Я терпеть не могла собрания кворума.
Собрать его было необходимо, чтобы немедленно обсудить случившееся. Но лорд-генерал и лорд-конде правили страной не один десяток лет. Я же была выскочкой, семнадцатилетней королевой, правящей по решению покойного короля, а не по праву наследования. В лучшем случае они могли обсуждать дела так, будто меня вообще нет. В худшем я почувствовала бы себя надоедливой мошкой, которую вот-вот прихлопнут.
Я пришла последней. Моя свита из фрейлин и стражи остановилась у порога, так как внутрь зала допускались только члены кворума. Мара ободряюще улыбнулась мне, я вошла в зал, захлопнула двери и задвинула засов.
Собрание проходило в комнате с низким потолком и без окон. Свечи мерцали в канделябрах, укрепленных на пыльных каменных стенах. В центре стоял низкий и широкий дубовый стол, окруженный красными подушками. В воздухе висело тягостное молчание, и я почувствовала, как духи важных решений и секретных совещаний обступают меня, заставляя молчать.
Гектор уже сидел на своем месте, с суровым видом. Мы всегда приходили на собрание порознь, не выставляя напоказ наших близких отношений. Он приподнял подбородок в качестве приветствия, в котором не было и намека на теплоту.
Генерал Луз-Мануэль, командующий моей армией, поднялся с места, чтобы поприветствовать меня, улыбнулся одними губами. Это был невысокий, сутулый человек, достаточно невзрачный, чтобы его военное возвышение казалось удивительным. Поэтому я знала, что его не следует недооценивать.
— Вы были правы, решив созвать кворум, ваше величество, — сказал он.
Рядом с ним восседала леди Геда, которая сложила руки на груди и восторженно улыбалась.
— Ах, ваше величество, я так польщена тем, что лорд-генерал снова пригласил меня!
Я взглянула на нее с удивлением: казалось, она совершенно не понимает всей серьезности момента. Геда была женой губернатора Бризадульче, и ее временно включили в кворум. У нас не хватало одного члена, с тех пор как я позволила восточным землям отделиться, но мы не смели собираться в количестве меньше пяти, священного числа. Леди Геда не была ни умна, ни интересна, и поэтому казалась приемлемой кандидатурой до тех пор, пока не будет выбран новый постоянный член.
— Я счастлива, что вы согласились, — искренне сказала я.
Конде Эдуардо поклонился мне и открыл собрание, процитировав слова Всевышнего из Священной Книги: «Где пятеро собираются, там я среди них».
Я села в кресло во главе стола.
Конде продолжил, голос его звучал мрачно.
— Меня глубоко взволновало то, что анимагу удалось незамеченным проникнуть в наш город, более того — взобраться на вершину амфитеатра. И его требование — отдать королеву инвирнам…
— Это пустые угрозы, — сказал Гектор. — Они разбиты наголову. Ее величество уничтожила в один день девять магов.
— И все же один остался, — сказал генерал Луз-Мануэль. — Кто знает, сколько еще прячется в нашем городе? А сколько в горах? Он говорил, что их так же много, как песка в пустыне. Могут ли они выставить против нас еще одну армию, еще большую нежели прошлая? Мы не выдержим второй такой атаки.
Гектор нахмурился.
— Но не считаете же вы, что мы должны подчиниться их требованиям?
Я повернулась в кресле, в страхе ожидая ответа генерала.
После томительной паузы он произнес:
— Конечно, нет.
— Надо попробовать вступить в переговоры, — сказал Эдуардо. — Нашим слабым местом всегда было то, что мы слишком мало знаем о них. И я уверен, наша королева могла бы убедить их…
— От них послы никогда не приходили, — вмешалась я. Мне надоело, что обо мне говорят так, будто меня здесь нет. — Я не знаю, как получить какие-либо сведения об инвирнах, кроме как отправив туда делегацию. Но они всегда отказывались пускать к себе делегацию моего отца.
— Здесь было то же самое, — сказал Гектор. — Король Алехандро несколько раз предлагал обмен делегациями, но получал категорический отказ.
Я подумала о том, что посоветовала бы моя сестра, принцесса Алодия.
— Нам нужны шпионы, — сказала я.
Генерал Луз-Мануэль покачал головой.
