Крестная мамочка

11. Наврал — в штаны наклал

В понедельник утром я проснулась совершенно подавленная. На этой неделе мне не светило ровным счетом ничего, кроме собеседования с кадровиком в среду и встречи с моим финансовым консультантом в пятницу. Вот и все развлечения. Если прибавить занятия йогой, домашнюю работу и походы за покупками, времени все равно столько, что некуда девать.

Я уже скучала по Клаудии и Элу. Не то чтобы я прежде виделась с ними каждый день — мне недоставало их присутствия в городе. Саша обмолвилась, что уезжает на всю неделю, значит, Бена следовало избегать любой ценой, пока не привыкну обходиться без него. Хэлен с близнецами и Роуз укатила в загородный дом, чтобы как следует отдохнуть и на вечеринке по случаю премьеры Нейла выглядеть свежей. Во время выходов в свет Хэлен неизменно блистала, но я знала, что она их терпеть не может. Ее застенчивость и робость не вязались с красотой. Я решила, что поездка задумана в наказание Нейлу за гулянку накануне прощального обеда Эла и Клаудии: несомненно, Нейл любил своих сыновей и наследников, как он их называл, хотя предоставлял заботиться о них другим людям. Или любил не детей, а сам факт их существования — пока они не подросли и не стали чем-то вроде приятелей. Так или иначе, хорошо, что Хэлен проявила твердость.

Небо за окном сияло чистейшей осенней лазурью. Сидеть сложа руки и смотреть, как живут другие, мне надоело. По мосту через реку катились велосипедисты. Вот чем я займусь — оседлаю велосипед и съезжу на прогулку. Чтобы не передумать, я торопливо набрала номер Фран.

— Привет, Фран, ты не занята?

— Смешная ты.

Это еще почему?

— Ты сейчас где?

— Возле школы. Сейчас поеду на велосипеде домой.

— Отлично! Хочешь, встретимся? Покатаемся в парке Баттерси, потом выпьем кофе.

— М-м-м…

— Смотри, какой славный денек.

— А-а, гулять так гулять. Стирка подождет. Мне нужно двадцать минут, чтобы добраться до тебя.

— А мне — чтобы смахнуть с байка паутину. Встретимся у ворот, ближе к мосту Челси.

— Класс, — отозвалась Франческа. — То, что надо.

Увидев меня в шлеме с отражательной полосой, Роман рассмеялся. К велосипеду я не прикасалась с тех пор, как купила, решив ежедневно ездить на работу. Я подсчитала, что таким способом сэкономлю целое состояние: уж лучше кататься, чем крутить педали на велотренажере. На следующий день помешательство прошло. Выяснилось, что ездить на работу — куда ни шло, а вот обратно уже никак. После вечерних посиделок в баре с друзьями из Сити я заплутала в переулках Олдгейт-Иста и неизвестно как угодила прямо в туннель Лаймхаус-Линк. Пришлось несколько миль бешено крутить педали в загазованной полутьме, пока я не вынырнула на поверхность возле Канэри-Уорф. Перепуганная и надышавшаяся выхлопных газов, я остановила такси, водитель которого доставил нас с байком домой, содрав с меня круглую сумму. Еще неделю после этого у меня болела отбитая задница. Велосипед был отправлен в подвал, куда я больше не заглядывала. Но с тех пор я изменилась.

Франческа в брюках с зашпиленными штанинами восседала на своем старомодном велосипеде с корзинкой, набитой всякой всячиной. Ее волнистые каштановые волосы были подстрижены коротко (и практично), одежда скрывала фигуру, но кожа по-прежнему оставалась молодой и гладкой. Видимо, потому, что Фран избегала любых излишеств. Она казалась грубоватой, но симпатичной, эксцентричной — и вместе с тем домашней. Я уже собиралась поддразнить ее, но она засмеялась надо мной первая. Полагаю, велосипедная сбруя на мне, никудышной байкерше, и вправду смотрелась нелепо. Мы провели велосипеды в ворота и покатили вперед не спеша, размеренно, как и подобает дамам. Я собиралась поговорить с Фран о Каспаре, но решила начать издалека.

