнь?

Не в первый раз я пожалела о спасении Джона, но сегодня сожаления были особенно горькими.

Стало свежо. Я оттащила тюфяк на середину комнаты, чтоб сырость от стен не попортила солому. Как могла укуталась в старую козью шкуру, что валялась в углу — плешивая, но все лучше, чем замерзнуть до смерти. Я ждала. Раз за разом представляла, как барон придет, как я дожидаюсь, пока он начнет раздеваться, и пока он занят своей одеждой, я, изловчившись, выскользну в открытую дверь.

Или стоит приложить его головой о каменную стену для надежности?

В мечтах о том, как я одолеваю барона и сбегаю из его замка я провела вечер. Луна поднялась высоко, и ее тусклый луч освещал часть стены моей темницы. Никто так и не пришел.

Ужасно хотелось пить.

Козлиная шкура едва спасала от ночного холода. В голове роились тревожные мысли. Не ошиблась ли я в намереньях барона? Может ли быть, что это Тук заплатил, чтоб избавиться от меня, запереть в комнатушке, чтоб никто до конца моих дней меня не слышал и не видел? Сколько я смогу продержаться без еды? Вода, стекающая по стенам, уже выглядела привлекательно.

Я забылась тревожным сном, но в нем меня преследовали сцены смерти: моей, Тука, барона. Мне казалось, что я бежала по замку, плутая в его стенах, и стоило только мне увидеть солнечный свет, как руки барона, длинные, серые и костлявые, с острыми когтями, хватали меня за ноги и утаскивали обратно во тьму.

Проснулась я уставшей. Еще даже не рассвело. Я вновь подошла к двери:

— Эй! Кто-нибудь! Вы про меня не забыли?

Ответом была лишь осточертевшая тишина. В ладонь получилось собрать не так много воды. Я жадно выпила пару глотков и облизала пальцы. Это лишь разбудило во мне жажду с новой силой. Не зная, откуда еще ждать спасения, я встала на колени и начала молиться.

Заснула ли я или потеряла сознание, но я вновь открыла глаза от яркого луча солнца. В комнате все еще никого не было. Дверь была все так же заперта. Я заплакала.

День будто не хотел уходить. Я пыталась спать, но из-за голода постоянно просыпалась. Пыталась ходить по комнате, но она была столь мала, что из-за поворотов вскоре началась кружиться голова. Я кричала, но никто не отвечал.

Когда начало вечереть, я готова была умолять о глотке воды.

Именно тогда дверь в комнату отварилась.

На пороге стояла женщина в строгих, почти монашеских одеждах. Ее волосы были убраны под чепец. По лицу было тяжело определить ее возраст — давно не молода, но морщины еще не изрезали ее лицо. Все это я почти не заметила, ведь в ее руках был поднос с дымящейся ароматной едой.

Я подскочила так быстро, что едва не упала. Женщина протянула мне кубок.

— Сначала выпей.

Я жадно накинулась на него и осушила в два глотка, даже не поняв, что внутри. Женщина вновь наполнила кубок из кувшина. В этот раз я почувствовала разбавленной водой вино.

— Спасибо, спасибо! — выдохнула я, осушив второй кубок. Кажется, я начала плакать. Мы с матерью жили бедно, и были времена, когда еда была роскошью, но никогда прежде я не проводила сутки без капли влаги в горле.

— Как тебя зовут? — спросила женщина. Поднос с едой она все так же держала в руках.

— Мария.

— Ты очень красива, Мария. Барон намерен придти к тебе этой ночью. Ты же не создашь ему проблем? Ведь ты умеешь быть благодарной за еду, кров, одежду и защиту?

— Барон? Ночью? — я сжала кубок так, что острые деревянные края врезались в ладонь. Двусмысленностей тут быть не могло. — Нет!

Я гордо посмотрела этой серой женщине в глаза. Что они сделают? Изобьют меня? Свяжут? Неужто думают, что смогут купить мое согласие едой?!

Тук бы на ее месте начал брызгать слюной от злости, краснеть и махать руками, заставляя делать, как сказано, но женщина даже в лице не изменилась.

— Как знаешь.

И она просто ушла, заперев дверь.

Аромат еды витал в воздухе, наполняя рот слюной. Я сглотнула. Это же просто смешно! Она ведь принесла поднос, еда была совсем рядом, стоило только протянуть руку.

— Эй? — крикнула я в закрытую дверь.

