Прошнякову было еще только сорок, а он уже успел трижды побывать под судом. Отсиживал срок, выходил на свободу, по за ум не брался. Все искал легкой жизни, чтобы, значит, работой особенно себя не утруждать, а денег иметь много. Понятное дело, совместить эти два желания можно только в одном-единственном случае — если жить нечестно.
Поэтому, едва освободившись из последнего места заключения, Прошняков тут же бросился на ловлю «счастья». Человек с виду весьма представительный, не шаромыжник какой-нибудь, не пьянчужка, ищущий компанию «на троих», он умел производить приятное впечатление. К тому же специалист со средним образованием, в меру начитан, а что не в меру самоуверен, так это даже помогало ему. Старался выглядеть человеком сдержанным, деловым, в чье слово можно безоговорочно верить. Был и неплохим психологом — знал, как к кому подступиться, чем подкупить, когда польстить, а когда и воздержаться от лишних комплиментов. И еще умел разными путями узнавать, кто в чем нуждается. Причем не только в личном плане, но и, так сказать, в общественном. Обладал, если можно так выразиться, узкой специализацией. Точнее говоря, промышлял главным образом на ниве сельскохозяйственной — в колхозах и совхозах. Любимое занятие — заключать договоры на производство работ, поставку дефицитных материалов либо на то и другое одновременно. Знал, проходимец, острую нужду сельских хозяйств в материалах, сырье и пользовался этим.
Надо сказать, активность проявлял безмерную. Будь он даже начальником крупного строительного треста и по совместительству главой какой-нибудь «фирмы» материально-технического снабжения, имеющим под своим началом множество помощников, то и тогда вряд ли справился бы с тем объемом работ, который вызывался выполнять более чем в десяти колхозах и совхозах Новосибирской области. И всего за два года. Впрочем, может быть, и брался-то за все, рассчитывая на длительные сроки, на возможность потянуть, да только арест помешал.
Предлагаем читателю самому судить о размахе прошняковской инициативы по приводимым ниже фактам. Но предупреждаем, что среди названных хозяйств далеко не все из тех, которые он собирался «облагодетельствовать».
…Ноябрь. Заключен договор с совхозом «Осиновский» Куйбышевского района Новосибирской области на строительство гаража. Аванс — 1800 рублей. Гараж остался в воображении директора, но мрачную картину скрасила поставка совхозу 5232 погонных метров труб.
…Июнь следующего года. Договор с колхозом имени Ленина Купинского района на строительство откормочного пункта для молодняка. Аванс — 1500 рублей. Работа не выполнена, но был поставлен один вагон пиломатериалов.
…Девять месяцев спустя совхоз «Маяк» Чановского района заключил договор на изготовление 11 металлических ферм и поставку трех тысяч погонных метров труб. Аванс — 1263 рубля, результат — нулевой.
…Еще год спустя колхоз «Знамя коммунизма» Чановского района выдал махинатору аванс 867 рублей и напрасно ждал обещанных труб.
…Через десять месяцев после предыдущей сделки — новая. Правда, никакого письменного договора нет. Есть «слово джентльмена» достать три вагона пиломатериалов совхозу «Убинский» Убинского района; 500 рублей аванса и ни дощечки. В это же время — точно такие же обещания даны совхозу «Гандичевский» этого же района. Результат — тот же.
…В совхозе «Чаинский» Купинского района мечтали построить водопровод. В карманы Прошнякова «накапало» 2400 рублей, но люди сидят без воды. Зато «высоко-договаривающейся стороной» сюда доставлено 2,7 тонны электродов.
Наверное, хватит перечислений. Достаточно теперь только сказать, что за весьма короткий срок строитель-снабженец, получив с пятнадцати хозяйств около 21 тысячи рублей, лишь шести из них организовал поставку стройматериалов, а остальным и не собирался. Деньги, разумеется, он не думал возвращать. Да и зачем, если никто не торопился предъявить ему иск. Никто не требовал, чтобы он отчитался за полученный аванс.