— Мы не можем послать шпионов на такое огромное расстояние. Казна пуста. И мы не сможем поддерживать с ними связь. Даже для голубей это слишком далеко.
От выражения беспомощности, застывшего на лицах, в комнате, казалось, стало еще более тесно и душно. Я подумала, что надо было взять с собой веер.
— У нас есть проблема, требующая более срочного решения, — сказал конде Эдуардо. — Спустя пять месяцев после битвы за Бризадульче наш народ наконец начинает возрождаться. И теперь этот ужасный удар. Несколько человек сегодня погибли во время беспорядков.
У меня сердце замерло. Я видела толпу, панику, уносящуюся карету. Я не знала, что рядом со мной гибнут люди. Может быть, все это было коварным планом инвирнов — напугать нас до такой степени, чтобы мы начали убивать друг друга.
Конде Эдуардо добавил:
— Некоторые заблудшие души могут даже призывать королеву к ответу.
— Ну уж нет! — запротестовала леди Геда.
Конде пожал плечами.
— Если они поверят, что, отдав ее величество инвирнам, спасут этим своих братьев, сыновей, жен, они потребуют этого. Вы видели, как утром они едва не взяли дворец штурмом.
Те же самые люди, что приветствовали меня на параде, скандировали мое имя и славили меня как героя. Химена была права.
Леди Геда повернулась ко мне.
— А вы не можете просто, — она сделала неопределенный жест рукой, — сделать что-нибудь со своим амулетом? Уничтожить их, как в прошлый раз?
Я вжалась в спинку кресла.
— Если бы я только могла, миледи. Тогда у меня был амулет и семь камней, некогда принадлежавших другим хранителям. Теперь у меня остался лишь мой. Мы с отцом Никандро вместе пытаемся понять, как использовать его силу. — Я предпочла не упоминать, что, кроме тепла, исходящего от камня, мы не добились ничего.
Генерал Луз-Мануэль наклонился вперед, глаза его сверкали.
— У меня есть идея. — Как талантливый политик он позволил себе продолжительную паузу, после чего продолжил: — Ваше величество, мы должны обсудить вопрос о вашем регентстве.
Я вытерла вдруг вспотевшие ладони о колени.
— Но я не регент принца, — сказала я, притворяясь, что не поняла его. — И я вправе выбирать, передавать ли трон Розарио, когда он достигнет соответствующего возраста. Король назвал меня своей единственной наследницей и царствующей королевой. — Я с гордостью подумала, что голос мой прозвучал твердо.
— Король лежал на смертном одре и терпел невыносимые муки, может быть, даже был не в полном уме. Вы так молоды, ваше величество, вы сами еще не достигли совершеннолетия. И вы чужеземка. Многие сомневаются в законности вашего правления. Добавьте к этому сегодняшний ужасный инцидент, и вы должны будете признать, что это вам нужен регент. Понадобится много времени и усилий, чтобы успокоить народ.
Я изо всех сил старалась не показать, насколько я поражена.
— Я сражалась за этот народ как за свой собственный!
Он торжественно кивнул.
— Вы внесли важный вклад в общее дело. — Снисхождение, прозвучавшее в его голосе, заставило меня сжать кулаки. — Но вам предстоят непростые решения, например, поднять налоги, чтобы помочь восстановлению города. Вы увидите, что людям, которые вынуждены туго затянуть пояса, все равно, героиня вы или нет. Они будут во всем винить вас, ваше величество, и только вас. Они потребуют, чтобы мы отдали вас врагу.
Я всегда знала, что кворум невысоко меня ставит. Но такого я не ожидала. Слова конде ранили особенно сильно оттого, что в них звучала правда. Я всего лишь ребенок. Возглавлять бунт в пустыне, убивать анимагов волшебным талисманом — все это, конечно, производило впечатление. Но не имело ничего общего с управлением страной.
Леди Геда переводила взгляд с генерала на меня и обратно, глаза ее все расширялись и разгорались. Она отчаянная сплетница, и я подумала, что генерал мог пригласить ее нарочно в надежде, что она распространит идею о назначении мне регента. Или причину возможного назначения регента — что я не могу править самостоятельно.
Конде Эдуардо, устремив взгляд в пространство, поглаживал свою коротко стриженную бороду. Наконец он промолвил:
— Есть другой путь.
