Корзно

Глава 625

С 1161 по 1164 гг. в Курске правит Олег (Матас). После смерти отца Матас сунулся в Чернигов, но его опередил братан Гамзила. Я про это - уже...

Гамзила отдал Матасу Новгород-Северский, Матас выделил уделы братьям - Игорю (Полковнику) и Всеволоду (Буй-Туру).

Курск вместе с Трубечом (Трубчевск) достался Буй-Туру. Он именуется иногда князем курским, иногда - трубчевским, иногда - курским и трубчевским вместе.

Это моя нынешняя ситуация. По дороге к Киеву я с Буй-Туром не встречался - он был на Десне, встречал войско "11 князей". Но на Киев не ходил. Сейчас ему 14 лет. Долговязый тощий подросток. Как мне говорили, ещё не "Тур", но уже, временами, "Буй". Драчлив, сумасброден, но не злобен. Кажется.

Буй-Тур будет (в РИ) править Курском до мая 1196 г., похоронен в Благовещенской церкви в Чернигове.

Летопись: "преставился Всеволод Святославичь, брат Игорев, месяца мая. И тако спрятавшее тело его вся братья во Олговичех племени с великою честью и с плачем великым и рыданием - понеже бо во Олговичех всих удалее рожаем и воспитаем и возрастом и всею добротою и мужественною доблестью".

В 1947 г. в Благовещенском соборе обнаружены останки:

череп принадлежал сильному, высокому, мускулистому мужчине, умершему в возрасте 45-48 лет, с широким низким лицом, сильно выступающим тонким горбатым носом, низким лбом и крупными, слегка выпуклыми глазами. Отличается от черепов древних черниговцев и более всего походит на черепа новгородцев, однако с отчетливыми признаками средиземноморского типа, указывавшими на наличие греческой крови во втором или третьем поколении.

"Матерью Всеволода была вторая жена Свояка - дочь новгородского посадника Мария, а бабкой по отцу - гречанка Феофания Музалон, жена Олега Гориславича".

Тут ошибка: Феофания Музалон не была Буй-Туру родной бабкой.

Потом... придёт Батый.

Здесь было немало мощных городищ, нередко с 2-3 укрепленными площадками, с примыкающими к ним селищами по 25-30 га. За полтысячи дворов, несколько тысяч душ. Погибли. Даже названия не сохранились. Это - дополнительно к той трети русских городов, известных по летописям, которые не восстановились после нашествия.

В Липинском городище - остатки колодца. Колодец действовал на протяжении полутора тысяч(!) лет - от скифского времени (VI-II до н.э.). Прекратил своё существование в 1239 г.: забросан трупами животных, засыпан землёй.

3 марта 1239 г. "взят град Переяславль копьём, изби весь". Осенью Берке и Батый подступили к Чернигову. Монголы "меташа бо каменем полтора перестрела, а камень можаху 4 мужи сильни поднятии".

Русский "перестрел" - 200-250 м.

18 октября 1239 г. Чернигов сожжён, жители перебиты. Князья черниговские бежали в Венгрию. Монголы разорили русские земели вдоль Десны и Сейма, вернулись в Половецкую степь.

1240 г. - удар ордынцев по Киеву, поход на Запад.

В Курске: "Сплошным слоем вперемешку лежат кости и черепа. Толщина слоя до 30 см".

В Синодике: "убиенного за православную веру князя Андрея Рыльского и княгиню его Елену... князя Василия Рыльского..., князя Дмитрия Курского, княгиню его Феодору и сына их Василия, убиенного от татар... князя Иоанна Путивльского, страстотерпца и чудотворца, убиенного от татар за христианы... князя Андрея Вруцкого и сына его Василия, убитого в Путивле...".

Курск стал резиденцией баскака, центр Курской тьмы.

Плано Карпини о баскаках:

"Башафов или наместников своих они ставят в земле тех [князей], кому позволяют вернуться [в свои владения]; как вождям, так и другим подобает повиноваться их мановению, и если люди какого-либо города или земли не делают того, что они хотят, то эти башафы возражают им, что они неверны татарам, и таким образом разрушают их город и землю, а людей, которые в ней находятся, убивают при помощи сильного отряда татар, которые приходят без ведома жителей по приказу того правителя, которому повинуется упомянутая земля, и внезапно бросаются на них".

