Корона из пепла

10

Я игнорировала отца Алентина и делегацию Космэ достаточно долго, чтобы выместить свою обиду. Однако отец Алентин начал смиренно помогать Химене в ее исследовании свойств амулета. Наконец я решила пригласить их на ужин в моей личной столовой, надеясь отдохнуть в компании друзей, слушая и рассказывая истории, и вернуть забытую легкость дружеского общения.

Однако мажордом настоял, чтобы я также пригласила конде Тристана и его фатоватого атташе, а также леди Геду, чей голос в кворуме мог мне понадобиться, если в скором времени не будет найдена замена. Он был прав — со стратегической точки зрения. Но мое воодушевление сменилось страхом. Я-то надеялась позволить себе на один вечер не быть королевой.

Я намеренно пришла к ужину последней — у меня зубы сводило от мысли о необходимости вести пустую светскую беседу в ожидании окончания сервировки. Как это принято в Гойя д’Арене, в столовой стоял низкий стол с разложенными вокруг большими подушками. Я в который раз подумала, что нужно издать указ, чтобы в столовых ставили нормальные столы и стулья.

Гектор и Химена уселись по обе стороны от меня. Я нахмурилась при мысли, что не могу даже насладиться небольшим частным ужином без их неусыпной охраны.

Я кивнула отцу Алентину и Белену, сидящим на другом конце стола. Леди Геда сидела прямо напротив, тепло поприветствовав меня, она отклонилась назад и принялась бесцеремонно разглядывать конде Тристана, сидевшего рядом с ней. Но конде не заметил этого, так как сам в свою очередь разглядывал меня с того самого момента, когда я вошла.

Я вздохнула и потянулась за бокалом шиповникового вина, готовясь к долгому, скучному вечеру. Если бы были только Алентин и Белен, я точно знала бы, что сказать и как себя вести. Моя злость на них утихла, так я соскучилась по друзьям.

К моему облегчению, конде Тристан начал застольную беседу:

— Леди Химена, как продвигаются ваши ночные исследования в монастыре?

Все замерли. Белен стал мрачным и напряженным, словно грозовая туча.

Конде встревоженно огляделся.

— Я что-то не то сказал, да? Что-то лишнее?

Леди Геда сказала:

— Ах, я уверена, что это не так. Нам всем надо лучше узнать друг друга. — Она повернулась ко мне. — Не так ли, ваше величество?

Голос мой прозвучал на удивление ровно, когда я сказала:

— Ваша милость, скажите, откуда вы знаете об исследованиях Химены?

Он смущенно переглянулся со своим герольдом. Конде сказал:

— Я часто гуляю по ночам, когда все спят. В последнее время я хожу молиться в монастырь. Прошлой ночью я видел леди Химену с послом из Басагуана. — Он легким кивком указал на Алентина. — Я просто подумал… я знаю, что она была переписчицей… В общем, я недавно сам начал изучать рукописи, и я думал поболтать о…

Я рассмеялась, когда на ум мне пришла неплохая ложь. Этот смех не обманул бы никого из моих знакомых, но конде стало легче.

— Я не хотела пугать вас, ваша милость, — сказала я. — Просто мы намеренно держали это в тайне. Понимаете, не многие знают, что архив Бризадульче несколько пострадал во время войны. Мы ведем работу по восстановлению документов, даже пишем новые по мере необходимости.

Он кивнул.

— Я рад это слышать. Подобные жесты много значат для укрепления дружеских отношений с королевой Космэ. А это жизненно важно, притом что ее страна располагается между нами и Инвирной.

— Это так. — Я подняла свой бокал. — За дружеские отношения между Басагуаном и Гойя д’Ареной.

Все подняли бокалы и с вежливым облегчением повторили тост.

— Однако на вашем месте, — продолжал конде, — я прочесывал бы архив в поисках информации об амулете.

Я уставилась на него. Неужели все эти вопросы всего лишь невинное совпадение? Или в этом есть тонкий замысел?

— Отчего же? — спросила Химена, и наверняка не я одна услышала в ее голосе угрожающие нотки.

