17

Я спрыгнула с кровати и накинула на плечи халат. Химена уже проснулась, хотя и не прибрала еще свою седую косу. Она сидела у балкона и при свете утреннего солнца ткала гобелен. Она подняла на меня глаза.

— Теперь все в порядке?

— Мне нужно одеться, быстро. На ванну нет времени.

— Вам нужно умыться. В лучшем случае все решат, что вы слишком много выпили вчера, и не догадаются, что вы всю ночь проплакали.

По крайней мере, она не спросила о причине.

— Ладно. Мара уже проснулась?

— Она вернулась вчера очень поздно. — Химена собрала свою работу и бросила в корзину под стулом.

— Пусть поспит еще немного, но скоро придется разбудить ее.

— Вы скажете мне…

— Скоро. — Я не хотела, чтобы солдаты королевской гвардии узнали, что тут произойдет. Мой план требовал секретности.

Я отправила одного из стражников за мажордомом, а Химена отправилась в гардеробную за платьем. Она принесла платье для верховой езды: юбка с разрезом и тугой черный лиф. Я никогда не ездила верхом, но иногда надевала это платье, когда хотела почувствовать себя сильной.

Я кивнула. Химена верно почувствовала мое настроение.

Я только закончила одеваться, и Химена расчесывала мне косы в атриуме, когда явился мажордом. Одет он был небрежно, волосы с одной стороны примяты после сна.

— Ваше величество? — сказал он, едва переводя дыхание. — Стражник сказал, что у вас неотложное распоряжение.

— Спасибо, что так быстро пришли. Скажите, конде Тристан из Сельварики все еще во дворце? — Лицо Химены в зеркале казалось абсолютно спокойным, но движения ее рук, расчесывающих мне волосы, становились все более напряженными.

— Он уведомил о своем отъезде вчера поздно вечером. — Он неодобрительно покачал головой. — Кто уезжает в праздник Освобождения? В ночь бала! Это так неприлично, и я…

— Значит, Тристан еще здесь? Он не уехал? — Я поняла, что правой рукой сжимаю в кулак оборку своей юбки, и расслабила пальцы.

— Я не знаю.

— Узнайте. Сейчас же. Если он еще не уехал, скажите, чтобы немедленно явился в мой кабинет.

— Да, ваше величество. — Он быстро поклонился и поспешил прочь.

Химена положила руки мне на плечи и поймала мой взгляд в зеркале.

— Я скоро объясню, — прошептала я. Я надеялась, что конде не успел собрать свои вещи и ускользнуть после вчерашнего происшествия.

К счастью, долго ждать не пришлось.

Войдя в комнату в сопровождении стражников, Тристан опустился на одно колено и склонил голову, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Встаньте.

Он повиновался, и я заметила, что на нем дорожный костюм: кожаные штаны, полотняная рубашка, широкий пояс.

— Вы куда-то собираетесь?

Он уставился в пространство над моей головой.

— Да, ваше величество. Я думаю, это разумно.

— Вы собирались уехать не попрощавшись?

Он посмотрел прямо на меня, даже не пытаясь скрыть смущенного удивления.

Я продолжала:

— Я думала… то есть всего лишь надеялась, что между нами установилось определенное взаимопонимание.

— Ваше величество, я… простите, но я думал… вчера вечером…

— Ваша милость. — Я встала и протянула ему руку. — Пойдемте куда-нибудь, где мы можем поговорить наедине.

Химене я сказала:

— Разбуди Мару. Мне нужна ваша комната.

Она поспешно вышла. Мы с конде пошли медленным шагом.

Когда мы вошли в комнату фрейлин, Мара сидела на кровати и терла заспанные глаза. Они с Хименой хотели выйти, но я подняла руку:

— Останьтесь. — Я закрыла за собой дверь.

— Говорите тише, — сказала я. — Королевская охрана прислушивается к малейшему шуму, а я не хочу, чтобы они знали об этом.

