Майк на ходу дожевывал свой хот-дог, пока мы взбирались по длинной лестнице, ведущей к музею Метрополитен. Было около двух часов пополудни.
— Перестрелка, поножовщина. Удушение, утопление. Инсценирование автокатастрофы, выбрасывание из окон, нанесение побоев… — Обходя молодых людей, греющихся на солнышке на ступенях лестницы, и посетителей, на каждой лестничной площадке Майк называл новый вид смерти. — Глянь-ка, это что, Гудини? — Какой-то фокусник, демонстрировавший перед зеваками свои нехитрые трюки, вытащил из-под полы широкого плаща голубя, и тот едва не приземлился на голову Майка. — Я не имею ничего против голубей, однако эти твари гадят.
И он взмахнул рукой, прогоняя птицу.
— Мощный электрический разряд… Я сталкивался с чем угодно, но вот отравлений, хоть убей, не припомню… А ты?
— Помню только одного парня, который подлил жене растворитель в бокал с мартини.
— Но она же не умерла, — заметил Майк.
— Зато заимела здоровенную дыру в кишечнике.
— Все равно, это не по моему ведомству. Она ведь выжила… О господи, я и забыл, какие здесь просторы.
— Четверть мили в длину, а площадь более миллиона квадратных футов, — сообщила я.
— Откуда ты это знаешь?
— Вчера прочла в программе, пока не закрутилась вся эта катавасия.
Двойные двери четырех подъездов были широко распахнуты, впуская внутрь помещения легкий майский ветерок. Просторный Большой зал под высоким куполом, пропускавшим много света, производил сильное впечатление.
— Папа часто водил меня сюда.
— Как и меня мой.
— После успешного внедрения своего изобретения мой отец начал покупать картины и собрал небольшую, но достойную коллекцию полотен европейских мастеров XVII и XVIII веков, в основном голландцев и флорентийцев.
— В субботу утром? — уточнил Майк.
— Сразу после открытия.
— Аналогично. Это была своего рода передышка между пятью днями мучений в классе и наказанием в воскресной приходской школе. Как думаешь, а мы бы запали друг на дружку, если бы встретились тут в то время? Я представляю тебя в кожаных туфельках, накрахмаленном платьице и с бантиками в волосах.
— Ошибаешься, напарник. Я выглядела настоящим сорванцом, если не считать тех случаев, когда надевала балетные тапочки.
— Но такой командиршей ты, наверное, тогда все-таки не была, правда?
Несмотря на разницу в происхождении, у нас с Майком было много общего. Хотя бы эта верность музею, где мы, как оказалось, могли столкнуться еще в детстве. Майк Чепмен был старше меня всего на полгода. Его отец Брайан, умер от обширного инфаркта буквально через двое суток после того, как сдал свое оружие и значок полицейского, с которыми не расставался двадцать шесть лет. Когда отца не стало, Майк учился на предпоследнем курсе университета Фордхема, а после его окончания почти сразу поступил в Полицейскую академию.
Карьерный взлет Майка в нашем департаменте был подобен ракете. Он попал в элитное подразделение и расследовал преступления, совершаемые в северной части Манхэттена. Сутки напролет боролся он с нескончаемым потоком убийств, происходивших в его части острова. Я с ним познакомилась в первый год своей службы. Мы работали в разных отделах, но все равно часто встречались, выполняя общие задания, а иногда проводили время и после работы.
— Вытри с подбородка горчицу, а то нам скоро заходить в кабинет директора, — посоветовала я.
— Не уклоняйся от темы. Ты и в шесть лет, наверное, доставляла немало хлопот. Это, как говорится, у тебя в крови. А где ты любила бывать чаще всего?
— На втором этаже, в зале живописи и скульптуры. Там я увидела своего первого Дега.
С пяти лет я стала брать уроки балета. Занятия танцами с их грациозностью движений под красивую музыку были для меня радостью. Кстати, я и по сей день стараюсь их посещать, если удается выкроить время в моем непредсказуемом графике. В детстве я словно завороженная сидела перед картиной, на которой две танцовщицы в белых воздушных пачках замерли в изящных позах у станка, и мечтала вырасти поскорее, чтобы стать такой же грациозной, как они.
Я обратилась к служащей справочной службы, чтобы узнать, как пройти к директору музея. Она связалась по телефону с секретаршей Тибодо, и та сказала, что нас уже ждут.
— А мне, как всякому мальчишке, больше всего нравились битвы и воины. Я мог часами рассматривать батальные сцены.
Майк обладал поистине энциклопедическими знаниями в области военной истории. Я слышала, что именно ее он изучал в колледже, но не подозревала, откуда у него появился интерес к этому.
Миновав греческую и римскую галереи, мы подошли к лифтам и поднялись наверх.
— Здесь более четырнадцати тысяч экспонатов — от рыцарей в кольчугах до самурайских мечей, — поделился информацией Майк. — А в подвале находится оружейная мастерская. Во времена Второй мировой дядюшка Сэм использовал ее, чтобы по средневековым моделям изготовить бронежилеты для армии.
