Глава 14

Каким-то чудом в общей суматохе я тоже оказалась в замке. Меня пустили в замок, приняв за оруженосца Джона. Ох, нужно привыкнуть звать его король Эдвард. О чем я думаю, вряд ли мне будет позволено обращаться к Его Величеству. В комнатах, куда его принесли, столпились лекари, наперебой решая, какое именно лечение ему назначить. Предприняв экстренные меры — остановив кровь, дав королю воды, они ждали главного доктора.

Устав стоять за закрытыми дверями комнат, и не очень понимая, куда себя деть, я попыталась выбраться из замка. В какой-то момент мне показалось, что я увидела спину Этьена, и я поспешила за ним. Зачем? Хотела ли я объяснений, или просто выплеснуть свою душу? Или волновалась за него после слов, которые звучали как прощание? Я не могла ответить, просто побежала вперед. Этьен шел в глубь замка, через комнаты слуг и хранилища зерна. Наконец, мы добрались до небольшого помещения, и Этьен скрылся за массивной дверью. Прежде, чем он успел закрыть ее, я юркнула вовнутрь. К моему горлу тут же оказался приставлен нож. День сегодня и впрямь повторялся по кругу — начался с ножа у моего горла и им же заканчивался. Впечатлений на всю загробную жизнь хватит.

— Мария?! Что ты здесь делаешь?! Думал, тебя от нашего короля будет не оторвать.

— Знал, значит?

— Конечно. Я же не дурак.

В отличии от меня, видимо. Но я тоже быстро переставала быть дурочкой.

— Кто это позади тебя?

В комнате сидел крупный мужчина. Руки его были связаны спереди, а во рту — кляп. Сам он был без сознания. Принести его сюда незамеченным было непросто. Наверняка помогла вся эта суматоха с вернувшимся из ниоткуда королем, и поединком за трон. А я еще задавалась вопросом, с чего вдруг Этьен Джону помогать стал?

— Заметила, все-таки?

Мужчина, которого трудно было не заметить, начал приходить в себя.

— Вот значит, зачем ты так Джона оберегал. Нужно было этого человека незаметно выкрасть?

— Верно. Эта крыса как про рыцаря де Лебрево, что участвует в турнире, узнала, так из замка перестала вылазать. Пришлось весь турнир Эдварду помогать, вместо того, чтоб со своими делами разобраться.

Мужчина начал дергаться и мычать

— Уходи, Мария. Здесь ты ничего своими словами не исправишь. Я не король Эдвард, что, раскрыв рот, готов слушать каждое твое слово.

Верно. Джон — не Джон. Но и Этьен был не Этьеном, так? Была лишь одна причина, по которой этот несчастный мог бояться рыцаря де Лебрево — он как-то причастен к их смерти. Тогда не трудно было догадаться, кто стоял передо мной.

— Господин де Лебрево. Какая честь.

Мужчина испугано задергался и замычал. Верно, если он был в замке, то не знал, что тот, кто выдавал себя за рыцаря — оказался королем. Сколько обмана вокруг всего двух людей.

— Ришар де Лебрево, к вашим услугам. И я говорил тебе, я не рыцарь. И услуги оказываю по воровству и убийству, и только за деньги.

Ха, смотрите-ка, угадала. И Джон не был Джоном, и Этьен не был Этьеном. Только Мария была Марией в этой компании, глупая девочка.

— Воспользовался Джоном, то есть королем Эдвардом, чтобы отвлечь внимание? И зачем ты притащил этого старика сюда? Почему не убил в суматохе?

— Хотел посмаковать. Нам со старшим братом барона Гессе столько всего нужно обсудить, — человек, которого я звала Этьен, не улыбался. Он смотрел на меня холодно, словно и человека-то во мне не видел. Только помеху его планам. Как я могла быть настолько слепой, что не заметила совершенное отсутствие у него души? Нет, это было уже слишком. Этьен не был маской полностью — он помог детям в сгоревшей деревне. Даже если меня он спас от барона чтоб втереться в доверие к Джону, то оставить деньги, людям, которые нас гнали, просто потому что эти люди нуждались — это был праведный поступок. Душу Этьена еще можно было спасти.