— О чем, ваше величество? — устало проговорил конде, глядя себе под ноги. — Зачем я здесь? Если вы хотите наказать меня или каким-то образом отомстить, пожалуйста, сделайте это скорее.

Химена и Мара озадаченно переглянулись.

Его прямота мне определенно нравилась. Я сказала:

— Конде, мне нужна ваша помощь.

Он ошарашенно взглянул мне в глаза.

— Да?

— Кто еще знает про вас и Иладро?

— Не многие. Моя мать. Несколько слуг.

— Хорошо. Мне нужен предлог, чтобы… — я чуть не сказала «сбежать». — Чтобы уехать из города и отправиться на юг. Мне также нужно, чтобы кворум — нет, чтобы вся страна — поверили, что я всерьез собираюсь выйти замуж.

В его глазах сверкнуло понимание.

— Вы хотите притвориться, что мы помолвлены.

— Или по крайней мере притвориться, что мы ведем переговоры. Что, безусловно, потребует моего визита в Сельварику и осмотра ваших владений.

— Конечно. Я полагаю, по истечении приличествующего случаю срока мы с сожалением объявим, что не так хорошо подходим друг другу, как ожидали?

— Этот срок может быть долгим. Но да.

— А если я на это не соглашусь? Вы раскроете всем мою ложь?

— Нет.

Он пристально смотрел на меня.

— Я в этом не заинтересована. Если вы мне не поможете, то можете просто уехать. — Я безразлично пожала плечами. — Но если вы расскажете кому-либо о нашей беседе, я вас уничтожу.

В ответ на мою угрозу он улыбнулся с облегчением, и это мне тоже понравилось. Но потом он наклонился и задумчиво взглянул на меня.

— Вы понимаете, что разорванная помолвка нанесет огромный ущерб моей репутации? Все заподозрят худшее — что вы обнаружили во мне некий существенный изъян.

— Я готова предложить кое-что взамен.

— Я слушаю.

— Несмотря на невозможность заключения брачного союза, я буду так очарована народом Сельварики, силой его духа, его стремлением развиваться и расти, что сразу после возвращения в Бризадульче я выдвину вашу кандидатуру на свободное место в кворуме.

Он изумленно смотрел на меня.

— Я… я даже не знаю, что сказать.

— Я также хочу получить два голоса в кворуме, когда вы войдете в него. Два отдельных проявления моей воли, когда вы должны будете голосовать так же, как я, независимо от вашего мнения по обсуждаемому вопросу.

Он зашагал по комнате из угла в угол. Я молчала, давая ему время на размышление. Я посмотрела на своих фрейлин. Мара вытаращила глаза от удивления или, может быть, тревоги. Но Химена спокойно одобряюще улыбалась и, когда я встретилась с ней глазами, едва заметно кивнула.

Наконец он сказал:

— Это место в кворуме. Оно будет постоянным?

Я кивнула.

— И перейдет к вашим наследникам. Только военные места не наследуются.

— Вы считаете, что большинство проголосует за мою кандидатуру?

— В одном голосе я уверена. Нужен еще один, и у меня есть несколько идей, как получить его.

— Так вы не можете гарантировать, что я получу место в кворуме.

— Я могу гарантировать, что сделаю все от меня зависящее. Даже если мое предложение не пройдет — что маловероятно, — вы навсегда останетесь человеком, которого выбрала сама королева.

Он остановился и провел рукой по волосам, на лице его вдруг появилось робкое выражение.

— Знаете, мы могли бы пожениться по-настоящему, — сказал он. — Вам не нужно уступать мне место в кворуме. Я думаю… я думаю, мы могли бы стать добрыми друзьями, мы с вами. Для брака это не мало.

Я тихо сказала:

— Вы могли бы дать мне второго наследника?

— Вероятно.

Я молча посмотрела на него.

Он вздохнул.

— Значит, фальшивая помолвка в обмен на место в кворуме. И два голоса, если я получу место.