У лифта нас уже ожидала женщина средних лет в длинном, до щиколоток, платье с цветочным узором.
— Мисс Купер? Я Ева Дрекслер, референт мистера Тибодо.
Я представила ее Майку, и мы направились следом за ней по коридору.
Открыв массивные двери, Ева пересекла комнату секретаря и пригласила нас в роскошно обставленный кабинет с огромными окнами, из которых открывался вид на залитую солнцем Пятую авеню и престижную женскую школу Мэримаунт. Обстановка кабинета директора говорила сама за себя. Письменный стол Тибодо украшала бронзовая статуэтка античного героя, боровшегося с кентавром, пол устилал ковер фирмы Савонери, а на стенах висели полотна известных мастеров — Сезанна, Гойи, Брейгеля.
— Мисс Купер, мистер Чепмен, присаживайтесь, прошу вас.
Директор обменялся с нами рукопожатиями и предложил устроиться за длинным столом для совещаний. Ажурный серебряный поднос со старинным кофейником, вероятно, служивший еще какому-нибудь императору или королеве, теперь стоял перед мисс Дрекслер, которая разливала нам кофе в самые обыкновенные чашки.
— Я постарался собрать для вас как можно более полную информацию о том грузе, — начал Тибодо, открывая папку.
Ева села в дальнем конце стола, напротив шефа, раскрыла блокнот в кожаном переплете и на первой странице сделала какие-то записи, должно быть, дату беседы и наши имена. Майк, с которым мы расположились по правую руку от Тибодо, пролистал свой простенький блокнот, нашел чистый лист и сделал аналогичные пометки.
— Я подготовил для вас копии транспортной накладной, можете взять их с собой. Скажите, уже известны какие-нибудь результаты судмедэкспертизы? — поинтересовался Тибодо.
— Нет. Вскрытие будут делать сегодня. — Майк полез в карман пиджака и достал один из снимков жертвы, сделанных утром в морге. — Взгляните, может, вам доводилось прежде видеть эту девушку. Вдруг она у вас работала.
Тибодо взял поляроидный снимок, посмотрел на него и немного помедлил, потом перевернул фотографию лицом вниз и положил на стол.
— Нет, я ее не знаю. Но, мистер Чепмен, музей такой огромный, что я вряд ли знаю хотя бы половину служащих.
— Вы чем-то напуганы?
— Я? Ну такая молодая женщина, это ужасно… Меня поразило, что она может выглядеть так… словно живая. Пролежать столько времени в гробу и…
— Уточните, что вы имеете в виду, говоря «столько времени»?
— Разумеется, мистер Чепмен, я понятия не имею, как долго она там находилась, просто я предположил, что ее смерть случилась не вчера.
— А на чем основано ваше предположение? — поинтересовался Майк.
— Посмотрите на эти документы, — сказал Тибодо, вручая нам увесистую подшивку, которую мы тут же стали листать. — Несмотря на то что трейлер выехал в Нью-Джерси прямо из Метрополитен, в нем находились экспонаты и из других музеев. Вы видите, тут указаны номера контейнеров и место приписки каждого из них.
Я пробежала взглядом страницы, густо испещренные описаниями экспонатов. Тут была и амфора, предоставленная Смитсоновским институтом,[19] и африканские маски из Национального Музея естествознания, и мумии из коллекции Бруклинского музея,[20] и азиатская живопись из Гетти.[21]
— Боюсь, вы усложнили нашу работу в тысячу раз. Все эти предметы перевозились в одних контейнерах с вашими экспонатами. Как так получилось?
— Мистер Лиссен, наш управляющий отделом погрузки, пояснил, что после того, как экспонаты прибыли к нам, их заново упаковали в зависимости от дальнейшего места назначения. Мы близки к завершению подготовки грандиозной выставки, которая откроется в следующем году. Нам приходится взамен экспонатов, принадлежащих Метрополитен, но выставляющихся в других музеях мира, посылать что-то другое из своей коллекции, чтобы экспозиции тех музеев не пустовали.
Тибодо умолк и устало потер глаза. Он выглядел бледным и озабоченным, совсем не так, как на вчерашнем приеме. Быть может, всю эту ночь он провел без сна в тревогах о том, как ужасное происшествие скажется на деятельности его музея. И его французский акцент сегодня был гораздо заметнее.
— Саркофаг под номером 1983.752 упоминается на двенадцатой странице списка, — подсказал Тибодо.
Чепмен нашел нужную страницу.
— Экспонат был доставлен вам прошлой осенью, а прежде он хранился в Музее искусств Чикаго. И с того времени он находился у вас. Знаете, где именно?
— Я нет, но есть человек, которому это точно известно.
Тибодо встал и, подойдя к письменному столу, вытащил из ящика флакон с таблетками. Вытряхнув на ладонь две, он запил их водой из хрустального графина, стоявшего рядом с пресс-папье. «Такую головную боль вряд ли снимут обычные таблетки», — мелькнула у меня мысль.
— Остальные предметы из контейнера принадлежали другим местным организациям, если я правильно сужу по этому документу.
Тибодо снова вернулся за стол заседаний и раскрыл свою папку.