Он уперся локтями в стол и пристально посмотрел по очереди на каждого члена кворума, остановив взгляд на мне.
— Моя дорогая королева, настало время вам выбрать себе мужа.
Ах, вот оно что. Они обсуждали регентство лишь для того, чтобы потом предложить замужество как более приемлемый вариант. Вероятно, все это было заранее придумано и согласовано.
— О да! — сказала Геда. — Кого-нибудь, кто пользуется всеобщим уважением. Все будут рады видеть вас королевой, когда рядом будет сильный принц, даже несмотря на сегодняшнее.
Гектор тихо сказал:
— Король умер всего пять месяцев назад.
— Королева выше ритуальных траурных традиций, — сказал конде Эдуардо, пожимая плечами. Он повернулся ко мне. — Я не хотел бы говорить плохо о покойных, но наш народ много выстрадал во время правления Алехандро и Николао. Королевство трещало по швам еще до войны. Ваше величество, я умоляю вас подумать прежде всего о своем народе. Пожалуйста, выберите или регента, или мужа, и верните нам стабильность, которой мы так жаждем.
— С политической точки зрения наиболее выигрышным было бы выбрать кого-нибудь из северных земель, — добавил генерал. — На север обрушился главный удар во время войны.
— Я составлю список приемлемых кандидатур, — сказала леди Геда. — Мы могли бы обсудить его на следующем собрании. Можно вспомнить лорда Лиано из Альтапальмы. И конечно, конде Тристана из Сельварики, это южный лорд, но его нельзя исключать. А также…
Не было сил слушать нескончаемую болтовню Геды обо всех лордах королевства. Я знала, что смогу выйти замуж ради блага Гойя д’Арены. Но в тот момент при виде реальной перспективы я поняла, что не хочу этого. Я хотела снова полюбить кого-нибудь так, как я любила Умберто, или по крайней мере найти друга, каким стал для меня в конечном итоге Алехандро.
И я хотела быть королевой этой великой страны не потому, что кто-то держал бы меня за руку, а потому, что мне это по силам. Мне. Элизе.
Но я согласилась взглянуть на список леди Геды на следующем собрании, просто потому что не знала, что еще мне сказать или сделать. По крайней мере, так я выиграю время на размышление о своих возможностях.
Наш разговор перешел в другое русло. Все деревни вдоль караванного пути в пустыне все еще лежали в руинах после вражеского наступления. Стоимость их расчистки и восстановления была огромна. Дорога через Пуэрто-Верде стала практически непроходимой после нескольких лет аномально плохой погоды. Дубильщики и ткачи близки к бунту из-за нехватки кож и шерсти, связанной с тем, что отделившееся государство Басагуан больше не ведет торговлю овцами со столицей.
В стране разруха. Несмотря на то что мы выиграли войну, наша казна пуста, армия ослаблена, люди подавлены. Сегодняшний парад в честь дня рождения должен был вернуть людям надежду, показать, что наша жизнь вернулась в нормальное русло.
Моя нелепая корона, казалось, становилась все тяжелее, когда я думала о многих поколениях правителей, сидевших в этой самой комнате за этим столом. Получал ли кто-нибудь из них в наследство столько проблем? Был ли кто-нибудь из них ребенком, как я?
Я не могла скрыть облегчения, когда собрание наконец закончилось. Я встала и сухо поблагодарила всех, затем Гектор отпер и распахнул двери. Свежий воздух наконец коснулся моего лица.
В коридоре фрейлины обступили меня. Я сняла с головы корону и бросила ее Химене. Мара вытерла пот с моего лба платком и расправила мне юбку.
— Мне нужно пройтись, — сказала я. На самом деле мне нужно было подумать, скрывшись от любопытных глаз и нерешенных проблем.
Они расступились, Гектор собрался было проводить меня.
Я покачала головой:
— Я пойду одна.
— Не стоит этого делать.
— Мне нужно всего несколько минут, — уверила я его. — Я пойду в катакомбы помолиться. Только в ту часть, что патрулируется стражей. Если я не вернусь, когда монастырский колокол пробьет час, приходите за мной.
Он как будто собрался схватить меня за руку, но передумал и сказал только:
— Будьте осторожны, моя королева.