— Это мои условия.

— Принимаю.

Мы пожали друг другу руки. В ответ на мою улыбку он улыбнулся так ослепительно, что на миг мне стало жаль всех на свете женщин, навсегда лишенных его любви.

Затем я добавила:

— Это секретный договор, о нем знают лишь две моих фрейлины. Будет честно посвятить в него также двух свидетелей с вашей стороны. Вы хотите, чтобы я повторила свои слова в присутствии еще кого-нибудь?

Не думая ни секунды, он сказал:

— Я вам верю.

— Значит, решено. Вы не возражаете, если придется отложить ваш отъезд? Я хотела бы оповестить кворум о предстоящем обручении и дать возможность придворной знати полебезить перед вами.

Он поклонился.

— Конечно, ваше величество.

— Пожалуйста, зовите меня Элиза.


Приготовления были закончены быстро. Решили, что свита Тристана и моя поедут вместе, при полном параде. Но, безусловно, нужны были предосторожности, и Гектор с Тристаном провели много времени вместе, обсуждая маршрут, состав свиты и план путешествия.

Гектор был единственным из королевской гвардии, кому было известно о поддельности помолвки.

Мы бурно обсуждали, стоит ли брать с собой инвирна Шторма. Химена говорила, что у него слишком узнаваемая внешность. Но, по мнению отца Алентина, его знания могли нам пригодиться. Я решила, что лучше ему быть там, где я могла бы за ним присматривать. Когда Гектор пообещал спрятать его в повозке, а Тристан поручился, что его свита будет крайне осторожна, я согласилась взять Шторма с собой.

Он согласился с радостью. Он знал правду: я отправляюсь на поиски зафиры.

Я отменила заседание кворума, на котором должна была объяснить свой визит в тюремную башню, оправдавшись желанием провести больше времени с потенциальным мужем. Я сказала конде Эдуардо, что мы с Тристаном использовали тюремную башню, чтобы начать переговоры, что из-за обилия гостей в замке накануне праздника Освобождения мы оба искали место для разговора наедине. Это была очевидная ложь, и по прищуренным глазам конде было ясно, что он не поверил ни единому слову.

Но расспрашивать он не стал. Он просто сказал:

— Еще не поздно изменить ваше мнение и сделать так, как лучше для нашей страны. Я уверен, вы поймете, что вам больше подойдет один из северных лордов.

Я поблагодарила его за совет и заверила, что сделаю обдуманный выбор.

В ночь перед нашим отъездом мне нужны были лишь темнота и одиночество. Я долго лежала без сна, думая об Алехандро. Хотя я и не собиралась замуж за Тристана, все думали, что я выйду за него. От мысли, как легко оказалось заменить моего прежнего мужа, у меня по щеке скатилась слеза. Его присутствием было проникнуто все вокруг. Я видела его в темном дереве и роскошном блеске его кабинета, на портрете в Королевском зале, видела его черты в его сыне. Но двор так быстро отказался от него. Когда я наконец выйду замуж, даже призрачная память о нем будет вытеснена безвозвратно.

— Элиза? — Я почувствовала, как прогнулся матрас и маленькая фигурка проползла по моей кровати.

Я приподняла одеяло и позволила Розарио проскользнуть под него. Он прижался ко мне, и я обняла его.

— Няня знает, что ты здесь?

Он подернул плечом, что означало «нет». Я поцеловала его в лоб.

— Ты снова уезжаешь, — сказал он.

— Да.

— Я хочу с тобой.

В голове у меня одна за другой понеслись отговорки. Но, как всегда в разговоре с ним, я предпочла правду.

— Плохие люди пытаются причинить мне вред. Поэтому я не могу взять своего наследника с собой в путешествие. Мне нужно, чтобы ты остался здесь, в безопасности.

— Они тебя убьют?

— Надеюсь, нет. Я сделаю все, чтобы выжить.