Снаружи было тихо. Стоит ли эта служанка сейчас напротив закрытой двери и с аппетитом уминает не ей предназначенный ужин? А какой огромный кусок мяса там лежал — я давно такого не видела. Живот забурчал и я с усилием оторвала взгляд от двери. Что толку думать о том, чего уже нет? Только аппетит на ночь глядя раззадоривать.

Я легла, но сон никак не шел. Мысль о том, чтобы променять еду на ночь с бароном должна была быть смехотворной. Вызывать злость. Но их место заняли тревога и сомнение. Сколько я смогу отказываться от еды? Хотелось думать о себе, как об одной из мучениц в книгах отца Госса, которые позволяли львам разорвать себя но не шли на уступки языческим царям. Умереть с гордо поднятой головой, видя лишь восхищение и зависть в глазах врагов.

Вот только я очень хотела жить. И есть.

Ночь я проспала урывками, все время просыпаясь то от мнимых шагов, то от холода. Новый день оказался еще томительнее и невыносимее прошлого. Я пробовала ходить, чтоб избавиться от волнения, но стены будто сужались с каждым шагом, да и голова начала кружится. Живот болел и вновь очень хотелось пить. Я ясно поняла, что не смогу продержаться долго. Вот теперь я по-настоящему испугалась.

— Выпустите меня! — заколотила я в дверь со всей силы, в тщетной надежде. Должны же в замке быть еще люди, кроме этих ужасных служанки и барона? — Выпустите, умоляю!

Когда суровая служанка пришла вновь, я без сил сидела на полу.

Она поставила на пол кувшин и я бросилась к нему. Я глотала жадно, разбавленное вино текло по моему подбородку, но я не обращала на это внимание. Напившись, я подняла взгляд на служанку. Она выглядела так же, как и вчера. Вид голодной и измученной девушки не пробуждал в этой женщине ни капли сочувствия. В руках у нее вновь был поднос, на этот раз с похлебкой и куском хлеба. Ох, как же от этого подноса пахло! Я в жизни не встречала столь ароматных и аппетитных запахов, как этот!

— Добрый вечер, — робко поздоровалась я и моргнула. Голос оказался хриплым.

— Сегодня ты послушнее, Мария. Будешь слушаться во всем?

— Умоляю! Помогите.

— Барон хочет видеть тебя сегодня ночью. Будешь послушной и вежливой? Господин теряет терпение.

Казалось, эта женщина не слышит моих мольб. Она смотрела на меня с презрением и холодом — так смотрят не на человека, а на скот, что хотят зарезать.

— Отпустите меня!

Она опрокинула кувшин, выливая остатки вина.

— В следующий раз будь послушной, или я не оставлю даже воду.

— Нет, не уходите! — я схватилась за подол ее платья. Служанка развернулась и резко ударила ногой по моим рукам. От острой боли я вскрикнула и прижала пострадавшую ладонь к груди.

— Больше не прикасайся ко мне. И не заставляй себя бить — это не моя работа.

Она вновь ушла, а я без сил рухнула на пол.

В тишине и холоде иногда мне начинало казаться, что я слышу шепот демонов. Я пыталась не слушать, заснуть или вспомнить о чем-то хорошем, но мой мир будто сузился до размеров этой темницы.

Я не выйду отсюда, если не соглашусь.

Теперь я полностью осознала это. Барон владел всей деревней и никто не защитит нас от него. Если подумать, барон де Плюсси не был исчадием зла. Я слышала истории про господ, что себе на потеху сжигали крестьян, или тех, кто, стремясь продлить себе молодость, купался в крови юных девушек. Грех барона, в сравнении, был куда легче и понятнее — прелюбодеяние. Его можно было простить и не замечать. Всем, кроме той, что оказалась в центре желаний барона. Но разве я не вела себя раньше так же? Просто более не говорила о девушках, что ушли в замок? Разве я не обвиняла их, что в поисках лучшей жизни они продали себя, как павшие женщины?

Какой слепой дурочкой я была! Разве я здесь оттого, что ищу легкой жизни?! У меня даже выбора нет! Что Том, что барон — все одно! Что это, как не наказание за мои злые мысли?!

Я не смогу ничего, сидя в этой комнате.

Когда служанка пришла следующим вечером, я была готова.

— Я согласна. Пожалуйста, только дайте поесть.