— Как Ник?

— Он в Сайгоне.

— Везунчик. Обожаю Сайгон.

— Да он ничего и не видит, из отеля не выходит. Там проводится международная конференция по вопросам детского труда — ну, борются за права детей, которые делают кроссовки с лампочками. А на другом конце света я воюю в «Вулвортсе» с пятилетней дочерью, требующей эти самые кроссовки.

— Дискуссия прошла плодотворно? — поинтересовалась я, чувствуя, как ветер полирует щеки.

— Увы. Я отказала наотрез, но Поппи ныла как заведенная. Видела бы ты, как смотрели на меня другие мамаши! Я могла купить мир в семье всего за четыре девяносто девять — если бы не принцип. Поддаваться нельзя. Стоит дать слабину, и тебе крышка. Тебя уже ни в грош не ставят, родные дети сживают тебя со свету. Я для них что-то вроде говорящего консервного ножа.

Я рассмеялась.

— Хорошо тебе, — отозвалась Фран. — Тебя-то никогда не унижали при посторонних собственные дети.

— Да, — согласилась я, прибавляя скорость, чтобы догнать белку. Франческа немного отстала. — С этим я и сама прекрасно справляюсь.

Фран настигла меня и даже не задохнулась.

— Поппи твердила, что я всю жизнь ей испортила! Это в пять лет! Так бы и прибила, — продолжала она.

Я незаметно улыбнулась. Из меня педагога ни за что не выйдет — не выдержу и расхохочусь в самый ответственный момент.

— Видишь, какая я брюзга. А все летние каникулы виноваты, я думала, они никогда не кончатся.

— Летние? Фран, опомнись: сейчас октябрь.

— Вот именно. А я до сих пор не в себе. Ник вечно в разъездах, Каспар, как тебе известно, совсем от рук отбился, девчонки вертят мной как хотят. Как мне надоели эти сражения по всем фронтам.

Фран дала мне удобный повод перевести разговор на Каспара, и я не упустила случай.

— А как мой обожаемый крестник?

— Хреново. Представляешь, он считает, что я просто не могу его понять, потому что у меня не было настоящей молодости. Из себя выводит, особенно когда талдычит одно и то же. Да, нам в свое время было легче, но кто сказал, что я не в состоянии их понять? — Франческа покачала головой в шлеме. — Бред какой-то. Вечно они возмущаются; что бы я ни сделала, все не так. Кстати, спасибо, что спасла его тогда. Хотя бы тебя он слушается.

Я тщательно обдумала следующую фразу.

— Он говорил, ты совсем запилила его из-за какого-то пива.

— Правда? Когда это он успел?

— Недавно звонил мне, чтобы поболтать.

— Поболтать?

Она затормозила. Я тоже перестала крутить педали, развернулась и остановилась лицом к ней. Значит, во внезапный приступ общительности Каспара она тоже не поверила.

— А он не говорил, что пиво было не наше?

— Что? Нет.

— Так я и знала. Он стащил его из соседской кухни. Дети наших соседей — ровесники нашим, так что мы не запираем входные двери, часто обедаем все вместе и так далее… Какого стыда я натерпелась! И не отпустила его гулять. Оскорбился, само собой, грохнул дверью со всей дури. Аж тошно вспоминать.

— Паршивец. Нет, об этом он и не заикался.

— Не понимаю, что на него нашло. Не понимаю — и точка.

Я вспомнила о своих детских выходках. В целом я была послушным ребенком, но однажды несколько месяцев дулась на родителей за то, что меня не отпустили в гости, и думала, как и Поппи, что они мне испортили всю жизнь.

— За что он тебе так мстит?

Франческа с ужасом уставилась на меня.

— Я не говорю, что ты это заслужила. Но ведь он почему-то мстит тебе.

Франческа медленно покачала головой и поехала дальше, не ответив. У пруда она прибавила скорость. Я следовала за ней, чуть отстав, и думала о том, что вовсе не хотела оскорбить ее. На полпути вокруг пруда она притормозила, а я догнала ее.