— Гектор защитит тебя.

Я улыбнулась.

— Да, обязательно защитит.

— Ты вернешься?

— Я постараюсь изо всех сил вернуться. Обещаю.

Он поерзал под одеялом, прижавшись холодными босыми ногами к моей ноге, и я не отодвинулась. Он сказал:

— Ты всегда выполняешь обещания.

У меня сдавило горло. Когда-то давно я сама сказала это ему. Я и не знала тогда, как это важно для него, мальчика, которому дали так много невыполнимых обещаний.

— Это правда.

Он молчал так долго, что я думала, он заснул, но потом услышала его шепот, такой тихий, что я едва разобрала слова:

— Я не хочу быть королем.

Это было все равно что удар кинжала, все равно что поражение в бою. Конечно, он не хочет. Конечно, он напуган. Я знала, как тяжело так долго бояться. Как же мне жаль, Розарио.

Собравшись с духом, я заговорила:

— Я думаю, что, если ты решишь, что хочешь стать королем, ты будешь величайшим правителем в истории Гойя д’Арены. Но я не стану заставлять тебя. Ты не обязан. — Моих придворных хватил бы удар, если бы они это услышали, но я не могла принуждать ребенка.

Он шмыгнул носом.

— Обещай.

— Обещаю. Но ты тоже должен мне кое-что обещать.

— Что?

— Обещай, что не будешь обсуждать это ни с кем до моего возвращения. — Последнее, чего мне хотелось бы — это слухи об отречении наследника. — Ни слова. И еще: если что-нибудь пойдет не так, если тебя что-нибудь напугает, пока меня не будет, я хочу, чтобы ты нашел капитана Люцио, он второй в гвардии после Гектора, и в точности следовал его советам. Он поможет тебе. Если не сможешь найти Люцио, иди к Маттео. Он охраняет делегацию королевы Космэ в гостевых комнатах.

Его большие глаза испуганно сияли в темноте.

— Я обещаю.

Я не хотела пугать его, но это было важно. Поэтому я спросила:

— Кого я сказала найти, если что-то будет не так?

— Капитана Люцио и Маттео.

— Отлично. — Я закутала его в одеяло.

— Хочешь спать сегодня здесь?

— Да, хорошо, — сказал он так, будто в этом и заключался его план с самого начала.


Весь дворец наблюдал наш отъезд — слуги, придворные, городской гарнизон. Карета конде Тристана ехала во главе процессии, за ней — несколько стражников верхом, дальше повозка для моих слуг и припасов, потом карета королевы, самая большая и роскошная в окружении пеших стражников. На карете развевались королевские знамена, полупрозрачные занавески закрывали окна, обрамленные позолотой.

Но меня в королевской карете не было.

Я шла прямо за ней в окружении слуг конде. На мне была грубая полотняная юбка и бесформенная блуза, чепец горничной надвинут на лоб. Меня припудрили, чтобы кожа казалась светлее, а волосы — так отличавшие меня — туго заплели и убрали под чепец.

Генерал Луз-Мануэль и конде Эдуардо стояли на балконе с видом на главные ворота. Генерал был невозмутим, как обычно, а конде смотрел уныло и злобно. Глаза прищурены, зубы сжаты, руки скрещены. Было очевидно, что поспешный отъезд в Сельварику не входил в его план, каким бы он ни был. Когда мы проходили мимо него, под дворцовой решеткой, я старалась смотреть прямо перед собой, чтобы случайно не встретиться с ним глазами.

Гектор шел рядом, и я надеялась, что из толпы это выглядит так, будто он идет за каретой королевы. Хотя за полупрозрачными занавесками виднелась фигура молодой девушки, сидящей в карете, на голове у нее была большая корона — старая, рубиновая, а не новая. Корона с амулетами путешествовала в шкатулке под сиденьем кареты.