— Молодец, — она поставила поднос на пол и я дрожащими руками взялась за плошку. Наваристый бульон из телятины, с овощами, и хлебом, который только что достали из печи! Я жадно глотала, едва чувствуя вкус, хотя, уверена, он был хорош. Кружилась голова, и живот вновь заболел, но я не могла заставить себя перестать есть, пока на подносе не осталось ни крошки.

Служанка молча смотрела, как я ем. Зрелище было неприглядное — я спешила, боясь, что еду вновь отберут, но ее лицо оставалось безразличным.

— Меня зовут Руть, — представилась она, когда я закончила. — Во всем слушайся меня. Веди себя вежливо и послушно. Будь благодарна за оказанную милость. Не доставляй никому хлопот. Тебе все ясно, Мария?

Я кивнула.

Руть повела меня узкими коридорами и крутыми, неосвещенными лестницами. Я шла медленно, боясь, что упаду и все себе переломаю: огонька свечи Рут едва хватало, чтоб осветить ступеньку у нее под ногами. Да и голова все кружилась — то ли от вина, то ли от голода.

Дорогу я не запомнила.

Внезапно за очередной дверью оказалось светло. Посреди комнаты стояла деревянна бочка, полная горячей воды, от которой шел пар. В камине ярко горел костер. Еще две одна девушка, чуть старше меня, что-то размешивала в воде.

— Раздевайся и тщательно вымойся. Абелия тебе поможет.

Я взглянула на Руть с надеждой, но та не ушла. Села у единственной двери и взялась за лежавшую там же вышивку. Увидев, что я медлю, Руть спокойно произнесла, не отрываясь от пяльцев:

— Если не разденешься, я верну тебя в комнату и приду только через три дня. Проверим, выживешь ли ты?

Я резко потянула завязки на платье.

— Вот и молодец.

Как же мне хотелось бросить в эту женщину чем-то увесистым! Она будто бы не была настоящим человеком! Ни чувств, ни эмоций — одни только слова про послушание да это каменное лицо!

Раздевшись и бросив одежду на пол, я залезла в бочку и не смогла сдержать восторженного вздоха. Горячая вода после дней в холодной комнате приятно обжигала, пробираясь под кожу и согревая. В воде плавало множество цветочных лепестков, отчего она одуряюще пахла весной. Абелия подошла сзади и расплела мою косу.

— Я помогу тебе с волосами, — тихо сказала она и зачерпнув воды ковшиком, осторожно полила мне на голову. Абелия полностью отличалась от Руть. Постоянно смотрела в пол, боясь поднять глаза. Говорила тихо, и двигалась осторожно. Ее тонкие руки были все в синяках.

— Давно ты тут работаешь, Абелия? Ты ведь не из нашей деревни.

Абелия посмотрела на Руть. Та продолжала вышивать, не обращая на нас внимание, но я поняла, что разговора не выйдет.

— Да. Я не из ваших мест, — тихо ответила девушка и вновь замолчала. Она намыливала мне волосы ароматным мылом с запахом роз. Такой роскоши я отродясь не видела, но насладиться ею мешало поселившееся в животе тяжелое чувство. Страх ли, или жалость к себе смешанная с гневом, или что-то иное — они давили, напоминая о неотвратимо приближающимся моменте моей встречи с бароном. Где-то тревожно зазвенел колокольчик, и Руть поднялась со своего место.

— Я скоро вернусь. Заканчивайте.

Едва дождавшись, как за ней захлопнулась дверь, я повернулась в Абелии. Девушка держала в руках чистый отрез ткани.

— Помоги мне выбраться, молю! Я вовсе не хочу встречаться с бароном!

Абелия побледнела и отступила на шаг назад.

— Не говори такого. Если госпожа Руть услышит, тебе не поздоровиться.

Я вылезла из бочки и наскоро обтерлась тканью. И почему вдруг Руть госпожа, разве она не простая служанка?

— Есть ли тут другой выход? Ты могла бы пойти со мной. Вряд ли тебе тут нравится, — я осторожно прикоснулась к ее рукам, и Абелия вздрогнула. На них не было живого места: новые синяки выскакивали на едва заживавших старых, на запястьях кожа была стерта веревками. — Я могу вылечить тебя.

Абелия посмотрела мне в глаза и в них было столько боли, что я невольно отшатнулась.

— Ты и себя спасти не сможешь, меня не впутывай.

Абелия отвернулась и прежде, чем я успела сказать еще хоть что-то, вернулась Руть.

— Еще не одета? — она недовольно поджала губы. — Поторапливайтесь.

