Корона опустошения

Глава 23. Зверь и трещина

Самине потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное. Генриэтта просила… убить её? Эта просьба была просто немыслимой.

— Генри, что ты такое говоришь?

— Я тебе уже говорила, Самина. Я не Генриэтта, я её тень. Генриэтта умерла во время нападения на Школу, и я больше не могу так существовать. Ламат’Хашу надо остановить, пока она не исполнила задуманное. Убив меня, ты её ослабишь, ведь ей придется искать новый сосуд. А у неё сейчас не так много сил и времени, чтобы провернуть такое.

— Генри, я не могу сделать то, о чем ты меня просишь! — воскликнула Самина вскакивая на ноги.

— Ты должна, — Генриэтта тоже поднялась, но гораздо плавнее. Она все делала с необыкновенной грацией, словно знатная дама из какого-нибудь исторического романа.

Но стоило оказаться ей на ногах, как Генри схватилась за голову и пошатнулась. Самина тут же бросилась к ней, чтобы помочь, но это было лишним.

— Самина, у нас не так много времени. Пожалуйста. Она просыпается, мне все сложнее удержать контроль.

— Нет… должен быть другой выход! Должен быть!

— Порой другого выхода нет. Пожалуйста, я не могу сделать этого сама. Она не позволит. Но ты — другое дело.

Генри подошла и взяла Самину за руку, затем плавно вытащила из кобуры её пистолет и вложила фурии в руку.

— Возьми.

— Генри!..

Генриэтта буквально силой заставила Самину навести оружие себе на лицо.

— Просто сделай это…

— Не могу…

Самина увидела, как изменилось лицо подруги, как слезы перестали течь, а взгляд из печального и уставшего превратился в холодный и отрешенный.

Это уже была не Генриэтта.

Прежде чем Самина успела сделать хоть что-то, женщина вывернула ей руку с какой-то немыслимой, сверхчеловеческой силой, заставив кости затрещать.

— Ох… Так вот что ты задумала? Предательница… — Самина почему-то была уверена, что эти слова были обращены не к ней. — Я пошла тебе навстречу, выполнила твое последнее желание, и вот итог? Что-ж… я предполагала и такое.

Ламат’Хашу с легкостью выбила оружие из рук фурии.

— Ну а с тобой что теперь делать? — теперь богиня обращалась уже к Самине. — Я пощадила вас в тот раз, но кажется, совершила ошибку.

— Отпусти её. Освободи Генри, — процедила Самина сквозь зубы. Боль от вывернутого плеча была сильной. Фурия могла бы сместить кости, растянуть суставы, но вместо этого пока что терпела, демонстрируя беззащитность.

— Разве она тебе не говорила? Это невозможно. Генриэтта Штрейс мертва. Даже если я покину эту оболочку, она умрет.

И это правда. Самина не уловила своим даром ни слова лжи.

До этого момента она надеялась, что Генри просто не знает способностей богини. Что может, если та захочет, можно все вернуть назад. Но теперь, слыша это из уст Ламат’Хашу, сомнений больше не было.

Значит, мне все-таки придется убить Генриэтту…

На глазах вновь выступили слезы, но в этот раз Самина не позволила себе заплакать. Не могла дать себе слабину, и поэтому потянулась к тому, что большую часть времени подавляла. Зверю внутри.

Ему неведома была жалость или страх, только чистые первородные инстинкты.

Боль ушла внезапно, а онемевшая рука мгновенно наполнилась силой. Самина коснулась Иного, позволив Зверю обрести силу. Но в отличие от прошлого раза, Самина не теряла полный контроль, не позволила затолкать себя в недра подсознания чужой воле. Фурия просто превратилась в стороннего наблюдателя, и могла вернуть себе контроль в любой момент.

Самина начала наблюдать за всем словно со стороны. Видела, как начало ломаться и перестраиваться её тело, как руки покрывались шерстью, а на пальцах вырастали длинные когти.

И эта трансформация напугала даже богиню. Она отпустила руку девушки хотя бы потому, что больше её пальцы не могли при всем желании смыкаться на запястье. А секунду спустя над Ламат’Хашу возвышалась массивная фигура с горящими глазами.

— Как интересно… — пробормотала Ламат’Хашу, с легким восхищением смотря на монстра перед собой. — Никогда бы не подумала, что ты…

Зверь не желал пустых разговоров. Голод, это все что его волновало. Зверь проснулся и был жутко голоден, ведь подобные трансформации отнимали много сил. Оскалив зубы, он бросился на Ламат’Хашу, но та ловко ушла в сторону, касаясь ладонью левой руки монстра.

Самина закричала, а вместе с ней взревел и зверь. В том месте, которого коснулась богиня, появились алые трещины, расходившиеся, казалось, не только по телу, но и по душе.