Гектор нанял ее. Я не знала, кто она и где он ее нашел. И не хотела знать. Она весело махала рукой толпе, а я боялась за нее, эту фальшивую Элизу. Я осматривала толпу в поисках опасности, думая о способах, которыми можно убить человека. Это было бы так просто.

Как и в день моего злополучного именинного парада, мы пошли вдоль Колоннады к городским воротам. Слева возвышались городские дома, их высокие окна блестели на солнце. Там мог бы спрятаться лучник, выпустить стрелу в окошко кареты и скрыться в поднявшейся суматохе. Хотя толпа была не так многочисленна, как на именинном параде, рядом оказалось столько незнакомых людей, что хотелось спрятаться. Любой из них мог сжимать в руке кинжал.

Я поняла, каково быть на месте Гектора или Химены. Всегда бояться за другого, всегда подозревать, видеть воображаемое оружие и злой умысел там, где его нет. Не потому ли Гектор так замкнут и суров? Не потому ли Химена так скрытна? Потому что только так можно выжить в постоянном предчувствии беды?

Два моих самых близких защитника.

Гектор сказал, что внутренняя ущербность — цена за царствование, но, может быть, моя цена так велика, что платить ее приходится не мне одной. Может быть, он и Химена — тоже ущербны. И Мара. И Розарио, который боится быть королем.

Мы шли невероятно долго.

Но когда впереди стали видны ворота и пустыня за ними, сердце мое часто забилось, не от страха, а от восторга, может быть, даже счастья, мне отчаянно хотелось выбраться за эти стены на воздух, на солнце. Хотелось, чтобы песок заскрипел под подошвами, чтобы сухой ветер растрепал волосы и обжег щеки. Я надеялась, что мы сможем поменять лошадей на верблюдов где-нибудь по пути. Мне не хватало их кроткого взгляда из-под длинных ресниц, их непоколебимой медлительности. Я скучала даже по запаху костра из верблюжьего навоза.

Наконец мы покинули стены города и вышли на свет. Дорога вела на юг по побережью, но слева от нас простиралась пустыня, огромная, золотая, пышущая жаром. Я смотрела на нее, и сердце мое наполнялось радостью. С каждым шагом, удалявшим меня от города, я чувствовала себя все более свободной, легкой. Мне хотелось прыгать, бегать, простирая руки к огромному небу, и дышать, дышать полной грудью. Но я ограничилась тем, что шла и подбрасывала носком ноги песок и камешки на дороге.

Гектор догнал меня и, наклонившись, странно посмотрел.

— Я никогда прежде не видел у вас такой улыбки, — сказал он.

Я и не знала, что улыбаюсь.

— Я рада, что выбралась, наверное. И посмотрите на пустыню! Разве она не прекрасна?

— Да, — тихо сказал он. — Прекрасна.

— А вы знали, что иногда вечером, если правильно рассчитать, можно на закате увидеть Кровавые горы? Когда солнце садится в океан, горизонт на западе светится красным, ярко, как кровь. Это удивительно.

— Нет, я этого не знал.

— Вам стоит посмотреть сегодня. А днем, когда жарче всего, все цвета в мире сливаются там, где песок соединяется с небом. И получается световая рябь.

— Ну и ну.

Я пристально посмотрела на него, обеспокоенная его изумленным голосом. Он что, смеется надо мной?

— Конечно, и у вас есть место, которое вы любите больше всего? Куда вы всегда рады вернуться? Где вы чувствуете себя собой?

Пока Гектор обдумывал ответ, наша процессия сдвинулась вправо, чтобы пропустить торговый караван: несколько запыленных наездников, на лошадях и верблюдах. Они с изумлением смотрели на королевскую карету и старались не приближаться. Впереди нас Мара вышла из повозки для слуг и пошла пешком. Я не винила ее — я тоже не решилась бы ехать в одной повозке со Штормом.

— Да, такое место есть, — сказал наконец Гектор.