Абелия молча протянула мне новую одежду, старое платье так и осталось на полу. Ткань нового была мягкая и совсем не кололась, да еще и нежно-голубого цвета. Оно приятно прилегало к телу и было расшито яркими красными цветам. Мне нужно было продавать травяные сборы ни один год, чтобы позволить себе отрез. Матушка иногда мечтала о том, чтобы увидеть меня в такой ткани на свадьбе и молилась, чтобы мне в жизни повезло ее носить.

Вряд ли ситуацию, в которой я оказалась, можно было назвать везением.

Абелия аккуратно заплела мои еще мокрые волосы в простую косу. Обувь мне не дали, и когда я подошла к своей паре, Руть покачала головой.

— В ближайшие дни она тебе не понравится. Вот, выпей, — Руть протянула мне вино. — Поможет расслабиться.

Я взяла чашу и жадно выпила все до дна. Вино было сладким. То ли от вина, то ли от ее слов начало мутить. Дни?! Это же невозможно! Такого повитухи и мужние жены мне не рассказывали.

Руть вновь повела меня запутанными коридорами, но эти были шире, на стенах чадили факелы. Мы остановились у двери из массивного дуба. Руть вновь пристально меня осмотрела — кроме верхнего яркого платья мне не позволили ничего надеть, и я невольно прикрылась под ее пристальным взглядом. Руть легко ударила меня по рукам:

— Нет. Ты кажешься мне понятливой девушкой, Мария. Будь послушной и ласковой — и твои усилия окупятся. Мать тебе рассказывала о том, что происходит между мужчиной и женщиной?

— Я травница, да на родах помогала иногда. Представление имею.

— Тогда притворись, что не знаешь. Барон любит совсем неопытных. Нас обеих наградят, если все пройдет хорошо. И меня лично накажут, если нет. Если это произойдет, я больше не буду к тебе так добра. А теперь иди.

Руть открыла дверь и я зашла в комнаты барона. Они совершенно не напоминали ту, где меня держали. В камине ярко горел огонь, на полу лежала медвежья шкура. Было тепло. На столе стояло вино и две чаши. Лежал сыр и мясо — богатства, которые я видела только на общедеревенских праздниках. На стене висела голова медведя, щит и перекрещенные под ним мечи. Комната была соединена со второй — там тоже было тепло от потрескивающего поленьями камина, и почти все место занимала огромная кровать с тяжелым балдахином. Она не была застелена. На ум пришли Ивет с постоянными просьбами трав, чтоб от ребеночка избавиться, и забитая Абелия. Я поняла, что не смогу.

Я попятилась к двери и осторожно приоткрыла ее — в коридоре никого не было. Я вышла и рванула в противоположную сторону от той, откуда привела меня Руть. Попадавшиеся на пути мне окна были слишком узкими. Неужели же в таком огромном замке негде спрятаться одной девушке? Я нашла лестницу и сбежала по ней — голые ноги оцарапались о грубые камни, но я не обращала внимание на боль. Внизу раздались голоса, и я остановилась. Кто-то поднимался. Нужно было спрятаться, и я, стараясь идти тише, быстро пошла вглубь коридора. Но идущие так же свернули на этот этаж — мне не оставалось ничего другого, как юркнуть в ближайшую комнату.

Я оказалась среди книг — такого количества не было даже у отца Госса. Огромные, до потолка, массивные шкафы били полностью забиты фолиантами. Перед камином с открытой книгой на руках, сидела красивая женщина. Ее тяжелые косы были уложены кругами и украшены серебряными заколками в форме первоцветов. Зеленое платье из бархатной ткани ниспадало до пола, подчеркивая точечную фигуру. На вид ей было лет тридцать, но эта женщина выглядела лучше двадцатилетних крестьянок. Она внимательно посмотрела на меня и печально вздохнула.

— Тебе нельзя здесь находится. Мой муж будет недоволен.

Баронесса де Плюсси! От стыда у меня заалели щеки: наверняка она знала, зачем ее муж притащил в замок крестьянку.

— Прощу, помогите мне выбраться! Клянусь, вы меня больше никогда не увидите. Я вовсе не хотела вставать между вами и господином бароном.

— Между нами? — баронесса захлопнула книгу и аккуратно положила ее на стоящий рядом столик. — За кого ты себя принимаешь, девка?

Голос ее был холоднее лютых морозов.

