Крах

9

— Мартин хочет опять приехать на ленч в воскресенье. Я думаю, ему есть что сообщить нам.

— Ты знаешь что именно?

— Надеюсь, что речь пойдет не о женитьбе на Анне, хотя, боюсь, что это так.

— Мартин? Женится на ней?

— Увы. Было что-то в его голосе. О, я не знаю. Я могу ошибаться.

— Он не может этого сделать! — Почему те, кого мы любим и с кем прожили половину жизни, не осознают момента, когда им грозит опасность? Как они могут этого не знать?

— Ну слава Богу, твое восклицание в духе отца викторианской эпохи. Он совершеннолетний. И может делать то, что ему нравится. Мне не по душе эта девушка. Но я хорошо знаю Мартина. Если он хочет получить Анну, он будет ее иметь. Вполне унаследовал решительность твоего отца.

Я обратил внимание, что она не сказала — мою.

— Ну хорошо, придется подождать со всем этим до воскресенья, — вздохнула она.

Разговор был закончен. Мои мысли разбегались. Я был ранен, отстоял себя и вновь боролся. Пытался читать, но все внутри клокотало. Я был поглощен гневом, смешанным со страхом. Страхом, который был уже вне моего контроля, совершенно подкосившим меня. И это был ураган такой силы, что если и оставалась слабая надежда выжить, я неизбежно должен был ослабеть и уничтожить себя.

Я не говорил. Не коснулся. Не обладал. Но я узнал ее, а в ней — самого себя.

Не в силах оставаться дома, я вышел проветриться. Оглушающая тишина комнат усиливала боль. Только равномерное, непрерывное движение могло хоть как-то заглушить страдание.

Я притронулся губами ко лбу Ингрид и вышел из дома. Как могла она не понять? Как могла не ощутить близкое дыхание катастрофы, таившейся в углах дома. Дыхание, пробежавшее в траве нашего сада.

Вернулся я совершенно обессиленным. Сразу провалился в глухой сон, как некое здоровое, сильное животное, не знающее, вернется ли оно к жизни вновь.