Корона из незабудок

Глава 3

Проснулась я от внимательного взгляда. Тело ломило — умудрилась заснуть на лавке рядом с кроватью. Голова была тяжелая, а шея и вовсе затекла. Я проморгалась, и охнула от удивления. Помогло ли зелье или молитвы, но Бог смилостивился. Впервые за несколько дней Джон пришел в себя. Он хмурился, и пытался оглядеться.

— Кто?.. — прохрипел он, и я кинулась за водой. Джон пил жадно, и я порадовалась, что додумалась не добавить туда настойки Вив — половина стакана пролилась. — Кто ты?

— Мария. Я помогла тебе ночью в лесу у тракта. Не помнишь?

Мои слова Джона вовсе не успокоили. Он подозрительно сощурился.

— Что ты делала ночью в лесу у тракта, Мария? — наверное его низкий голос мог и напугать, если бы Джон мог самостоятельно встать. Трудно бояться человека, который без твоей помощи даже поесть не способен.

— Сбегала из дома от настойчивых ухажеров.

— И где твой дом?

Я нахмурилась. Неужели бредит? Или зрение повредил?

— Тут, — для пущей наглядности я провела рукой, указывая на старые осевшие деревянные стены.

— Что это за деревня? — медленно, словно это я тут голову повредила, повторил он.

— Малое Подлесье, — отчего-то стало так стыдно, что аж щеки заалели. И вовсе я не была дурочкой, просто не так поняла! — Это земли барона де Плюсси.

Джон безуспешно попытался подняться, рухнул, но тут же предпринял еще одну попытку. Я бросилась к нему, мешая встать — коли рана откроется, несдобровать ему!

— Кто-то знает, что я здесь? — он схватил меня за руку и с тревогой посмотрел в глаза.

— Нет! — быстро ответила я. А потом вспомнила Вив. — Ой, то есть да. Ай, больно!

Джон с силой сжал мою руку. Я попыталась вырваться, но безуспешно.

— Кто?

— Местная торговка. Она принесла настойку, что тебя вылечила, и велела лучше заботиться и никому о тебе не говорить. Да я и сама бы не сказала.

— Приведи ее.

Ишь, раскомандовался! Тоже мне, господин достопочтенный. Силы у Джона стремительно заканчивались, и мне удалось вырвать свою руку.

— Ты должны выпить лекарство и поспать. А мне нужно идти, пока меня в поле не спохватились да не пошли сюда проверять, почему меня нет.

Джон явно собирался спорить, но я его перебила:

— Вечером я увижусь с Вив в церкви. И передам твою просьбу. Она не такая как я. С ней придется быть уважительным, если хочешь чего-то добиться, — предупредила я, потирая покрасневшее запястье.

— Извини. Мысли и слова от болезни путаются, но это мое поведение не извиняет. Я благодарен тебе за заботу.

Извинения Джона казались искренними, и я простила его. Напоила лекарством и заварила кашу из остатков крупы. Даже червей да букашек всех из нее специально повытаскивала, чтоб еда и легче и приятнее была.

Джон при виде миски с кашей все равно поморщился, не оценив моих стараний, но молча съел и почти сразу заснул. Я дотронулась до его лба. Похоже, жар и вправду ушел.

Солнце днем так и палило, растопив последние сугробы. Земля превратилась в густое месиво, работать с которым было трудно. Так и не успевшие зажить мозоли вновь разошлись. Сходить бы в лес, набрать коры, шишек, да первых трав для зелий, а то и так небольшие запасы к концу подходят. Но времени между работой в поле, уходом за Джоном и помощью в церкви все никак не находилось.

Мы с детворой заканчивали мыть полы и стены, когда пришла Вив. Каждый день вечером она молилась — у нас поговаривали, что она богатства да удачу в торговле вымаливает, но я знала, что молится она о своем усопшем дитя. Я не мешала — пришла на могилу матушки, помолиться о ее душе. Хотелось рассказать о случившемся в последние дни, спросить совета, но молчание в ответ было слишком тяжелым. Так я и просидела, перебирая в руках сырую землю, пока Вив не вышла из церкви. Я подошла к ней и передала просьбу Джона.

Та внезапно обняла меня:

— Конечно, я все понимаю. Я ведь тоже потеряла матушку, — громко сказала она и прежде, чем я успела спросить, о чем Вив говорит, та прошептала мне на ухо: — Не стоит заикаться о твоем госте там, где люди могут услышать.

— Как она? — спросил подошедший отец Госс.

— Как и любая любящая дочь — в безутешном горе. Вечером мы помолимся о наших матерях. Становится легче, когда есть с кем разделить горе.

— Мария, все сомнения и страхи ты можешь высказать мне. Я всегда помогу тебе. — от того, что скрываю правду, мне стало стыдно. Я вовсе не заслуживала доброты отца Госса. — Боюсь, Мария так горюет, что не сможет по достоинству оценить достоинства молодого Тома, как бы красноречива ты не была, Вивьен.