— Они пришли к нам как гости. С вестью от короля — отец не мог их не впустить. Закатил пир. Я тогда был наказан, и спуститься к гостям мне не позволили — наблюдал за ними с лестницы. Он поругался с моим отцом. Я так и не узнал, о чем они говорили. Все думал — можно ли было изменить тот роковой вечер, не пей они столько вина за ужином, не произойди та ссора? А потом устал сожалеть. И стало все равно. Да и чего думать-то. В очередной раз требовали что-то для герцога, а отец, преданный королю, отказался. Наверное, грубее, чем обычно. И Барон Гессе его заколол. Но он не хотел нести ответственность за убийство моего отца. Его ведь ждал суд, конфискация имущества. А вдруг герцог не станет поддерживать убийцу? Тогда ведь и повесить могут. Но как быть — ведь полно свидетелей? И барон принял самое простое решение.

Этьен замолчал. Взгляд его был устремлен в пустоту. Я смотрела на извивающегося у наших ног старика, чьи глаза были полны ужаса, и чудовищное предчувствие камнем легко мне на плечи. Я не хотела, чтоб Этьен продолжал. Даже я знала, какой самый действенный способ заставить ненужных свидетелей замолчать.

Боги, сколько тогда было Этьену?

— Ты спросила, почему я просто не убил его в суматохе? Думаешь, барон просто убил оставшихся женщину и детей? Нет. Моя мать была чужестранкой, о красоте которой барды и менестрели слагали песни даже после ее четвертого десятка. Со смуглой кожей, чуть раскосыми глазами, длинным шелковыми кудрями что были темнее ночи — такую красавицу не всем королям удается встретить. И раз уж ей все равно придется умереть, то почему бы не воспользоваться шансом, да? Помнишь? — Этьен подошел к старику, и вытащил у него кляп изо рта. — Расскажи этой милой девушке, которая так хочет отговорить меня убивать, что ты сделал?

— Умоляю, помогите! — Старик подполз ко мне, ища защиты, но мне стоило усилий не оттолкнуть его.

— Я отрежу тебе язык, если будешь кричать. Уверен, мне даже понравится.

Старик задрожал, и попытался вновь умолять меня, протягивая связанные руки, но я отступила на шаг. Нет, я не могла найти в себе сожаления или сочувствия к нему. Но мне казалось, что мой друг окончательно потеряет себя, если прикоснется к этому чудовищу.

— Хорошо! — видя, что я никак не реагирую на его мольбы, старик перестал причитать. Слезы исчезли из его глаз и теперь он смотрел на Этьена с настоящей ненавистью. — Хочешь еще раз услышать, как было дело? Запамятовал? Я пообещал твоей мамаше, что если она отдаст мне себя, я отпущу ее детей. Конечно, старшенькому это не понравилось — кинулся на меня с мечом, который держать-то едва умел. Убить его не представляло труда. Я мечником хорошим никогда не был, но тут даже я справился. Его мамаша начала выть, точно кошка с перебитой лапой. Но были же еще двое — девчонка, самая старшенькая, уже в расцвете лет. И совсем еще младенец в люльке. Мамаша согласилась. Всегда знал, что эти горячие иностранки — все как одна шлюхи! Поди и дети-то все от разных отцов были! Как милая задрала юбки, прямо там. С виду ничего так, но на деле — самая обычная баба. Еще и рыдала, все настроение испортила.

— Он отдал мою мать своим наемникам. А сам взял мою старшую сестру у нее на глазах. Убил младшую — прямо в ее люльке. Никогда не слышал, чтобы мать так кричала. Еще когда суматоха только началась, меня брат с сестрой спрятали в сундуке. Побежали за младшенькой — но не успели. И мать приказала служанкам с него не вставать. Чтобы не случилась. Нянечка ее приказ исполнила. Она так и умерла — от удара меча в грудь, сидя на этом проклятом сундуке. Я из него потом едва выбрался — думал, там и помру. Они всех в замке перебили — от мала до велика, ни поварят, что едва держать кастрюли научились, не пожалели, ни лесничего, которому еще мой прадед другом был. Они устроили пожар. Я был в родовом замке — там теперь нет ничего, кроме обогревших развалин и пустыря. А потом вы распустили слух, что видели напавших разбойников, но не успели остановить трагедию. Даже кого-то нашли, схватили и казнили, как тех самых разбойников, якобы убивших семью де Лебрево. Но мы-то с тобой знаем правду, да, барон Гессе? И вот этого человека ты хочешь, чтобы я пожалел?