— Прибежала сюда умолять о жалости и защите? Кто-то должен сегодня оказаться в кровати этого чудовища, и думаешь я заменю тебя? Променяю тишину и мудрость древних авторов на насилие и побои? К чему мне страдать, когда есть ты?

— Но он же ваш муж! — ужаснулась я. Что творилось с обитателями этого замка, почему все они будто бы были лишены человеческих эмоций?!

— И я буду нести этот крест до конца моей долгой и спокойной жизни.

— Как вы можете, зная, что он творит? — я вытерла злые слезы. Слабой перед этой ледяной статуей я не буду.

— Ты прибежала сюда в надеже спастись от ужасов, что ждут тебя этой и следующими ночами. Я делаю тоже самое — спасаюсь.

— Вы-чудовище! — я отступила назад, к двери. Может быть, в коридоре вновь пусто?

Баронесса отвернулась и посмотрела на огонь в камине. Из-за отблесков ее лицо будто бы преломилось.

— Да. Пожалуй. — она посмотрела на меня, и в ее зрачках мелькали отблески пламени. — Но я останусь живым чудовищем.

Дверь позади меня открылась, и на пороге появилась Руть. Лицо ее так же ничего не выражало, и лишь глаза довольно блестели.

— Руть, дорогая, ты вновь занимаешься работой служанок. К чему это, не лучше ли расслабиться?

— Я хочу сама убедиться, чтоб господин мой брат был доволен. Никто не знает его лучше, чем я, — она улыбнулась и, шагнув ко мне, больно схватила за волос и наотмашь ударила по лицу.

— Стража, — позвала Руть, и в библиотеку вошли двое вооруженным мужчин. — Притащите ее в комнаты отдыха барона. А после, как он с ней закончит — несите на псарню. Я лично проучу ее за непослушание.

Мужчины грубо схватили меня и потащили обратно. Я сопротивлялась, но вырваться никак не получалось. Я осела, отказываясь идти, но они просто поволокли меня. Ступни и колени ободрались о камни.

Меня бросили на кровать в комнатах барона. Руть зашла следом.

— Признаться, я надеялась, что ты ослушаешься, поэтому и не заперла дверь в первый раз. Есть в тебе огонь, потушить который будет особенно приятно. Как и мой дорогой брат, я люблю учить послушанию таких строптивых. Интересно, как много спеси в тебе останется после ночи с господином моим братом? Но это не важно, тебе все равно предстоит пережить урок и от меня лично, ведь ты нарушила свое обещание быть послушной, — глаза Руть безумно блестели и впервые на лице появилась улыбка. — Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи, Мария.

В этот раз Руть заперла дверь на ключ. Головокружение, мучившее меня весь вечер, усилилось. Я сползла с кровати. Спрятаться? Взять что потяжелее и напасать? Но почему в теле сил совсем нет, даже стоять становиться трудно?

На плечо мне легла тяжелая рука, и, испугавшись, я отшатнулась. В комнате стоял барон де Плюсси. Высокий, подтянутый, с густыми черными волосами с редкой сединой, и аккуратной бородой — он был даже красив. И только голубые глаза были совсем холодные, точно лед, что не таял даже на солнце.

— Мария. Безмерно рад, что ты соблаговолила посетить меня этим чудесным вечером. Я давно ждало нашей встречи, — говорил он вежливо, но в словах сквозила неприкрытая насмешка. «Соблаговолила посетить», как же! Он неспешно прошел к столику и налил себе вина. — Хочешь?

Я покачала головой.

— Жаль. Прошлогодний урожай особенно удался.

Он никуда не спешил, медленно отпивая из кубка, медленно подходя ко мне. От каждого его движения я вздрагивала, отползая, но огромная кровать мешала сбежать. Барон подошел совсем близко — наши с ним ноги соприкасались. Он улыбался, и эта была чудовищная, без единой человеческой эмоции, улыбка.

— Раздевайся.

— Пожалуйста, прошу вас…

Он наклонил кубок, и вино полилось мне на волосы и платье, пачкая такую красивую ткань безобразными красными пятнами.

— Разве я разрешал тебе говорить? Ты на моей земле и в моем доме. Ты сама — моя собственность, как и вся ваша грязная деревушка. Поэтому молчи, делай что тебе говорят, и улыбайся.

Он схватил меня за локоть и легко, словно пушинку, бросил на кровать. Навис надо мной, медленно приподнимая край платья. Его рука, холодная, будто у мертвого, ползла вверх, оголяя мои ноги.

