Крах

41

Теперь я одеваюсь как все, часто надеваю темные очки. Любые цвета оскорбляют меня.

Вещей для моего короткого отдыха понадобилось немного. Это лето — в Германии.

Аэропорт — чудовищное место, шумное, пестрое. Я отошел в конец зала. Неожиданно обрушилась тишина. Люди двигались, как в замедленном кино.

Передо мной появилась Анна. Вот она идет в мою сторону. Снимает с меня темные очки. Она глядит в глубину моих глаз и словно навсегда забирает у меня свой образ. Молча, она силой вырывает то, что еще во мне осталось. Она полна сил. Это акт уверенности, осознающей себя. Мое тело, казалось, сжимается, падает, превращаясь в единый крик, песнь отчаяния. И звук такой высокий, такой тонкий, что дробит кости и разрывает мускулы.

Я знаю, мое сердце распорото. Оно раздирается на куски. Колени подогнулись, и я упал. Это было полное поражение. Мои губы хлестнула ткань ее платья. Его желто-зеленые тона летнего сада поплыли в моих глазах. Кто-то попытался помочь мне. Анна исчезла.

— Вам нужен доктор? — Какой-то молодой человек помог мне подняться на ноги.

— Нет-нет. Все отлично. Я сам доктор.

Я бросился за ней. Увидел, как она присоединилась к человеку с ребенком на руках. Он легко повернулся к ней, и губы Питера Кальдерона задели ее волосы. С этого расстояния я замечаю, что некоторая странность ее одежды связана с беременностью.

Подозвал такси. Скоро оказался дома. Теперь я сомневался, что сумею остаться в живых. Удивительно, как долго мое тело может это выдерживать. Надеюсь, это продлится недолго, я очень надеюсь.

Последняя мысль приходит ко мне. Дернувшись, я закрыл глаза.

«Умирание, возможно, долгие годы умирания, до того, как тело окончательно мне откажет, — шепчу я себе и безмолвным лицам в холле. — По крайней мере сейчас я уверен, что знаю правду».

Для тех, кто усомнится, — это простая любовная история.

Она закончена.

Другие могут оказаться более счастливыми.

Я желаю им этого.