Курск сумел восстановится после первых ударов. Его уничтожило за два поколения "иго которого не было".

В 1596 г. на старом Курском городище по указу царя Федора Ивановича Иван Полев и Нелюба Огарев возводят новую крепость. Один из той трети городов русских, что были разрушены и восстановились после нашествия. Через три века.

***

Расстояние до Курска от Великого Устья на Десне, где мы с лодочки вылезли да снова на коней влезли - шестьсот вёрст по реке. По дороге в 21 в. - триста. При всём моём желании походить по этим местам, посмотреть-пощупать - нет времени. Перебрались на северный берег и погнали.

Ушли от населённых мест, срезая излучину Сейма, где он огибает Дмитриевско-Рыльскую гряду. Поднялись выше. На сухое. В Степь. Ох и славно здесь поскакивать! Денно и нощно. Днём-то жарко, дышать тяжко. А вот ночью - красота!

Едем... будто в мир. В незнамо куда. Во всюда. Тишина, простор...

"Ой, ты, степь широкая,

Степь раздольная,

Широко ты, матушка,

Протянулася.

Ой, да не степной орел

Подымается,

То Ванёк-князёк

Разгуляется.

Ой, да не летай, орел,

Низко ко земле.

Ой, да не гуляй, Ванёк,

Близко к берегу".

Я народным песням верю. Вот и ушли от реки на высокие места.

Люблю Степь. В мирное время вырос: не жду разнообразных... "работы снайпера".

В звуке движения отряда, в беззвучии Степи приходят стихи. Ефимыч с его гитарными переборами:

"То ли ветер остыл, то ли душа горит

И на что не гляди - всё черным черно.

Сам не знаю куда нынче путь мой лежит,

Да не всё ли равно! Ой, да не всё ли равно

Летняя ночь темна, ну да то не беда,

Чтобы ехати нам ой, да не знамо куда

Не нужна ни Луна и не звёздная шаль,

А нужна лишь одна только даль, да печаль

А может выйдет мне путь не на пир не на бой

Не за ясной звездой и не на встречу с тобой,

А пойдёт он туда, где Земля будто храм,

Обходя города, по полям, по горам.

Там за всё, что люблю в этой жизни земной

Я свечу затеплю и поеду домой".

Мда... А печаль - от дали. От огромности мира и его красоты. И малости себя в нём.

Только я знаю - куда. И путь мой города не обходит - там люди живут. Там и "пир", и "бой", и встречи. Разные. Надо торопиться. Надо успеть встретиться. А свечку... дома затеплю. Когда доберусь. Если...

Все мои интеллектуальные успехи последних месяцев в Киеве, в смысле: без физзарядки и проездки, немедленно отозвались в заднице. В спине, в ногах, в других частях тела, активно вспоминающих о существовании седла. Ни Путивль, ни Рыльск, ни прочие достопримечательности... Задница сильно возражает. По маршруту ехать - ещё кое-как могу уговорить. А вот красоты и пейзажи...

Мы торопились, шли заводными конями по Святославу-Барсу: не варили кашу, не ставили шатров. Такая спешка, вызванная ею усталость, раздражение... Когда у начальника раздражение - у подчинённых "приключения".

Ночь, луна, кони не падают - чего ждать? Сели-поехали.

Я уже объяснял: на "Святой Руси" так не делают - ночью нечисть вылезает, добрые люди по домам сидят.

Кто это сказал "добрые люди" про "Зверя Лютого"? - Свита моя молчит, глаза в землю. Один Охрим своим единственным оком в ночи сверкает, выглядывает слабаков.

- Ребята, без обид. Кому задница дороже - дам службу именно для задницы. Только скажи. А пока - в седло и марш-марш.

Вот так, рысью, то "ходкой", то "лёгкой", выскочили к какой-то речной долине.

Речушка внизу какая-то поблёскивает. Охрим с проводником съехались голова к голове - выясняют как речушку зовут.

Проводник:

- Се - Рать.

А Охрим, который с разными путешественниками о нашем маршруте разговаривал, сомневается:

- Врёшь, падла! Рать за Курском! Не могли мы такой большой город мимо проехать!