— Ну, прежде всего из-за анимага. Того, что сжег себя заживо. Инвирны все еще отчаянно стремятся получить камень. Надо признать, мне ужасно интересно почему. И не мне одному. Весь город говорит об этом. А может быть, и вся страна.

— Может быть, они его боятся? — предположила леди Геда. — Ее величество уничтожила нескольких их самых могущественных магов с его помощью.

Тристан пожал плечами.

— Ни одно столетие из двух тысячелетий нашей истории не обошлось без амулетов и их хранителей. Почему они прибегают к таким крайностям только теперь?

Я понимала, что должна что-то сказать, но не знала, что именно. Они говорили обо мне, о самой важной части моей жизни так, будто меня вообще не было рядом. И вероятно, такие беседы ведутся по всей стране.

Мой амулет. Я. Застольная беседа. Наверное, как королева я принадлежу каждому.

— Знаете, что я думаю? — сказала леди Геда.

— Будем рады узнать, — искренне сказала я.

Она подняла голову.

— Я думаю, они хотят вернуть себе эту землю.

— Да?

— Я была бы плохой женой мэра, если бы не знала своей истории, — чопорно проговорила она. — Мой учитель рассказывал, что через несколько столетий после того, как Бог бросил в этот мир несколько семей, одна семья потеряла голову от тщеславия и начала захватывать земли путем войны или браков. Но остальные объединились и сумели остановить их. Они бежали в пустыню, как велел Господь, и стали инвирнами.

Они были изгнаны, — продолжала она. — Все знают, что Бризадульче самый красивый город на свете. Я думаю, инвирны хотят вернуть его.

Ее история в целом соответствовала истине, в отличие от ее оценки города. Бризадульче, окруженный со всех сторон природными преградами, вынужден был покупать все необходимое. Он оставался столицей благодаря исторической традиции или, может быть, ностальгии. Но само место не имело никакого практического значения. Ради чего инвирнам возвращать его, если можно захватить Пуэрто-Верде или зеленые холмы южных графств?

Я сказала:

— Интересная гипотеза. Возможно, вы правы.

Химена поперхнулась вином.

Вошел главный повар в сопровождении лакеев, несущих на подносах разделанную курицу, кукурузные тортильи и свежие фрукты. У меня потекли слюнки при виде моих любимых медово-кокосовых лепешек. Видно было, что они только из печи, мед таял и стекал с них на блюдо.

Леди Геда захлопала в ладоши.

— Цыпленок пибиль! Я слышала, это было любимое блюдо короля. — Она указала на блюдо.

— Это правда, — сказал Гектор. — Он впервые попробовал его в доме моего отца. — В ответ на мой вопросительный взгляд он продолжал: — Однажды летом корабль короля Николао был застигнут штормом и налетел на риф. Они с принцем Алехандро нашли у нас приют, пока корабль восстанавливали. Так мы впервые встретились.

Я никогда прежде не слышала этой истории. Я подумала, что, наверное, многого не знаю о Гекторе.

Отец Алентин сказал:

— Вы, должно быть, произвели на него большое впечатление, раз он сделал вас своим пажом. А позднее назначил капитаном гвардии. Вы самый молодой командующий королевской стражи в истории.

Гектор смущенно пожал плечами.

— Это была в общем-то случайность.

— Что вы имеете в виду? — спросил священник.

— У меня было два старших брата, и мы часто сражались на игрушечных мечах во дворе. Однажды утром, когда Алехандро был у нас в доме, один из братьев сбил меня с ног, а другой начал дразнить и тыкать мечом. Это была игра, мы проделывали такое прежде сотни раз. Но Алехандро увидел все это из окна своей спальни, выскочил во двор и начал кричать, что они должны отойти от меня, что он только что назначил меня своим личным пажом и как они смеют угрожать королевскому пажу.

— Он думал, что спасает вас, — сказала я.

Гектор кивнул, взгляд его потеплел от этого воспоминания.

— Мне тогда было всего двенадцать, и я, конечно, считал его самым прекрасным человеком на свете.

— И постепенно вы стали настоящими друзьями, — сказала я.

— Да, очень быстро. Он был одинок. Единственный ребенок. Ему нравилось, что рядом есть младший мальчик, которого можно легко победить в поединке. — Он с гордостью добавил: — Конечно, так продолжалось всего пару лет.

