В 1762 г. на Всероссийский престол взошла женщина с выдающимся талантом. Это была Екатерина II, по рождению принцесса Ангальт-Цербтская. Тяжелое наследие досталось ей от супруга Императора Петра III Федоровича: армия давно не получала жалования; в казне не хватало 17 мил. руб.; сенатские указы плохо исполнялись; народ бедствовал...
Понимая, что законы являются лучшими средствами к достижению государственных целей, Екатерина, задумав собрать в Москве комиссию для сочинения проекта нового Уложения, стала работать над составлением Наказа, желая дать в нем общее руководство для этой комиссии. С целью рассмотрения нового Уложения, в Москву созвано было со всей России 545 депутатов. Представителем от Выборгской губ. явился камергер гр. Ив. Гр. Чернышев. «В инструкции» этому депутату дворяне Выборгской губ. писали, что считают себя счастливыми под скипетром её Величества и просят впредь новых шведских законов на губернию не распространять.
Правда, они просили даровать им привилегии и преимущества, коими пользовалось шведское дворянство, но лишь при одном непременном условии, «по колику оные привилегии и с самодержавными монаршескими правами её Императорского Величества согласны быть могут». Так говорят истинные верноподданные: ничего могущего вредить государству и власти они себе не желают и не просят.
В Москве, во время заседаний комиссии по составлению Уложения, не раз затрагивался окраинный вопрос. При этом представители из коренной России крепко стояли на том, чтобы «сочинялись законы,одинаковые для всех её Величества подданных народов»; «равенство граждан в том состоит, чтобы все были подчинены одним законам».
Екатерина II во многом старалась следовать по стопам Петра Великого. Успех часто сопровождал её начинания. Блеск её многочисленных и славных Побед был столь велик, что позолотил своими яркими лучами все её царствование.
Екатерина всем была обязана России. Она искренно отреклась от лютеранства, сердечно полюбила свою вторую родину Россию и с великими надеждами взирала на её будущее. Она умела постоять за её честь и доброе имя. Как внешняя, так и внутренняя её политика велась в русском духе и национальном направлении. Интересы России для неё стояли на первом плане, все остальное — на втором. Это, конечно, правильно. Иначе к родине относиться нельзя.
В течение первых 19 лет её царствования учреждено и обстроено было 144 города, заключено 30 договоров и конвенций, одержано 78 побед, издано 88 законов и т. д. При ней присоединен был Крым и население России увеличено на 7 мил. душ. Потемкин, Суворов, Орлов, Румянцев и многие другие прославили её царствование.
Наследник шведского престола беззаботно развлекался в Париже в то время, когда ему (в 1771 г.) сообщили о переходе в его руки королевства. Во Франции же он подписал присягу на верность конституции. Он стал царствовать под именем Густава III. По приезде в Стокгольм, ему пришлось крепко призадуматься над унижением, которому подверглась королевская власть при его предместниках, в период так называемой свободы (frihetstid). Короля до такой степени отстраняли от управления и законодательства, что, вместо его подписи, без его согласия, прикладывали штемпель с его именем. Видя такое удручающее положение своего отца Адольфа-Фридриха, Густав III с грустью сказал:
«Король стал куклою в государстве, на которую только в торжественные дни надевают регалии». Тем не менее, в первое время Густав казался равнодушным к власти, захваченной аристократией, и старался лишь о приобретении расположения народа.
Густав III, едва ли не более его предшественников, заботился о Финляндии. Он чаще других посещал ее и интересовался благосостоянием населения. Во время первой поездки (1775 г.) он посетил Або, Гельсингфорс, Свеаборг, Ловизу и Тавастгус, и всюду, по старому шведскому обычаю, принимал каждого, являвшегося к нему с жалобой или прошением.
Хотя Густав III приходился двоюродным братом Екатерине II, она не мало была обеспокоена его воцарением, зная его беспокойный характер, громадное честолюбие и бурные военные порывы.
В первые пятнадцать лет его царствования взаимные отношения между ним и Екатериной II были хорошие. Густав III даже писал об Императрице: «Она не только самая великая, но и самая любезная женщина нашего века». В 1777 г. Густав посетил ее в Петербурге, а в 1783 г. они свиделись в Фридрихсгаме. Их дружбе, казалось, не предвиделось конца. Но со второго же года его царствования, дела Густава III запутывались и осложнялись, и ему вскоре пришлось выйти на путь рискованных политических предприятий, приведших его к столкновению с Екатериной.