Проводник вежливо возражает:

- А нехрен было от реки уходить! Скакальники бешеные! Шли бы бережком - не промахнулись бы. Только это не та Рать, которая за Курском, а та Рать, которая перед!

Афоризмы типа: "А нас рать" актуальны в этом регионе. И речек этих, с одинаковыми именами, несколько. Про повторяемость названий на Руси - я уже... Перед Киевом сам чуть проводника не убил по этому поводу.

Сижу себе на коне, никого не трогаю, пережидаю спор: эта Рать "до-" или "после-"? Любуюсь ночными пейзажами. И вижу.

Факеншит! Точно вижу, не мерещится! С верхнего края долины по склону к речке спускается белая фигура. Человеческая. Нетрезвая? - дёргается, шатается, падает через два-три шага. И...

- А ну тихо всем!

Точно! Ещё и воет. Душа неупокоенная? В смысле: привидение. Или мертвец восставший? В смысле: зомби. Или упырь? Лихой? Как тот давешний новгородский священник?

Ребятки мои в ту сторону повернулись, иные крестятся, иные на меня оглядываются. А чего на меня любоваться? - Я ж атеист. По Ваське Буслаю:

"А не верю я ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай.

А я верую в свой червлёный вяз".

Та-ак, а куда это я свой дрючок сунул?

Фигура спотыкается, шатается, доходит до речки и, широко растопырив руки крестом, туда падает.

Мавка-навка-русалка? Может, нимфа какая залетела? Не в том смысле "залетела", как вы подумали, а водным транспортом. От Эллады досюда и водой доплыть можно. Сообщающиеся сосуды - ареал обитания нимф. Это - оно?

- И часто у вас такое?

Оборачиваюсь к проводнику. Может, в здешних местностях это "такой красивый горский обычай"? В смысле: степной.

У проводника - глаза по плошке, губы трясутся. Впрочем, он весь трясётся. Аж удила у лошади звякают.

- Не-ме-бэ... п-п-п...

Какое первое слово на букву "п" приходит к вам на ум? - Во-от. А я вежливый, интеллигентный человек. Поэтому у меня первое слово не "полиоркетика", а "придурок".

- Сухан, за мной.

Толкнул коня коленями, а он в ответ так на меня посмотрел! Не Сухан, конечно, а Сивко. Типа:

- Хозяин, я знаю, что ты псих. Что четвёртые сутки с моей спины только в сортир слезаешь. Но нахрена в этот хмыжник лезть. Это ж не дорога!

Впрочем, Сивко со мной спорить не стал, знает, что бесполезно. И потрусил потихоньку с дороги вниз к речушке. Долинка довольно глубокая, неширокая, в нескольких местах кустарник, у воды пятна камыша.

За очередными зарослями вдруг с воем вымётывается что-то белое.

Не, не нимфа. Вопит иначе. Я ж помню, как Трифа на гомеровском выдавала. И не русалка. Русалки, сколько я слышал, не блюют. А это стоит на четвереньках посреди воды и пытается от неё избавится. В смысле: из себя. Как оно ухитрилось столько нахлебаться? Здесь же воды по колено.

Конвойные подбежали, вытащили чудо ночное на берег, разложили, начали "искусственное дыхание" исполнять.

Факеншит! Вот что значит молодость! Четвёртые сутки скачки, но едва обнаружилось, что "оно" - "она", как все сразу с предложениями помощи. И участия в лечебных процедурах. Хотя... в мокрой рубашоночке... не, не нимфа, но что-то нимфоманское в ней есть... Главное - нет фундаментально-структурной проблемы русалок. Я - про сросшиеся в хвост ноги. А вы про что?

Ребятки суетятся, собирают костерок запалить, согреть болезную, тут Сухан начинает головой крутить и принюхиваться.

- Горит где-то. Бараний жир.

Этот запах... одно из самых... впечатлений от "Святой Руси". Сколько живу здесь - привыкнуть не могу.

Принюхался - точно. Струйка вони мимо носа прошла.

Забавно. Ночь, степь, пустое место. Бабёнка блюёт надрывно: пыталась утопиться в луже - не преуспела. Говорить она сможет, когда продышится, а будет это... не скоро. Где-то горит светильник. С такой вонючей заправкой... И задница, об седло четыре дня битая, о себе напоминает.

