Кошачье шоу

Глава 16 Катехизис

Большинство из нас женятся на бывших монахинях.

— А это не слишком… ограничивает? — спросила Темпл.

— Когда слепой ведет слепого? Да, но кто еще имеет что-то общее с нами? Почему, ты думаешь, я работаю в «Контакт» и живу в «Серкл-ритц»? Чтобы пойти в приход было много хороших причин и несколько плохих. Церковь считает, что плохие перевешивают. А сейчас только от меня зависит, как я буду жить постнатально, если можно так сказать; решить, каким человеком я буду.

Мэтт допил свой остывший кофе, до самого осадка, который был таким горьким (кофе сварили крепким). Темпл почувствовала крупинки гущи, когда еще не выпила и половины чашки.

— Мне жаль, что теперь ты знаешь, — продолжал Мэтт, говоря, скорее, самому себе. — Мне жаль, что сестре Серафине пришлось узнать. Мне жаль, что я все еще – гораздо меньше, чем хотел бы быть. Мне над многим еще надо работать. Во мне столько вопросов – гораздо больше, чем даже ты можешь задать.

— Прости. Я такая шумная. Я все время давлю.

— Ты права, — прервал он, не отрицая ее правдивое описание себя. — Мне приходится сталкиваться с множеством противоречий.

Он вращал маслянистую черную гущу от своего кофе в белой чашке, как будто хотел найти там чайные листья. Нет, слишком суеверный, подумала Темпл: бывший священник никогда бы такого не сделал.

Темпл изучала противоречие, сидящее напротив нее. Мэтт привлекал ее, с самого начала и даже до сих пор. Наконец, исцелившись после необъяснимого исчезновения Макса, она понимала это слишком хорошо.

Она находила Мэтта красивым, хотя это и было очевидным. Темпл всегда увиливала от того, что ее привлекало очевидное. Однако она также понимала, что многие неочевидные вещи, касающиеся Мэтта, привлекали ее еще больше. А теперь она погружалась в мельчайшие детали, не без растущего интереса! Если Темпл не могла поинтересоваться, почему он оставил приход, то хотя бы могла спросить, почему он вообще пришел в него.

— Девочки в старшей школе, должно быть, сходили с ума, когда ты решил поступить в семинарию, — размышляла она вслух, осознавая, что опять спрашивает его о прошлом.

Он насмешливо улыбнулся:

— Девочки всегда хотят то, что не могут получить.

— Мальчики тоже. Это ведь старшая школа, верно?

— А для тебя старшие классы, должно быть, были сладкими, как пирожные, — сказал Мэтт со знанием дела, как эксперт, легко переводя стрелку разговора с себя на нее.

— Почему? — возмутилась Темпл.

— Ты – компанейская… Я хотел сказать, неукротимая. Тебе так легко с людьми. Уверен, ты была самой популярной девчонкой в классе.

— Да ладно! Я была коротышкой. Самой маленькой в классе. В очках. Мне нельзя было носить линзы. Я была популярна только в оценках, а еще была хороша в спорте. Хотя, на самом деле, я играла ужасно: единственным достижением были мои сырые потные носки.

— У меня тоже не особо получалось, — быстро сказал он. — Разве что боевые искусства.

— Это тяжело.

— Но это не командный спорт.

— И все же, уверена, девчонки на тебя западали.

На лице его появилось мечтательное выражение, взгляд смягчился, как и у нее, когда она вспоминала юношеское дикарство времен старших классов. Все это делало его лицо еще красивее, хотя куда уж было бы.

— Парочка школьниц, вообще-то, действительно пригласила меня на выпускной. Они еще не знали, — говорил Мэтт.

— Они пригласили тебя? Я впечатлена, но не удивлена. Ты не пошел?

Он опустил глаза: – Нет.

— Но ведь мог же. Какой вред был бы от выпускного? Это как обряд инициации, — задумчиво затянула Темпл. — Хотя, может, и хорошо, что ты не пошел. Я вот пошла и пожалела.

— Почему?

— Почему? — Темпл хотела собрать волосы, хотя и знала: такой жест будет выглядеть очень театрально. — Потому что меня заставили туда пойти! Только представь: перед полным составом дискуссионной группы меня приглашает очкарик Кертис, и только потому, что я была единственной девочкой во всем классе ниже его ростом. И придурок знал, что я слишком интеллигентна, чтобы пойти с качком или президентом класса. Так что я пошла с ним.

— И потом ты сама себя удивила и отлично провела время?

— Ты говоришь, как моя мама тогда, — с кислой миной ответила Темпл. — «О, дорогая! Иди! И может быть, ты встретишь там кого-нибудь получше». Но я не хотела никого «получше», а хотела кого-нибудь покруче. Поборов отвращение, я пошла, а Кертис так напился, что мой вечер закончился тем, что я отвозила его домой на таком же, как и он, очкастом «вольво» его отца.

Мэтт старался не рассмеяться:

— Все всегда заканчивается тем, что ты берешь ответственность на себя, да?

— А ты всегда переводишь стрелки? И о себе не очень любишь говорить, да?