Прежде всего, свое царствование Густав III ознаменовал государственным переворотом 1772 г., имевшим целью увеличение его власти. Королевская власть была настолько умалена в период свободы, что с нею едва считались. Густав III с молоком матери всосал нерасположение к такому порядку и решил изменить его. Главным помощником короля в совершении переворота был финляндец Яков Спренгтпортен. С горстью драгун он захватил Свеаборг, подготовил Финляндию к переходу к новому порядку и затем с отрядом войска приплыл к Стокгольму, чтобы поддержать короля в исполнении его плана. Но Густав успел уже ранее осуществить свой замысел, прибегнув к содействию офицеров, давших клятву спасти отечество от произвола политических партий, которые в течение полустолетия деспотически распоряжались судьбой Швеции. Имея на своей стороне войско и народ, король арестовал членов Государственного Совета (riketsrâd) и главнейших деятелей риксдага из партий шапок. Два дня спустя, Густав в полном королевском облачении явился в зал государственных чинов и, после сильной речи, провозгласил восстановление той Формы Правления, которая действовала при Густаве II Адольфе. Возражений не последовало. Королевская власть обрела прежнее свое значение и она стала направлять даже действия риксдага, согласно своим видам и интересам. «Кстати, что вы скажете о революции в Швеции? — спрашивала в письме Екатерина II Вольтера. В четверть часа или еще менее народ лишился там своей конституции и своей свободы. В продолжении двадцати минут представители сословий, окруженные войсками, обсудили 57 пунктов, изъявили свое согласие и подписали их».
Народ Швеции встретил известие о стокгольмской бескровной революции шумным ликованием. Насильственным переворотом Густав III добился расширения королевской власти, но число его политических врагов умножилось.
Еще больше возросло нерасположение к Густаву III в Швеции после того, как он в 1786 г. закрыл риксдаг, не пожелавший повиноваться его требованиям. После указанных двух событий (1772 и 1786 гг.), король, бывший ранее кумиром своего народа, сделался крайне непопулярным. Это сильно задевало его самолюбие и он обдумывал, каким бы образом вновь одним ударом добиться славы и вернуть к себе общее расположение.
Той и другой цели он решился достичь войной с Россией. Он рассчитывал удачной кампанией вернуть завоевания Петра Великого, сокрушить своих внутренних врагов и возвысить свое значение среди других держав. Начиная с 1786 г., до Петербурга непрерывно доходили слухи о готовящихся снаряжениях Швеции. И, когда Турция, в сентябре 1787 г., объявила войну России, Густав решил: теперь или никогда! Войска России отвлечены на юг, север её обнажен; надо воспользоваться благоприятными обстоятельствами, — рассуждал король Швеции. Русский представитель при Стокгольмском дворе — умный и ловкий дипломат гр. А. К. Разумовский — отгадал намерения Густава и предупреждал Екатерину, но Императрица долго не хотела верить своему посланнику. Разумовский настаивал на правоте своих сообщений и продолжал представлять доказательства усиленного вооружения Швеции.
План Густава основывался на неожиданном нападении, дабы не дать России подготовиться к отпору. Но вот задержка... По существовавшим тогда основным законам Швеции, король собственной властью не имел права начать наступательной войны, а Россия никакого повода к ней, со своей стороны не давала. Россия не обнаруживала ни малейшего намерения напасть на Швецию, и у Густава III не имелось таким образом основания начать военные действия. Как быть? Нужно было ввести в заблуждение шведов и показать им, что Россия готовится к войне. Но и для этого у Густава III не хватало данных, так как его посланник (Нолькен) из Петербурга доносил, весьма добросовестно и правильно об отсутствии у России каких-либо враждебных замыслов против своей северной соседки. Тогда Густав III послал в Петербург доверенного человека (Мориана) с инструкцией, дабы он внушил посланнику, какого рода донесений от него ожидает король. Посланный отчасти добился своей цели. Донесения Нолькена сделались более воинственными и угрожающими. В них теперь сообщалось, что Россия собрала значительный флот, что она сосредоточила много войск в лагере, около Петербурга, что Императрица недружелюбно настроена к Швеции и, конечно, начала бы с нею войну, если бы не находилась в затруднительном положении. Король, получив такое донесение, приказал переписать его, для того чтобы исключить все мягкие выражения. Естественно, что после переписки получилось более грозное донесение и король показал его государственным чинам в доказательство воинственных замыслов России, самодовольно сказав после этого: «сегодня я перешел Рубикон». Кроме того, Густав принял меры к широкому распространению слухов о том, что Россия угрожает нападением на королевство. В действительности Екатерина II была настолько искусным дипломатом, что не давала в руки Швеции подобных козырей.