Я рассмеялась.

— Ну конечно. Он говорил, что вы были самым сильным противником из всех, что он встречал.

— Правда? — С его лица будто слетела маска, и я увидела его настоящее выражение, будто скорбь стала его неизменным спутником.

— Правда, — тихо сказала я. — Он часто говорил о вас перед смертью. Может быть, пажом вы и стали благодаря случайности, но лордом-капитаном — точно нет. Он говорил, что это для него был самый простой в жизни выбор, даже несмотря на вашу молодость.

Гектор тяжело вздохнул, кивнул и отвернулся, пряча лицо.

— Это просто сказочно, — сказала леди Геда, и я чуть не подпрыгнула. На секунду мне показалось, будто я была с Гектором наедине. Она добавила: — Я говорю о цыпленке. Ваш повар достоин похвалы.

Я хотела бы не обращать на нее внимания и еще расспросить Гектора о его детстве, но я ведь позвала Геду с особым умыслом, так что пришлось пересилить себя и повернуться к ней.

— Спасибо. — Я поискала глазами повара, но он уже удалился, чтобы доделать десерт. — Он готовит выпечку специально для меня по рецептам, которые я привезла из Ороваля. — Я взяла кукурузную тортилью и откусила кусочек.

— Да, все знают, как вы любите выпечку.

Я посмотрела на нее, пытаясь понять, нарочно ли она пытается меня обидеть, но она со счастливым видом жевала цыпленка.

Предатель Белен сказал:

— Ее величество еще больше любит суп из тушканчиков.

Я чуть не подавилась тортильей. Суп из тушканчиков был нашей обычной едой, когда мы вместе путешествовали по пустыне. В этой жизни я точно не хотела бы снова отведать его. Я посмотрела на Белена — на губах его играла лукавая улыбка.

Геда сказала:

— Но суп из тушканчиков — это так… прозаично.

— Иногда, — я проглотила кусочек тортильи и сказала задумчиво: — В самой простой еде заключена настоящая поэзия, вы так не считаете? — Я понятия не имела, что это значит, но она кивнула, будто услышала сокровенную правду.

Конде Тристан сказал:

— Официальное блюдо Сельварики называется сендара-де-вида. Фрукты замачиваются в меду с лаймом, а потом запекаются на углях. Оно просто совершенно. Если кто-нибудь из вас посетит наши места, я буду рад лично попотчевать им гостя.

Мы с Хименой изумленно переглянулись. Она побледнела.

Няня повернулась к конде и сказала:

— Сендара-де-вида. Это означает «врата жизни».

Он кивнул.

— Оно названо по старинной легенде.

— Ах, расскажите нам! — воскликнула я в восторге. — Я буду счастлива больше узнать о Сельварике.

На другом конце стола отец Алентин наклонился вперед, глаза его расширились. Гектор поставил на стол свой бокал и сложил руки на столе.

Конде Тристан окинул взглядом неожиданно притихших гостей, поняв, что снова привлек всеобщее внимание. Но храбро продолжил:

— Легенда совершенно апокрифическая, она гласит, что Бог создал врата, ведущие к врагу, и другие — ведущие в жизнь. Врата, ведущие в жизнь, сендара-де-вида, находятся где-то в Сельварике, и многие знатные юноши пытались отыскать их, чтобы показать себя и найти счастье. Никому, конечно же, не удалось. Но многие верят в их существование. Говорят, кто найдет их, обретет жизнь вечную и высшее счастье.

Воцарилось полное молчание, будто комнату накрыли толстым одеялом.

Наконец, Алентин проговорил:

— Странно, что я никогда прежде не слышал этой легенды.

Конде пожал плечами.

— Я едва не забыл о ней. Но Иладро мне напомнил. — Он показал на своего нарядного герольда. — Верно, Иладро?

Герольд покраснел, когда все взгляды обратились на него. Перья на его шляпе закачались, когда он кивнул.

— Да, ваша милость, — сказал он учтивым тоном, противоречившим его звучному голосу. — Легенда все еще популярна в отдаленных островных поселениях. — Он взял с блюда лепешку и сунул в рот, может быть, чтобы конде не просил его больше ничего рассказывать.