"Не пойтить ли походить.

Морду чью-нибудь разбить.

Не размять ли нам мышцу

По чьему-нибудь лицу".

Надо бы размяться. "Летняя ночь темна, ну да то не беда, Чтобы нам погулять ой, да не знамо куда".

- Сухан, а пойдём-ка поглядим-ка.

Бойцы с конями, с костерком, с недо-утопленницей остались. Топ-топ по склону вверх. Склон кончается вертикальным обрывом метра в три высоты, но бабенция как-то же слезла... Ага. Вот и промоина, пока не подойдёшь - не видно.

Вылезли наверх. Впереди - степь, над степью - звёздный бархат южной летней ночи, "звёздная шаль". Ветерок лёгкий. Запах... как дорогое вино. Молодыми травами, солнцем согретыми, пахнет. Пить - не оторваться. Дышать - не надышаться.

Справа - мыс этой речной долины. Выше основного уровня степи, валом перегорожен. За валом - отблески костров и... да, та самая вонь горящего бараньего жира. Ну и гадость! Полезли.

Ползком на вал, а там...

Там - "капище". Где на мозги капают. Типичное.

На мысу, на возвышенности, окружено небольшим валом, округлая площадка. Внутри по кругу вдоль вала - цепочка плошек с горящим жиром. В центре - идол.

Виноват, два. Два невысоких стоячих резных полена по "метр с кепкой" ростом. Пониже... судя по характерным выступам в верхней части - богиня.

Второй - явно бог. Ну очень явно. На голове - белая круглая тюбетейка, ниже - здоровенный торчащий фаллос. А зовут этого чудака в тюбетейке... а зовут его... Герман. Не тот, который "Уж полночь близится, а Германа всё нет", а наш, славянский. В смысле: южно-славянский. Откуда эти северяне и пришли полтысячелетия назад.

Болгары про Германа в 19 в.:

"Надо, чтобы показывал, откуда появятся тучи: они придут оттуда, куда смотрит его шапка, и будут двигаться туда, куда смотрит его член".

Правильно поставлен. В смысле: по сторонам света - "стрелка компаса" показывает на восток. А тюбетейка, соответственно, на запад. Вот, полено деревянное, а про "тропу циклонов" - в курсе.

Другой такой, со схожими причиндалами - Вицлипуцли в Мезоамерике. Тоже по дождям. Но на культурных связях северян и ацтеков - настаивать не буду. Исключительно по недостатку у нас кровожадности.

Вицлипуцли выпрыгнул из чрева матери в полном воинском облачении, убил сестру-волшебницу, а также множество из 400 своих братьев и сестёр. Забросил отрубленную голову сестры в небо, где та стала луной, а брошенные следом братья и сёстры - звёздами.

Наш Герман менее... байканурный.

А напарница у него... тоже из-за Дуная, звать - Додола. Или Пеперуда:

"Пеперуда лятала,

как са й Бога молила -

Дай ми, Боже, дребен дъжд...".

А всё вместе... обряд вызывания дождя у славян.

Как это мило! Эстетично и этнографично! Исконно посконно и отечественно почвенно!

***

Как в "Кавказской пленнице":

"- Вам исключительно повезло.

- В чем?

- Вы хотели посмотреть древний, красивый обычай.

- Конечно, конечно, я мечтаю об этом".

***

А я нет. Уже совсем не мечтаю. Потому что "вызывание дождя с помощью Германа" проходит посредством похорон. Хоронят глиняную куклу. Но плакать должны все.

Что я и наблюдаю.

Маленькую фигурку на носилках несут четверо мужчин. Носилки убраны цветами, на них зажжены свечи. В похоронной процессия носильщики, жрец в широком и длиннополом, с горшком на голове вместо камилавки, с лошадиными удилами вместо кадила, "кума", "мать", "сестры" Германа. Жрец что-то поёт, размахивая удилами, процессия обходит площадку по кругу, останавливается у каждой из больших корчаг с водой, расставленных между светильниками. Кланяется корчагам, макает удила, окропляет присутствующих.

В дальней от меня самой высокой части площадки, фигурку снимают с носилок, сгибают, складывают руки и ноги и в таком скрюченном состоянии укладывают в большой широкогорлый горшок. Поливают водой и пивом, чтобы Герман "пустил воду". Горшок осторожно, с хоровым пением опускают в вырытую яму.