— Уже лучше, — пробормотала она. — Хоть легкие проветрились.

— Тебе бы уехать куда-нибудь на пару дней, пусть Ник присмотрит за домом. Давай завалимся в СПА — в будние дни у них скидки. Кажется, у меня где-то припрятан сертификат с благотворительного аукциона. Я приглашаю! Может, ты просто устала.

К слову, об усталости: я заметила, что тяжело отдуваюсь. А Фран даже не запыхалась.

— Пора снова принимать женьшень, — произнесла она, пропустив мимо ушей мое приглашение. Я так и не поняла почему: то ли не расслышала меня — на пруду орали гуси, то ли не поверила в историю с сертификатом. Или просто не желала принимать от меня подарки.

— К черту женьшень, тебе надо просто развеяться. Выбраться в люди. Принарядиться, вымыть голову — разумеется, если это не повредит озоновому слою, — влезть на шпильки, выставить ножки напоказ и рвануть со мной на тусовку.

— Ты хочешь сказать — засесть в баре и поболтать о своем, о девичьем?

— Вообще-то я имела в виду настоящую тусовку. Без желе и мамаш с тройными вакцинами.

Кажется, я попала в яблочко. Полезно знать, чем живут друзья.

— Знаменитости, бесплатная выпивка, живая музыка и треп ни о чем. Как тебе?

— Соблазнительно.

— Вот и прекрасно. В субботу приходи на премьеру Нейла на Четвертом канале.

— Какого Нейла? Мужа Хэлен?

В присутствии этой пары Франческа всегда робеет.

— Он на меня и не глядит, даже имени не помнит. С какой стати ему приглашать меня на премьеру?

— Это премьера канала, и потом, приглашение не понадобится. Ты сойдешь за Клаудиу, Ник — за Эла, а я проведу Билли. Ей тоже не помешает развеяться.

— Договорились. Оставлю Каспара за старшего.

— А я думала, ты против эксплуатации детского труда.

— Фу, зануда.

Я улыбнулась и заработала ногами, вспугнув стаю жирных голубей, расклевывающих кусок булки. Если и не эндорфиновый криз, то прилив радости был мощный. Фран, Ник, Билли… Ха! К Нейлу на премьеру я прибуду во всеоружии, с собственной командой поддержки.

Вернувшись домой, я первым делом позвонила Каспару. Между прочим, у бедного замученного ребенка есть собственный мобильник. А я обзавелась первым мобильником только в тридцать два года.

— Алло! — послышался шепот в трубке.

— Привет, Каспар, это я. Можешь сейчас говорить?

— Не, я на уроке.

— Зачем же ответил на звонок?

— А ты чего трезвонишь?

— Не груби.

— Тебе же нравится.

— С чего это ты такой веселый?

Я не думала, что заговорю таким подозрительным тоном.

— А что, опять нельзя?

— Не болтай ерунды! Слушай, Каспар, насчет пива…

— Приехали. Не цепляйся, Тесса, ты мне не мать.

— Но…

— Ну чего еще?

— Я просто хочу тебе помочь. Обязательно позвони мне после уроков.

Телефон заверещал через полчаса, когда я принимала душ. Пришлось выскакивать, разбрызгивая воду и кутаясь в полотенце. Но звонила Билли, а не Каспар.

— Извини за беспокойство, — начала она. Билли вечно за все извинялась. — Ты не занята?

— Наоборот, — ответила я, накручивая на голове тюрбан из второго полотенца и заваливаясь в постель.

— У меня к тебе огромная просьба…

— Выкладывай.

— У меня тут с деньгами сложности, и…

— Сколько?

— Не хочу брать взаймы. Понимаешь, Кристоф просрочил платеж. Я пыталась поговорить с ним, но ты же знаешь — его не застать, он всегда в разъездах, так что…

— И давно это с ним?

Билли неловко признаваться, что Кристоф снова обманывает ее. Ее преданность человеку, который разбил ей сердце, испортил жизнь и бросил на произвол судьбы чудесного ребенка, — мое проклятие.

