Кредо Хилицера

Глава 19

Спустя пару минут уже шёл по холодному полу, который тускло освещали мерцающие светильники. Вокруг меня был лабиринт из стекла и бездушного металла. Огромные атриумы с мягким светом биолюминесцентных растений казались бесконечным коридором. Хрупкие канаты из углеродного волокна, которые поддерживают небоскрёбы, переплетались с мостами и галереями, окружая загадочное «ядро» корабля.

Внезапно мы оказались на краю огромной площади. Её заливал холодный свет неоновых вывесок, указывающих на различные отделы. В воздухе слышался гул двигателей, смех и какие-то необычные щёлкающие звуки. Вокруг меня двигались сотни людей в чёрной одежде, словно клоны, сошедшие с конвейера. Их лица напоминали застывшие маски, выражающие безразличие к происходящему вокруг. Люди перемещались с неторопливой уверенностью.

Среди людей проносились машины самых невероятных форм: летающие аппараты и джетпаки, узкие, как стрелы, спорткары и громадные, словно бронированные жуки, грузовые автомобили. Они движутся быстро и плавно, не обращая внимания на пешеходов, которые раздвигаются перед ними, словно по негласному соглашению.

Но всё это затмевалось тем, что движется не по земле, а по воздуху. Это были не дроны или вертолеты, а что-то более живое. Они были небольшими, не больше человека, и имели нечеткую форму, изменяющуюся в полете. Их тела состояли из переливающейся в темноте материи, напоминающей хамелеона или нефть. Иногда они раздвигались, показывая блестящие яркие пятна там, где должны быть глаза.

Они летали хаотично, но в то же время как-то по своему упорядоченно. Их движения были плавными, словно у птиц, но без взмахов крыльев. Не было слышно ни звука, ни вибрации — только мягкое скольжение в воздухе.

Я не мог оторвать от них взгляд. Они были слишком необычными, не похожими на всё, что я когда-либо видел. В них ощущалась какая-то особенная жизнь, которая не поддаётся логике и не соответствует известным мне правилам.

В, казалось бы, простом воздушном корабле был целый город!

— Впечатляет, не правда ли? — Николь улыбнулась, потянув меня за рукав вслед за собой.

Мы оказались в просторной, но уютной комнате, освещенной теплым светом огромного окна, выходящего прямо в небесную бездну. Стены кабинета были украшены шелковыми обоями глубокого бордового цвета, на которых, словно застывшие в вечном танце, сплетались золотые лилии. На полу, устланном толстым ковром с узором из затейливых роз, стояли две большие резные тумбы, на которых покоились позолоченные лампы, отбрасывающие причудливые тени на стены.

В центре комнаты располагался огромный стол из темного дерева, покрытый толстым слоем лака. На его поверхности лежали разбросанные книги в кожаных переплетах, старинные пергаменты, зажатые в серебряные рамки, и перья, острие которых изначально было покрыто чернилами.

Специфично, мягко говоря, но по-своему всё же уютно.

Плетёное кресло, стоящее у стены, выглядело как произведение искусства. Оно было сплетено из тонких, гибких прутьев, оттенок которых напоминал цвет старой, потемневшей от времени меди. Словно живые, прутья изгибались и переплетались, создавая причудливую, но гармоничную композицию. Кресло было небольшим, но визуально удобным, с высокой спинкой, которая опиралась на стену, словно в нежном объятии.

Внутри кресла лежала подушка, обитая шелковой тканью нежно-голубого цвета. Ткань была прошита тонкой золотой нитью, которая переливалась на свету, создавая эффект нежной сетки. Подушка была не просто украшением, она служила троном для белоснежного планшета.

Белоснежный планшет лежал на подушке, словно драгоценный камень на бархатной подложке. Он был тонким, почти невесомым, с гладким, блестящим экраном, который отражал слабый свет в помещении. С боков планшет окаймляли тонкие, блестящие рамки, изготовленные из черного алюминия. Рамки были так изысканно и точно выполнены, что казалось, будто они выточены из единого куска металла.