Все рыдают. Чем сильнее плачут на таких похоронах, тем больше надежд вызвать дождь. Женщины заставляют плакать маленьких детей. Теперь все обливаются водой.

Я прокручиваю в голове детали увиденного. Какая-то неправильность. Какая-то...

М-мать! Это не кукла! Это нормальный ребёнок! Лет трёх-четырёх. У которого срублена верхняя часть черепа! Та самая, которая насажена тюбетейкой на голову идола!

***

"- А как называется этот обряд?

...

- О, черт, красивый обычай...".

***

Идиоты! Придурки! На дворе - христианство, а они всё своему язычеству кланяются! Нахрена ребёнка убили?! От этого что, испарение над Атлантикой усилится? Циклоны маршруты поменяют?

Спокойно, Ваня, спокойно. На "Святой Руси" сотни подобных мест. Кроме тупо язычников, есть христиане-строители, которые, обнаружив трещину в фундаменте христианского храма, закапывают под фундамент пару таких же детишек. "Чтобы не проваливался".

Ты же "эксперт по сложным системам"! - Решай систематически. А кидаться на всякое отдельное, единичное, случайно на глаза попавшееся... не оптимально.

На площадке куча народу: человек пятнадцать мужиков, столько же женщин, десятка два детей. Лезть к этим психам, учить их уму-разуму... Чего ради? Не горит. Мальчонку - уже убили. Округа - Курская. В городе - князь, поп. Доберусь - расскажу, пусть разбираются со своими придурками.

Увы, я не учёл наличия двух идолов. Отритуалив в пользу Германа, жрец принялся обрядительствовать в пользу Додолы.

На площадку вывели центральный персонаж - увитую зеленью девочку-подростка. Должна быть сирота или ребёнок, родившийся после смерти отца. Годится последний ребёнок-девочка у матери (если мать родит ещё одного - ожидают большие несчастья).

Снова жрец завёл песенку. Публика подпевает, постепенно заводясь. Девочка... никакая. Опоили? Вокруг неё пляшут, она пытается повторять движения. То рукой не в такт махнёт, то ногой переступит. Жрец имитирует дождь, обливая её через решето. "Додола" вертится, чтобы разбрызгать вокруг себя побольше воды.

Приносят подарки. В 19 в. после такого разбрызгивания одаривают исполнителей, большую долю получает сирота.

Тут девчушка получила всё: ожерелье, бронзовые бубенчики, колечко и скорлуповидные подвески. Каждая вещь сопровождается куплетом и поклоном всех присутствующих. Жрец одевает на шею девчушки длинное, в три нитки, ожерелье. Между синими бусинами - рыбьи позвонки, осторожно придерживая её за руку ведёт к болванам, чуть придавливает на плечи и она опускается на колени. Не перед тем, где торчащий член, а перед торчащими сиськами. Поёт:

"Додолица бога моли:

Да ми, боже, ситну росу!".

Сербский вариант. "Бог" здесь - Перун. Додола, как говорят, его жена. Один - громом громыхает, другая - ворота дождю отворяет. "Муж и жена - одна сатана". Только не говорите этого перунистам - у них обет безбрачия.

Жрец выпевает очень убеждённо, уверенно. Становится на колени у неё за спиной, и я вижу как он затягивает ожерелье на шее девчушки. Пропускает пальцами колючие рыбьи позвонки, перехватывает поудобнее, тянет, душит.

Наверное, они и того мальчонку, первую жертву, сперва задушили. А уж потом отпилили верхушку черепа. Гуманисты. Как с любимой женой у славян: сначала повесилась - потом в костёр.

Как-то я особо и подумать не успел. В смысле: произвести перебор вариантов, взвесить исходы вероятностями, построить дерево следствий... Виноват - инстинкты.

"Так жить нельзя. И вы так жить не будете".

Рывком вперёд, спрыгнул с вала на площадку.

Хорошо, что в плошку с жиром не попал, понаставили тут всякого.

- Слышь ты, хрен худо-погодный, отпусти ребёнка.