— Жаль убивать такое создание, но ты можешь стать слишком опасной.

Неужели зверь бессилен?

Страх кольнул разум Самины. Она видела, как правая рука в буквальном смысле начинает разваливаться на куски и даже её чудо-регенерация ничего не могла сделать.

Я должна что-то сделать!

И она сделала. Не став забирать контроль над телом, Самина коснулась Иного, а затем стала плести его, словно это были нити. Энергия, оказавшись в мире трансформировалась, обретала материальность, превращаясь в лозы, которые оплетали руку Зверя и соединяли распадающиеся куски.

— Что?… — кажется, такого не ожидала даже Ламат’Хашу.

Зарычав, Зверь вновь бросился в атаку, но Ламат’Хашу была к такому готова. На её губах мелькнула самодовольная усмешка, и точно такая же появилась и на губах «воображаемой» Самины, наблюдавшей за схваткой со стороны. Богиня сделала шаг вперед, оказавшись к Зверю вплотную, не дав нанести удар когтями, и ударила открытой ладонью прямо в область сердца.

Самина предчувствовала чего-то подобное, поэтому в последний момент защитила тело Зверя. Ламат’Хашу ударила вовсе не по груди, а по тонкому слою сияющих лоз, оказавшихся на пути. Те мгновенно стали покрываться алыми трещинами, так что Самина просто оборвала их питание, и они рассыпались на тысячи сияющих искр.

Сразу после этого Зверь ударил лапой в землю, и оттуда же по Ламат’Хашу нанесли удар лозы. Они вырвались из-под земли, вонзились в тело и пронзили его насквозь, разрывая внутренности богини на куски.

Ламат’Хашу легко их уничтожила, но даже так получила крайне серьезные повреждения. Обычный человек мгновенно умер бы от такого, но Ламат’Хашу едва ли можно было назвать такой. Даже с развороченными внутренностями, истекая кровью, она поднялась.

Самине было больно видеть Генриэтту в таком виде, и все же эти алые трещины были отличным напоминанием, что перед ней вовсе не она. Перед ней была жуткая потусторонняя сущность, способная забирать чужие тела.

— Ты правда собираешься убить свою подругу, Самина? — заговорила она, но Зверь не мог ответить.

Он вновь бросился в атаку, прыжком обходя богиню с боку. Зверь желал впиться зубами в горло жертвы, напиться её крови, но Самина ему не дозволяла. В отличие от своего первобытного начала, она понимала, что вряд ли сможет собрать воедино голову, если по ней пойдут трещины.

Острые когти вспороли Ламат’Хашу бок, из-за чего оттуда в буквальном смысле стали выпадать внутренние органы. Женщина, покрытая алыми трещинами, отступала, пытаясь хоть как-то восстановить повреждения, но Самина не собиралась ей этого позволять.

Атака шипами прошла неудачно, Ламат’Хашу словно предвидела их появление и не позволила поймать себя в ловушку. Богиня скрылась в лесу, пытаясь сбежать, и Зверь последовал за ней, преследуя её по пятам. Пару раз Ламат’Хашу удавалось скрыться в алых трещинах, появляющихся на земле или деревьях, но Зверь её чуял даже тогда и без труда выходил на след.

В конце концов Зверь настиг Ламат’Хашу, но у той уже не было сил сопротивляться. Она просто лежала у одного из деревьев, истекая кровью, растерзанная на куски.

— Похоже, так просто мне от тебя не уйти? — спросила Ламат’Хашу.

Зверь не ответил, поэтому вперед вышла Самина. Она вернула себе контроль, и тело немедленно стало возвращаться в человеческую форму. В когтях и клыках больше не было никакой нужды, ведь всё было кончено. Несмотря на то, что богиня была опасна, Самина почему-то знала, что продолжения у этой схватки не будет. И все же фурия не отпускала силу, готовая в любой момент сплести из них лозы с шипами.

Ламат’Хашу печально рассмеялась.

— Это далеко не конец, Самина Лэмфорд. Мы с тобой ещё встретимся, и тогда я непременно тебя убью. А пока… что-ж… я дам вам попрощаться. В конце концов я милостивая богиня…

Внезапно Генриэтта вздрогнула, зашлась глухим кашлем, и Самина поняла, что её подруга вернулась. Уже в последний раз.

— Генри! — Самина, отбросив осторожность бросилась к ней, тут же оказавшись рядом. — Прости меня… Прости…

— Нет, это ты прости меня за то, что заставила волноваться… что заставила сделать это… Побудь со мной ещё немного…

— До самого конца, — пообещала Самина, взяв подругу за руку. Та улыбнулась, одновременно счастливо, но вместе с тем и грустно. Ей было больно, Самина это видела, но ничего не могла с этим поделать. Если только прекратить эти мучения, но… одно дело — позволить Зверю сразиться с Ламат’Хашу, и совсем другое — убить беззащитную Генриэтту самолично.

