Краткая история Финляндии

IV. ВРЕМЯ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ

После смерти бездетного Карла XII корона Швеции была предложена его сестре Ульрике Элеоноре (1718-1720). Через год она отказалась от власти в пользу своего супруга, который стал царствовать под именем короля Фридриха I (1720-1751). С него начался в Швеции «период свободы». При Фридрихе I, — особенно со времени подписания им в 1723 г. новой Формы Правления, — королевская власть потеряла почти всякое значение. Король лишился права назначать на военные и гражданские должности, расквартировывать по своему усмотрению войска, управлять финансами и т. п. Его обязали во всем следовать мнению большинства Государственного Совета. Короче — король сделался лишь носителем почетного титула. Действительная власть перешла к риксдагу.[10] Он все решал и все контролировал. Среди сословий риксдага первенствовали дворяне. Значение представителей Финляндии на риксдагах сводилось к нулю потому, что один Стокгольм высылал в него столько же депутатов, сколько вся Финляндия в совокупности. Кроме того, Финляндия небогата была дворянами.

Финляндия не раз жаловалась на свое положение. Она просила, чтобы ей назначали судей и чиновников, знающих финский язык, чтобы законы и постановления, оглашавшиеся в кирках, переводились на язык народа. Правительство обещало, но не исполняло своего слова. В то же время шведы крепко стояли за свои права и за свой язык. Если не допускать шведов к должностям Финляндии, — говорили они, — то это поведет к недоразумениям между двумя нациями, а эти недоразумения в свою очередь могут причинить большой вред государству. Шведы не скрывали, что всегда имели в виду слить финнов с собой путем колонизации, общих законов, одинаковых учреждений и т. п. Шведы находили, что требования финнов поведут к созданию отдельных республик, а это, по их мнению, совершенно недопустимо.

В течение первых двух десятилетий после заключения Ништадского мира отношения Швеции к России были ровные и спокойные. Мудрой и осмотрительной политикой устранялись всякие осложнения. Но Швеция не могла, конечно, забыть прежнего своего первенствующего положения на севере. Она не могла простить России своих поражений. Вскоре в Швеции образовались две крупные политические партии; одна воинствующая и сторонница Франции. Эту партию называли шляпами. Другая партия, миролюбивая и расположенная к России, известна была под именем шапок (или колпаков). Население Швеции заметно сочувствовало шляпам потому, что они более радели о былой славе родины, сильнее стремились приобрести утраченное господство на Балтийском море. По мере того, как росло и крепло значение шляп, отношения Швеции к России охлаждались и становились враждебнее. Франция усердно подстрекала стокгольмское правительство к войне с Россией, обещая ежегодные субсидии. Завязывались такие узлы, которые могли быть рассечены лишь мечем. Представители Финляндии на риксдаге стали на сторону шляп: они точно забыли, что бедствия новой войны падут всей своей тяжестью прежде всего на их многострадальную родину, которая к тому же оказалась плохо подготовленной к обороне, так как её крепости лежали почти в развалинах. Чувства вражды и мести, очевидно, затмевали разум шведов. Другие жили надеждой и мечтали одним ударом восстановить прежнее величие их отечества.

У шведов мелькал уже план будущей кампании. Предполагалось, с помощью французской эскадры, перевезти войска в Финляндию и, обойдя укрепления Выборга, явиться под стенами Петербурга, захватить Неву, поднять восстание в Прибалтийском крае и, заключая мир, потребовать возврата всех завоеваний Петра Великого. Шведы настолько уверены были в своих победах и успехах, что гордо говорили: «лишь бы Господь Бог остался нейтральным, то можно расправиться с русскими. Война теперь или никогда! — кричали все в Стокгольме, — не исключая даже женщин». «Propatria et libertate»! — гордо заявляли члены риксдага. Все были охвачены воинственным порывом. И война была объявлена России при громе труб и литавр 21 июля 1741 года.

Немедленно по объявлении королевского указа о разрыве с Россией, в Стокгольме образована была особая комиссия, с целью выработки условий будущего славного мира. Решено было требовать от России больших земельных уступок. Границу Швеции имелось в виду провести восточнее Ладожского и Онежского озера, т. е. захватить столько, сколько никогда Швеции не принадлежало, иначе говоря, шведы не убив медведя, делили уже его шкуру.

Война была объявлена, но шведские войска оказались еще не собранными и не приведенными в боевой порядок. Вследствие этого Стокгольмское правительство приняло меры к тому, чтобы королевский указ о разрыве возможно позже дошел до Петербурга.

Русские власти в Петербурге, узнав от своего посланника в Стокгольме о готовящейся войне, сейчас же послали полки в Финляндию. Наши войска сосредоточивались около Выборга.