Толпа ахнула, шарахнулась в сторону. А жрец даже не дёрнулся. Только медленно повернул ко мне лицо. И продолжает двумя руками затягивать удавку на шее девчушки. Смотрит мне в глаза и тянет. И медленно расплывается в улыбке.

Вот же... слуга богов! Радуется. Провозвестник слякоти.

И я, очень похоже, начинаю улыбаться ему в ответ. Скалиться. Приподнимая чуть подёргивающуюся верхнюю губу. Показывая кончики зубов. Клычки мои.

Поднимаю руки к плечам и неторопливо вытаскиваю свои "огрызки". Никаких резких движений. Медленно достал, медленно опустил. На уровень бедра - рукояти, клинки горизонтально, острия - в лицо жрецу.

- Отпусти. Её.

Жрецу, всё-таки, пришлось остановиться. В затягивании удавки. Протянул правую руку в мою сторону и негромко, очень чётко произнёс:

- Убить.

Я - как святой. Хуже - как безмозглый святой. Из оружия - только "огрызки". Ещё - панцирь в кафтане. Всё.

Скачка, жара - всё что можно снять - снято. Ни "плевательницы" в рукаве, ни палаша на поясе. Осталось только то, что я годами ношу всегда и везде, без чего - просто... голый.

Толпа, прежде замершая после моего нежданного появления, засуетилась и перемешалась. Женщины и дети сгрудились в дальней части площадки, возле ещё не засыпанной ямы с трупом ребёнка в горшке. Мужчины тоже как-то метнулись. И развернулись в цепь лицом ко мне. С метровыми, примерно, довольно тонкими палками.

А не попробовать ли тебе, Ваня, "берёзовой каши"? Или это уже батоги?

"Группа мирных селян забила русского князя. Палочками. Насмерть".

Почему нет? - "Мирно пахавший советский трактор ответным огнём подавил...".

Оп-па! А у них не палочки. Называется такое... бартка, валашка, фокош.

***

Напоминает боевые топорики аланов, булгар. Длиннодревковые топоры использовали венгры в IX в. В то время тяжелые двуручные топоры ещё не получили у них распространения, а узкие и лёгкие с длинной рукоятью были в ходу. Всадники вешали этот топор на седло. С коня с длинной рукоятью рубить удобно.

От кого-то из кочевников славяне и позаимствовали конструкцию. Но не для конного бойца, а для пешего пастуха. Валашка - посох, колун, боевой топор. И при таком богатстве возможностей - очень лёгкая.

Топорище - в длину ноги взрослого человека. Лезвие - семь сантиметров. Обух плоский, чтобы опереться. На обратном конце рукояти бывает металлическое навершие, чтобы не повредить топорище при использовании в качестве посоха. Бывает заострённое, что добавляет функционала.

Позже, в веке 17-19 эти топорики посчитают оружием, запретят. Но запрет не распространялся на украшения, и мастера начнут украшать бартки медными и серебряными добавлениями. Вроде головы животного на обратной от лезвия стороне топорика.

***

Пока передо мной - самый простой, похоже, ещё от булгар Аспаруха, вариант. Без молотка или клюва на обухе, без наверший. Но, факеншит, их двенадцать штук! Против двух моих "огрызков".

Понатаскали, итить их валашкать, всяких раритетов! Булгарско-аланско-мадьярских...

Так это ж здорово! Это ж не наши славянские исконно-посконные пара копий у каждого или луки с отравленными стрелами! Было бы у них что-нибудь метательное - сделали бы из меня ёжика. А так...

А так их двенадцать. На длинных рукоятках. А у меня - два коротких клинка.

Факеншит! Я что, ГГуй?! - Ну и нефиг...

- Сухан, тревогу.

Негромко произнесённая в сторону фраза потерялась в шорохе движения толпы, выдвигающихся, выстраивающихся передо мной полукругом бойцов.

А вот трель свистка - ударила по ушам. Некоторые аж присели с испугу.

Сколько лет прошло с тех пор, как в Елно я вот так, свистом, призывал своих людей на двор тамошнего посадника!

"Росомах" такой был. Его не стало. А свисток остался. И "пошёл в народ": есть набор сигналов, есть навык их использования. Часто свистульки удобнее труб и рогов. Ребят этому учат, у командиров всегда с собой.