Уже находясь под следствием, Прошняков, несмотря на явные улики, вел себя высокомерно, ибо полагал, что некоторые хозяйства вроде совхозов «Чаинский», «Красносельский», «Стеклянский», «Мироновский», «Баганский» и колхоза имени Ленина Купинского района не имеют права от него что-либо требовать. Ведь он им «достал» кое-какой дефицит, а они обязались платить деньги лично ему (по рублю за погонный метр труб, по рублю — за килограмм электродов и по десятке — за кубометр древесины). Так что с их стороны просто-таки неприлично ожидать возврата полученного им аванса, он, дескать, честно заработал свои комиссионные.
«Заработал…» Но позвольте, каким образом? Ведь Прошняков с момента освобождения из мест не столь отдаленных нигде в штате не числился. Как ему вообще удавались те далеко не мелкие поставки, которые он умудрялся сделать? Где доставал дефицитные материалы и кто их ему выписывал?
Поначалу Прошняков на такого рода вопросы не отвечал и преступником признать себя ни за что не хотел. Более того, почитал себя человеком честным, чья полезная деятельность не завершилась строгим выполнением взятых обязательств лишь только потому, что она была прервана арестом. В противном случае, как он уверял, ни перед кем не был бы в долгу.
Потом, по мере предъявления следствием все новых и новых свидетельств его виновности, сделал одно примечательное признание. На своем снабженческом поприще ждал помощи от некоторых «нужных людей», с которыми поддерживал доброе знакомство. Они занимают важные посты и многое могут. Фамилии? Назвать их он категорически отказался, продолжал играть роль делового, до конца твердого человека, чья высокая принципиальность не позволяет ему подводить друзей.
Долго, однако, Прошняков не продержался. Улик против него прибавлялось, некоторые фамилии должностных и не должностных лиц всплыли и без его помощи. И тогда он заговорил.
Первым возник в его показаниях некто Котов, житель Новосибирска, с высшим образованием, но не имеющий определенного места работы. Постоянным службам он предпочитал временный наем. Так удобнее заниматься посредничеством между людьми, желающими что-то незаконным способом приобрести, и людьми, согласными отпустить товар за соответствующую мзду. Сами понимаете: при такой хлопотливой «работе» постоянное место, трудовая дисциплина, труд «от» и «до», уход только по разрешению явно мешали бы Котову развернуться во всю ширь своих способностей. А ему хотелось простора, разворота, масштабов.
Кто кого нашел — Котов Прошнякова или Прошняков Котова — неважно. Главное, что они друг на друга вышли. Люди, до мозга костей зараженные микробом частного предпринимательства, жаждущие наживы, жизни на широкую ногу, они умели среди десятков знакомых обнаруживать одного-двух себе подобных, в отличие от Котовых — Прошняковых, занимающих посты если не важные, то по крайней мере заметные. Это они решают выписать или не выписать наряд на дефицит, отпустить или не отпустить фондируемые материалы, даже если на это есть распоряжение свыше. Они могут мгновенно наложить нужную резолюцию или затянуть решение вопроса, как говорится, до греческих календ. Их интересует только «приварок», который приносит занимаемая должность.
Конечно, в глубине души их, возможно, и мучает страх перед грядущим наказанием. Но вместе с тем не теряют надежду и на то, что авось пронесет. Потому что на предприятиях, где работают такие люди, не без их попустительства царит обстановка бесконтрольности, бесхозяйственности, неразбериха в системе учета и снабжения. Это и порождает благоприятные условия для любых махинаций.
Вот на таких-то людей и возлагали надежды Прошняков и Котов, столь смело предлагавшие свои услуги руководителям хозяйств, которые в свою очередь с потрясающей поспешностью готовы были выписать любую сумму любому проходимцу, лишь бы тот не скупился на обещания. Такие готовы пойти на подлог, дать взятку должностным лицам за получение нужных материалов. Наши «герои» действительно делали это, что нашло полное подтверждение на предварительном следствии и в суде. Ничуть не смущаясь, они потом объясняли, что, дескать, руководствовались интересами, вверенных им хозяйств, производственной или иной необходимостью, как будто противозаконные деяния можно оправдать целесообразностью.
К делу оказались причастными должностные лица многих совхозов и колхозов Новосибирской области, организаций города Новосибирска и соседнего Алтайского края. Одни были на грани нарушения закона, другие его нарушили, третьи так или иначе вступали с ним в конфликт, действовали в обход существующих правил и инструкций, норовили урвать для своих хозяйств поблажки, льготы, материалы любым, даже негодным путем.