Мне хотелось закричать, но в горле от страха будто застрял ком. Сердце билось громко, я едва слышала что-то кроме. Казалось, я превратилась в статую и даже моргать перестала. Статуи каменные, им не может быть больно и страшно. Шторм ли, засуха ли — они все могут перетерпеть. Верно. Надо просто перетерпеть.

Барон наклонился сильнее, и замерев на мгновенье, накинулся на меня. Я отчаянно сопротивлялась, но руки и ноги словно в камни превратились и едва двигались. Барона эта неравная борьба забавляла. Он не спешил, ухмыляясь, зная, что мне некуда бежать.

Я не переживу эту ночь, вдруг осознала я с холодящей ясностью. Даже если он оставит меня в живых на забаву своей жестокой сестре, я не смогу жить после такого.

Надо было бежать раньше.

Я истошно завопила. Он ударил меня, но я продолжала сопротивляться.

— Как Руть и говорила. С огоньком. Не девочка, а просто подарок!

Из-за моих криков и ударов, барон едва услышал, как открылась дверь. Мужчина в одежде слуги с подносом, полным еды, вошел, низко склонив голову.

— Червь, да как ты посмел?! Я тебя вздерну, выпустив наружу кишки, и оставлю умирать на солнце, пока птицы будут клевать твои внутренности, да ты еще просишь будешь…

О чем слуга будет просить, барон не договорил. Со всей силы размахнувшись тяжеленным подносом, слуга ударил им по голове барона. И сразу же еще раз. Барон упал на меня и обмяк. В комнате воцарилась тишина.

— Можешь придержать свои бурные благодарности, — мужчина поднял голову и на мгновенье мне показалось, что это Джон. Я так хотела, чтоб меня спасли, и вот он явился, отплатив мне за собственное спасение.

Мужчина подошел и рывком скинул с меня барона. Я моргнула, и наваждение пропало. Не Джон. Но кто же?

— В замке полно стражи, да и барон скоро очнется. Если хочешь жить, самое время придти в себя.

— Я тебя знаю.

— Не думал, что меня так просто забыть, — мужчина усмехнулся, и склонил голову в шутовском поклоне. — Этьен, красавец и спаситель чести юных дев. А теперь бежим.

Этьен. Красавец, с которым мы как-то болтали в трактире Тука. Но что он делал в покоях барона? В замке? И почему спас меня? Этьен схватил меня за руку, прервав размышления. Покачиваясь, я пошла за ним. У дверей было тихо. Мы прошли пару дверей и, к моему удивлению, свернули в третью. За ней находилась комната со столом и книжными шкафами.

— Нас тут найдут! — слабо возразила я. Голова все еще кружилась.

— Стража твоего настойчивого ухажера не скоро потревожит, а если он быстро очнется, то нас по коридорам бросятся искать. К этому времени мы уже будем далеко, — Этьен внимательно рассматривал полки с книгами, трогая руками дорогие кожаные обложки.

Страх, испытанный мною, отходил, и его место начинало занимать раздражение. К чему было спасать, если нас вот-вот поймают вновь?! Наверняка барон исполнит свою угрозу, выпустив нам внутренности. Но не успела я и слова сказать, как Этьен радостно воскликнул, вытащив одну из толстенных книг и просунув руку к стене. Что-то щелкнуло, с тихим скрипом шкаф отъехал в сторону, открывая темный и узкий проход.

— Нашел! Идем скорее, — он протянул мне руку, и, схватившись за нее, я ступила во тьму.

Огня у Этьена не было, и мы двигались медленно, касаясь руками стены. Может, я умерла тогда, от рук барона? И сейчас этот мужчина ведет меня к божественному суду? Тогда отчего же все еще так кружится голова?

Внезапно Этьен остановился и я налетела на его спину.

— Тсс!

Из под щели впереди виднелись отблески факелов. Неподалеку разговаривали двое.

— Как-то тихо. Проверить бы, все ли в порядке, — нерешительно произнес мужской голос.

— Вмешаешься, и сам орать на весь замок будешь, когда барон тебе твои кишки на твои же уши намотает. Тихо и ладно. Вдруг новую какую забаву изобрел. Знаешь же — не зовет, сам не суйся, от греха подальше.

— Ладушки. Тащи хлеб, да вино прихвати. Пойдем, с дежурящими поделимся, а то им еще полночи до смены стоять.