Диагональ планшета была необычно большой, что делало его еще более впечатляющим. Он был больше, чем обычный планшет, но в то же время он не казался громоздким или неуклюжим. Напротив, он казался лёгким и изящным, как птица, готовая взлететь. И самое любопытное, что я не заметил ни одного упоминания или значка того, или иного бренда, он либо полностью кастомный, или чисто служебный, сугубо для корпоративного использования внутри.

На одной из стен кабинета, среди затейливых узоров обоев, выделялся постер с фильмом «Кинокритик» Квентина Тарантино. Он был вставлен в тонкую изящную раму из темного дерева, словно картина, и выглядел не как простой плакат, а как произведение искусства. Впрочем, что та картина, что эта — всё едино!

Постер был выполнен в черно-белом стиле, с ярким и контрастным изображением. На нем была запечатлена фигура мужчины с проницательным взглядом, с загадочной улыбкой, которую невозможно было разобрать за стильной одеждой. Мужчина держал в руках камеру, отражающую свет яркими зайчиками.

— Тоже ждёшь его крайний фильм? Надеюсь, он не перестанет снимать. — произношу с лёгкой грустью и нотками надежды в голосе и тут же ловлю понимающий взгляд Ники.

Из окна воздушного корабля, словно из волшебного иллюминатора, открывался завораживающий вид на медленно удаляющуюся пустыню Намибии. Солнце, играя на горизонте, рисовало на песках полосы красного, оранжевого и золотого, создавая эффект бесконечной, мерцающей реки. Песчаные дюны казались застывшими волнами гигантского океана, простираясь до самого горизонта. Их покрывала тонкая прозрачная дымка. В складках дюн прятались загадочные и манящие тени.

Вдали, словно величественные скульптуры, высились огромные иссушенные баобабы. Их толстые стволы напоминали руки, стремящиеся к небу. Внизу, среди пустыни, зелёными оазисами раскинулись небольшие деревни с глинобитными хижинами, увенчанными куполами. У каждой хижины росли высокие пальмы, чьи листья шелестели на ветру, словно волшебные колокольчики.

Воздушный корабль плавно скользил над песками, оставляя за собой тонкий шлейф из дыма и пара. Внутри корабля стояла тишина, нарушаемая лишь шумом двигателя и негромкой классической музыкой. Но все это не имело значения перед величественной красотой пустыни, которая захватывала душу и заставляла забыть о всех земных проблемах.

— Почему вы ждёте выхода последнего фильма Тарантино, Питер? — нежно спрашивает девушка. Её голос звучит заботливо, словно шёпот летнего ветерка. В её глазах, ярких и блестящих, как звёзды на ночном небе, читается любопытство.

Задумался и не знаю, с чего начать. Как объяснить ей, что это не просто фильм для меня, а целый мир, полный ярких красок, сюжетных поворотов и запоминающихся персонажей?

— Это же Тарантино, — говорю я с улыбкой. — Его фильмы — это не просто кино. Это как встреча с давним другом, который всегда знает, как тебя развеселить, удивить и заставить задуматься.

— Это как заглянуть в особый мир, наполненный чёрным юмором, своим персонализированным стилем, забавным насилием и философией. В каждом его фильме — множество отсылок и других интересных деталей, что можно заметить не сразу. Так что порой я люблю глянуть фильм старины Квентина. Это как посиделки с другом, которого ты не видел целую вечность. И он каждый раз рассказывает тебе что-то настолько невероятное, что ты с детским восторгом ловишь каждое слово. Словно боясь упустить любую малозначительную деталь. — тепло улыбаюсь, вспоминая «Криминальное чтиво», что увидел впервые.

— А ты у нас ценитель? — Ники засмеялась. — Отец часто водил меня в кино, когда по распоряжению суда мы могли видеться. Так что кино — это единственная страсть, что мне досталась от него. — Грустная улыбка едва коснулась её губ. — Но речь не о нашем синефильстве. — Продолжила девушка уже более лукаво.