— Как королева я приказываю вам рассказать мне о нем. — Мне хотелось сбросить свой чепец горничной, подставить голову небу и солнцу, но я не смела. Все в нашей процессии знали, кто я — иначе план не сработал бы — но рядом с городом на дороге было слишком людно.

— Ну, раз вы приказываете, — сказал Гектор, криво усмехнувшись, — я расскажу вам о Вентьерре, графстве моего отца.

Почему-то мне захотелось подразнить его.

— Да? Конечно, этот клочок грязной земли не сравнится с пустыней. — Широким жестом я обвела дюны.

Он выслушал это спокойно.

— Этот «клочок грязной земли» покрыт холмами, ярко-зелеными в сезон дождей, и золотыми — в засуху. Трава, как океан, ходит волнами в ветреные дни. Издалека она мерцает, как бархат. — Он говорил, и голос его становился все спокойнее, а морщины на лице разглаживались. — Волны разбиваются о прибрежные утесы, и в воздух поднимаются белоснежные брызги. У устья реки озерца, которые наполняются во время прилива — я часами играл там в детстве. Но ничего нет красивее, чем виноградник в пору сбора урожая. Ряды виноградных лоз, тяжелых от спелых пурпурных ягод…

— Ах да, — сказала я. — Эта картина у вас в комнате.

— Да. Я крал ягоды, приготовленные для вина, втайне от отца. Мне было жаль их, их должны были жать и давить, превращая во что-то, неприятно пахнущее. Мне казалось, что винограду лучше быть виноградом, чем вином.

Я рассмеялась.

— Что я такого сказал?

— Ничего. Просто я никогда прежде не видела у вас такой улыбки.

Наши глаза встретились. Весь остальной мир будто провалился сквозь землю, и я думала лишь об одном: Боже, как я люблю его улыбку. Он будто сбросил несколько лет, и под ними я увидела мальчика, того, что играл в приливных озерцах и спасал беспомощный виноград. Что стало с этим мальчиком? Должно быть, виной Алехандро. И война. И я.

Я сказала:

— Я бы хотела когда-нибудь увидеть Вентьерру.

Улыбка его поблекла.

— Я тоже.

— Значит, скучаете по ней?

Он лишь пожал плечами.

Я смотрела, как его профиль становится все более жестким. Это так похоже на него — он старается подавить чувства, чувствовать поменьше.

— Я не думала, что вы так тоскуете по дому.

Он отвернулся.

— Я не говорил…

— И без слов ясно.

Он смущенно пожал плечами.

— Мне нравится мой дом в Бризадульче.

— Я рада этому.

Занавески в окне королевской кареты раздвинулись, и показалось лицо Химены. Я улыбнулась и подмигнула ей. Она улыбнулась в ответ, но, увидев рядом со мной Гектора, помрачнела. Занавески снова закрылись. Я нахмурилась, глядя туда, где только что было ее лицо, и не понимая, что у нее на уме.

Когда песок стал бронзовым в свете вечернего солнца, мы миновали оживленную путевую станцию из отдельных хижин и конюшен, крытых пальмовыми ветками, и разбили свой лагерь вдали от дороги, на песке.

Я заглянула в королевскую карету за своими вещами и палаткой. Химена сидела рядом с мнимой Элизой с недовольным и строгим лицом. Девушка бессильно сгорбилась под вуалью и короной, на платье ее темнели пятна от пота. Мне стало жаль ее.

— Думаю, корона больше не нужна, — сказала я ей. — И вуаль тоже. Мы далеко от дороги, вы можете открыть занавески и освежиться.

Они с Хименой должны были ночевать в карете в виде заманчивой мишени для возможных наемных убийц.

— Спасибо, ваше величество, — робко проговорила она. Я не потрудилась узнать ее имя — не хотела, чтоб она стала для меня живым человеком.

Я достала из-под скамейки свой узел и палатку. Крикнула Гектору:

— Где мне расположиться?

Он показал на свободное место.

— Мы устроимся вокруг вас.