— Апокрифическая, — пробормотала про себя Химена.

— Она упоминается в одной или двух старинных рукописях, — сказал конде. — Но как знать, может быть, в легенде заключается истина, верно? Никто из нас никогда не удостаивался упоминания в священных текстах.

— Это так, — сказала Химена, но я услышала сомнение — или, может быть, удивление в ее голосе.

— Что значит «апокрифическая»? — спросила леди Геда.

Гектор сказал:

— Апокрифами называют тексты, которые считались священными, но ученые и священники доказали, что это просто легенды. На самом деле ничего божественного в них нет.

Я посмотрела на него с удивлением и восторгом. Я понятия не имела, что он знает такие вещи.

Он наклонил голову, мельком взглянув на меня.

— Но они представляют интерес как исторические документы, — сказал он, обращаясь к леди Геде. — Они многое могут сказать об обычаях и воззрениях того времени, когда были написаны.

— Ну а вы, леди Геда? — сказала я с улыбкой. — Как жена мэра не могли бы вы рассказать мне о каких-нибудь особенных блюдах — или легендах — Бризадульче, о которых стоит знать королеве?

Леди Геда расправила плечи и открыла рот, чтобы изречь нечто, что, несомненно, оказалось бы абсолютной банальностью.

— Вашему величеству стоит попросить повара приготовить…

Она замолчала, услышав, как кто-то закашлялся.

— Иладро? — сказал конде Тристан.

Герольд наклонился к столу, его били конвульсии. Глаза его закатились, в них выступили слезы. Лицо его покрылось багровыми пятнами.

Химена бросилась к другому концу стола в вихре своих кружевных оборок. В одной руке она держала вилку, а другой пыталась открыть ему рот.

Гектор рывком поставил меня на ноги. Свободной рукой он выхватил из рукава кинжал.

— Элиза, если у вас во рту есть еда, выплюньте. Скорее.

Яд. У меня внутри все похолодело.

— Я… ничего нет.

Химена засунула Илардо в горло рукоятку вилки со словами:

— Пусть вас вырвет, милорд. Это может спасти вам жизнь.

И его вырвало, огромным фонтаном полупереваренного цыпленка и лепешек, прямо на стол передо мной. Кислый запах ударил в нос.

— Лепешки! — сказал Белен. — Он был единственным, кто их попробовал.

В комнату ворвался главный повар с криком:

— Стойте! Выплюньте еду! Дегустатор только что… — Он увидел грязный стол, и кровь отхлынула от его лица. — Слишком поздно.

— Леди Геда, — приказала я. — Быстро найдите доктора Энзо. — Она вскочила и выбежала из комнаты.

— Неужели он?.. — проговорил дрожащим голосом конде, держа герольда за руку. — О, Иладро, что же ты…

Гектор, обхватив меня одной рукой за плечи и прижав к себе, отвел от стола. В другой руке он все еще держал кинжал, хотя я понятия не имела, как он мог бы его использовать.

— Воды! — закричала Химена, ни к кому не обращаясь, и перед ней тотчас появился полный стакан. Она влила воду в горло герольду. Он закашлялся, вода вылилась изо рта, но она что-то прокричала ему, и он начал глотать воду так, будто от этого зависела его жизнь. Вероятно, так и было. А потом она заставила его снова вызвать рвоту.

— Пойдемте, Элиза, — сказал Гектор и повел меня прочь из столовой.

Я сопротивлялась.

— Нет.

— Здесь небезопасно! Нам надо…

Я повернулась к нему.

— Ваш меч не защитит меня от яда. — Остальным я сказала: — Химена, оставайтесь с Иладро до прихода доктора Энзо. Все остальные — за мной, сейчас же. — Я пошла в кухню, и остальные заспешили за мной.

В кухне царил хаос. Люди носились кругом, выбрасывали еду, мыли посуду и прочую утварь. Резко пахло блевотой и горелым хлебом. На каменном полу рядом с разделочным столом лежал человек, которого я никогда прежде не видела. Он был мертв. Глаза его были широко открыты, в них застыли ужас и боль. Кровавая рвота текла у него изо рта. Девушка в платье горничной смотрела на него из-за вертела. По лицу ее текли слезы. Белен и стражники заблокировали все входы.