Весть о мобилизации сильно поразила шведский народ, ничего не знавший о воинственных замыслах своего короля. Густав же дошел уже до самообожания; воображение рисовало ему ряд великих подвигов. рассчитывая на беззаботность русских,он лелеял себя надеждами на будущие успехи и обещал «из памятников русской гордыни пощадить только памятник Петру Великому, чтобы на нем увековечить свое имя».
Густав готовился к войне с лихорадочным жаром.
Флот Швеции снаряжался к кампании. Давая инструкции начальнику флота, своему брату, герцогу Карлу Зюдерманландскому, Густав III просил его создать ему надлежащий повод к войне. Иначе действовала Екатерина; она сказала: «Мы шведа не задерем», т. е. повода ему для войны не дадим, но и уступать ему она ни малейшего желания не имела. Узнав о вооружении Швеции, Екатерина заявила: «Императрица Анна Иоанновна в подобном случае велела сказать, что в самом Стокгольме камня на камне не оставит». Шведский флот вскоре встретился с несколькими русскими судами, шедшими в Средиземное море, и Карл Зюдерманландский сделал все, чтобы поссориться с нашим адмиралом, но последний своим осторожным поведением устранил причину недоразумений.
Ища повода к разрыву, Густав III по-видимому обрел ее: он остался крайне недоволен одним выражением в ноте русского посланника гр. А. К. Разумовского и предложил ему покинуть Стокгольм; но последний не торопился отъездом.
В июне 1788 г. Густав выехал в Финляндию, чтобы находиться при армии, предназначенной для войны с Россией. Из Финляндии король прислал к Екатерине II вызывающую ноту, полную жалоб, и свои беспримерные условия восстановления доброго согласия. Густав требовал ни более, ни менее, как возвращения всей Финляндии и Карелии и гордо ожидал от русского правительства лишь короткого ответа: да или нет. Густав вел переговоры в таком тоне, точно он одержал уже ряд блестящих побед и мог предъявлять свои требования.
На все он получил достойный ответ от Императрицы.
«Хотя бы стог сена сожгли в шведской Финляндии, и того достаточно», — писал Густав, все еще встревоженный отсутствием надлежащего повода к войне. Но и сена чужого наши солдаты не тронули. Не находя достойного повода для открытия военных действий против России, шведы вынуждены были начать их маскарадной стычкой у местечка Пумала. Шведы переодели часть своих солдат в русские мундиры и произвели театральное столкновение между двумя незначительными отрядами. Воспользовавшись этой комедией, Густав заявил, что русские произвели первое нападение и первые выстрелы, следовательно, он имел теперь право защищаться и продолжать войну без запроса о том членов риксдага. Вообще не подлежит никакому сомнению, что военные действия 1788 г. начала Швеция. Мир был нарушен. Война началась.
В июне 1788 г. шведские войска перешли границу. Всего на суше и на море в распоряжении Густава находилось до 42 тысяч человек. Эту армию он предполагал сосредоточить где-либо вблизи Петербурга, например в Ораниенбауме. Главную надежду король возлагал на свой флот, который действительно находился в хорошем состоянии.
Вскоре этот флот при Гогланде встретился с русским, состоявшим под начальством адмирала Грейга.
Произошло (6-17 июля) упорное побоище, продолжавшееся пять часов. Хотя наша эскадра была слабее шведской, но мы одержали победу. «Я никогда еще не видал сражения более жаркого и хорошо поддержанного с обеих сторон», — писал адмирал Грейг, которого после этого сражения считали «спасителем столицы».
Желая ободрить и успокоить население севера Екатерина II переехала из Царского.Села в Петербург, обещая, в случае надобности, сама встать во главе армии, которой командовал гр. В. Мусин-Пушкин.
Предводительствовать шведскими войсками взялся сам Густав. Не имея талантов полководца, он лишь изнурил их бесцельными передвижениями и противоречивыми приказаниями. Временами недостаток продовольствия сказывался настолько резко, что шведские солдаты питались одним черствым хлебом.