— Да, этот контейнер, направляющийся в Каир, был заполнен экспонатами преимущественно из Музея естествознания, а также из Бруклинского музея. Часть предметов предназначалась для Египта, остальные следовали в другие африканские страны. Теперь, детектив, вы представляете всю сложность проблемы? В Метрополитен работает почти три тысячи человек. Площадь музея восемь акров, тут одних галерей и служебных помещений пара сотен. А еще есть пожарное отделение, несколько ресторанов, медицинский пункт и даже своя электростанция. Я боюсь даже представить, как вы будете опрашивать всех служащих о… — и он махнул рукой в сторону фотографии, на которую только что поставил блюдце с кофе.
— О молодой леди, которая, вероятно, обрела смерть среди этих стен? — Майк, окрестивший нашу жертву Святой Клео, горел решимостью воздать ее убийце по заслугам, чего бы ему это ни стоило.
— Думаю, для начала стоит допросить мистера Лиссена и того, кто курирует египетский отдел. Это, случайно, не они были вчера в порту Ньюарка? — спросила я, пытаясь немного охладить пыл Чепмена, которого глубоко возмутил столь пренебрежительный жест директора по отношению к убитой.
— Попечители, кураторы, художники, студенты… Если вы никогда не были в музее, детектив, вам будет трудно понять, с чем вам придется столкнуться.
— Может, ваши французские жандармы редко показывают свой нос в Лувре, мистер Т., но я лично был тут, наверное, столько раз, сколько вы за всю жизнь бросили высокомерных взглядов на парней вроде меня. С какой стати вы решили, что я ни разу не был в музее? Лишь потому, что я офицер полиции?
Тибодо задел его за живое. Майка бесило высокомерие людей из высшего общества, видевших в нем тупого копа, и всякий раз, когда в ходе очередного расследования мы наталкивались на подобное отношение, он приходил в ярость.
— Должно быть, я неудачно выразился, — поспешил на попятный Тибодо. — Я не хотел вас обидеть. — Он переглянулся через стол с Евой Дрекслер. — Пригласите Лиссена, детективу нужно с ним поговорить.
— Я попал сюда впервые, когда мне было четыре года. — Майк обращался уже ко мне. — У отца есть снимок, на котором запечатлен момент, как в этом самом кабинете представители департамента полиции передают музею найденное ими ценное оружие.
Я не понимала, к чему он клонит, но Тибодо слушал его очень внимательно.
— Во время облавы и обыска в одном борделе — еще до моего рождения — мой отец с напарником среди прочих украденных вещей нашли и тайник с оружием. Оно потом долго пылилось на складе, а мой отец тем временем не переставал рассказывать всем, какую ценность представляют эти ружья и пистолеты с отделкой золотом и слоновой костью, с вензелями на рукоятках. В конце концов история дошла до его начальства, и кто-то из них пришел взглянуть на эти вещи.
Тибодо смотрел на Чепмена уже с нескрываемым интересом.
— Пистолеты и охотничьи ружья Екатерины Великой?
— Работы Иоанна Грека, королевского оружейника, 1786 год. И буквально перед тем, как их собирались утилизировать, чтобы освободить место на складе для новых улик, люди из департамента велели отцу отнести оружие в музей и показать кому-нибудь из специалистов. Сотрудники музея разыскали их владельца, который затем передал коллекцию в дар Метрополитен. Вот так мы и оказались в этом роскошном кабинете на торжественной церемонии. Тогда я впервые увидел бутылку шампанского и съел кусок торта со старинного блюда. Потом я стал бывать здесь регулярно, приходя смотреть на оружие, найденное моим отцом.
— Прошу меня извинить, детектив, за излишнюю резкость, — склонил голову Тибодо. — Каждый год в этих стенах бывает до пяти миллионов посетителей, и все они замечают лишь экспонаты за стеклянными витринами или полотна на стенах. Никто из них даже не догадывается о том, что происходит в недрах музея, какие усилия мы прилагаем для того, чтобы посетителям было интересно и им бы захотелось снова прийти к нам.
Теперь он пускал в ход свой шарм и пытался произвести на Чепмена выгодное впечатление, чтобы достойно выйти из щекотливого положения.
Ева Дрекслер повесила трубку и вернулась к столу.
— Мистер Лиссен будет через десять минут. Я еще заказала кофе. И попросила не покидать музей тех служащих, кто может быть полезен для вашего расследования.
Просто идеальная помощница.
— Благодарю вас.
Директор открыл папку и продолжил изучать ее содержимое. Ева, неслышно ступая, подошла сзади и забрала пустые кофейные чашки. Поставив их на поднос, она потянулась за чашкой Тибодо, чтобы заменить ее полной. Ева взяла в руки фотографию мертвой девушки, использованную им вместо салфетки, и хотела переложить ее на письменный стол, но прежде взглянула на нее украдкой.
Я наблюдала за ее реакцией.
— Пьер, вы не узнали эту женщину? — удивленно спросила Ева. — В прошлом году она не раз бывала на заседаниях. Посмотрите внимательней. Мне кажется, это Катрина Грутен.