— У Тука нет столько денег, чтоб я с примеченной им невесткой ночами сидела. Не стоит сомневаться в моих добрых мотивах так рьяно, отец Госс. Это не благочестиво.

— Моя ошибка, — отступился отец Госс. — Я посвящу вечер житию святого Антония и рассказам о его вере в людей. Приятного вечера.

— И вам.

Вив вцепилась в мою руку и буквально силой потащила за собой. И что такое с людьми происходит, что заставляет их меня за руки хватать, точно я сама дойти не смогу?!

— Он очнулся? — шепотом спросила она. От всей этой секретности становилось тревожно. Я кивнула. Но Вив не выглядела обрадованной. Она нервно смотрела по сторонам, и постоянно дергала край своего рукава, явно переживая.

Джон не спал, когда мы явились. Вив, увидел его в сознании, застыла посреди комнаты.

— Вив? — голос Джона звучал лучше, чем утром, без хрипов. — Мария сказала, что я вам должен быть благодарен за спасение моей жизни.

— Нет! — поспешила ответить Вив. — Нашла и спасла вас Мария. Я лишь помогала девочке, которую знаю с детства.

— Могу я спросить…

— Мария… — Вив перебила его, и сама будто испугалась. Ее руки дрожали, хотя голос был спокойным. — Надо поменять солому в постели, раз лихорадка сошла. И воды почти нет, разве больного после такой тяжелой болезни да с раной не полагается постоянно поить укрепляющими настоями? Сходи за водой, пока солнце окончательно не село.

— Том утром притащил аж два ведра. Половина второго еще осталась, на ужин хватит, — и чего это Вив вздумала меня учить в собственном доме хозяйничать?

— Этого мало. Иди. Пожалуйста, — Вив улыбнулась, но как-то неправильно.

Я схватила второе ведро и хлопнула дверью. Это вообще-то мой дом! И мой больной! Почему Вив мне указывает, что делать? Годами до этого мы едва парой слов перекидывались, да что тут — она ведь мне и с Томом не помогла. Ясно было одно — знала она про Джона больше, чем я, и он ее пугал. Все-таки разбойник? Вив, когда путешествовала на ярмарки всегда нанимала пару крепких мужиков в охрану. Могла ли она встретить Джона тогда? Он ограбил ее?

Глупости, тогда она ни за что не стала бы спасать его жизнь. И во внезапно прорезавшееся человеколюбие у женщины, что взаймы на похороны не дала, тоже не особо-то верилось.

Может, тайный любовник? От этой догадки я аж резко остановилась, и холодная вода вылилась на ноги. Чертыхнувшись, я поспешила к дому.

А ведь подходит! Вив была еще молода и хороша собой. Для Жана, ее покойного мужа, Вив была третьей женой. Первая родами померла вместе с ребенком, вторая — в реке утонула. Жан едва ли не старше отца Вив был, когда ее из другой деревни привел. Об этом тогда все судачили. Что он в красавицу влюбился, да сам жену вторую со света сжил. Что и эта, третья жена, долго у него не проживет. А оно вот как получилось. Староста наш и отец Жана, из жадности не хотел ее заново сватать, хотя желающих было немало, даже из других деревней приезжали — уж больно она хорошо дела вела. Староста всех отваживал, да и выкуп за нее такой назначал — не за каждую девицу столько затребуют, сколько он за вдову. Вот Вив и чахла одна в своем доме, среди раскидистых вишен и деревенских хлопот.

А Джон был… Я моргнула. Я совсем не помнила, каким был Джон. Выше меня на целую голову — тащить его было тяжело и неудобно. Черноволосый? Или просто грязный? Поджарый — когда его сшивала, жира лишнего не видела. Был ли он так же красив, как Этьен? Хорошо ли они смотрелись вместе с Вив? И главное — что они делали наедине? Ох! Так она же меня затем и отвадила, чтоб с любовником одной побыть! От собственной глупости хотелось зажмуриться. Ну, точно же! Я подошла к дому, но заходить не стала. Взяла ли Вив его за руку, чтобы ощутить ее тепло и убедить себя, что опасности миновала и Джон рядом с ней, живой? Возможно, в порыве чувств Вив обняла любимого, которого едва не потеряла? Или, и тут я почувствовала, как мои щеки горят, он обнял и поцеловал ее, истосковавшись?

Я пошла к сараю за сухой соломой. Ну и что, по тропинке, что под окном проходит — так виднее лучше, куда идти, стемнело же почти! А то, что я двигаться старалась тихо — так это потому, что Джон от усталости уже уснуть мог. Точно! А едва поправившегося больного будить дурно. И не было никаких других причин, ну вот совершенно никаких! Но стоило мне услышать голоса, как я моментально замерла и тут же призналась себе: меня съедает любопытство! Уж очень хочется посмотреть на любовь хоть краешком глаза. Сделав пару шагов в кусты, я осторожно заглянула в окно. Увиденное разочаровало: Вив все так же стояла посреди комнаты. Она смотрела в пол, нервно кусая губу. Джон, сумевший сесть, опираясь на стену за кроватью, рассматривал ее, точно диковинку.