В рядах войск слышался ропот. Дисциплина среди сухопутных войск Швеции была ослаблена и Густав III не сумел поднять ее. Теперь этот недостаток сказался особенно заметно. В войсках знали и чувствовали неискренность всех поводов к войне и потому, уже во время выступления к Фридрихсгаму (в июле 1788 г.) многие офицеры, забыв свой долг, демонстративно подали в отставку и уехали домой. Особенно велико было неудовольствие среди финских полков; их семьи, жилища и родина подвергались первой и наибольшей опасности. Но едва-ли не главной причиной неурядиц в армии оказалась слабость главнокомандующего генерала К. Армфельта, не сумевшего повлиять на подчиненных.
Когда король Густав прибыл в лагерь при Хуусула, его встретили общим неодобрением и критикой его неудачных распоряжений. Старшие офицеры, во главе с полковником Хестеско, заявили королю, что признают невозможным осаду крепости Фридрихсгама и требуют отступления; они ссылались при этом на недовольство солдат, которые готовы были оказать неповиновение. Король решил сам допросить войска. Он выехал в лагерь верхом и солдаты ответили обещанием следовать за ним против неприятеля.
Но наступление к крепости Фридрихсгаму произведено было неудачно и это дало новый повод к более сильному неудовольствию. Король согласился на отступление (24 июля 1788 г.).
В это время у финских офицеров созрел план обращения к Русской Императрице с предложением мира. Таким образом офицеры самовольно взяли на себя решение политических вопросов.
Им удалось убедить своего главнокомандующего, старого Карла Армфельта, что в их плане кроется спасение Швеции, и что он согласуется с сокровенным желанием короля. Офицеры собрались к К. Армфельту и у него составили записку (ноту), в которой от имени финской армии объявили, что не одобряют настоящей войны, что будут защищать Финляндию только от нападений, что просят Императрицу о возвращении части Финляндии, уступленной России в 1743 г. (по миру в Або), и, наконец, что желают, дабы для мирных переговоров были созваны представители (финской) «нации».
Скоро король узнал о том, что делалось за его спиной. Он потребовал от войск, расположенных около Анъяла, изъявления верноподданнических чувств. Подписавшие у К. Армфельта записку (ноту); поняли, что им нужна опора в большинстве товарищей. С этою целью они составили декларацию (или «акт соединения»), подписанную 113 офицерами анъяльского союза. Свое название союз получил от местечка Анъяла. В декларации офицеры-союзники поясняли незаконность войны и её плохое ведение, а также пытались доказать, что в их поведении крылось лишь желание исполнить свой долг и отвратить бедствие, грозившее отечеству, и если они обратились к русской Императрице, то единственно с целью посодействовать открытию мирных переговоров. Буде же Императрица откажет в мире, то они усмотрят в её действии нападение на Финляндию и в таком случае не положат оружия, пока королевство не будет находиться вне опасности.
Король увидел, что начавшееся движение из окрестностей Анъяла легко может распространиться среди других отрядов его армии, разбросанных на
Финляндском театре военных действий. Считая военное движение лично для себя опасным, король не остался в главной квартире, а удалился на свою яхту «Amphion». Крутые и решительные меры не были в его характере, почему Густав обещал прощение всем тем провинившимся анъяльским конфедератам, кто письменно признает свой проступок и изъявит покорность. Застигнутые врасплох, анъяльцы поспешили написать королю, что, отнюдь не оскорбляя его величества, они имели в виду исключительно мирные переговоры, и что намерены отстаивать отечество до последней капли крови. Об отделении же Финляндии от Швеции, — говорили они, — никто из них не думал.
Во второй половине августа (1788 г.) из Петербурга в шведский лагерь вернулся Иегергорн, доставивший Императрице ноту анъяльских конфедератов.
Иегергорн не только передал Государыне записку офицеров, но кроме сего устно добивался восстановления того государственного строя Швеции (1720 г.), который был уничтожен Густавом в начале его царствования (в 1772 г.), а также хлопотал об отделении Финляндии от Швеции и создании из этой провинции независимого государства. Русское правительство, конечно, заметило большую разницу между запиской (нотой) финских офицеров и личными заявлениями Иегергорна. Императрица вручила Иегергорну не подписанный ею ответ на все домогательства. Она советовала офицерам уговорить финские войска отступить от русских пределов и затем держать себя спокойно во время её борьбы с королем. Такой ответ Императрицы возбудил досаду и изумление среди анъяльских заговорщиков.