Директор совхоза «Утянский» и прораб, директор совхоза «Травинский» и его прораб, например, сами толкали нужных им людей на получение взятки. Так они обхаживали жителя села Утянка заместителя начальника снабжения одного из новосибирских заводов некоего Купченко, чтобы тот помог получить стройматериалы. Разумеется, небезвозмездно. Точнее говоря, ему без всяких обиняков предлагали взятку.
Купченко не возмутился, не пригрозил землякам уголовным кодексом, не перестал с ними здороваться, на худой конец. Нет, он воспринял предложение вполне спокойно, как должное, и не только взял «на лапу», но и вызвался стать посредником между дающими и готовыми «взять». И, надо отдать ему должное, весьма скоро «завербовал» в сообщники заместителя директора Новосибирского левобережного лесоповалочного комбината Косова, тоже не брезгующего «подношениями». Брал Косов за «услугу» крупно. Позже, во время обыска на рабочем месте, у него была изъята тысяча рублей в банковской упаковке. Он эти деньги получил от Купченко.
А еще четыре тысячи, тоже в нетронутой упаковке, Косов уже выдал как бы добровольно. На всякий случай они хранились в селе Утянка, у его брата.
Одним словом, обнажилась одна из важных цепочек в преступлении Прошняков — Котов — Косов, а за ней потянулся и ряд других. Картина содеянного прояснилась в достаточной степени — картина бесхозяйственности, бесконтрольности, на фоне которой только и могли развернуться всякого рода проходимцы, мошенники, нечистые на руку людишки, до поры до времени ходившие в добропорядочных руководителях.
О некоторых из них уже шла речь, о других тоже стоит поговорить.
Вот, к примеру, Доленко, главный инженер управления производственно-технической комплектации треста «Востокбурвод». Коммунист и один из руководителей, он не раз призывал коллектив к бережливости, к борьбе с бесхозяйственностью, к месту и не к месту говорил о совести, о высоком моральном облике, которым должны обладать подчиненные. Говорил горячо, казалось, искренне. На поверку сам оказался нечистоплотен. Сотни и тысячи погонных метров труб, немало шифера, листовой стали, железного уголка было незаконно отпущено им для разных колхозов и совхозов за взятки.* Брал у Котова, Прошнякова, брал у некоего Муцольгова, человека без определенных места работы и жительства, ранее судимого и исполнявшего, как Прошняков и Котов, роль всемогущего доставалы.
Не лучше выглядят и другие: заместитель директора строившегося водоканализационного хозяйства Курин, начальник отдела снабжения треста «Бердскпромстрой» Трубицына, тоже лихо распределявшие материалы по совхозам и колхозам области и тоже без нарядов — за мзду. Порой она как бы приобретала официальный характер. Делалось это очень просто. Понадобились совхозу «Утянский» кое-какие материалы. Законным путем получить их не удавалось. Тогда прибегают к обходным маневрам. Прораб совхоза, словно некий змей-искуситель, «подъезжает» с заманчивыми предложениями к Трубицыной. Уж неизвестно, что произошло: то ли прораб не внушил ей доверия, то ли она отдала предпочтение другому способу, но Трубицына от наличных отказалась. Другое показалось ей более безопасным, как бы там ни было, но дело было сделано к обоюдному удовлетворению. Совхоз получил из треста «Бердскпромстрой» два вагона желанного кирпича, а Трубицыну в благодарность за «помощь» директор совхоза зачислил на должность… ветеринарного фельдшера с окладом в 133 рубля помесячно. Понятно, обязанности эти она выполняла лишь символично, ибо не только не разбиралась в них, но и не знала даже, где находится совхоз «Утянский». Зато «зарплату» исправно получала по почте.
И еще один «служащий на расстоянии» всплыл в ходе разбирательства — заместитель генерального директора управления топливной промышленности Орешков. По показаниям Котова, этот руководитель получил за «услуги» сначала одну тысячу. Дальше — больше. Выясняется, что, не покидая Новосибирска, Орещков умудрился в течение тринадцати месяцев пребывать в должности в совхозе «Речной». Эти два поста он занимал в одно и то же время. Плюс командировочные, плюс подотчетные тысячи, за которые так и не отчитался, — их списали на… удорожание стройматериалов. Деликатная форма взятки, не правда ли? И все потому, что был «благодетелем» совхозов, помогал им раздобыть материалы, запчасти к тракторам и так далее. Любопытно, что запчасти Орешков «поставлял» с различных заводов. Удавалось получать строго фондируемые запасные части благодаря связям и добрым отношениям.