Я улыбнулась ему и пошла прочь от толпы.
Камни пола у меня под ногами давно стали идеально гладкими, ведь Бризадульче был построен почти две тысячи лет назад, когда Господь спас наших предков из погибающего мира и своей праведной десницей перенес их сюда.
По пути я вела ладонью по грубым камням стены, их твердость успокаивала. Я представляла себе дворец, стоящий посреди древней столицы, которая, в свою очередь, протянулась вдоль полуострова, окруженного с трех сторон океаном и с четвертой — пустыней. Мой новый дом отличался необыкновенной стойкостью и неизменностью, несмотря на окружающие его стихии, что по полгода обрушивали на него страшные песчаные бури и ураганы, а в остальное время оставались просто непостоянными и грозными соседями.
Спасение города заключалось под ним. Мой старый учитель рассказывал, что давным-давно, до того как сюда пришли люди, на месте нашей великой пустыни было море. Потом из-за какой-то природной катастрофы вся вода ушла глубоко под землю. Теперь подземное море встречалось с океаном в пещерах под моими ногами, обеспечивая всегда свежую воду для оазиса моей столицы.
Катакомбы, построенные специально для того, чтобы использовать природные, образованные водой пещеры, были моим любимым местом уединения.
Страж у входа не удивился моему появлению. Он встретил меня поклоном и улыбкой.
— Рад видеть вас в целости и сохранности, ваше величество, — сказал он. — Я слышал о том, что случилось.
— Спасибо, Мартин, — но я не хотела говорить об этом. — Как ваша жена?
Он был одним из самых молодых в королевской охране, и трудно было поверить, что кто-то, чуть-чуть старше меня может уже быть женат и ожидать появления ребенка.
— Девятый месяц уже пошел. Каждый день проклинает пустыню с ее жарой. — Он снял со стены фонарь и передал мне. Потом застенчиво улыбнулся: — Если будет девочка, она хочет назвать ее Элизой.
Я чуть не уронила фонарь.
— А… Хорошо… я польщена, конечно. Пообещайте, что принесете показать мне ребенка, когда он родится.
Он стукнул себя кулаком в грудь — знак твердого обещания.
— Клянусь, ваше величество.
Странная вещь — быть королевой, когда каждому твоему слову придается особый смысл. Я чувствовала себя неловко, с фонарем в руке спускаясь по холодной узкой лестнице. Платье волочилось по ступеням сзади меня, но мне было все равно. По пути я молилась, просила Бога благословить ребенка Мартина, может быть, Элизу, чтобы она выросла очаровательной, стройной и красивой.
Желтоватое мерцание освещало мой путь. Я скользнула под низкую арку и оказалась в огромном Зале Черепов.
Это настоящий храм костей. Черепа лежат в нем, как кирпичи, до самого сводчатого потолка, уходящего во мрак. Посередине стены тянется ряд крупных черепов, их челюсти открыты и внутрь вставлены зажженные обетные свечи. Изогнутые реберные кости обрамляют темнеющие углубления в стенах.
Я устала от смерти. Когда я закрываю глаза, я вижу кровь, уходящую в песок, плоть, тающую, как воск, в огне анимагов, гангренные язвы, безжизненные глаза. Но эти прекрасные черепа свободны от гниющей плоти, они спокойно улыбаются. Мне нравится это напоминание о том, что смерть лежит в самом основании моего города, что после смерти что-то остается на века.
Я вошла в третью пещеру направо, к усыпальнице короля Алехандро де Вега. Здесь еще пахло розами и ладаном. Я закрепила фонарь на стене и стала ждать, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Было слышно, как где-то в пещерах течет подземная река. Она была так близко, что колебала влажный воздух, и свет фонаря беспокойно мерцал.
Пять каменных гробов покоились на гигантских пьедесталах, но скудный свет фонаря озарял только ближайшие три. В одном лежал отец Алехандро. В другом — первая жена моего мужа, умершая при рождении нашего принца, Розарио.
А в третьем — мой муж.
Гроб был покрыт шелковым флагом, я провела по нему пальцами. Флаги свисали и с других гробов, но они были изъедены временем, а может быть, влажным воздухом, что колол мне ноздри.
— Здравствуй, Алехандро, — мой шепот эхом разнесся вокруг.