Шорохи, стук бутылок, и через пару мгновений все смолкло. Осторожно, Этьен провел руками по стене, ища открывающий механизм, надавил, и дверь открылась.

Перед нами была кухня. В печи на вертеле медленно крутился молодой поросенок, и от его аромата мне скрутило живот. Осмотревшись, Этьен прихватил с собой остатки хлеба, срезал с балки вяленый окорок, и прихватил несколько бутылок вина. Все это он сложил в дорожный мешок.

— Пригодиться в дорогу.

Верно, вернуться в деревню я ведь не смогу. Я посмотрела на изодранное грязное платье и босые ноги в царапинах.

— Одежда. Мне нужна. Под платьем…

Я замолчала, от стыда щеки начало жечь. Легкое яркое платье не подойдет для долгого пути по размытыми весенним дорогам, даже если бы под ним были нижняя рубашка и чулки.

— Рядом с кухней должны быть комнаты служанок. Но нас могут заметить. Придется бежать.

Этьен не говорил подбадривающих слов и не давал пустых обещаний. Стало ясно: если нас заметят, он побежит, спасая свою жизнь.

Он уже помог мне там, где остальные отказались.

— Я смогу.

Мы вышли в коридор, и Этьен уверенно направился к небольшой двери справа. Распахнув ее, мы увидели стопки простыней, фартуков, чепцов, платьев, и другой одежды, а так же Руть, и стоящую перед ней на коленях Абелию. На мгновение все замерли. Рот Руть искривился в чудовищном оскале, но прежде, чем она закричала, Этьен начал двигаться. Он будто растворился в воздухе, и уже на следующем вдохе стоял за Руть, держа нож у ее горла.

— Молчи, — приказал он, и от холода в его голосе по моей коже поползли мурашки.

К моему сожалению, Руть и вправду замолчала. Абелия, заплаканная, сидела у ее ног, и смотрела на Этьена стеклянными глазами.

— Собирай вещи, живее.

Я кинулась к стопкам одежды. Чулки, пояс, белье, нижнее платье, теплое верхнее платье и даже плащ — все нашлось в одно мгновенье. Только вот обувь…

Я растерянно оглядывалась, но запасной пары нигде не было.

— Чего не хватает?

— Башмаков.

Этьен недоуменно посмотрел на мои ноги, будто только сейчас заметил, что по замку я бегала босяком.

— Снимай свои, госпожа.

Руть, не отрывая от меня полного ненависти взгляда, начала медленно стягивать с себя обувь.

— Живее!

Та закончила, и кинула пару в меня. Каблук одного башмака больно ударил по руке.

— Одевайся, — уже мягче обратился Этьен ко мне.

— Тут?!

— Я буду с смотреть только на нашу гостеприимную хозяйку, клянусь.

Я колебалась мгновенье, а затем решительно начала одеваться. Мне было плевать на Руть, ненависть которой я ощущала кожей. Плевать, что Этьен мог не сдержать своего слова. Он помогал мне. Я не избита и не обесчещена бароном лишь благодаря ему. Один только взгляд меня больше не пугал.

Наспех одевшись, я влезла в оказавшиеся лишь немногим большими башмаки, и кивнула.

— Теперь разорви простыни на длинные тряпки, и свяжи ноги и руки той женщины.

Подходить к Руть было страшно. Неужели опять ударит?! Но та даже не шелохнулась. Я связала ее, а Этьен проверил узлы на прочность.

— Господин мой брат найдет тебя, и ты будешь ползать в его ногах, умоляя о милости и дозволении помереть, дрянь! — прошипела Руть.

— Рот ей тоже заткнем, — решил Этьен.

Закончив, он усадил Руть дальше от входа, и обратился к Абелии:

— Мы уходим из замка. Пойдешь с нами?

Абелия посмотрела на нас, на приоткрытую дверь за нашими спинами, и испуганно закачала головой.

— Надо связать и ее тоже.

Абелия от слов Этьена вздрогнула, и прибилась к ногам госпожи.

— Не смей! Ее и так постоянно обижают! — потребовала я.

Этьен задержал взгляд на Абелии.

— Только руки. Не бойся, я все делаю быстро, — связав ей руки за спиной, он конец веревки привязал к ногам Руть.

— А теперь бежим.

Мы вышли через дверь для слуг. На улице была глубокая ночь. Холод отрезвлял. Мы крались к конюшне на другом конце двора. Шаг, еще один. Все ближе, и ближе — уже и очертания коней можно увидеть, и тут нас окликнул один из стражников:

— Чой-то вы посреди ночи во дворе делаете?