— …все равно одному из нас придется умереть, — я едва не вскрикнула и тут же прикрыла ладонями рот. Преступник! Все-таки я спасла лихого человека. Ох, Господи, прости, молю прости, если я в твое наказание для него вмешалась по недоразумению! Защити меня от его злых дел!

— Нет! — прошипела Вив. — Ничего такого я знать не желаю! Как продавать выгодно — вот что я знаю. Как торговца уболтать цену сбросить, как… Дьявол! — она сплюнула в сердцах. — Хорошо. Сделаю, как сказано. И после про меня забудьте навсегда.

Я не стала дожидаться ответа этого страшного человека, и медленно отступила в сгустившийся сумрак. Добежав до сарая, я захлопнула его и лихорадочно пыталась придумать, что теперь делать. В моем доме убийца! Сбежать? Но теперь у меня даже лекарств не было, чтоб продать в пути или разменять на еду. До города я не доберусь. Стоит ли рассказать о Джоне? Староста был Вив родней, вдруг и он с ними заодно? Рыцарям в замке барона де Плюсси? Да, они защищали от бандитов, должны были и сейчас помочь. Да только вот вольна ли я буду уйти, если сама в замок барона де Плюсси отправлюсь? Барон представлялся мне огромной черной фигурой, к которой стоит прикоснуться — и увязнешь. Он пугал. Боялась ли я Джона больше, чем барона? Почему я должна была выбирать из пугающих меня людей? Матушка, зачем ты меня оставила, люди вокруг — слишком страшные. Мне так не хватает твоих объятий, что защитили бы от всех бед!

Дверь резко отварилась, и я едва не упала спиной на землю. В неярком свете лучины лицо Вив было похоже на гротескную маску.

— Много слышала?

— Ничего! Совсем-совсем ничегошеньки не слышала, — я даже головой замотала.

— Что именно услышать успела? — слова были резкими и холодными. Вив шагнула ближе. Я попыталась отойти, но уперлась в стену сарая. — Живо говори, глупая девчонка!

— Про убийство! Кто-то должен умереть, а ты против была, да потом согласилась. Вот и все! Матушкиным посмертием клянусь! — всхлипнула я. По щекам опять текли слезы, но пошевелиться, чтобы вытереть их, было страшно.

— Перестань дрожать. Я тебя не трону. Клянусь моей Анже.

Анже была дочкой Вив. Умерла холодной весной, в поветрие. Вив тогда так горевала: есть отказывалась, из дома не выходила. Все свою доченьку звала. Мы уж думали, с ума сойдет или за дочкой на тот свет отправится. Но Вив пришла в себя к осени, только ее ранее черные волосы теперь в косах перемежались с седыми. Анже она в пустых разговорах не упоминала, а каждую неделю исправно ходила на ее могилку. Обманывать клятвой с ее именем она бы не стала.

— Но он убийца!

— Кто ж из мужчин не убийца в наши времена? — спокойно ответила Вив.

Это звучало ужасно и совершенно неправильно.

— Отец Госс. Он священник. И добрый.

— И наверняка от доброты душевной не помог нищей сироте похоронить мать, да еще и работать заставил. Мария, прошу тебя, доверься мне. Вылечи Джона и молчи о нем. Ни мой свекор, ни стражники барона де Плюсси — никто о нем знать не должен. Он поправится и исчезнет, через зиму ты его и не вспомнишь. За лекарства, уход и молчание получишь деньги, сможешь себе к свадьбе прикупиться.

От слов Вив, пережитого страха, чужих тайн голова шла кругом. Как моя простая жизнь так обернуться успела?

— Хорошо, — решила я. — Помогу. Раз Анже помянула, значит, не соврешь. Но пусть с глаз моих исчезнет, как только здоров будет.

— Он уйдет. У него есть дело, что нужно закончить.

Я вспомнила, о каком деле идет речь, и на душе стало тяжело, слишком уж договор наш с Вив на сделку с чертом похож был.

Тут лучина догорела, погрузила нас в темноту и обожгла Вив пальцы.

— Да что ж за день такой мерзкий! — в сердцах крикнула она, и это было так похоже на ту торговку, которую я знала всегда, что страх чуть отступил. Я вытерла лицо. Может, эта холодная незнакомка привиделась мне в неверном огоньке лучины?

Вив помогла мне донести солому.

— Я буду навещать вас. Все будут думать, что я тебе Тома сватаю. Ты их не переубеждай. И сама меня не ищи — нечего людям лишний повод для разговоров давать.

Вив ушла, оставив меня перед закрытой дверью. Я подняла руку, но так и не решилась толкнуть дверь. Как дурочка, стояла на пороге и дрожала. Я верила словам Вив, и все же ноги подгибались от страха. Стоило мне закрыть глаза, и я будто наяву видела, как Джон нападал на меня, убивая в сенях собственного дома. Глаза его горели красным огнем, из-под ступней шел черный дым, и он хохотал, точно демон. А я все повторяла: «Анже, как же Анже?!».

