Ковры под псевдонимом

Честность и порядочность человека лучше всего проверяются не в спокойных жизненных буднях, а различного рода соблазнами, «клюнуть» на которые может показаться и не очень зазорным. Один прельстился новой моделью телефонного аппарата и унес домой, заменив его в служебном кабинете своим домашним, стареньким. Другой, отпустив моральные тормоза, обскакал при благоприятно сложившейся ситуации товарища в очереди на квартиру. Третий, доселе ни в чем таком не замеченный, вдруг позарился на государственные средства или имущество, — подумалось, никто не заметит.

Потом все вокруг разводят руками — как же, таким добросовестным выглядел, хорошую репутацию имел, и вот на тебе… Уму непостижимо!.. Да и сам виновник непрестанно оправдывается, жалость к себе вызывает ссылками на попутавшего его беса. И редко кто задумывается, почему этот самый бес, который, вероятно, тыкался ко многим, так легко нашел лазейку в душе именно того человека. Многие устояли, а он впал в грех.

Думается, не с бухты-барахты это происходит и не по вине потусторонних сил. На подготовленную почву падает соблазн — почву моральной неустойчивости, дремавшего корыстолюбия, неудовлетворенных страстишек. И вот тут-то вся показная положительность, в отличие от глубинной, начинает опадать, как плохо положенная штукатурка.

Наверно, именно такие метаморфозы, для окружающих нежданно-негаданные, а для этих людей — вполне естественные, произошли с некоторыми подсудимыми по делу, о котором, собственно, и пойдет речь.

Все началось с визита неких дельцов к директору Черниговской фабрики «Индтрикотаж» системы бытового обслуживания населения Косюку и его заместителю по коммерческим вопросам Петину. К ним заявились с гнусным предложением москвичи Король и Троицкий и житель Днепропетровска Кисин. Оно сводилось к тому, чтобы организовать на предприятии участок по производству ковров из нетканого полотна методом трафаретной печати.

Фабрике, призванной оказывать населению услуги по заказам, ни к чему поточное изготовление подобного рода продукции. Оно ей скорее противопоказано, нежели полезно. Уже это должно было вызвать у Косюка и Петина резко отрицательное отношение к тому, что предлагали заезжие «инициаторы». И сам факт приезда незваных гостей в Чернигов должен был насторожить. С какой стати эти люди, живущие за сотни километров отсюда, вдруг озаботились удовлетворением потребностей граждан чуждого им города и области в коврах? Они что, представители министерства, планирующих органов или приглашенные кем-то крупные специалисты по этим видам изделий? Нет, нет и нет! Просто вольные граждане без определенных занятий, ищущие, как бы отхватить куш пожирнее, да чтобы без особой огласки, и это ясно было с первых произнесенных ими фраз. Тем более что к эзоповому языку они не прибегали, перспективу производства «нарисовали» весьма ярко. Был представлен и образец ковра, призванный, так сказать, наглядно проиллюстрировать ожидаемый шедевр.

Заметим объективности ради, что Косюк не сразу клюнул на наживку: то ли его испугал размах задуманного, то ли просто колебался между желанием согрешить и нежеланием отвечать за возможные последствия греха. Но факт остается фактом — он от предложения сперва отмахнулся.

Прибывшие «деятели» коврового производства уже было приуныли. Их явно преследовали неудачи. Ведь первый заезд они совершили в другой город — к директору райбыткомбината Дмитриеву, который, несмотря на уговоры с глазу на глаз, а также по телефону, устоял, но заметил, что есть на свете и иные райбыткомбинаты, есть, наконец, фабрика «Индтрикотаж». Словом, не поддавшись соблазну, он тем не менее оказал делягам добрую услугу советом и конкретным адресом. Мы еще попробуем оценить действия Дмитриева, а пока двинемся дальше по следам московско-днепропетровских гостей.

Они, эти следы., приведут нас дальше к директору Репнинского райбытобъединения Чубчику и его заместителю Сенчук. Первый находился в больнице, куда приезжие не преминули нанести визит. С заместителем было легче — она оказалась на месте. Переговоры проходили успешно. Во всяком случае оба руководителя в принципе согласились на открытие цеха или участка, но попросили согласовать вопрос с руководством облбытуправления. Как на грех, в один из очередных приездов «ковроделателей» в объединении оказалась начальник производственнотехнического отдела облбытуправления Драч, которая решительно высказалась против заманчивой идеи.