Они находились под командой гр. П. П. Ласси, главным помощником которого состоял генерал Яков Кейт. Гр. Ласси был ирландец по происхождению. При Петре I он вступил в русскую службу и участвовал в Великой Северной войне. Достаточно сказать, что он участвовал в 31 кампании и в 18 осадах крепостей. Все это красноречиво говорило о его обширной боевой опытности.

Шведские войска, расположенные в Финляндии, состояли временно под начальством генерала Будденброка и приближались к Вильманстранду. Узнав об этом, гр. Ласси немедленно двинул свой корпус на встречу шведам. Сражение произошло под Вильманстрандом 23 августа 1741 года. Численный перевес был на стороне русских, но зато шведы занимали возвышенность, которая значительно обеспечивала их положение. Шведы превосходно защищались и своими орудиями причинили большой урон русским. Под сильным огнем наши гренадеры дрогнули и стали уже отступать в губительном беспорядке. Шведы, увлеченные своим успехом, сошли с возвышенности, желая преследовать отступавших. Этот шаг погубил их. Русские скоро оправились и дружным натиском овладели высотами. Кроме того, русского огня не вынесли финские полки, находившиеся в составе шведской армии. Финны, объятые паникой, произвели большую суматоху, перестали слушаться офицеров, в бегстве сбивали с ног своих начальников и искали спасения в лесу и на ближайшем острове.

После этого взята была русскими и сама Вильманстрандская[11] крепость. В ней укрывался незначительный гарнизон. Комендант крепости поднял белый флаг. Это означало, что он сдается. Но, несмотря на то, стрельба с крепостных валов продолжалась. Подобного вероломства не стерпели русские солдаты и в страшном озлоблении предали все огню и мечу.

Шведы отступили по направлению к г. Фридрихсгаму. Русские, не имея с собой достаточного количества фуража и провианта, вернулись в Выборг. Победу торжественно отпраздновали в Петербурге. Михаил Ломоносов написал большую напыщенную оду, восхваляя первые трофеи царствовавшего младенца Иоанна Антоновича.

Вскоре после Вильманстрандского поражения к шведским войскам прибыл их главнокомандующий Карл Левенгаупт. Несмотря на то, что русских сил перед ним не было, он ничего не предпринял для обеспечения за собой удачи дальнейших действий. Он занялся распространением среди русских воззваний, которые никакого успеха не имели.

25 ноября 1741 г. на Всероссийский престол взошла дочь Петра Великого — Елизавета Петровна. Шведы рассчитывали, что она исполнит их желания, возвратит завоевания отца, и тем положит конец войне. Но они ошиблись в своих ожиданиях. Елизавета не пожелала омрачить начала своего царствования уступкой русских земель. Война продолжалась.

Вновь во главе наших войск стал гр. Ласси и они двинулись к Фридрихсгаму.

Лагерь шведов под Фридрихсгамом представлял удручающую картину. Прежде всего крепость не была приведена в полное оборонительное состояние. Воздух болотистой местности около города, где расквартировались шведские войска, был отравлен, вследствие того, что тут до такой степени небрежно зарывали покойников, что в одном месте валялась нога, в другом — торчали руки и т. д. В лагере распространилась горячка и люди ежедневно умирали сотнями. Землянки, в которых укрывались шведы, были так сыры, что платье плесневело на теле. Эти же землянки заменяли им могилы. Их наполняли трупами, сбрасывали крышу и затем засыпали землей. Трупы зарывались без всяких почестей. Солдаты роптали. 2 марта 1742 г. в Фридрихсгаме распространился слух о наступлении русских. Поднялась невообразимая суматоха; все точно потеряли головы и делали одни несообразности. Никто не хотел понять, что снег лежал выше человеческого роста, а при таком условии армия неожиданно под стенами крепости появиться не может.

Только в июне русские войска в состоянии были двинуться из Выборга по направлению к Фридрихсгаму.

Вся побережная полоса Финляндии представляла для шведов ряд превосходных дефиле[12] и удобных для защиты позиций. При речке Мендолакс шведы избрали одну из подобных почти недоступных позиций и великолепно укрепили ее. Но дух пал среди шведских воинов и в таком случае никакие укрепления не в состоянии помочь. Воинский дух — душа каждой армии. Где нет этого духа, где отсутствует сознание воинского долга и дисциплины, там войска, как крепкого оплота государства, не существует. Война 1742 г. особенно наглядно показала это. Первоклассная позиция у Мендолакса была ими брошена без единого выстрела. А чтобы иметь понятие об этом редком укреплении, достаточно сказать, что когда к нему подошли русские, то из любопытства приказали нескольким гренадерам взобраться с фронта на крутой ретраншемент. Гренадеры с большими усилиями взбирались более часа. Легко себе представить, что случилось бы, если сверху свистели пули и катились ядра.