Я развернула скрученную палатку, достала колышки и приступила к работе. Пальцы двигались автоматически, помня когда-то привычные движения, и это было так же приятно, как хруст песка под ногами и хлопанье ткани, развеваемой ветром. Я оставила вход открытым, подвязав полотно с боков, порылась в своих вещах в поисках кремня для разжигания огня и забросила узел с вещами в палатку. Пора было разводить костер и готовить ужин, если Мара уже не сделала этого.

Передо мной встала чья-то тень, и я едва не выронила кремень.

Конде Тристан смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Кажется, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро ставил палатку. Я не знал, что вы так умеете. — Вокруг меня все ставили палатки, в том числе большую, где должны были спать Белен и Алентин.

Я гордо усмехнулась.

— А вы думали, я в Мальфицио целыми днями вышивала? Писала стихи о пустынных закатах?

Он провел рукой по волосам.

— Нет. Но я предполагал, что это была более… административная работа.

— А еще я умею разводить костер, свежевать кролика, искать съедобные растения, ухаживать за ранеными. — Было приятно честно хвастаться. — Ах да, и еще я умею отпугивать хищников, стреляя чем-нибудь из рогатки.


В нескольких шагах от нас Гектор снимал седло с гнедого коня и стреноживал его. Он поднял глаза и встретился со мной взглядом, на лице его играла самодовольная усмешка. Гектор, по крайней мере, не удивлен моими умениями. Может быть, даже горд. От этого мне стало теплее.

Позднее, когда мы сидели вокруг костра и ели суп, приготовленный Марой, — не из тушканчиков, а легкую похлебку с чечевицей и сушеными овощами — солнце опустилось за море. Я не думала о том, загорается ли небо красным на горизонте — я смотрела на север. Хотя мы были слишком далеко от Бризадульче, чтобы видеть его стены, по мягкому сиянию на темном небе видно было, где он. Наверное, тысячи фонарей и свеч горели в моем городе. С отчаянием я подумала, насколько счастливее, безопаснее, живее я чувствую себя вдали от него.

Но на следующий день, не успели мы далеко уйти, как Гектор тихо сказал:

— Я думаю, нас преследуют.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на него, но одумалась и уставилась прямо перед собой. Если нас и правда преследовали, не следовало бы стражнику королевы беседовать с простой горничной, которая странно похожа на саму королеву.

Я сказала:

— Вы уверены? По этой дороге много ездят.

— Не уверен. Но надо быть осторожными. С тех пор как мы снялись с места, за нами идет группа всадников. Они без груза и без пеших, так что должны были бы давно обогнать нас.

— Все знают, что я отправилась на юг. Может, кому-то любопытно. Может быть, мы привлекли чье-то внимание по пути.

— Может быть, — неуверенно сказал он.

— А что, если я пойду не сзади кареты, а перед ней? — спросила я. Я задыхалась от пыли — несколько раз приходилось закрывать лицо платком.

— Можно, — сказал он. — Хотя и жаль, что вы не будете покрыты пылью с ног до головы. Так-то вас точно никто не узнает.

Я не могла не бросить на него гневного взгляда. Он лукаво усмехнулся, но тут же снова стал серьезным.

— Мы проследим за ними, — сказал он.

— Нет. — Я же теперь в пустыне. Я точно знаю, что делать. — Мы поступим умнее.

— Да?

— Если они все еще идут за нами, я пошлю Белена за ними проследить.

— Так вы решили довериться ему?

— Я верю в его способность выслеживать. — Я вспомнила тот день, когда отравили Иладро. Было бы так естественно просить Белена о помощи. Она потребовалась, и вот мы снова вернулись к своим привычным ролям, будто ничего и не было. — Смею надеяться, со временем придет и другое доверие.

Когда мы разбили лагерь, верховые, замеченные Гектором, все еще шли за нами — крохотные темные фигурки на горизонте. Другие путешественники догоняли и перегоняли нас, а эти останавливались, когда останавливались мы, и разбивали лагерь одновременно с нами. Их костер мерцал вдали, когда сумерки превращались в ночь.