К этому эпизоду мы тоже еще вернемся, но чуточку позже. А сейчас еще раз встретимся с Косюком и другими. Мы его, если помните, оставили в состоянии нерешительности. Но длилось оно недолго, особенно после того, как роль уговаривающего взял на себя Петин. Чем он прельщал своего директора, какие доводы приводил, вероятно, навсегда останется тайной. Ни на допросах у следователя, ни потом в суде никто из них в подробности такого рода вдаваться не желал.

Итак, Косюк предложение гостей принял. Более того, стал одним из активнейших поборников его внедрения. Теоретически и практически они вместе с Петиным развили бурную деятельность по подысканию помещения под ковровый участок, его ремонту, проталкиванию необходимой документации через вышестоящие инстанции и так далее.

Кстати, о документации. На художественный совет облбытуправления был представлен образец ковра, без технической документации. Она почему-то согласовывалась с конструкторско-техническим бюро (КТБ) отдельно, но готовилась не там, а на фабрике. Любопытно, что когда толкачи обратились в КТБ, то его главный инженер сразу раскусил их. Он позвонил в производственно-технический отдел Драч и без всяких дипломатических околичностей сказал, что этих людей «надо гнать в шею».

И тем не менее… в облбытуправлении все было улажено: утверждены образец, техническое описание, план, норма времени и расценка на изготовление, цена. Хотя с точки зрения экономической и юридической не все выглядело, мягко говоря, безупречно, никто не сказал: «Стоп!» Кто-то лишь возразил насчет того, что цену следовало бы установить не на изделия, а на услугу — как-никак фабрика входит в систему бытового обслуживания и призвана отнюдь не выпускать готовую продукцию, а оказывать услуги населению.

Между прочим, в связи с этим вызвало сомнение само слово «ковер». Кое-кто, испугавшись, что оно может привлечь нежелательное внимание, предложил псевдоним — «накидка на диван». Затем возник вопрос о какой-то опытной партии, якобы предназначенной для изучения спроса, но оказалось, что типового положения на этот случай нет. В облбытуправлении при всем критическом взгляде на затею и затейников никто не выставил перед ними шлагбаума; там лишь поворчали для порядка, все уладили и чем могли помогли.

Но бумаги бумагами, не они служат материалом для выработки ковров. Да и оборудование ими не заменишь. И поскольку новая продукция свалилась на фабрику то ли как снег на голову, то ли как манна небесная, то, естественно, у той не нашлось ни нетканого полотна, ни нужных станков.

Тут «на высоте» оказался Король, а может, и Кисин. Сами понимаете, никто из них приоритета на суде не оспаривал, скорее от него отказывались. Да и не важно это, кто именно вспомнил, что в областной фирме бытовых услуг был когда-то цех шелкографии, за ненадобностью закрытый, но кое-какое оборудование и некоторое количество нетканого полотна уцелело. Нет ничего проще заполучить все это. Следует только написать соответствующее письмо, оплатить «покупку» по безналичному расчету и доставить ее по месту назначения. Тут уже в дело активно включились Косюк и Петин.

И вот станки с машинами доставлены в бывшую баню, переоборудованную, вопреки запрету санэпидстанции, под цех. Вслед за ними явился сюда некий Вольский — человек, как записано в судебном деле, «без определенного места жительства», но прописанный где-то под Тулой, который должен был отныне возглавить участок по производству ковров. Косюк зачислил его на фабрику приемщиком-сдатчиком на правах бригадира с полной материальной ответственностью. В этой должности он вместе с курянином Чарским и прибывшим из Москвы Королем сначала принял участие в пуско-наладочных работах, а затем представил Косюку самолично подобранных им земляков — «специалистов» по ковроделанию Птицкого и Дюгова. Позже по его же протекции к ним присоединился Сицкий.

Целью производства ковров, или, если хотите, накидок для диванов, было вовсе не удовлетворение покупательского спроса, а нажива на этом спросе. Вступившие в сговор преступники всю свою энергию, всю недобрую изобретательность направили на то, чтобы побольше урвать. На чем? На неучтенной продукции. Как? За счет искусственного завышения норм времени на изготовление ковров, заработной платы и цены, что позволило в свою очередь занизить и план выпуска. И сразу же из 138 ковров 92 оказались «лишними» и были проданы, а вырученные деньги присвоены.

Первый «навар» оказался, если сосчитать количество участников сделки, негустым и чреватым неприятностями — нависала вполне реальная угроза разоблачения. Чтобы ее устранить, Король, Троицкий, Вольский, Петин и Кисин задумали хитроумный план добывания нетканого полотна за наличный расчет: ведь разница между его продажной стоимостью и ценой на ковер была значительной и это сулило немалую прибыль. К тому же, покупая сырье, так сказать, в складчину, можно было производить сколько угодно никем не учитываемых ковров.