Я подошла к Этьену и крепко обняла его.

— Мне так жаль. Ты так страдал, а я была рядом, и ничего не видела, ничем не смогла помочь. Прости меня, Этьен.

Кажется, я часто оказываюсь вблизи людей, которым нужна помощь, и не могу ничего сделать. Я и не заметила эту страшную болезнь в Этьене, пустившие корни так давно. Она оплела его, словно ядовитый плющ, выдавив все желания, кроме мести. Отравляя жизнь картинами прошлого, мучая тем, что он выжил. Этьен под моими руками был точно каменная статуя, в которой не было ничего живого. Он не обнял меня в ответ, не отстранил, не пытался заставить понять или оправдаться. Его ненависть переливалась через край и он не видел ни малейшего смысла в попытке ее оправдать. Могла ли я на самом деле помочь человеку, что так долго страдал? Смогу ли найти нужные слова?

— Разве убийство вернет их? Ты ведь можешь разрушить жизнь барона — как свидетель предать огласки его деяния, лишив титула, чести, земель. Его будут проклинать все и гнать от города к городу, пока он не найдет пристанище в месте, где никто о нем знать не будет. Его позор будет нести вся его семья: брат не сможет быть более рыцарем короля, дети останутся нищими и будут проклинать отца всю жизнь. Тебе не обязательно совершать такой страшный грех.

Этьен положил мне руки на плечи, и отстранил, разрывая объятия. В глазах его была жалость. Но не к своему врагу, нет.

— Мария. Но с чего ты решила, что я никогда не убивал слабых и беззащитных раньше?

Его слова заставили меня содрогнуться. Из глаз полились непрошенные слезы. Как так получилось, что жизнь моих друзей, у которых было все от рождения — и богатства, и любящие родители, оказались трагичнее и тяжелее крестьянской доли?

— Но ведь Джон смог отпустить своего дядю живым. Месть не затмила его взор. Этьен, прошу. Ты лучше чем этот человек!

Движения Этьена были молниеносны. Он оттолкнул меня к двери, и, всадив нож на пол рукояти, разрезал барону живот. Тот заорал. Этот крик оглушал. Я бросилась к барону, но и Этьен, и я знали, что помочь я ничем не смогу.

— Подсмотрел в той деревне, помнишь. Тот несчастный умирал долго — уверен, наш барон столько не выдержит. Но и помочь ему никто не сможет. А я посижу тут, посмотрю, как медленно ты будешь смиряться с тем, что твоя жизнь окончена. Увидишь ли ты чертей, что подбираются к тебе, потирая свои лапы и желая затащить к себе в царство вечных мук? Или будешь вспоминать всех, кому причинил вред, и вымаливать прощение? Мне правда очень любопытно, что отразится в твоих глазах.

Этьен уселся у стены. К правому его сапогу стекала кровь, пачкая, но он и не думал убирать ногу. Он смотрел на барона, словно на ядовитую змею, что корчится, пораженная мечом, у ног победителя.

У меня были лекарства от кровопотери, были обезболивающие — но рану нужно было зашить как можно скорее. Да и получится ли — просто запихав все обратно — словно куклу набив соломой?

— Позволь мне помочь ему. Нужна игла, и нити, обезболивающее есть, — я судорожно перебирала склянки и травы, что у меня были.

— Я не отопру дверь вновь, если выйдешь. Да и сколько ты сможешь бегать по королевскому замку, ища медицинские запасы, когда их таким трудом возвращенный король нуждается в лечении? Ты никак не сможешь ему помочь.