Злоупотребляли служебным положением также работники Сибсельмаша, Сиблитмаша, Новосибирского завода металлоконструкций, ТЭЦ-2, ремонтно-эксплуатационного участка Новосибирскэнерго, треста «Химэлектромонтаж», Облмежколхозстройобъединения. К сожалению, этим список не исчерпывается. И просто диву даешься, как это взяточники умудрялись сбывать на сторону многое из того, что, казалось бы, невозможно сбыть. Ведь существуют такие понятия, как «фонды», «лимит», «особый учёт» и так далее. Любой снабженец знает, насколько трудно получить наряды на металл, трубы, лесоматериалы и прочее сырье. Иной раз десятки кабинетов приходится обойти, чтобы все это получить. А тут, — пожалуйста, бери, вези куда хочешь. И если кое-кому боязно совершить прямую сделку, махинаторы-взяточники сами найдут удобный выход из положения, чтобы запутать следы, скрыть содеянное.
Работники завода металлоконструкций, скажем, чтобы передать колхозу «Маяк» Купинского района более 68 тонн металла, два сварочных трансформатора и 200 килограммов электродов, провели чуть ли не детективную операцию. Все эти материалы прошли через несколько предприятий, через несколько переадресовок, оплачивались по нескольким счетам, пока не попали в совхоз «Осиновский», откуда уже известный нам Прошняков вывез их в колхоз «Маяк». Путь довольно сложный — через семь промышленных и сельскохозяйственных предприятий, через руки десятков рядовых исполнителей, больших и малых начальников, — и нигде не прозвучало грозное: «Стоп — нарушение закона!» Никто не пресек преступление. А ведь это по меньшей мере плохое исполнение служебных обязанностей, помноженное на равнодушие и сознательную сделку с совестью.
А что происходило в колхозах и совхозах, руководители которых, ничуть не дорожа народной копейкой, преспокойно выписывали самозваным снабженцам большие суммы на взятки? Там искали подходящую форму списания этих денег. Потом эти ответственные лица будут утверждать, что ничего не знали о назначении выданных средств, не думали и не гадали, что они идут на взятки, и в мыслях такое не держали. Но будут беспощадно изобличены документами, показаниями обвиняемых и свидетелей.
Между тем некоторые директора совхозов и председатели колхозов, прибегавшие к даче взяток, состояли депутатами сельских и районных Советов, и следствию пришлось приложить большие усилия, чтобы убедить Советы и их исполкомы дать согласие на привлечение этих руководителей к уголовной ответственности. Потребовалось несколько представлений, вмешательство прокурора области, других организаций. Для некоторых ответственных товарищей желание «порадеть родному человечку» оказалось выше интересов общества, выше справедливости.
Суд внимательно и беспристрастно разобрался во всех этих делах, порой неимоверно запутанных. Были изучены сотни документов, допрошены десятки свидетелей, выслушаны показания всех подсудимых, многие из которых, так до конца и не раскаявшись, пытались исказить очевидное, представить положение в выгодном для себя свете. Истина и справедливость, однако, восторжествовали. Никто из преступников не ушел от приговора, вынесенного, разумеется, с учетом содеянного и личности каждого. Некоторые приговорены к длительным срокам лишения свободы.
Суд не только определил меру виновности каждого из подсудимых, но и установил, почему стали возможными такие преступления, что способствовало им.
В самом деле, почему некоторые легко манипулировали дефицитными фондами? Ведь множество раз говорено, что они находятся под строгим контролем. Но достаточно ли строгим, если их можно разбазаривать? Что-то, значит, неблагополучно с учетом лимитного сырья и материалов, с их распределением и расходованием. Видать, учет этот плохо поставлен не только на самих предприятиях, но и в вышестоящих организациях, призванных решительно и сурово пресекать любое головотяпство, любую бесхозяйственность.