— Я могу помочь, — спокойный голос Джона вырвал меня из безумной фантазии. Я сморгнула и открыла дверь. Не было ни горящих глаз, ни теней: только едва очнувшийся от лихорадки, осунувшийся мужчина, который и встать-то не мог, и все равно предлагал помощь. От переживаний этого вечера и таких разных мыслей начала болеть голова.

— Вив обещала, что вы меня не убьете.

— Я тебе это тоже обещал.

— Ей я верю больше. Поэтому я продолжу вам помогать. И больше не буду сомневаться в этом обещании, иначе сойду с ума. И помогать мне не нужно — вам еще рано двигаться.

Я поменяла солому, заварила укрепляющее, подогрела остатки утренней каши. Джон молча принял все. Лишь когда я затушила лучины, тихо произнес:

— Спасибо. Я ценю твою помощь.

Я промолчала. Заснуть этой ночью я не смогла.

Утром Том с двумя новехонькими, без дыр, ведрами, вновь стоял у калитки. Разглядывал мешок с зерном, что лежал у меня на ступенях — наверняка Вив о нем позаботилась, как и обещала.

— Просила ведь не приходить, — я устало села на покосившиеся ступеньки, рассматривая зерно. Сухое, не червивое. Сейчас, пока не пошел урожай, раздобыть такое много стоило. У меня рот заполнился слюной, когда я представила ароматную рассыпчатую кашу в горшке, от которой идет пар.

— Отец-то главнее. А кто эйто тебе еду носит? — он сверлил мешок взглядом, точно ждал, что из того вылезет черт и начнет его за космы дергать.

Я чертыхнулась. Вот же любопытен, когда никто не просит.

— Это Вив. Следит, чтоб я с голоду до свадьбы не померла. Водой-то колодезной не наешься, — ехидно ответила я, Том моего тона не заметил. Лишь широко улыбнулся, так что мне самой стыдно стало.

— Вив хорошая. От меня ей спасибо скажи, что за тобой смотрит.

Я уронила лицо в ладони. Не нужно было обо мне заботиться. Просто в покое оставить!

— Иди, пока Тук тебя не хватился.

Том аккуратно поставил ведра, не пролив ни капли воды, и поспешил в трактир. Я дождалась, пока он скроется за поворотом, и только после затащила ведра, а затем и крупу в дом.

— Какой у тебя суженный настойчивый, — заметил Джон, когда я принесла ему наваристую кашу и разбавленную водой настойку. — В дом без тебя он войти может? А вдруг…

— Том мне не суженный, — резко перебила я.

Вид у Джона вдруг сделался весь такой снисходительный, что захотелось кашу на него вылить.

— Поверь мне, девчушка. Парень просто от доброты душевной затемно ведра воды к чужому двору таскать не будет. Да и про отца я что-то слышал. Наверняка скоро к тебе сваху пришлют.

— Не раньше, чем через тридцать дней. Но к тому времени меня тут уже не будет.

— Тридцать дней? — Джон рассмеялся. — Ты просто не знаешь, насколько нетерпеливы бывают мужчины.

Я многого не знала, это так. Матушка учила меня доброте, отец Госс — прощению. Хотелось думать, что желание засунуть в кашу Джону дурман-траву, чтоб не слышать его непрошенные откровения достались мне от собственного деятельного отца, а не были нашептаны чертом.

— Траур должен сдержать любое нетерпение. Даже мужское. А теперь, будь добр, выпейте лекарство и спи. Я через двадцать девять дней уйду, успеешь ты выздороветь или нет.

— Траур? Мария, о чем ты? Кто… — но я не хотела ничего объяснять Джону и ушла, оставив его одного в разваливающемся доме.

Дни перекатывались медленнее и тяжелее, чем промерзлая земля под ржавой лопатой. Джон спал много, но спокойнее — теперь и мне удавалось высыпаться ночами. Лекарство Вив заканчивалось, своих я сделать и собрать успела всего ничего, да и что по ранней весне найти можно — кору да сок древесный, но и они шли в дело. Том постоянно маячил рядом — ведра по утрам, кусок хлеба в обеда. Хорошо хоть не набирался смелости в дом заходить, но, видно, тут Вив с ним и Туком поговорила, чтоб меня не беспокоили.

Трактир я обходила стороной, как и дом старосты.

— Ты смотришь в зерно, будто в нем спрятаны ответы на все вопросы мира, — усмехнулся Джон одним вечером. Уже пару дней он к моему возвращению не засыпал, находились силы бодрствовать до вечера. Сегодня он сидел на лавке. Явно смог встать сам — хороший знак. Если и дальше будет поправляться так же быстро, скоро оба сможем покинуть Малое Подлесье.