— Тихо! — крикнула я. Воцарилась тишина, во всех глазах застыл ужас. — Всем встать у стены, вот там, — показала я, но сначала никто не шелохнулся. — Быстро!

Толкая друг друга, они поспешили исполнить приказ и наконец выстроились в шеренгу.

Я шла вдоль шеренги.

— Кто готовил лепешки? — спросила я.

Тишина. Потом раздался робкий голос:

— Я, ваше величество. Мы с Фелипе.

Я повернулась на голос. Это была плачущая девушка.

— Вы отравили их?

— Ах, нет, ваше величество. Я бы никогда…

— Где Фелипе?

— Я не знаю. — Она не смотрела мне в глаза, косынка сползла ей на лицо. Мне стало досадно, что я не вижу выражения ее лица.

Я подошла к ней и взяла ее за подбородок.

— Когда ты в последний раз его видела?

Она охнула и заморгала мокрыми ресницами.

— Я не знаю. Может… перед тем, как стали подавать на стол? Он сказал, что ему нужно вино, чтобы пропитать груши. Но… ох, Господи.

— Что?

— Груш не было в меню. Я не думала… тогда… я была так занята. Откуда мне было знать? — В ее дрожащем голосе был ужас, но вместе с тем искренность. Я поверила ей.

Не сводя с нее глаз, я сказала:

— Белен, пожалуйста, проверь винный погреб.

— Да, ваше величество.

Я отошла от нее, сжав кулаки. Это не останется безнаказанным Что будет, если весь город узнает о моем отравленном ужине? Все увидят, как я слаба, не могу со своими слугами управиться, что уж говорить о стране. И они будут правы.

Надо было показать силу. Силу гнева. Чтоб все запомнили.

Я шагала по кухне, нервно кусая ноготь на большом пальце. Я могла бы выгнать их всех, вышвырнуть из дворца. Это бы точно запомнилось. Но нет никакого сомнения, что многие — может быть, все — невиновны. Если бы знать, кто отравитель, я без колебаний казнила бы его.

Я замерла на месте. Не потому ли генерал Луз-Мануэль велел казнить Мартина? Просто чтобы показать силу? Потому что политические соображения потребовали взвалить вину хоть на кого-нибудь?

Белен появился в дверях, ведущих в винный погреб.

— Он здесь, — сказал он, и по голосу было ясно, что новости плохие.

— Всем оставаться на кухне, — сказала я и услышала дружное «Да, ваше величество» в ответ. — Гектор, Тристан, за мной.

Мы вместе спускались по лестнице в подвал. На крутой лестнице было прохладно, пахло сыростью и дегтем. Вдоль лестницы располагался скат для бочек.

Белен стоял у тела второго мертвеца. Это в самом деле был мальчик. Он лежал на боку, неестественно вывернув руку. Блевота стекала по его рубашке в лужицу у подножия винной бочки.

Он сжимал в руке клочок кожи. Гектор наклонился и вытащил его из костенеющих пальцев мальчика. Он развернул его и сказал:

— Записка.

— Прочтите.

— «Смерть тиранам». — Гектор поднял глаза. — Вот и все.

— О Боже.

С криком Тристан бросился вперед и с силой пнул мальчика в бок. Тело перевалилось на спину, безжизненная рука ударилась об пол, и что-то внутри ее хрустнуло.

— Тристан, держите себя в руках, — сказала я.

Конде повернулся ко мне, и я впервые заметила мокрое коричневое пятно у него на рубашке.

— Но… Иладро, мой герольд… он, может быть… он мог…

— Я знаю. Мой личный врач позаботится о нем. Мы сделаем все, что от нас зависит.

Он гневно дернул плечами, но затем кивнул:

— Да, ваше величество. Спасибо.

— Я не уверен, — тихо сказал Белен.

— О чем вы?

— Неужели Фелипе умел читать и писать? Если да, его ли это почерк?

— Белен прав, — сказал Гектор, и они понимающе переглянулись. — Слишком удобно, чтобы мы нашли его здесь с запиской в руке.