Подумать только: руководители разных рангов жалуются на нехватку металла, леса, труб, порой именно этим объясняют они срыв выполнения государственных планов, и вот такой пример разбазаривания. Может, слишком большие запасы хранятся на предприятиях, если можно раздавать материалы палево и направо, ибо трудно предположить, что заводы делают это в ущерб себе. Тогда, может быть, министерствам и ведомствам совместно с органами Госснаба СССР надо досконально проверять «закрома» подчиненных им предприятий, оставив только необходимое, только то количество запасов, которое соответствует установленным нормативам. Да заодно и нормы пересмотреть — не слишком ли они завышены? По данному делу некоторые из руководителей среднего, так сказать, звена сурово наказаны. Но не меньшая вина здесь и других лиц — вышестоящих руководителей. Как же так случилось, что у них на глазах совершалось нечто из ряда вон выходящее, бесконтрольно расхищалось государственное имущество? По причине ротозейства? Попустительства? Излишней доверчивости? Ну, а как будет дальше? Не случится ли повторения, если не будет гласного контроля?
Теперь насчет руководителей совхозов и колхозов, прибегнувших ко взяткам ради получения нужных для хозяйства материалов. Конечно, планы у хозяйств напряженные. Их выполнение требует безотказной работы сельхозтехники, расширения и строительства новых производственных помещений, благоустройства животноводческих ферм, складов, наконец, сооружения жилищ и так далее и тому подобное. Без материалов, специальной техники и аппаратуры не обойтись.
Что делать, если, как ни бейся, не удается получить централизованным порядком лес, металл, трубы, электроды? Одни прибегают к шефам, которые и сами порой идут на сделку с совестью, чтобы помочь селу. Другие, отчаявшись, сидят и ждут у моря погоды. Третьи, по малодушию ли, в надежде ли, что победителей не судят, игнорируют и нормы морали, и нормы закона, ищут и находят лазейки, а потом дорого расплачиваются за свои грехи и чужие. Да, да, и за чужие. Потому что если предприятия живут столь вольготно, что могут, без ущерба для себя (иначе исчезновение дефицита сразу стало бы заметным) отдавать на сторону тонны ценного материала, то, выходит, не везде благополучно с планированием снабжения.
Конечно, случается и реальная нехватка. И никто этого не скрывает. Но иногда дефицит — только — кажущийся, он создан искусственно, как правило, делягами, жаждущими на этом наживиться. Вот тут-то и нужен тщательный контроль за учетом, планированием и распределением сырья и материалов, за работой органов планирования и снабжения. Очень важно также привести материально-техническое снабжение в соответствие с планами. Искоренить в этом деле недостатки, упущения — значит, устранить лазейки для злоупотреблений, перекрыть каналы хищений, лишить нечистоплотных людей возможностей обделывать свои делишки, получать навар на дефиците.
А случается навар и на «липе». Да, да, «липе», только не той, что растет красивым деревом, а той, что разрастается на бумаге до неимоверного количества тонн, процентов, рублей.
…С некоторого времени продавцы магазинов одного областного города, торговавшего молочными продуктами, стали обращать внимание на мужчину средних лет, который регулярно, изо дня в день, покупал по шесть или семь литров разливного молока. Получив его, он торопливо выходил на улицу, переливал в большую посудину и мчал свою машину дальше. Торопился он потому, что предстояло объехать еще с десяток магазинов, прежде чем емкость наполнится до краев. После этого странный покупатель давал газ и на хорошей скорости выезжал из города.
Вскоре закупленное молоко уже принималось на приемном пункте близлежащего села, который принадлежал межрайонному племенному объединению, имевшему как раз задачей скупать излишки этого продукта у тружеников села, владельцев личного скота.
Село — не город. Здесь уже не было секретом, кто привозит на пункт солидные бидоны. Все знали — сам председатель исполкома сельского Совета народных депутатов Лавров. А принимала у него продукцию Дуброва, которой именно председатель внушил, что таким образом лучше всего выполнять и перевыполнять план по сдаче молока.