— Но так и есть, — ответила я, бережно пересыпая зерно в миску. — Если ты сыт, ты сможешь искать ответы на любые вопросы и совершать любые подвиги. Никто не пойдет сражаться с драконом, будучи голодным. Все, о чем ты можешь думать, когда еды нет — это где бы раздобыть ее. Когда же она есть — ты можешь думать обо всем на свете.

— Ты странная, — насмешка исчезла из глаз Джона. Теперь он смотрел на меня, будто рассматривал заморскую безделушку на весенней ярмарке — вроде и глаз не отвести, а вроде и без надобности такая в хозяйстве. — Так уверенно говоришь. Хорошо знакома с голодом?

— Война истощила нас — мужиков в деревне почти не осталось, все старики, женщины да дети. Но мы справлялись. И с возросшими податями, и с тяжелой работой в поле.

— Война закончилась. Разве не стало легче? — Сумерки сгущались, а Джон так и не зажег лучину. Теперь его лицо было едва различимо.

— Много ли помощи от могильных крестов да калек? — усмехнулась я. Если бы отец вернулся, матушка бы не заболела. Если бы отец вернулся, меня бы было кому защитить.

Я решительно поставила вариться кашу. Не важно, кто принес мне еду. И чем заплатить за нее придется — тоже не важно. Том меня до свадьбы не тронет, а остального я боялась не так сильно, как голода.

Ели в тишине. Джон все поглядывал на меня, будто чего-то ждал. Я игнорировала его, наслаждаясь кашей. Мягкая, разваристая и такая вкусная — она словно возвращала к жизни. Еще бы молока к ней! Надо будет попробовать выменять у Мии на настойки для ребеночка.

— Прости.

Я провела ложкой по миске, убедившись, что ни одной крупинки ко дну не прилипло, и посмотрела на Джона. Было несколько вещей, за которые он мог просить у меня прощения.

— Я не знал, что ты недавно потеряла кого-то близкого.

Я вспомнила об утреннем разговоре. Весь день так тревожилась из-за Тома, что совсем позабыла.

— Не стоит. То не твоя вина, — о матушке, такой доброй и светлой, с Джоном говорить не хотелось.

— Ты приютила меня и заботишься о моих ранах. Меньшее, чем я могу тебе помочь — это быть вежливым.

— Хочешь помочь, выздоравливай быстрее и уходи.

Я напоила Джоном лекарства и легла. Думала о том, что нужно собрать еще мох да почки. Посмотреть на первоцветы и что можно из них сделать. Смогу ли я благополучно избавиться от Джона и добраться до города?

Проснулась я посреди ночь от громко хлопнувшей двери. Замерла, пытаясь сообразить, что происходит — вроде только о планах думала, а уже темень вокруг. Заскрипели под чьими-то ногами ступеньки на крыльце. Сердце забилось часто-часто, от страха хотелось зажмуриться и притвориться, что вовсе я ничего не слышу. Ну кому понадобилось вламываться посреди ночи в мой разваливающийся домик?! Неужто Том опять?

К нежеланию видеть Тома примешивался страх и мне понадобилось пара мгновений, чтобы вспомнить: Джон! Забыв о страхе, я подскочила и бросилась к кровати Джона. Та оказалась пуста. Мысли метались, спросонья я никак не могла сообразить, что же происходит, и только услышав шаги за стеной, во дворе, я поняла: в дом никто влезть не пытался. Это Джон куда-то ушел посреди ночи.

Стараясь не шуметь, я подошла к окну. Перед глазами стояли страшные картины убийств, но реальность украла мое дыхание. Джон стоял посреди двора, совершенно голый. В ярком свете луны его кожа казалась мрамором. На его спине были шрамы, но вопреки логике, они лишь придавали Джону человечности — ведь такая красота не могла быть земной. И как я не замечала ранее, какое красивое у него тело? Я ведь осматривала его при лечении. Но эти строгие линии, широкие плечи и сильные руки будто видела впервые.

Джон наклонился, и вылил на себя часть воды из ведра. Словно завороженная, я следила, как капли с его волос падают на спину, медленно, словно нехотя, ползут по позвоночнику, опускаясь все ниже, к бедрам. Мне стало жарко. Щеки пылали, и будто было нечем дышать. Хотелось рукой повторить след этих капель. Хотелось смотреть на него всю ночь напролет. Я неосознанно потянулась к нему рукой. Миска, что стояла на окне, с грохотом упала на пол. Джон обернулся, а я резко присела, надеясь, что он меня не заметил.

О чем я только что думала? Что за морок такой? Вот же позор! Сколько же придется молиться, чтоб забыть увиденное? Всю жизнь?!