В это время полковник Гастфер снял осаду Нейшлота. Адмирал Грейг держал в блокаде шведский флот в Свеаборге. Дания собиралась объявить войну Густаву. В Стокгольме замечалось угрожающее движение. Иначе говоря, король находился в весьма затруднительном положении. К довершению всего, офицеры отправили к Густаву новое письмо, требуя созыва риксдага и обязательного перемирия с Россией. Письмо было возвращено нераспечатанным. Король, зная о намерении Дании напасть на Швецию, воспользовался удобным случаем, чтобы временно покинуть Финляндию. Начальствование над войсками он передал своему брату, герцогу Карлу Зюдерманландскому. Отъезд короля разрушил планы заговорщиков: они лишились возможности влиять на него угрозами и другими средствами.
Анъяльские заговорщики составили еще одну объяснительную записку (которую называли авертисмент), стараясь оправдать свои поступки и настоять на созыве в Стокгольме риксдага. Риксдага желали все офицеры шведской армии.
Под разными воздействиями, шведская армия отступила, очистив Гегфорс. Из Петербурга — чрез шведского изменника Георга Магнуса Спренгтпортена — дано было знать генералу К. Армфельту, чтобы он добивался созыва финского сейма, и чтобы на нем депутаты решили вопрос об отделении Финляндии от Швеции, предоставив русским изгнание шведов из края. Спренгтпортен подсказывал, чтобы финский сейм собрался в Тавастгусе. Главным носителем идеи самостоятельности Финляндии являлся тогда названный Георгий (Геран) Спренгтпортен. Он давно уже не расставался с этим планом. Северо-Американская освободительная война, в которой он принял участие, видимо, вскружила ему голову. Он носился с короной Финляндии, точно она принадлежала ему, и безуспешно предлагал ее нескольким лицам. Руководимые им анъяльские конфедераты замышляли создание своего государства не только из земель шведской Финляндии, но имели в виду присоединить к ней и завоевания Петра Великого, надеясь, что Екатерина II великодушно вручит им эти провинции, добытые русскою кровью.
К. Армфельт сообщил письмо Спренгтпортена герцогу Карлу, а сам, недовольный выпавшей на его долю ролью главы заговорщиков, покинул армию. Герцог Карл, в свою очередь, увидел, что совершенно бесцельно оттянул войска назад, очистив Гегфорс, и понял, что был введен в заблуждение офицерами, так как вовсе не имел намерения содействовать отделению Финляндии от Шведского королевства.
Раскаяние охватило одних, безумие овладело другими. Полковник Гастфер, стоявший со своим отрядом в Саволаксе, вступил в тайные сношения с изменником Спренгтпортеном, от которого получал и деньги, и блестящие обещания, лишь бы содействовать плану отторжения Финляндии от Швеции.
Настал новый 1789 г. Зима прекратила военные действия в Финляндии. В борьбе с датчанами успех склонился на сторону Густава. Его возвращение в Стокгольм было триумфом. С этого времени аняльских конфедератов открыто стали клеймить изменниками. Короче, — Густав успел настолько оправиться, что приказал арестовать анъяльских заговорщиков и доставить их в Стокгольм. Арестовали и Гастфера. Часть заговорщиков спаслась бегством в Россию. В числе их находились Иегергорн, Клик, Ладо, Глансеншерна и др. Одним решительным мероприятием правительства — арестами — офицерское восстание было подавлено и рассеяно.
Не опасался король более и риксдага. Созыв его мог состояться, так как Густав увидел возможность справиться со строптивым дворянством, составлявшим ему постоянную оппозицию. Представители сословий действительно были собраны в Стокгольме. Сопротивление планам короля оказывали одни только дворяне. Король решил сломить их упорство. В феврале 1789 г. Густав сказал им громовую и укоризненную речь, слагая на них всю вину проволочек и неудач в государственных делах. Некоторые дворяне желали возразить ему, но король, ударив серебряным скипетром по столу, приказал им разойтись. Дворяне удалились. Заседание риксдага продолжалось без представителей дворянства. Депутатам остальных сословий король предложил свой проект нового основного закона «Акта Соединения и Безопасности», который являлся дополнением к основному[13] закону 1772 г., известному под именем «Формы Правления».