— Четыре месяца.

— На звонки не отвечает?

— Говорю же, он в отъезде…

— Билли.

— Знаю, знаю, потому и прошу помощи. Завтра у меня назначена встреча с адвокатом.

— Ну наконец-то! Молодчина.

— Ты не могла бы забрать Кору из школы?

— С удовольствием. Вот повезло! — Я говорила чистую правду. — Собственно, это ты делаешь мне одолжение. Слушай, если не возражаешь, я свожу ее к Франческе и Нику. Ты же знаешь, Кора дружит с Кэти и Поппи.

— Замечательно. Спасибо.

— Для этого и нужны крестные.

— Спасибо, Тесса, ты чудо.

На следующий день в половине четвертого я уже ждала Кору у школьных ворот, в толпе родителей с колясками и велосипедами, собаками и скутерами. Коре посчастливилось: в ее школе учатся дети только до одиннадцати лет, ей не приходится иметь дело с хулиганистыми старшеклассниками, которые не прочь мимоходом унизить малыша. Моя крестница худенькая, в свои семь лет выглядит пятилетней, поэтому мне всегда боязно, что ее задразнят. С самого рождения она не соответствовала даже нижнему пределу показателей веса и роста. Но когда она жаловалась, что не растет, я уверяла, что выделяться лучше, чем быть как все.

Заметив меня, Кора помчалась навстречу, длинные волосы разметались у нее за спиной. Она была похожа на цыганочку — бледненькую, с карими глазищами, ножками-спичками и без одного зуба. Я присела, широко развела руки и стала ждать, когда этот крохотный сгусток энергии со всего размаху влетит в меня.

— Привет, моя прелесть!

— Привет, крестная! У тебя такой смешной цвет, — ответила Кора.

Верно подмечено. Загар быстро сходил с тела, но задержался на руках, как будто я во время генеральной уборки откопала флакон с остатками автозагара и намазалась, насколько его хватило.

— А я-то думала, не так уж очевидно.

— Чевидно — не чевидно, а ты полосатая, и все тут. — Кора взяла меня за руку. — Как зебра. Можешь спрятаться в кустах, и лев тебя не съест.

Первый плюс найден. Пусть даже я выгляжу по-дурацки, зато не стану обедом для льва.

— А ты привезла мне слоника с маленькими ушами?

Ну и память у ребенка!

— Ждет в машине.

Кора просияла.

Мы поболтали о школе и подружках Коры — всех их я знала как облупленных, — потом завели долгую дискуссию о носках, которые вечно путаются в раздевалке. Их подлость возмущала Кору до глубины души. Порой она тараторила так, что я не понимала ни слова, но не сердилась — просто наслаждалась беспечным щебетом крестницы.

— А как мама? — спросила я.

— Сердится на Кристофа.

Кора всегда зовет своего отца Кристофом, хотя Билли старательно отучала ее от этой привычки — опасалась, что Кристоф услышит, оскорбится и вообще перестанет удостаивать их присутствием. Да Кора и мухи не обидит. По-моему, эта девочка родилась со встроенным блоком мудрости. А Кристоф недостоин самого драгоценного в мире титула «папочка». Моя крестница выглядит на пять лет, но рассуждает, как семидесятилетняя. Иногда ее изречения изумляют меня, так и тянет записывать их и вкладывать в печенье с предсказаниями судьбы — столько в них житейской мудрости. «Кора говорит…» Впрочем, возможно, я и необъективна. Случается, она так забавно употребляет и коверкает сложные слова, что не захочешь, а засмеешься. Все дело в том, что ей приходится слушать в основном взрослые разговоры и расшифровывать их умом семилетнего ребенка.

Когда мы подходили к машине, Кора указала на местный супермаркет.

— Мы ходили туда, я сама сложила все в пакеты, но денег не хватило. Пришлось вернуть покупки. Но ничего, нам дали фасоль и хлеб. Это Кристофер виноват, он все наврал — в штаны наклал.