Я потерла переносицу. Эта записка — не доказательство. Но может быть, мне лучше притвориться, что это так.

Я сказала:

— Гектор, узнайте все, что сможете, об этом мальчике. Может быть, его семья что-нибудь знает.

— Да, конечно.

— Спасибо. Но мне необходимо показать свою силу. Тристан, какой совет вы могли бы мне дать?

Он прищурил глаза, понимая, что я его проверяю.

— Я предлагаю вам наказать розгами всех слуг, что были на кухне, — невозмутимо проговорил он. — Знаю, это сурово, но зато не причинит серьезного вреда. Вы должны ясно дать понять, что достаточно сильны и можете ответить быстро и действенно.

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Да, розги. Это будет ужасно, но это лучше, чем казнить или прогнать.

— Спасибо, ваша милость. Почему бы вам теперь не вернуться к вашему герольду?

Он поклонился и исчез.

Гектор испытующе смотрел на меня.

— Вы можете это сделать? — тихо сказал он. — Я могу отдать приказ за вас, если хотите.

Я подавила мгновенный вздох облегчения.

— Нет. Я должна приказать сама. Надо показать силу, ведь так? — Не давая себе времени передумать, я поспешила вверх по лестнице, Гектор и Белен шли за мной.

Слуги все еще стояли у стены на кухне под присмотром моей охраны. Алентин молился, сидя у камина. Леди Геда успела привести доктора Энзо и тоже была здесь. Ее глаза сияли от восторга, несомненно, она обдумывала, как будет рассказывать о случившемся всем своим знакомым. Я поняла, что не могу даже смотреть на нее.

Я обратилась к слугам:

— Фелипе погиб от собственной руки. Я уверена, что отравитель — он. Я не знаю, был ли кто-то из вас в сговоре с ним. В любом случае вы проявили преступную небрежность, отправив еду на стол слишком скоро после того, как ее попробовал дегустатор.

Я подождала, пока сказанное дойдет до их сознания. Оставалось надеяться, что они ожидают худшего и мое наказание покажется им сравнительно мягким.

— Итак, завтра утром вас выведут на дворцовую площадь. — Кто-то всхлипнул. — Там вы будете наказаны розгами на виду у всего двора. — Я видела ужас в глазах, но одновременно услышала несколько вздохов облегчения.

Я сжала руки в кулаки, чтобы никто не видел, как ужасно они трясутся. Я только что приказала причинить боль ни в чем не повинным людям ради собственной политической выгоды. Кто так поступает? Такие, как генерал Луз-Мануэль, наверное.

Один из стражников прочистил горло.

— Ваше величество, сколько ударов вы назначите?

О Боже, удары. Я ничего об этом не знала. Надо причинить боль, но не навредить. Как назначить не слишком много? Но и не слишком мало, чтобы наказание имело смысл.

Тут вмешался Гектор.

— Предлагаю по десять каждому, ваше величество, — сказал он.

Мне захотелось обнять его.

— Да, конечно. По десять каждому. — Я поняла, что мне придется смотреть на это. Показать себя. Я была готова разрыдаться.

Надо было уйти из этой комнаты, пока я не потеряла контроль над собой. Я снова глубоко вздохнула и повернулась к стражникам.

— Отведите их в тюремную башню до завтрашнего утра. Остальные могут идти. — Сказав это, я вышла в коридор.

Гектор поспешил за мной.

— Пожалуйста, позвольте мне сопровождать вас, — сказал он.

— Конечно, — устало ответила я. — Мне просто надо было уйти.

— Вы хорошо держались.

Я так не считала.

Он сказал:

— Я пришлю к вам доктора Энзо, когда он закончит с герольдом конде.

— Спасибо.

Вскоре я оказалась в своей спальне. Он посмотрел на меня сверху вниз, не скрывая своего беспокойства.

— С вами все будет в порядке?

— Я себя ненавижу сейчас, — призналась я.

Он протянул руку, будто хотел прикоснуться ко мне, но, замешкавшись, передумал. Он сказал:

— Я знаю. Но я нет. Не ненавижу вас.

Сказав это, он ушел.