— Подыграй, — шепнул Этьен, и вновь изменился до неузнаваемости. Он развернулся к стражнику, и почтительно поклонился. Я поклонилась следом.

— Доброй ночи! — заискивающе начал он. — Не думайте дурного, просто развлечься хотим, да в замке вы же знаете, как госпожа Руть сурова, особливо, когда у барона новая девица! — Этьен положил мне руку на плечи и прижал к себе. Я едва сдержалась, чтоб не дернуться от непрошенной близости.

— Знаю-знаю. Не по нраву придется, так барон всех к себе согнать может. Что, так не терпелось, что рискнуть своей шурой решил?

Этьен гаденько ухмыльнулся и опустил руку ниже. Я охнула и тут же прикрыла рот ладонями.

— Да вы на нее посмотрите! В самом соку же девка, и сама просилась на сеновал, кто ж тут утерпит? Да мы быстро — ни госпожа, ни барон заметить ничего не успеют.

— Сама просилась, говоришь? — теперь стражник внимательно смотрел на меня. — И впрямь хороша.

— Хочешь, после меня ее попробовать?

— Не, после не люблю. Первым буду.

Стражник схватил меня за руку и потащил к конюшне. Я обернулась на Этьена, на тот приложил палец к губам, призывая к молчанию. Не мог же он спасти меня от барона, чтоб отдать стражнику, правда же?! Вновь стало страшно, но, веря Этьену, я молчала. Другие стражники нас не трогали, стоило тому, что тащил меня за руку, обронить пару скабрезных слов. Выгнав мальчишку-конюха, что спал на сваленном у углу сене, стражник кинул меня на него.

Вместо оцепенения, что я испытала перед бароном, во мне поднимался гнев. Хотелось всадить нож в живот этого мерзавца, распоров ему брюхо. Желание было таким сильным, что пришлось сжать руки в кулаки, стараясь сдержать себя.

— А она у тебя неразговорчивая, да? — с сожалением протянул стражник и успел только охнуть, как Этьен ударил его рукоятью кинжала по шее.

Стражник осел на землю. Этьен протянул мне руку. Я поднялась сама, пусть и чуть медленнее, и вскрикнула. Позади стоял мужчина с обнаженным мечом. Тот упирался Этьену в спину.

— Отпусти ее, — угрожающе приказал мужчина. Я зажмурилась и вновь открыла глаза: картинка не изменилась.

— Джон? — все еще не веря своим глазам спросила я.

— Спокойно Мария, я спасу тебя, — уверенно произнес он и мне почему-то очень захотелось приложить чем потяжелее по его головушке.

— Ты опоздал, я ее уже спас. И вовремя. Если не хочешь, чтобы мои усилия пропали даром — помоги седлать лошадей. Мы достаточно задержались в этом замке.

— Он говорит правду, Мария?

— Да! Убери меч!

Джон послушался. Этьен тут же бросился к сбруе и седлам. Джон наблюдал за его действиями в растерянности.

— Кто это такой?

— Что нужно делать? — спросила я Этьена, проигнорировав Джона.

— Отвязать остальных лошадей. Выпустим их, когда будем сбегать — так им придется сначала отловить лошадей, а уже потом гнаться за нами.

Я бросилась в стойла отвязывать лошадей. Помедлив, Джон присоединился к Этьену. Вместе они быстро закончили в двумя лошадьми. Этьен взялся за третье седло, как вдруг у замка раздались крики.

— Заметили, черти, — ругнулся он, сплюнув. — Уходим сейчас же! — он вскочил в седло, и протянул руку, но меня уже подхватил Джон, крепко сжав, и усадил перед собой.

Криками и прихваченным хлыстом они разогнали остальных лошадей. Во двор уже выбежали стражники. Впереди были Руть и держащаяся за нее Абелия.

— Схватить их! — завизжала Руть.

Стражники бросились к нам, но в суматохе было не так-то просто до нас добраться. Этьен и Джон пришпорили коней и мы помчались прочь от этого ужасного замка и чудовищ, что в нем обитали. Я надеялась, что никогда больше не увижу ни барона, ни его сестру с женой, ни даже сломленную Абелию.

— Я достану тебя, девка! Достану и…, — Руть кричала еще что-то, но ее слов я уже не слышала.

Мы спаслись!

Загрузка...