Я приказала не разжигать костров, и мы поужинали вяленым мясом, сушеными финиками и хлебом. Я не хотела, чтобы за нами наблюдали на расстоянии, знали, что мы проводим совет.

Мы сели в круг, освещаемый лишь звездами и луной. Нас было тридцать, включая людей Тристана, за каждого из которых он поручился. Даже Шторм осмелился выйти из повозки и присоединиться к нам. Остальные насторожились, но все же освободили для него место. Он не снял капюшона, закрывавшего лицо.

Я встала и сказала:

— Белен, подойди сюда.

Он подчинился без колебаний и встал передо мной на одно колено.

Я спросила:

— Ты все еще хочешь присягнуть мне на верность?

Только по его прерывистому дыханию можно было судить, что он удивлен.

— Да, — без колебаний ответил он.

— Тогда я принимаю тебя на службу.

Он протянул руки и стиснул ткань у меня на поясе, быстро, будто боясь, что я передумаю. Было неприятно и неловко, особенно когда он задел мой амулет, и я услышала совсем рядом звон кинжалов, вынимаемых из ножен. Но я знала, что это традиционный жест нового вассала, и его нельзя запретить.

Белен произнес:

— Клянусь служить вам верой и правдой. Клянусь защищать и почитать вас. Готов выполнить любой ваш приказ. Пока я жив, ваш народ будет моим народом, ваш путь — моим путем, ваш бог — моим богом.

Я взяла его за руки и подняла с колен, а все остальные прошептали: «Аминь».

Он стоял передо мной, и я смотрела на него снизу вверх, не в силах отвести глаз от повязки на его лице. Его пытали из-за меня. Потому что он отказался сдать меня, когда понял свою ошибку. Повинуясь внезапному порыву, я крепко обняла его.

Он прошептал:

— Спасибо, Элиза.

Позади него я увидела сияющее лицо Мары. По щекам ее текли слезы, блестевшие при свете луны.

Я отстранилась от него, надеясь, что мое прощение не оказалось слишком поспешным. Но я была уверена в своей правоте.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала я ему. — Сегодня.

— Я готов.

Когда я рассказала ему про всадников, что шли за нами, он понимающе кивнул. Ему даже не пришлось объяснять, что делать. Он просто сказал:

— Я вернусь к утру, — и скрылся в темноте.

Я села и скрестила ноги.

— Я подозреваю конде Эдуардо. Он был недоволен, когда узнал о путешествии и его цели. Он настаивает, чтобы я вышла за северного лорда. И он знает, что я от него что-то скрываю.

— Он ведь не знает обо мне? — проговорил Шторм своим шипящим голосом.

— Это как раз то, что я от него скрываю.

— Если это люди конде, — сказала Химена, — мы можем использовать их в своих целях. Можем направить по ложному пути.

— Именно об этом я и думаю, — сказала я.

— А что, если это воры? — произнес женский голос, которого я не узнала.

Гектор рассмеялся.

— Тогда это действительно бедные воры, — сказал он. — Пятеро против всех нас?

И действительно звучало это смешно. Они с Тристаном могли бы вдвоем справиться с пятью ворами. Я же боялась, что они могли быть убийцами. Они могли просто следить, терпеливо и спокойно, ждать подходящего момента, чтобы проникнуть в наш лагерь.

Вероятно, Гектор думал о том же самом, потому что он сказал:

— Пока мы не знаем наверняка, надо быть начеку. Элиза, вы поедете завтра в повозке для слуг, чтобы вас не было видно.

Я открыла рот, собираясь возразить, сказать, что мне лучше идти, чем сидеть в тесной душной повозке. Но, вспомнив о решении доверяться его советам, я сказала:

— Хорошо.

И это было правильно.

Загрузка...