— Нет, не люблю. Если б сестра Суперфина не использовала свою монашескую мировую информационную сеть, чтобы поймать меня, нас бы здесь вообще не было.

— Суперфина? А, Серафина – Суперфина. А это не… неуважение называть так монахиню?

— Ну что ты. Дети-католики сегодня почти также непочтительны и дерзки, как дети из общеобразовательных школ. А тут и неуважения никакого нет. Прозвища дают только популярным монахиням.

— А я все думала, откуда монашки берут свои имена. А священники имена меняют?

— Только монахини, — покачал он головой. — Я, кстати, никогда не думал об этом, как о форме проявления сексизма. Предполагается, что монахини должны оставить свою прежнюю сущность, а священники – нет. Конечно, братья тоже берут новые имена.

— Братья? А, брат. В католической церкви я лично вижу так много всего греческого.

— Существует даже Греческая Православная Католическая церковь, это официальное название, — Мэтт подмигнул, дразня ее. — И в ней священники могут жениться.

— И все еще оставаться католиками? Удивительно. Может, ты мог бы… поменять церковь?

Мэтт снова выглядел серьезным. Он покачал головой:

— Целибат не был причиной моего ухода, и многие священники уходят не поэтому.

У Темпл все внутри упало. В целибате был огромный смысл, учитывая текущий неблагоприятный социальный климат, но она не могла представить себе человека в расцвете сил, соблюдающего его до конца своих дней.

— В старые времена, — объяснял Мэтт своим обычным нейтральным голосом, которым он так умело отгораживался от слушателя, даже от себя самого, — мальчики поступали в семинарию после средней школы. Теперь они поступают после старшей школы, а иногда и после колледжа. Так что у кандидатов есть опыт нормальной жизни в социуме.

— Ты хочешь сказать, что такие священники не девственники?

— Обещание дается на период священничества.

— Навсегда.

— Навсегда.

— Кроме… некоторых случаев, — напомнила она сказанное им ранее про нерушимые истины.

Он уныло кивнул:

— Кроме некоторых случаев.

— Мне никогда этого не понять, — заключила Темпл, отодвигая тарелку. Ей хотелось сменить тему: – Также мне никогда не понять, зачем кому-то досаждать престарелой женщине, как мисс Тайлер.

— Детям по приколу, — сразу же ответил Мэтт. — Это их территория, банды.

— А где в наши дни нет бандитской территории? — спросила она с содроганием. — И развращать монастырь по телефону… — она снова вздрогнула, теперь еще сильнее. — Насчет сатанистов ты серьезно?

Официант забрал пустые тарелки. Мэтт поставил на стол локти и потер ладонями лицо:

— На самом деле, их не так много, как думают паникеры, но вероятность есть. Известно, что сатанисты особо жестоки к кошкам.

— И нападение на кошку племянницы мисс Тайлер во время выставки тоже было странным. Больше похоже на розыгрыш или на дело рук злостного соперника.

— Неужели люди могут так переживать из-за конкурса кошек?

— Там статус и деньги, — пояснила Темпл. — А где статус и деньги, есть и мотив преступления.

— Звучит, как благословение. Только я назвал бы это злословием.

— Это просто странное совпадение, — сказала Темпл, потянувшись за маленьким зеленым листочком. Это был счет, который официант плюхнул прямо перед Мэттом.

— Ты вела машину, и вообще, — произнес Мэтт, подхватив счет и вытаскивая кошелек из кармана.

Новый, заметила Темпл, как и большинство одежды из его гардероба. Почему она раньше этого не замечала и не пришла к соответствующим выводам? Потому что практически все, что касалось Мэтта, было не слишком заметно, до тех пока не узнаешь его историю. И тогда все становилось еще более очаровательным, чем даже… Ах, Господи, может ли женщина с врожденным чувством любопытства найти себе более интересный объект?

— Чем будешь заниматься остаток дня, если не отдыхать? — спросила она.

— Если тебе не сложно, выкинь меня у монастыря. Хочу посмотреть, как там сестра Серафина и мисс Тайлер. Потом я сам доберусь до дома, без проблем.

— Я заеду к ветеринару, проверю Луи и бедного Петра.

— А ты сегодня вообще свободна?

— Свободна, как билет на рок-концерт на радиостанции. А что?

— Не хочешь попрактиковать приемы самозащиты в четыре?

— Не особо, да и ты ужасно устанешь.

— Поэтому мне и нужно чем-то таким заняться.

— Ты, может, думаешь, мне нужна серьезная поддержка?

— Нет, но несколько недель назад ты столкнулась с головорезами, которые искали Кинселлу, а теперь возишь меня по опасному району в кромешной ночи. Тебе это необходимо. Кстати, ты на группу уже ходила?

— Пойду, обязательно пойду, как будет время.

— В четыре часа, хорошо? — спросил он опять, глядя на нее с надеждой.

— Ладно.

Она подумала, что он просто сумасшедший, раз собирается так насиловать себя после бессонной ночи. Но, может быть, таким образом он как раз и заставляет себя оставаться в здравом уме.