Другое дело, что я лентяй. Таскать лишнее по жаре... сунул в седельную сумку да и оставил. А вот Сухан... Выберусь живым - пойду в обучение к бывшему зомби.

"Пусть меня научат".

Да не свисту! - порядку. Что положено по уставу иметь при себе - надо иметь. При себе, а не при коне.

Жрец внимательно смотревший на меня, на выстраивающихся передо мной "топорников", повернулся ещё дальше, пытаясь рассмотреть "свистуна". Лежащего на валу Сухана не видно, да и темно там. Особенно, по сравнению с освещённой дюжиной плошек площадкой.

Полузадушенная девчушка, которую он удерживал за ожерелье, качнулась вперёд, видимо, теряя сознание, и он резко повторил:

- Убить! Быстро!

Цепочка мужчин с топорами шагнула вперёд, места всем не хватало, за спиной у меня вал. Им пришлось сменить хват: вместо горизонтального или наклонного, они подняли свои палки вертикально вверх.

- Сухан! Бой!

Мгновение и на левом фланге, метрах в шести от меня, с вала спрыгивает фигура. Самый крайний топорник валится от толчка. А второй... разваливается.

Хороши у меня палаши. А в руках хорошего бойца - и вовсе великолепны. Горизонтальный удар слева направо, с проносом, во всю силу, по неприкрытому доспехом, даже рукой, даже топорищем, ничем, кроме рубахи, туловищу...

Верхняя половина валится на соседа, нижняя - тоже падает. Но чуть позже и отдельно.

Левая часть строя смята. Там отшатываются, спотыкаются друг о друга, падают.

Я уже говорил: каждая профессиональная деятельность накладывает свой отпечаток. Здесь какие-то крестьяне. С древними, задунайскими, кажется, тараканами в головах, с тоже древним, около-карпатским оружием в руках. Не футболисты.

Не удивительно - здесь никто не играет в футбол. Но важнее - никто не имеет навыка пинать что-то ногами. Конечно, какие-то движения подобного типа в жизни туземцев встречаются. "И пса голодного от двери, икнув, ногою оттолкнуть".

Но "пыр", "сухой лист", внешней и внутренней стороной стопы... Не-не-не! Я не футболист! Но "Кожаный мяч"... подцепить, поднять, перебросить...

Я - подцепил. Но не перебросил. Плошка с горящим жиром полетела невысоко - прямо в грудь стоявшему передо мной. Стукнула. Выплеснула. Упала. А он, и сосед слева, которому тоже досталось чуток прямо в лицо, бросили топоры, взвыли и живыми факелами покатились по земле, расталкивая остальных.

Очень вовремя. Потому что справа в меня синхронно ударили сверху две валашки. Должно было быть три. Но средний из этой троицы, услыхав вой заживо горящих... смутился. Прижал руки с топориком к груди, отшагнул назад.

Два топора - не смертельно. Вскинул "огрызки" вперёд, поперёк, горизонтально, дёрнул вверх. Толстые обухи моих удивительных клинков легонько стукнулись о топорища, и, стоило их чуть-чуть потянуть, как родные вошли под "бороды" топориков. Я выше туземцев и руки у меня длиннее. Поэтому мне хватило места не только остановить падающие на голову топоры, но ещё и дёрнуть их оружие над собой себе за спину.

Левая отработала чётко. Или, вернее, топорник держал слабо. Лесоруб часто ослабляет хват в конце удара - "сама пойдёт". Топорик "пошёл". В вал за спиной. Обезоруженный хозяин валашки ахнул и отскочил. А второй заупрямился, не отпустил. И я просто шагнул к нему. Поднимая правую, удерживающую его оружие, ещё выше, и опуская левую, удерживающее моё. Уже свободное. Пока не вкололось ему в печень.

"Проворот в конце удара - обязательный элемент всеволжской школы фехтования".

Дядя даже не побежал - тут и завалился.

Четверть минуты боя. У Сухана - три покойника: двоих свалившихся с ног он приколол вслед за первым разрубленным. У меня три "тяжелых": двое обожжённых, один подколотый.

Я думал...

Не так - думать некогда было. Чувствовал, надеялся, ожидал - они разбегутся. Даже профессионалы при потере половины личного состава "делают ноги".

Не учёл двух мелочей.