Я проползла под окном к своей лавке. Глупо было вести себя так в собственном доме, я ведь не преступница. Это он начал всякие непотребства прям под окнами вытворять! Но стыд был сильнее. Я закуталась в одеяла и закрыла глаза. Время ползло, словно тягучий мед. Наконец, вновь заскрипели ступени и открылась дверь. Джон шагал бесшумно, и все же я ощущала его присутствие всем своим существом. Он остановился надо мной. Я молилась, чтобы он не заметил меня у окна. Пусть думает, что миска сама по себе упала — мало ли как он ее поставил вечером, только бы обо мне странного не думал. А Джон все стоял надо мной, и я кожей чувствовала его внимательный взгляд. По спине и рукам побежали мурашки, но совсем не от страха. Еще немного, и я не выдержу. Перед глазами все была такая чарующая картина обнаженного мужчины в лунном свете, и он стоял совсем рядом, стоило только протянуть руку и можно, можно… Я понятие не имела, что именно, но наверняка что-то волнующее. Вот сейчас, наберусь смелости и открою глаза, на выдохе, раз!..

Джон отступил. Чуть скрипнули под его весом доски кровати, зашуршала солома. Я не смела пошевельнуться. Сердце билось все так же отчаянно.

Где-то в лесу громко пели первые весенние птицы.

Утром я молилась, чтоб отвести от себя ночной морок, но Богиня ко мне благосклонной не была. Разглядев раз, теперь казалось невозможным не замечать красивое тело Джона, и как близко я находилась к нему во время перевязки. Я склонила голову, чтоб не выдать себя взглядом, и затылком ощущала его дыхание. Руки дрожали и путались, и перевязка, как назло, заняла больше времени.

— Ты слишком рассеянна сегодня, — голос Джона прозвучал так близко, что я невольно одернула руку, едва не ударившись о сундук. — Смотри как дергаешься. Тебе нужно отдохнуть.

Я повернулась, и встретилась со своим смущением лицом к лицу. Передо мной был все тот же Джон, что и вчера, и все же сегодня я видела его иначе. Коротко, по-крестьянки, остриженные русые волосы, аккуратный, словно нарисованный, нос, полные, словно расцелованные кем-то, губы. Обветренное и загорелое лицо и руки, что так не сочетались с мрамором увиденной мной ночью кожи. Впервые заметила волевые черты его лица и насколько выразительными были его серо-голубые глаза, смотрящие на меня с жалостью.

Даже в этом они с Вив были похожи.

Как назло, Джон именно сегодня был особенно внимателен, и рассматривал меня, точно весенние первоцветы.

— Вчера ночью… — начал он, и я едва не выронила плошку.

— Что вчера ночью? — быстро переспросила я, сосредоточенно глядя в окно. Красивое небо сегодня. Синее такое.

— Я почувствовал себя в достаточно здоровым, чтоб омыться. Это не помешает лечению?

— А если бы помешало, не поздно ли спрашивать? Если бы болезнь вернулась, сегодня бы с лихорадкой опять лежал, а не уплетал вторую миску каши, так что все в порядке.

Мне казалось, что я чувствую его взгляд на своей коже. Еще только начало весны, отчего же в доме так душно?! Я встала и распахнула ставни. Утренний прохладный ветер отрезвлял.

— Ты отказался от лекаря, так что слушайся меня. От лихорадки тебя лечить практически нечем.

— Для крестьянки ты слишком любишь командовать, — улыбнулся Джон, но меня его слова задели.

— Для подобранного в кустах оборванца в тебе недостаточно благодарности, — ответила я, и, спохватившись, как с лихим человеком разговариваю, быстро собрала посуду и быстрее выбежала в поле.

Утреннее беспокойство сменилось тяжелыми мыслями о неудачах. Я хотела поговорить с Вив, услышать, как она смеется над моими страхами, превращая их в забавную нелепость. Но после вечерней молитвы Вив быстро ушла. Возвращаться домой, к Джону, я не хотела, и после работ в церкви, я побрела к Вив. Нрав у нее был не из мягких, но все лучше, чем лежать на соседней лавке с Джоном и прислушиваться к его дыханию.

Еще издали я заметила, что свет в окнах ее дома горит.

— Вив? — позвала я в тишину. Калитка была открыта и я вошла.

Одна из дверей в сени резко открылась, и я едва не упала, оступившись от неожиданности.

— Мария? Что ты тут делаешь?

Вив, в дорожной одежде, с аккуратно собранными в косу волосами, с недовольством рассматривала меня.

— Почему ты так одета? — спросила я первое, что пришло на ум.

— Я уезжаю. К чему эти глупые вопросы? Разве я не говорила тебе держаться от меня подальше?

— Я волновалась, ты так быстро ушла, да и калитка была открыта, — начала оправдываться я.

— Со мной все в порядке, можешь более не беспокоиться. Иди домой, — Вив захлопнула дверь и исчезла в глубине своего дома. Я осталась стоять в темных сенях. Волна обиды внезапно накрыла меня. Почему я одна ничего не знаю? Кто я им, девочка на побегушках?! Я тоже часть этой тайны, и мне нужны хоть какие-то ответы!

Я открыла дверь и вошла во внутренние комнаты Вив.

— Человеческие язык не понимаешь, девочка?

— Ты обычно уезжала не раньше дня весеннего равноденствия, как раз к первым ярмаркам. Куда же в этом году так рано? Да еще и в такой спешке? Собираешься одна, хотя обычно люди старосты помогают тебе несколько дней.