Крик барона перешел в хрип. Неужто никто нас на самом деле не слышит? Или Этьен подкупил этих людей, и они не услышали бы ничего, даже находясь с ним в одной комнате? Как-то же он добыл ключи. Раньше мне хотелось заглянуть под маску вечно веселящегося Этьена, но увидев там пустого, лишенного чувств сострадания человека, я пожалела о том желании. Оставалось лишь одно.

— На самом деле, выбор есть всегда, Этьен, — я схватила нож, валявшийся рядом с умирающим бароном, и направила на него. Достаточно перерезать горло. Или попасть в сердце? Нет, у меня может не хватить сил. Тогда горло. — Я помогу вам.

Я подошла к барону. В его глазах отражался животный ужас. Никто никогда не смотрел на меня так. Словно я была воплощением зла, посетившего этот мир. Но ведь нет возможности его спасти! Или я сдалась слишком рано? Разве это не помощь — закончить муки человека, спасти которого нет возможности? Есть ли у меня право решать? Кажется, оно было у всех, кроме меня.

Или я не хочу его спасать?

Я бы не стала спасать барона де Плюсси, даже не кинулась проверять его рану, когда тот умирал, так почему я виню Этьена в убийстве мучившего его человека?

— Спаси меня, молю! Я тебе все отдам, все! Зарежь этого ублюдка! Ну, чего стоишь, девка?! — то просил, то угрожал мне барон. А я… Я очень устала. Нож выпал из моих рук и глухо ударился о мокрый от крови пол.

— Не так-то просто убить даже умирающего, да, Мария?

Я кивнула. Правда не могла. Он был ничтожным человеком, извергом и убийцей, но здесь и сейчас он был умирающим стариком, которого мучил человек, которого я звала другом.

— Теперь видишь, каким он был чудовищем? Смог не только убить, но и искалечить души убиваемых им людей?

— Да. Я вижу это. Ты ведь мог просто убить его в суматохе — но не стал. Хотел насладиться, воруя его последние слова и вздохи, как воровал драгоценности у знати. Он искалечил и убил маленького Ришара де Лебрево так же, как всю его семью. И мне страшно — что случится с моим другом Этьеном, когда этот старик умрет? Мне очень жаль тебя, Этьен.

— Ха, на твоем месте я бы пожалел себя! — оскалился Этьен. — Крестьянка, что спит с королем, и король, который не убил своего жадного до власти дядюшку — думаешь, у вас есть будущее?

Нет. Этьену не нужно было произносить очевидное слух — я и так все прекрасно понимала. Он хотел, чтоб его жестокие слова ранили меня? Но правда не могла обидеть. Он так хотел и сам выглядеть чудовищем в чужих глазах, будто боялся, что простые человеческие чувства помешают его мести.

Я обняла его на прощание. Крепко-крепко, и поцеловала в лоб, как целовала бы брата, будь он у меня. Этьен дернулся — вряд ли после смерти семьи люди были к нему добры. Наверняка мы больше никогда не увидимся. Я ведь была для него лишь средством достижения цели — подобраться к Джону поближе, беспрепятственно проникнуть в замок, в момент суматохи добраться до барона. Но для меня Этьен был другом, который спас меня, делился едой и вином в дороге, помогал людям, которым так нужна была помощь. Тот мальчик в сундуке, маленький Ришар — интересно, каким он был? Стеснялся и сторонился чужих? Или был радостным ребенком, смело открывающим для себя мир? Каким бы он ни был, полностью он не исчез. В Этьене осталась доброта, и смелость, и способность дружить.

— Этьен, ты сильный, — вернула я ему слова, сказанные совсем недавно или целую вечность назад. — Не потеряй себя, приняв решение. Чтобы ты себе не надумал, вор Этьен навсегда останется моим другом. Он всегда может вернуться ко мне, получив еду и кров. Я буду молиться за спасение твоей души.

Я ушла. Оставила позади молящего о помощи, умирающего барона Гессе, и даже почти не чувствовала угрызений совести. Меня пугало, что он своей смертью, грязью и ядом затащит Этьена в ад, из которого тот не сможет выбраться. Но пора было повзрослеть, и понять одну простую вещь — нельзя помочь людям, которые помочь себе сами не желают.

Загрузка...