Почувствовав опору в трех не дворянских сословиях (крестьян, горожан и духовенства), король приказал арестовать дворянских депутатов риксдага. Городские ворота были закрыты и герцог Карл принял начальствование над столицей. 21 февраля все сословия вновь были позваны в залы риксдага. Им прочли проект «Акта Соединения и Безопасности». Герцог Карл объявил о полном своем единомыслии с королем. Три сословия дружно приняли и признали новый закон. Дворяне отказались его одобрить. Напрасно в течение нескольких недель старались повлиять на них. Они остались непреклонны. При новом рассмотрении проекта, они еще раз отклонили его. Король стал настаивать на том, что если закон принят тремя сословиями, то этого достаточно и «Акт Соединения и Безопасности» был утвержден и подписан им 3 апреля 1789 г. Все значение этого закона сводилось к новому расширению верховной власти. Король сделался в Швеции вновь почти неограниченным.
На том же риксдаге королю не мало пришлось бороться с дворянами и по вопросу о податях.
В течение перерыва военных действий, Пруссия сделала попытку примирить Россию со Швецией, но неудачно. Зима шла к концу и приходилось готовиться к продолжению кампании.
Русские начали поход нападением на Саволакс. Но в июне они потерпели поражение при проходе Поросалми (близ С-т Михеля), где Спренгтпортен был ранен, сражаясь против своих соотечественников.
Главный отряд шведов, под предводительством генерала Мейерфельта, сосредоточился у Гегфорса. При местечке Уттис, или Уттисмальм, король одержал незначительную победу над русскими. После этого шведы произвели несколько бесцельных передвижений и, потратив напрасно дорогое и удобное время, ушли за реку Кюмень.
Флоты обеих воевавших сторон действовали сначала вяло. Только в августе 1789 г. у них произошло серьезное столкновение недалеко от Фридрихсгама, около Свенскзунда (при Роченсальме), где победителем, после нескольких часов боя, оказался наш шхерный флот, сражавшийся под начальством принца Нассау-Зигена. Часть шведских судов отступила, другая — сдалась, спустив свои флаги. Более 1.300 чел. попали в плен. Велики были и потери русских.
Этим и кончилась кампания второго года. Результаты её оказались ничтожными. Силы сторон истощались, но к миру они не приблизились.
Шведам стало ясно, что на успех они могут рассчитывать только на море, почему они обратили особое внимание на свой флот.
Лед еще не разошелся у берегов, когда шведская шхерная флотилия прибыла к Свеаборгу. У Фридрихсгама король побудил наши суда искать защиты под прикрытием крепостных орудий. Вскоре из Швеции прибыли новые морские силы и король оказался во главе 175 боевых судов с 13 тыс. войска. Такой морской силы Швеция ранее никогда не выставляла.
И тем не менее король едва не погубил эту силу (22 июня). Русские суда заперли шведов в Выборгском заливе. Они решились сделать отчаянную попытку прорваться. Этот план составлен был девятнадцатилетним лейтенантом Клинтом. Попытка удалась, хотя и с большим уроном. Король едва спасся в небольшой шлюпке, на которой был убит гребец. Шведский флот потерял 7 линейных кораблей и 4 тыс. чел., остальные ушли в Свеаборг. Шведский флот обессилел, дух шведской армии ослаб, но русские не сумели воспользоваться благоприятными условиями, вследствие вялости и неспособности своих начальников.
Под начальством прошлогоднего победителя, принца Нассау-Зигена, собралось 150 боевых русских судов при 18.500 чел. Самоуверенный принц рассчитывал легко одолеть шведов и захватить короля, для которого приготовил даже каюту. Но принц не приготовил к бою своего отряда, и тем не менее, желая произвести особый эффект, назначил сражение на день годовщины коронования Императрицы и... позорно проиграл битву на том самом месте (Свенскзунде или Роченсальме), где год назад торжествовал свою победу. Тысячи людей искали здесь славы и обрели могилу. Потери наши были громадны: 3 тыс. раненых и убитых; 35 больших и малых судов сделались добычей шведов, которые, кроме того, взяли в плен 6.500 чел. Этой победой (28 июня) Густав спас не только свой флот, свою корону, но и все свое предприятие, которое висело на волоске и казалось окончательно загубленным. Густав нашел здесь и победу, и жизнь. Эта удача подняла настроение его армии и увеличила надежды на почетный мир.
Екатерине II пришлось думать об окончании войны и начатии переговоров.
В местечке Вереля [14] тайные переговоры велись между уполномоченным Швеции Густавом Армфельтом и русским генералом Игельстрёмом. В начале августа 1790 г. мир был подписан.