Сдаваемое Лавровым, оно направлялось на молокозавод областного центра, где перерабатывалось и вновь шло в магазины, откуда снова заполнял свои обширные бидоны Лавров. Сказка про белого бычка несколько трансформировалась в отчетах о количестве молока, принимаемого будто бы от населения. Цифры в них с каждым разом все увеличивались. Буквально за каких-нибудь два месяца Лавров успевал несколько раз скупить и сдать около шести тонн молока, лишь однажды полученного на фермах.
Он объяснял свою «кипучую» деятельность тем, что стремился улучшить показатели по сельсовету. Но это объяснение больше скрывало истинные мотивы его действий, чем подтверждало их. Здесь был не столько бескорыстный «энтузиазм», призванный приукрасить положение дел, сколько корыстный расчет. Ведь составляя фиктивные ведомости о принятом от населения молоке, приемщица получала за это определенные суммы и передавала большую их часть Лаврову.
Начав с небольшого вроде бы нарушения служебного долга, председатель сельисполкома вошел во вкус. Та легкость, с которой он обманывал государство, породила в нем ощущение безнаказанности и вседозволенности. Вскоре денег, получаемых за перекупленный продукт, оказалось ему мало. Возникло желание урвать за счет общества побольше.
Ясно, что на одном молоке да с помощью одной Дубровой далеко не поедешь. Нужны иные масштабы и иные сообщники. Давно известно: кто ищет, тот находит. Нашел и Лавров — старшего бухгалтера вышеупомянутого молокозавода Ивченко. Та уже давно занималась приписками и присвоением средств, пользуясь слабым контролем и недостатками в организации учета на предприятии. Столковались они быстро и столь же быстро распределили роли. Договорились, что Лаврову нет смысла, заниматься трудоемкой работой по скупке молока в магазинах и сдаче его на приемный пункт. Гораздо проще и больше денег можно положить в карман, если увеличивать в ведомостях и накладных количество сдаваемого молока и приемным пунктом и молокозаводом. Деньги же, полагающиеся сдатчикам, получать самим и делить. «А уж как оформить это «липовое» молоко, я знаю», — заверила Ивченко. Сговор состоялся. Оставалось только заинтересовать масштабами «дела» Дуброву — и молоко от «бумажных» коров польется рекой. Дуброва, понятное дело, позволила без труда уговорить себя.
В документах приемного пункта и молокозавода запестрели двух- и трехзначные цифры, а председатель исполкома Лавров по горло утонул в составлении фиктивных ведомостей, придумывании фамилий сдатчиков и в манипуляциях с данными о тех, кто действительно его сдавал. Самое удивительное, что никто из должностных лиц не обратил внимания, что руководитель исполкома стал заниматься несвойственными ему делами, идущими вразрез с законом. Может быть, и можно было бы предотвратить тяжкие последствия. Ан нет! Никто и пальцем не пошевелил, хотя «деятельность» Лаврова была отнюдь не засекречена, и жизнь он вел явно не по средствам. За относительно короткий срок вместе с Ивченко прикарманил около 30 тысяч рублей.
Лавров с каждым днем наглел и терял осторожность. Наверно, это было связано с тем, что хотя Ивченко от него и скрывала, но он узнал об операциях, которые она проводила совместно с его коллегой из соседнего города заместителем председателя исполкома городского Совета Удицким. Тот, в отличие от Лаврова, сразу же начал с того, что вступил в сговор с бухгалтером молокозавода Ивченко. Удицкий повел дело с размахом, вовлек в преступные приписки работниц приемных пунктов молока в нескольких селах.
Сначала «пририсовывали» по сто, двести литров, но потом, чувствуя безнаказанность, довели до двух и более тысяч. Соответственно возросли и суммы присваемых денег. Приемщица Воронова вручила Удицкому свыше 7 тысяч рублей, Манюк — 4 тысячи, Маслова — около 2 тысяч рублей. Получал он и деньги, начисленные приемщицами в качестве заработной платы за прирост молока. Делился с Ивченко. Свыше 54 тысяч литров «липового» молока было показано в документах. А при активном участии второго руководящего деятеля в документах оказалось около 170 тысяч литров взятого из потолочных данных молока, за которое махинаторы положили в свои карманы свыше 40 тысяч рублей.