Вив остановилась, и повернулась ко мне. Ее лицо было искажено неприятной улыбкой.

— Так много вопросов, Мария. Но вот что ты будешь делать с ответами?

Разве же ответы могут больше неизвестности напугать?

— Я беспокоюсь.

— Привыкай. Беспокойство — постоянный спутник взрослого человека, — Вив зло запихала одежду в дорожный мешок, и резко потянула за завязки, едва не порвав. Остановилась и громко выдохнула.

— Ты злишься на меня? — вообще-то это я хотела разозлиться на них с Джоном, но, ворвавшись в ее дом против воли, злиться на хозяйку было странно.

— Нет. Да. Я оказалась впутана в эту историю не столько из-за тебя сколько из собственного любопытства. Не стоило мне тогда заходить к тебе домой. Да и на что я могу сердиться — что ты помогла человеку в беде? Глупости. Разве уж только на твою способность попадать в неприятности.

— Тебе из-за Джона нужно уехать? — стало неуютно, будто я в слишком личное лезу, но Вив, уже спокойно, ответила:

— Он попросил кое о чем. Согласиться было моим решением. Мария, дорога Джона и твоя — они разные. Ты в безопасности, пока они не пересекаются. Долечи его, выпроводи со двора и забудь. Выйди за Тома, роди ему кучу детишек — дети-то они всегда женское счастье. А про город не думай. Лучше быть несчастной, чем мертвой.

Все во мне противилось словам Вив. Почему же при мысли о том, чтоб более никогда не видеть Джона, вдруг стало так неуютно? Еще недавно бегство и одиночество вдохновляли. Теперь же хотелось задержаться в собственном полуразваливающимся домике, чтобы по вечерам пить душистый травяной чай с Джоном.

Какая я глупая, мы ведь даже не друзья. Да и разве спасет меня разваливающийся забор от трактирщика Тука и слуг барона де Плюсси?

— А если, — негромко начала я. — Если все-таки пересекутся? Наши с Джоном дороги.

Я сама не очень понимала, о чем спрашиваю. Вив с жалостью посмотрела на меня, и я сразу поспешила объяснить, что вовсе ничего такого не имела ввиду:

— С ним до города дойди будет проще. Может, он и в городе мне подсказать сможет, какого человека искать? Всяко надежнее, чем одной путешествовать.

— Я не пророчица, чтоб будущее видеть. Может, и пересекутся, да не раз, — Вив как-то неприятно улыбнулась, точно рыбья кость ей в щеку впилась. — Только вот после что одна будешь делать? В чужом городе без родных и денег? Стоит ли оно того? Ты от Тома так бегаешь, будто он чумной, а брак — худшее наказание. Надеешься, Джон тебя замуж позовет?

От стыда я начала стремительно краснеть.

— О чем ты говоришь? Я тебе о попутчике на дороге, а ты мне — о непотребствах всяких! — возмутилась я.

— Я вообще-то о браке говорила. Священный союз. Это ты, дорогая, о непотребствах всяких думать начала, — рассмеялась Вив, и я раскраснелась пуще прежнего. — Я предостерегла тебя, да кто из нас в шестнадцать предостережения чужие слушал? Я вот точно нет. Вот мой тебе совет: думай в первую очередь о себе и береги свое сердце. Каждый раз вспоминай свою мать и что смерть твоего отца с ней сделала и задавайся вопросом: хочешь ли ты так же прожить свою жизнь, высматривая в окне человека, который никогда не вернется?

Что за глупости? Вив говорила то о браке, то о тоске по любимому. Я ведь ей совсем о другом рассказывала! Но прежде, чем я успела ей возразить, Вив сказала:

— Закончим. Мне еще многое нужно собрать, а времени почти нет. Если все будет по-твоему, мы больше никогда не увидимся. Пусть Бог будет с тобой, и помогает тебе в пути и жизни, — Вив обняла меня неожиданно крепко и быстро отпустила.

— Пусть Бог будет с тобой и помогает тебе в пути и жизни, — ответила я ей.

Лишь по дороге домой я поняла, что Вив так и не ответила ни на один из моих вопросов. Да и я не спросила совета, как мне внимания барона избежать. Да и возможно ли такое? Стало тревожно. Страшно было думать о побеге в город, еще страшнее — о том, чтобы остаться.

Дома меня ждала приготовленная каша и свежий чай. Я была так удивлена, что позволила Джону усадить меня на стол. Еда, на удивление, оказалась сносной, а вот чай заварен был чересчур крепко.

— Не знала, что ты умеешь готовить.

— За время своего путешествия я многого понахватался, — неужто тоже в трактире мальчишкой работал? — Не все же мне бревном лежать, нужно такой радушной хозяйке помочь, — улыбнулся он, и я невольно засмотрелась. Нечестно, что человек мог быть таким красивым — это отвлекало.

— Где ты бывал?