26 июня 1742 г. шведы без боя покинули Фридрихсгам, служивший им отличным складочным местом. Шведы могли затем последовательно преградить путь наступления русским при р. Кюмени, у г. Борго, в окрестностях Гельсингфорса. Но они этого не сделали. В среде их войска наблюдалась полная деморализация: финские солдаты бросали ружья и убегали в свои деревни, шведские офицеры толпами уезжали в Стокгольм, чтобы принять участие в риксдаге, а главнокомандующий потерял власть и обаяние над подчиненными.

Рассказывают, что к гр. Ласси пришел финский крестьянин и сообщил о намерении шведской армии выступить из Гельсингфорса по направлению к Або. Тот же крестьянин указал на заросшую кустарником дорогу, проложенную по лесу Петром В. Воспользовавшись этой дорогой, гр. Ласси отрезал шведам дальнейший путь отступления и они должны были остаться в Гельсингфорсе.

В Гельсингфорсе шведская армия, наконец, остановилась и окопалась. С одной стороны она была защищена заливом, с другой — возвышенностями, на которых выставила свои орудия. Местность и здесь благоприятствовала шведам. Силы воевавших оказались почти равными. При таких условиях шведы могли и должны были принять бой. Но гр. Ласси искусно вступил с ними в переговоры и они поддались его заверениям. Среди этих переговоров, в Стокгольм были отозваны главнокомандующий К. Левенгаупт и генерал Будденброк. Начальствование над шведскими войсками перешло к храброму генералу Буске. Но было уже поздно. Деморализация проникла так глубоко, что офицеры не стыдились посылать к Буске депутации с заявлениями о необходимости сдачи. Прошло еще несколько дней и вся шведская армия 24 августа 1742 г. капитулировала при Гельсингфорсе, сдав все свое оружие и получив право на судах отправиться в Швецию. Финские полки пришли в русский лагерь и присягнули её Величеству Императрице Елизавете Петровне. Генералов Левенгаупта и Будденброка крайне сурово судили в Стокгольме и обезглавили на площади.

Наши войска заняли Финляндию. В то время, когда началась кампания 1742 г., Императрица Елизавета Петровна обратилась (18 марта) к жителям Финляндии с особым манифестом, в котором обещала им свое покровительство, если они не станут воевать против русских. Если бы финляндцы пожелали совершенно отделиться от Швеции, то Императрица готова была посодействовать утверждению их самостоятельности. Но финляндцы лишь в незначительном числе обратились к русскому главнокомандующему, прося о покровительстве. В большинстве же они не прекратили своих враждебных действий. Таким образом, манифест не произвел желательного действия и, весьма обычный для военного времени, план не удался.

Война продолжалась. Повторилось то, что произошло при Петре Великом: вся Финляндия находилась в руках русских, но мир не удавалось заключить. Поэтому русским пришлось вести военные действия и устраивать одновременно управление в крае.

Начальником Финляндии назначен был И. Б. Кампенгаузен. Он ранее состоял на шведской службе и потому знал местные порядки. На низшие должности определяли преимущественно лиц финляндского происхождения. От населения требовали присяги на русское верноподданство. Всюду старательно водворялся порядок и вводились улучшения. Разрушенные церкви и общественные здания восстанавливались; дороги и мосты исправлялись. Населению разрешили праздновать, запрещенные шведами, апостольские дни. По повелению Императрицы, Кампенгаузен организовал церковные дела. К чести русских надо сказать, что они проявили особую осмотрительность и деликатность в вопросах религии.

Абоский гофгерихт (или надворный суд) вновь стал действовать и получил наименование «Императорского». Труднее было наладить дела университета, вследствие того, что почти весь его учительский персонал покинул Финляндию.

Первыми по времени разорителями Финляндии явились сами шведы и отчасти финские войска. Шведы не щадили финляндцев и во время похода там, где не оказывалось лошадей, впрягали местных крестьян. Одни из них жаловались, другие убегали в леса. От крестьян требовалась, например, поставка сена; но небрежность и взяточничество шведских приемщиков лишали их возможности своевременно сдавать свои возы по назначению. Еще тяжелее ложилась на население постойная и подводная повинность.

Когда явились русские, то им, естественно, также потребовались и подводы, и помещения, но наше начальство строго воспретило прибегать при этом к насилию и своеволию. Шведские и финские историки одинаково отметили, что русские обращались с населением с необычайной снисходительностью и человечностью. Особенно добрую память по себе оставили наши генералы Яков Кейт и Киндерман. Они в Финляндии обращались с войсками гораздо строже, чем у себя дома, в России.