Но если причиненный ими материальный ущерб можно определить довольно точно, то едва ли можно измерить вред моральный и то разлагающее влияние, которое они оказывали на многих работников сферы сельскохозяйственного производства — руководящих и рядовых. Недобрый пример тех, кто обязан был по своему положению вести борьбу со всякими нарушениями законности, создал превратное мнение о вседозволенности, породил в некотором роде цепную реакцию, в которую были вовлечены десятки людей, в том числе и руководители предприятий двух районов области.
Конечно, корыстный интерес был главной движущей целью их афер. Но был и другой интерес — любой ценой покрасоваться в сводках, прослыть передовиком, рачительным руководителем. Это ведь тоже капитал — моральный. Он возвышает в глазах общественного мнения. Прослышав, что с помощью Ивченко, если не поскупиться, можно многого добиться, поехали к ней на поклон главный ветеринарный врач одного из совхозов Бируля и главный зоотехник Гонт. Узнали, что мадам мечтает о некоем холодильнике. Главные специалисты бросились выяснять, где таковой имеется. Оказалось, на складе. В срочном порядке агрегат выписали якобы для совхозной фермы и прямым ходом доставили eго на квартиру Ивченко. Подарком, который на языке закона именуется взяткой, она осталась довольна. Вскоре количество сданного совхозом молока резко возросло. Разумеется, опять-таки «липового». Только за 10 месяцев Ивченко приписала совхозу более 200 тысяч килограммов якобы сданной продукции. В совхозе тоже закипела, работа по подделке отчетных документов о будто бы надоенном и сданном. В нее были вовлечены десятки работников ферм.
Слухами, как известно, земля полнится. О «благодетельнице» Ивченко прознали еще в двух-трех хозяйствах, главные специалисты которых желали славы. Короче говоря, за три года в результате приписок и искажений в отчетности, злоупотребления служебным положением в государственную статистику было необоснованно включено свыше 600 тонн молока, что нанесло государству ущерб почти на 150 тысяч рублей.
Обычно возникает вопрос, как доходят люди до такой степени морального падения, деградируют как личности и руководители? Думается, в глубине души они давно созрели для этого. Вирус наживы, стяжательства, карьеризма сидел в них, дожидаясь своего часа. Предрасположение у наших «героев» было, а толчком послужила обстановка парадности, бесконтрольности и безответственности, царившая в то время в области и районе.
Лавров и Удицкий, скорее всего, надеялись на то, что в случае чего их выручит депутатская неприкосновенность. Не секрет, что кое-где она действительно выручала, например когда нарушение закона прикрывалось радением об интересах общества, показухой, имитацией бурной деятельности.
Все надежды их, однако, рухнули. По представлению прокуратуры было получено согласие на арест и привлечение к уголовной ответственности, была проявлена должная принципиальность, в результате которой они лишились депутатской неприкосновенности. Лишились потому, что никто не может прикрываться депутатским удостоверением, когда речь идет об ответственности за беззаконие, ибо депутат — лицо, которому избиратели и поручили защищать их законные интересы, интересы государства.
Можно предположить, что у преступников теплилась надежда и на крайнюю запутанность документации, что помешает изобличить особо крупные размеры хищения и поможет свести все к небольшим суммам. Полагали, что тем, кто будет проверять — ревизорам, инспекторам, следователям — не осилить всей кучи бумаг. Не случайно в период следствия на вопрос, признают ли себя виновными, Удицкий и Лавров отвечали: «частично». «Частично» потому, что полученные за приписанное молоко деньги они присваивали не все, большую часть будто передавали Ивченко. Но зря крутили преступники. Каждый факт удалось выяснить, установить степень виновности, размер причиненного ущерба и количество похищенных средств. Только одних свидетелей было около 400. Судебно-бухгалтерская и почерковедческая экспертизы помогли следствию установить правду.
Одним словом, случившееся дает повод для серьезных размышлений. Можно и нужно, не прибегая к неправомерным обобщениям, крайностям, перегибам и шараханиям, сделать должные выводы: не порхать по поверхности явления, а копнуть глубже, добраться до причин преступления и разработать действенные меры предупреждения их. К этому призывают нас решения партии, требования сегодняшнего дня. Незаконным сделкам необходимо поставить надежный заслон, правовой, экономический, моральный. Бесхозяйственность и разбазаривание народного добра не могут быть терпимы.