Говорить с мертвым глупо. Могут ли переступившие барьер, что отделяет нас от загробной жизни, видеть и слышать тех, кто остался? Священная Книга не разъясняет этот момент. Но я все равно говорила с ним, потому что даже глупое утешение — это уже кое-что.
— Сегодня я видела, как человек сжег себя. Я думала о тебе, о том, как они сожгли тебя. — Я положила руку на гроб и на секунду представила, что там, под камнем, бьется сердце Алехандро. И отдернула руку.
— Кворум хочет, чтобы я снова вышла замуж, и думаю, я должна сделать то, о чем они просят. Наш брак был посмешищем, я знаю. Но все же под конец мы стали друзьями. Ты даже сказал, что мы могли бы полюбить друг друга, если бы у нас было время. Или это было лишь последним знаком твоей доброты ко мне?
Я сама сегодня подошла к смерти вплотную, я всецело приняла ее, и ее правда прошла сквозь меня. Анимаг мог направить свой огонь на меня. Я погибла бы молодой, как большинство хранителей до меня.
И как только эта мысль пронзила меня, мне вдруг страстно захотелось сказать Алехандро то, что я никогда не могла сказать, пока он был жив.
— Ты был хорошим человеком, но ужасным королем. Нерешительным, испуганным, неблагоразумным, — я едва сдерживала слезы от нахлынувшего на меня все еще острого ощущения утраты. — Ах, а теперь мне кажется, я судила тебя слишком строго. Я должна сказать тебе, потому что мне надо сказать кому-нибудь, что я… напугана. Я боюсь быть королевой. И я не уверена, что до сих пор была хорошей королевой. Химена говорит, что я первый монарх в истории, который является также и хранителем. Но мне всего шест… семнадцать. Что, если я даже хуже, чем ты? Может быть…
Амулет похолодел. У меня перехватило дыхание, холод побежал по жилам, онемели пальцы. Я обернулась в поисках источника опасности.
По склепу пронесся порыв ветра. Фонарь потух, и я осталась в темноте.
Я начала горячо молиться, чтобы Господь защитил меня. Амулет в ответ чуть потеплел, достаточно, чтобы я смогла снова дышать и думать.
Я думала о том, стоит ли закричать. Но крик тотчас выдаст мое местонахождение тому, кто скрывается в засаде.
Мне нужно было оружие. Я лихорадочно искала что-нибудь, что угодно. Шелковый флаг колыхался от моего дыхания. Я схватилась за его кисти и стянула его с гроба. В воздух поднялось облако пыли, и я еле сдержалась, чтобы не чихнуть. Флаг длинный, вдвое больше моего роста. Продолжая молиться, я сложила его пополам, затем еще раз.
Я понятия не имела, что с ним делать. Высунуться из склепа, вооруженной шелковым флагом, — нелепая идея. А в пустыне я научилась тому, что глупо драться, когда можно убежать и спрятаться.
Два гроба стояли пустыми в ожидании своих окончательных обитателей. Мне вдруг пришло в голову, что я могла бы залезть в один из них, скрестить руки на груди и закрыть глаза. Вместо этого я залезла под ближайший ко мне и пригнулась так, чтобы меня не было видно от входа. Мне нужно было всего лишь остаться незамеченной до тех пор, пока Гектор не придет за мной.
Какая-то тень скользнула в темноте.
У меня сердце ушло в пятки. Кто-то был здесь, в склепе, все это время.
Я отшатнулась, но мне было так холодно, я двигалась так медленно.
Свет вспыхнул на стальном острие. Я подняла флаг, закрываясь от яркого света.
Что-то разорвало шелк, скользнуло вниз, врезалось мне в руку, пронзило кожу, боль хлынула в плечо.
Я уронила флаг, отшатнулась, но ударилась о пьедестал. Лезвие метнулось еще раз.
Я вскрикнула, а оно, ударившись об амулет, вошло в мое тело, как в масло.
Боль была сокрушительна. Казалось, она разорвет меня.
Теплая волна хлынула вниз по животу и бедрам. Лезвие вышло, и я упала на камень. Я лежала на боку, щекой в луже собственной крови.
В последний момент я подумала о том, как удивится Алехандро, увидев меня.