Устроили так, что по состряпанному письму Московский городской производственный комбинат по переработке вторсырья поставил Черниговской конторе «Укрторгстройматериалы» солидное количество погонных метров нетканого полотна. По безналичному расчету, конечно. Затем в Чернигове товар по договоренности попал в один из магазинов, где его и приобрели за наличные.

Короче, ковры производились сотнями и сотнями же продавались, а денежки частично шли на текущий счет фабрики, а остальные — в бездонные карманы жуликов. На этой стадии группе потребовались свежие кадры реализаторов продукции, которые тут же на месте и были завербованы: Лиско — приемщик-сдатчик фабрики «Индтрикотаж» и Азова — контролер ОТК одного из ателье фабрики.

Обе женщины, сопровождаемые кем-нибудь из закоперщиков «фирмы», с фиктивными накладными разъезжали на специально нанятом транспорте по городам и селам области. Новоявленные коробейники развертывали бойкую торговлю диванным товаром не только на Черниговщине. Видели их и в Российской Федерации, например в Туле, Новгороде. Чего стеснять себя при таком размахе подпольного производства?

Однажды чуть было насмерть не испугались, когда по пути в Новгород их задержали работники ГАИ и потребовали вернуться обратно. Дрожа от страха, Лиско скорее позвонила Петину. Тот в свою очередь тоже куда-то позвонил и при повторном звонке успокоил всех: мол, все в порядке и можно ехать дальше торговать.

Больше тысячи ковров было распродано, десятки тысяч рублей поделены между «компаньонами». «Дело» набирало обороты, а дельцы легко, можно сказать, играючи преодолевали возникавшие трудности. Надеялся Косюк и его сообщники, что удастся включить ковры в план по кооперации и через нее же их продать. Не получилось ни в конце текущего года, ни в первом квартале следующего. Облбытуправление отчего-то заупрямилось и записало эти изделия в план по быту. Неужели там что-то заподозрили? Да нет, незаконную операцию по выработке ковров решили провести по менее опасной графе. Это был косвенный намек, как реализовывать продукцию. И деляги схватили его на лету. Приемщица-сдатчица Лиско, продавая неходовой трикотаж, заодно предлагала покупателям и ковры.

В другой раз чуть было не дунул суровый ветер с иной стороны. Главный бухгалтер Птицына, которой по должности сам бог велел быть в курсе всех дел предприятия, по крайней мере тех, которые касались финансирования, случайно узнала о предстоящем выпуске новой продукции. Она пошла к Косюку и предупредила, что с этим могут быть неприятности. Тот, как показывала потом Птицына в качестве свидетеля, успокоил ее: если что-нибудь будет не так, то участок можно закрыть, а набранных «специалистов» уволить. С чувством исполненного долга главный бухгалтер вернулась к своему рабочему столу.

Но тут она узнает, что Лиско бойко продает ковры, причем не только на местных, но и на других рынках, даже в соседней республике. Позвольте, а как же с накладными? Ведь получая товар для реализации, Лиско обязана подписывать их и у руководства фабрики, и у главного бухгалтера. Но та и не подумала. Она не только получала у Вольского готовую продукцию для продажи без соответствующих актов на ее изготовление, но и порядок сдачи выручки нахально нарушала…

Птицына наносит новый визит директору. Если вы думаете, что главный страж финансовой дисциплины подняла шум, решительно запротестовала или погрозила сообщить куда надо, то ошибаетесь. Она пошла за очередной порцией успокоительного и получила ее: Косюк заверил, что ковры… не пользуются спросом. Да и Лиско заявилась в бухгалтерию с жалобой, мол, диванные накидки никто не берет и они пребывают в остатке. Заведомую ложь Птицына восприняла с облегчением: очень уж хотелось в нее поверить.

А что с накладными?.. Они тоже не простое препятствие на пути деляг: все-таки подписи должностных лиц, печати, штампы. Ничего, преодолели! Благо, не перевелись вокруг доброжелательные ротозеи. Например, две «замечательные» женщины — секретари-машинистки фабрики, они же (одна постоянно, другая периодически) — хранительницы круглой печати предприятия и большого углового штампа. Хранили не где-нибудь, а в сейфе. Но стоило Лиско попросить их о небольшой услуге — поставить печать или штамп на чистые бланки накладных и других документов (она, видите ли, торопится, а руководство, словно на грех, куда-то исчезло), — как обе с готовностью (и не один раз) освежили штемпельную подушечку.