— Эво оно как. — задумчиво хмыкаю. — Тогда чем могу помочь, миледи? — и, улыбнувшись, галантно протягиваю ей руку.

— Ты невыносим, Питер. — Николь звонко смеётся. — Но вернёмся к нашим баранам. — девушка быстро взяла с подушки свой солидный планшет и, быстро его разблокировав, начала шустро что-то там набирать, активно читая взглядом что-то. — Но сначала завтрак и чай! — командирским тоном произнесла девушка.

Внезапно, как по волшебству, двери кабинета распахнулись, и в комнату вошли роботы-официанты. Их движения были плавными и грациозными, словно они танцевали в медленном вальсе. Каждый робот нес на себе поднос, загруженный десятками блюд, которые блестели под светом ламп.

Роботы были одеты в блестящие металлические скафандры, покрытые нежным синим свечением. Их лица были скрыты под прозрачными шлемами, на которых блестели глаза, словно два изумруда. Казалось, что они обладают собственным разумом и чувствами, так плавно и неторопливо они передвигались по комнате.

Они остановились у стола, и каждый робот с грацией аристократичного дворецкого в десятом поколении поставил свой поднос на поверхность дубового стола, что не сразу бросился на глаза. Блюда были разнообразными и аппетитными: изысканные блюда из рыбы и морепродуктов, яркие и сочные фрукты, сладкие десерты, украшенные съедобным золотом, и множество других кулинарных шедевров.

Аромат еды наполнил кабинет, заставляя течь слюнки. Казалось, что все это волшебство было создано специально для нас. Впрочем, так оно и было.

Завтрак был скромным, но изысканно оформленным и чертовски ароматным, как и сказал ранее. На белоснежной скатерти красовалась фарфоровая ваза с яркими цветами и корзина со свежими финиками. В центре стола находился небольшой медный поднос с традиционными мавританскими блюдами. В первую очередь, меня привлекла миска с кускусом. Он был приготовлен с кубиками тыквы и ярко-оранжевыми морковными дольками, приправленный корицей и другими ароматными специями. Рядом лежали небольшие тарелки с нежной баклавой, политой медом и украшенной изюмом.

Аромат чая, наполнявший кабинет, помогал забыть о проблемах. Традиционный мавританский чай с мятой и сахаром подавали в высоких тонкостенных стаканах с ручками, взятых словно из старого доброго «РЖД». Чай был крепким, насыщенным, с тонким мятным ароматом, который оставался во рту даже после того, как ты его выпивал.

— А теперь, после сытного завтрака, можно и вернуться к делам. — Девушка лучилась довольством, её глаза искрились, словно солнечные зайчики на воде. Она положила вилку на край тарелки с кускусом, оставляя на ней последний кусочек тыквы, и откинулась на спинку стула. — Что ты знаешь о людях, ставших ящерами, Питер? — сухо интересуется Ники, её тон не выражал ни особого интереса, ни тревоги, но в глубине её взгляда таилась непоколебимая острота и пытливость аналитического ума, как я мог скромно судить по собственному опыту.

Я сделал небольшой глоток чая, чувствуя, как мятный аромат освежает мои мысли.

— Не так много, как хотелось бы, — признаюсь я, не прячась от её пронзительного взгляда. — Слухи ходят разные. Одни говорят, что это результат генетических экспериментов, другие — что это проклятие древних богов. Но подтвержденных фактов пока нет.

— Интересно, — отмечает Ники, словно про себя. — А что про них говорит твой любимый наставник? — словно бы невзначай интересуется наш полковник.

Я понимаю, что она не просто любопытна, она хочет узнать, что мне известно, и выяснить, можно ли мне доверять.

— Я уже сказал то, что хотел, — отвечаю максимально сухо и лаконично.

— Вот как, — Ники ухмыляется. — Впрочем, ничего иного от ученика Крида я и не ожидала, но мне так до конца и непонятна вся эта ваша «мотивация» или мнимая «преданность». Ведь любого можно купить, сломать или завербовать как-то иначе, — девушка продолжила в режиме полковника разведки США.