— О, во многих местах. О некоторых, держу пари, ты даже и не слышала. На севере, где снега с меня ростом даже летом и ночь может длиться месяцами. За морем, где женщины ходят лишь в юбках, а верхние рубахи заменяют тяжелыми рядами деревянных украшений. Видел города, что стоят на воде, и те, что окружает лишь песок. А какие там люди! Они умеют…

— Что ты попросил у Вив? — прервала я Джона, не отрывая взгляда от его рук. Кольца не было.

— Отправить сообщение другу, — Джон отвернулся, разглядывая простенькую резьбу на ставнях, будто в ней было что-то интересное. Весь запал, с которым он только что говорил, пропал.

— Это опасно?

— Не думаю.

Почему я так волновалась за Вив? Мы ведь с ней особо не общались. Или же дело было вовсе не в ее безопасности, а в том, что у них с Джоном есть тайна, в которую я не посвящена? Как неприятно осознавать себя малодушным человеком. Я начинала меняться к худшему рядом с Джоном, и это меня пугало.

— Ты уже достаточно здоров. Через неделю сможешь уйти.

— Выгоняешь меня? — казалось, Джон удивился такому отношению, и меня это разозлило.

— А ты хотел бы остаться здесь? В полуразрушенном доме посреди глухой деревни? Здесь даже я не хочу оставаться, а ведь я тут выросла!

— Что тебя на самом деле разозлило? — и правда, что? Их секреты? Собственное смятение?

— Отсутствие доверие. Я нашла тебя, пожалела и поверила, привела в свой дом. И все, чего я заслужила — это недоговорки да тайны. Я даже не знаю, настоящим ли именем тебя называю!

— В первую нашу встречу ты взяла с меня клятву, что я не причиню тебе зло, Мария. Теперь же обижаешься на то, что я всеми силами стараюсь ее придерживаться. Ты права, я уже достаточно здоров. Через неделю я уйду, и больше не буду тебя расстраивать.

Джон взял со стола плошки и ушел доедать на улицу. Я упрямо смотрела на кашу. Аппетит пропал, но если Джон считает, что из-за его слов я буду голодать, то не дождется! Я доела, с особой тщательностью проследив, чтоб в плошке не одной крупинки не осталось. Приходилось прикладывать усилия, чтоб не бросить ее в стену.

Следующие пять дней прошли неловко.

Каждый вечер Джон уходил и возвращался лишь под утро. Я не желала знать, чем он занимался. Несмотря на плохое настроение, усталость брала свое и я спала до рассвета. Мы почти не говорили, хотя я все еще ловила на себе пристальные взгляды Джона. Он наблюдал за мной, но, когда это оказывалось невыносимо, я смотрела на него в ответ. Он молча отворачивался.

Почему я так злилась? Нас не связывало ничего, кроме моего желания помочь. Даже его было бы недостаточно без лекарства Вив. Джон не был мне ничего обязан. Откуда же эти обида и тоска? Пара дней — и Джон уйдет. Я доберусь до столицы и без него.

Мысли о скорой дороге заставили улыбнуться. В деревне все было опостылевшим и пустым без матушки. За ее пределами наверняка полно людей лучше, чем Джон. Я собралась в лес пополнить запасы. Как раз должны были набухнуть почки черного тополя, да еще и корни кровохлебки можно будет накопать. Нужно приходить каждую свободную минуту — лечебные растения просыпались от зимы быстро, нельзя упустить момент сбора. Так и запасы, пусть и самые простенькие, пополню, будет на что ночлег да хлеб выменять.

У развилки, что одной дорогой вела к лесу, а другой — к трактиру, стоял Тук. Его красное лицо все исказилось от злобы, и он как никогда стал похож на пса.

— Вот я дурак, послушался святого отца да эту старуху Вив, пожалел тебя, девка. А ты ночами к себе мужиков водишь, тварь!

Тук надвигался на меня, и я невольно сделала шаг назад. Он заметил Джона?! Как мне объяснить…Нет. Нужно бежать из деревни, сейчас же. Тук ни одному моему слову не поверит. А я не хочу быть битой им всю жизнь, как Ивет.

— Строишь из себя печальную невинность да недотрогу, а на деле такая же, как все бабы!

Я развернулась и побежала к дому. Где же Джон, когда он так нужен?! Тук, хоть и был тучным, не отставал и все дышал мне в затылок. Я почти добежала до своей покосившейся калитки, когда из темноты вынырнул мужчина в форме барона де Плюсси и толкнул меня на землю. Я упала, больно ударившись руками и коленями.

— Лицо не повреди, дурак! — ругнулся запыхавшийся Тук. — Барон обещал хорошенько за нее заплатить.

— Барон по всем счетам платит, — мужчина, чьего лица я не видела, схватил меня за руки и поднял. Я отбивалась, но вместе с Туком они были сильнее. Испугавшись, я закричала.

— Да заткните ее, пока народ не прибежал, — гаркнул Тук.

Я почувствовала удар, и потом — ничего.