Пошли навстречу махинаторам и в объединении «Химчистка». Дело в том, что приобретенное в Москве нетканое полотно серо-белого цвета и стоило два восемьдесят метр. То, которое привезли из другого города, — чистобелое, и его цена девять рублей двадцать копеек. Разница в цене сырья породила разницу в качестве продукции. Это заметили и работницы бухгалтерии фабрики, которые видели ковры в продаже и не преминули посудачить по сему поводу.

Видимо, слухи дошли до производителей ковров, они решили кое-что предпринять. Узнав, что в объединении «Химчистка» имеется чисто-белое полотно, туда направился Вольский, его гостеприимно встретили, выделив для нужд коврового цеха три рулона по 25 погонных метров в каждом. Чем отблагодарил Вольский ее работников? Это осталось их тайной.

Впрочем, хватит о ротозеях, благодетелях, угодниках. Если читатель помнит, было обещано вернуться к некоторым действующим в грязной истории лицам, а вернее бездействующим.

Первым в списке мы поставили бы директора райбыткомбината Дмитриева, к которому поначалу явились приезжие комбинаторы. Он отказался принять их предложение, но дал адресок «Индтрикотажа». Спору нет, Дмитриев поступил правильно, не дав втянуть себя в аферу. Что дело нечистое, он, человек опытный, понял сразу. Мараться не захотел. Нацелил мошенников на другое предприятие.

Но его позиция не была истинно гражданской. Надо иметь мужество предупредить преступление, если знаешь, что оно готовится другими. Что помешало ему снять трубку и позвонить в милицию, прокуратуру: дескать, заявились подозрительные типы с подозрительным предложением. Ан нет. Верх взяла позиция «моя хата с краю».

Директор Репнинского райбытобъединения Чубчик и его заместитель Сенчук чуть было не сговорились с посетителями, но по какой-то причине (боязнь неприятностей? желание заручиться поддержкой сверху?) пошли на попятную. И тоже, если подходить формально, вроде бы поступили честно. Но, как и Дмитриев, дальше этого не пошли.

Почему не забила тревогу, почему молчала, заняла позицию стороннего наблюдателя руководитель производственно-технической службы облбытуправления Драч? Это потом, вызванная как свидетель, она возмущалась, говорила, будто что-то подозревала, убедительно доказывала всю пагубность и противоправность совершенного. А где же раньше-то была?

Этот же вопрос можно обратить и к главному инженеру КТБ, разгадавшему аферу сразу. Но и он своих рук пачкать не захотел, а потому оказался, как и другие, в малопривлекательной роли потатчика.

Уголовное дело, о котором идет речь, дает основание говорить не только о непростительной пассивности отдельных людей, об их равнодушии к общественному достоянию, к нарушениям норм нашей жизни, но и о той обстановке, которая способствует совершению преступления, незаконному обогащению, — бесхозяйственность, бесконтрольность, полное игнорирование нормативных документов, регулирующих деятельность ряда предприятий и организаций бытового обслуживания.

Посмотрите, как легко проходило в областном управлении бытового обслуживания согласование бумаг на организацию производства ковров фабрикой «Индтрикотаж». Где-то подозревали, что дело грязное. Кто-то кому-то намекал, что следовало бы воздержаться, свериться с законом. Но все благие намерения повисали в воздухе, не получали практического воплощения. Обломовщина, да и только, мы бы сказали, с преступно-халатным оттенком.

Те же бесконтрольность и бесхозяйственность, помноженные на всеобщее благолепие, взаимную вседозволенность, имели место и на фабрике «Индтрикотаж».

Вместо того чтобы остановить зло, пресечь его, вместо того чтобы забить тревогу, здесь лояльно отнеслись к людям, желающим жить не по средствам и получать не по труду. Такая антиобщественная линия поведения на руку расхитителям, стяжателям, нарушителям законности и порядка.

Только активная жизненная позиция человека, которому до всего есть дело, заслуживает уважения и поддержки. Ибо она служит благу общества, благу каждого из нас. «Государство — это мы» — не просто громкие слова. Это суть нашего социалистического бытия, нашего общественного сознания. Национальное богатство — наше богатство. Из него мы черпаем средства на социальное обеспечение и жилищное строительство, на новые дома отдыха и детские сады, на больницы и школы, на другие блага. Оно позволяет нам повышать заработную плату и пенсии. Так можно ли относиться к нему как к чужому, можно ли позволять распоряжаться им не чистым на руку людям?