Самина села, прижавшись спиной к стволу дерева, и уложила Генри себе на колени. Это все, что она могла сделать в такой ситуации.

— Ты стала такой сильной, Самина…

Фурия хотела что-то сказать, но вместо этого просто расплакалась. Слезы, казалось, бесконечным потоком текли из глаз, и девушка ничего не могла с этим поделать. Ей было так больно… Она могла отдать боль Зверю, тот бы проглотил её, но это так же значило и отдать ему кусочек себя.

— Не плачь… все хорошо… — Генри протянула слабую, дрожащую руку и коснулась щеки Самины. — Я счастлива, что встретила тебя. И… спасибо тебе за мое освобождение…

Рука Генриэтты упала, а вместе с тем остановилось и дыхание. От осознания этого Самина вздрогнула и застыла, разглядывая лицо подруги. Она не дышала. Глаза Генри были закрыты, но поразило до глубины души Самину не это, а то, что её подруга улыбалась. Несмотря на пережитую только что боль, несмотря на все, сейчас она умиротворенно улыбалась.

— Мы встретимся в другом мире, Генри… — прошептала Самина, и несмотря на слезы тоже попыталась улыбнуться. — Непременно…

Ламат’Хашу открыла глаза и огляделась. Богиня стояла на коленях в какой-то небольшой комнатушке, с минимальным и крайне аскетичным убранством. Тут она была впервые, но ей пришлось так быстро покинуть прошлый сосуд, что выбирать не приходилось, и она переместилась в ближайших подходящий.

Несмотря на случившееся, Ламат’Хашу не испытывала большой злости. Генриэтта Штрейс была хорошим носителем, но учитывая те раны, было проще найти новый, чем починить тот. Что, собственно, богиня и сделала.

Бегло осмотрев комнату, Ламат’Хашу нашла зеркала и осмотрела себя. Перед ней была совсем молодая девушка, возможно шестнадцати-семнадцати лет, с русыми волосами, собранными в две косички. Невзрачная и слабая. Она с готовностью отдала себя богине, при этом ухитрилась потерять целостность при переносе и разрушиться, оставив после себя лишь обрывки сознания. Генриэтта Штрейс тем и нравилась Ламат’Хашу, что сохранила многое от себя даже после ассимиляции, а тут одно лишь разочарование.

Но и у этого были свои плюсы, не приходилось ни на кого оглядываться и учитывать мнение прошлого хозяина тела. За тысячелетия Ламат’Хашу устала от того, что приходилось идти на уступки сосудам.

— Так проще… — вздохнула она и потянулась. Правда этот стиль невзрачной серой мышки претил Ламат’Хашу, и с этим точно нужно было что-то сделать.

Внезапно дверь распахнулась и на пороге показалась дородная женщина в простоватой одежде. Она окинула девушку недовольным взглядом и скрестила руки на груди.

— Ты уже закончила с учебой, Астрид?

Ламат’Хашу бросила на женщину непонимающий взгляд, после чего, проигнорировав дальнейшие сердитые возгласы, направилась к шкафу, чтобы подобрать себе что-нибудь более подходящее. Но… гардероб разочаровывал. Настолько отвратный вкус ещё стоило поискать.

— Астрид! Я задала вопрос! Если ты не будешь учиться, то не поступишь в колледж!

— А я и так туда не собираюсь, — равнодушно ответила Ламат’Хашу, продолжая подбирать наряд. Что-нибудь, что дало бы возможность хотя бы дойти до ближайшего магазина с одеждой, где можно подобрать что-то более подходящее.

Тем временем полная женщина, видимо, мать этой Астрид, если верить обрывкам сознания девушки, бросилась к ней и схватила нерадивую дочь за волосы.

И в тот же миг лишилась руки.

Легкое прикосновение, и алая трещина рассекла конечность женщины, заставив ту рухнуть на пол, вопя от боли и заливая все своей кровью.

— Надо проявлять больше уважения к своей богине, — коротко сказала Ламат’Хашу, поправив растрепавшиеся волосы, после чего наклонилась к хозяйке дома и коснулась указательным пальцем её лба. Трещины мгновенно разрослись по её черепу, раскалывая его на части.

— Надеюсь, теперь ты счастлива, Астрид. Я исполнила твое желание, — сказала Ламат’Хашу обращаясь к обрывкам личности юной девушки, чье тело она теперь занимала. — А теперь, если ты не против, я немного сменю твой имидж и отправлюсь по своим делам.