— Вопрос менталитета и «учения». Брата за брата, так сказать, — криво улыбаюсь в ответ.

— Сильно же он вам мозги промыл, — подытожила девушка.

— Таков путь… — лаконично парирую в ответ.

— Ладно. Это не главное, идём. — и вновь поманила за собой, словно какого-то пёсика.

Серые коридоры тянулись змейкой, словно стальные жилы, пронизывающие тело корабля. Стены были выложены холодным, полированным металлом, отражающим блеск слабомигающих ламп, размещенных в строгом геометрическом порядке. Казалось, что каждая плитка в этом коридоре была выточена с максимальной точностью, чтобы создать совершенно гладкую, без единого шва, поверхность.

Мы шли в глубину корабля, наши шаги отдавались глухим эхом, поглощаемым холодными стенами. В воздухе витал сладковатый запах озона, характерный для герметичных пространств, и легкий металлический привкус, как будто здесь постоянно ведутся какие-то невидимые процессы.

И вот перед нами распахнулись двери в одну из лабораторий. Она была заполнена сложной системой труб, проводков и приборов, в которых можно было запутаться с первого взгляда. На стендах красовались блестящие экраны мониторов, на которых бегущие строки информации сменялись графиками и схемами. В центре комнаты стоял огромный стеклянный столик, на котором были размещены высокоточные научные приборы.

Воздух в лаборатории был пропитан специфическим запахом химических реагентов, который не вызывал отвращения, а скорее интерес и ощущение присутствия чего-то необычного.

По бокам зала, словно клетки в зоопарке, были расположены закрытые камеры, выполненные из закалённого стекла. Эти камеры были оснащены толстыми стенами с прочным металлическим каркасом. Такая конструкция не только предотвращала побег обитателей, но и создавала ощущение иллюзорной прочности и безопасности данного предприятия.

В камерах находились агрессивные люди, которые превратились в ящеров. Их кожа приобрела зеленовато-серый оттенок с чешуёй, которая отражала свет ламп и переливалась разными цветами. Глаза были красными и блестящими, словно у хищных зверей, и не отрывались от нас. Они бились в тесных камерах, с бешенством ударяясь о стены и решетки, словно хотели вырваться из этой тюрьмы любой ценой. Их движения были быстрыми, резкими, и не предсказуемыми. Казалось, что они потеряли все человеческие черты и превратились в диких зверей, управляемых инстинктами и агрессией.

Их рычание и шипение были, как звуки из кошмарного сна. В их взгляде читались безумие и ненависть.

— Ультраправые мавританские террористы, что готовили «акции» по всей территории США, — сухо проинформировала меня Николь. — Это поехавшие фанатики, и мне бы хотелось знать, кто, что, зачем и почему, но, как ты, наверное, уже заметил, они не особо разговорчивые. — Девушка нервно улыбнулась, когда один из ящеров разшиб себе лоб о слегка треснувшее стекло.

— Как познавательно, но эти слегка отличаются от тех, что я видел в Нью-Йорке, — сухо комментирую.

— Генетически они совершенно другой вид, но пока неясно почему, — ящер тут же пришёл в себя и продолжил биться головой.

Секунда, ещё одна, и он всё же разбивает преграду. Человек в рабочем комбинезоне тут же срывается к нему, дабы обездвижить, но ящер плюнул тому в лицо кислотой. Пара мгновений, и от головы остаётся лишь изъеденный череп и упавшее тело. Начинается паника, а ящер всё продолжает поливать помещение кислотой. Николь грациозно выхватила из кобуры на бедре длинный кольт и одним точным выстрелом вынесла мутанту мозги, на секунду я даже залюбовался столь смертоносной фурией.

— Не люблю, когда перебивают. — Ники виновато улыбнулась, но было уже поздно, и кислота ящера задела центральный блок управления камерами, секунда, и они все как одна распахнулись. — А вот это уже не есть хорошо. — произнесла девушка, выцеливая новую тварь.

(Тот самый кольт)