Население было обложено контрибуцией в пользу русских отрядов, оставленных в крае, но эта контрибуция взималась в размерах шведского времени и при том со всевозможной снисходительностью. Мало того, Кампенгаузену приказано было нашим Сенатом установить способы содержания русских войск «по совещанию с местными земскими управителями». Это делалось, очевидно, с тем, чтобы местные представители могли высказаться по делу и отстаивать свои интересы и нужды. Не забудем, что такую изысканную деликатность проявлял победитель во враждебной ему стране. Где бедность мешала уплате контрибуции, там неизбежно делались послабления в её требованиях, или еще чаще она вовсе не собиралась. Кто удостоверял свою несостоятельность, с того Кампенгаузен всегда слагал недоимки. Контрибуцию он воспретил собирать насильственными способами или несправедливыми приемами. Вследствие столь милостивого и заботливого отношения русских властей к местному населению, нашему правительству пришлось в большинстве случаев содержать свои войска на собственные средства, которые доставлялись из России.

Наши власти требовали в прибрежных местностях постройки галер, но материалы для них и труд рабочих оплачивались по существовавшим ценам.

С пленными обходились достаточно снисходительно. Забота русских простиралась так далеко, что прежние финские воины, обнажавшие против нас свой меч, получали пенсии.

В манифесте Императрицы предписывалось особо гуманное обхождение с финнами, дабы с нашей стороны не подано было ни малейшего повода к неудовольствиям и бунтам.

Несмотря на описанное совершенно исключительное обхождение с населением края, среди него зрел план заговора против русских войск. Если он не был осуществлен, то, кажется, главным образом потому, что русские войска в это время покинули Финляндию.

Переговоры о мире велись давно, но ни к каким результатам не приводили. В январе 1743 г. уполномоченные обоих государств съехались в Або. Дело их медленно подвигалось вперед вследствие того, что с вопросом о мире связан был вопрос о наследнике шведского престола. Король Фридрих I остался бездетным. Императрица Елизавета Петровна желала, чтобы Швеция выбрала его заместителем принца Адольфа-Фридриха Голштинского.

По вопросу об условиях мира наши государственные сановники держались различных воззрений. Одни требовали присоединения всей Финляндии; другие довольствовались частью её, третьи предлагали образовать из Финляндии барьер между Швецией и Россией, т. е. создать самостоятельное государство под властью нейтрального правителя.

В августе 1743 г. подписан был, наконец, мир в Або, по которому Россия получила земли Финляндии от границ Выборгской губ. до р. Кюмени т. е. незначительный территориальный прирезок в 226 кв. геогр. миль. Тем не менее мир был отпразднован в Петербурге и других городах России шумно и торжественно.

Не успели еще уполномоченные разъехаться из Або, как шведские представители попросили помощи у России. Дело в том, что Швеции грозила войной Дания, а внутри королевства ожидались большие беспорядки и осложнения. Генералу Кейту приказано было немедленно отправиться в Швецию с 10-тысячным корпусом войск на галерах и кончебасах. Наступала уже холодная осень. Переезд через Балтийское море делался крайне затруднительным. Но Кейт не остановился ни перед наступавшими бурями и холодами, ни перед недовольством флотских офицеров. Они подавали Кейту жалобы и заявления, а он, не распечатывая их, совал в карман и отдал сигнал к отплытию.

Переход к Стокгольму был особенно труден. 30 ноября 1743 г. Ростовский и Казанский полки торжественно, с музыкой и распущенными знаменами, вошли в столицу Швеции. Король был очень доволен оказанной ему поддержкой. Войска и галеры расположены были на зимние квартиры к югу от Стокгольма. Во время пребывания в Стокгольме, генерал Кейт исполнял обязанности нашего посланника при шведском дворе. В июле 1744 г. Кейт получил приказание вернуться в Россию со своим отрядом, так как Швеция далее в его помощи не нуждалась.

Швеция, видимо, примирилась с утратой части своих земель за Балтийским морем. Но, не желая лишиться остальных, она решилась воздвигнуть большое укрепление впереди Гельсингфорса, чтобы иметь опорный пункт для своих войск и флота, высылаемых за море. С этою целью она начала в 1747 г. сооружение Свеаборга. Строителем «Северного Гибралтара» назначили Августина Эренсверда. Шесть островов перед Гельсингфорсом были укреплены этим выдающимся человеком своего времени. Возникла гранитная крепость, вызывающая до сих пор удивление её посетителей. Среди создания Эренсверда покоится его прах, под прекрасным гранитным памятником, сооруженным, по повелению короля Густава III, для одушевления соотечественников.