Верельский мир сохранил старые границы и восстановил прежние отношения между Россией и Швецией.
Шведское общество не переставало интересоваться участью анъяльских заговорщиков. Суд над ними окончился уже в апреле 1790 г.; их приговорили к смертной казни. Король даровал всем помилование; только голова одного заговорщика — Хестеску — скатилась на плаху.
После заключения мира, Густав поспешил письмом выразить Императрице свою дружбу и преданность. Екатерина II ответила заверением личного расположения и воспретила своим представителям в Стокгольме вмешиваться во внутренние дела Швеции. В 1791 г. между Россией и Швецией заключен был дружественный союз.
Несмотря на мир, положение Густава оставалось крайне затруднительным. Финансы были истощены продолжительной войной; личные долги короля также сильно возросли. Королевству грозила внутренняя смута. В союзной шведам Франции бушевала революционная буря, опрокинувшая трон Людовиков.
Эта революция, не желавшая оставить камня на камне из прошлой жизни, на деле была иной, чем она рисовалась в воображении людей, идеализировавших ее или находившихся под её гипнозом. Она была почти сплошной ошибкой как по средствам, коими она осуществлялась, так и по целям, к которым она стремилась. Революционные страсти и огромное большинство революционных идей были зловредны и ложны. Все повторяли положения, означенные в «Декларации прав». Все домогались свободы, равенства и братства. Но рядом с Декларацией прав, выставлена была «Декларация обязанностей». Ее точно не замечали современники; о ней точно забыли потомки. А в ней вся сущность. Только соблюдая ее, можно было устроить хорошо и удобно свою жизнь. Сущность своих истин «Декларация обязанностей» заимствовала из Евангелия. И это особенно важно. Пока человечество не положит в основу своей жизни нравственных начал Евангелия, ему не видать счастья на земле. «Мир вращается у подножия креста единого безгрешного Богочеловека, нравственному учению Которого суждено быть единственным неугасаемым маяком на извилистом пути нашего прогресса». Революция же хотела вместо Бога поставить человеческое я и наш слабый ограниченный разум.
Ужас охватил поэтому здравомыслящих и неудивительно, если Екатерина и Густав обдумывали план совместного действия против зверств и неистовств революции. Густав мечтал стать во главе европейской коалиции, с целью отстоять права и жизнь несчастного короля Франции. Но было поздно. Он сделал попытку вовлечь в союз Россию и Австрию, но неудачно.
В Швеции недовольство Густавом росло. Он многим был обязан интриганам и авантюристам, и потому нередко выбирал высших сановников из лиц сомнительной нравственности. Его окружали молодые придворные с блестящими манерами, но вызывающего и дерзкого поведения. Запретив крестьянам выкуривать водку, Густав возбудил против себя население. восстановив еще в 1766 г. стеснительную цензуру, он вызвал едкую критику всех своих мероприятий. Учредив тайную полицию, раздражил общество, лишившееся безопасности даже у собственного семейного очага. Придя в столкновение с Екатериной, он обнаружил весьма слабые военные и дипломатические способности.
Но, что особенно восстановляло против него общество — это безумная роскошь двора. Игры, балы, спектакли, карусели безостановочно сменяли друг друга. Для всего этого требовались великолепные залы, дорогие костюмы, большие затраты.
Кончилось все это очень печально. Над головой короля собралась темная грозовая туча дворянского заговора.
В марте 1792 года Густав был смертельно ранен на маскараде. Он пал жертвой непримиримой ненависти дворянства, не оправдав тех широких надежд, которые на него возлагались. Его правление, — писал историк Финляндии, — началось прекрасной зарею, продолжалось знойным днем и окончилось мрачными кровавыми сумерками.
Через четыре года после смерти Густава III, прекратились царствование и жизнь Екатерины II, сделавшей очень много для славы и развития России.
Из короткого царствования Императора Павла I отметим лишь следующее: в Финляндии проявилось небольшое недовольство, выразившееся в том, что финляндцы отказались явиться на риксдаг в город Гефле, не пожелав признать Акта Соединения и Безопасности 1789 года. Павел I усмотрел в этом наличность революционного духа и решил немедленно принять меры к прекращению опасности. С этою целью он предложил королю Густаву IV 9 тысяч войска, под командою Великого Князя Константина Павловича. Но в Финляндии никакого опасного настроения умов не было и Швеция от военной помощи отказалась.