Бедняга Билли. Я охотно одолжила бы ей денег. Но она гордая, ни за что не попросит.

— А еще тетя из магазина дала мне леденец, но велела никому не говорить.

— Вот как? Почему же ты мне проговорилась? — Я взъерошила ей волосы.

— Ты же ненастоящая взрослая.

В воображении я взяла ручку, записала ее слова, свернула лист бумаги в тугой рулончик и вложила в печенье. «Кора говорит: ты ненастоящая взрослая».

Мы сразу отправились к Нику и Франческе. Кэти и Поппи так же охотно принимали Кору, как она ездила к ним в гости. Для них Кора была чем-то вроде золотой середины, заменяла отсутствующую среднюю сестру, умела вовремя уступить Кэти и поддержать Поппи. А поскольку Кора давным-давно научилась развлекать сама себя, за внимание со стороны взрослых она не боролась. Сестер привлекала ее рассудительность, даже после перерыва мосты были наведены мгновенно, и три девчонки удалились в свой мир, куда нам с Франческой и Билли путь был заказан.

Пообедав сосисками с картофельным пюре, они вернулись к играм, а мы с Франческой заварили побольше чаю и настроились болтать. Так, чтобы нас никто не прерывал. Вообще-то я давно привыкла к разговорам, в которых то и дело слышится «погоди минутку, я только…» с разнообразными продолжениями: сниму с полки игрушку, налью воды, включу телевизор, разниму драчунов, найду лейкопластырь, вымою попу, отыщу Барби. За вынужденной паузой следовало неизбежное «Так на чем мы остановились?», а затем снова «погоди минутку, я только…». Но сегодня девочки затеяли игру в саду и почти не отвлекали нас, лишь потребовали деревянные ложки и сухую приправу.

— А как дела у нашего вундеркинда? — поинтересовалась я.

— Чуток получше. Сегодня приготовил завтрак.

— Неплохо. — Чего-то подобного я и ждала.

— Значит, ты с ним говорила?

— Мимоходом.

В тот вечер Каспар все-таки соизволил позвонить мне, а я в ожидании звонка успела выбрать самый эффективный способ воздействия на непослушных детей — шантаж. Вскользь напомнила о не состоявшемся приводе в полицию, о спиде, лужах рвоты и, не дав Каспару опомниться, заключила: еще одна выходка вроде кражи чужого пива — и я забираю у него айпод. К счастью, угрозу он воспринял всерьез.

Франческа подлила нам чаю.

— Похоже, запрет все-таки подействовал. Наверное, ты права: напрасно мы принимали его поступки как должное…

Об этом я говорила еще до похищения пива.

— Словом, мы условились платить ему за работу и больше не считать, что он обязан присматривать за сестрами, подстригать живую изгородь и так далее. Каспар объяснил: ему, мол, показалось, что наша соседка Рейчел разрешила взять пиво. Верится с трудом, но после разговора с тобой в целом он ведет себя примерно. Так что спасибо.

Верится с трудом?

— Знаешь, он хочет скопить денег на уроки вождения. Сумма нешуточная, но у него в запасе еще год.

— Молодец. Здравое решение.

— И я так думаю.

— Пусть подкопит к следующему дню рождения, а я добавлю, — предложила я.

— Лучше ему об этом не знать. А то и за два года не насобирает.

— Тогда я за него заплачу. Мама с папой всегда так поступали, когда я просила что-нибудь дороже пятидесяти пенсов.

— Не забывай: ты в семье одна, а с тремя детьми сложнее. Из нас постоянно тянут деньги. То и дело приходится раскошеливаться. Деньги ну просто сквозь пальцы утекают. И потом, перед девчонками неловко… Кстати, надо бы сходить проверить, что они там притихли.

Открылась входная дверь, что-то тяжелое свалили на пол, по лестнице прогрохотали шаги. В саду Фран торговалась с детьми, которых скоро предстояло загонять в ванную. Я вышла в коридор, к лестнице, и крикнула, глядя вверх:

— Эй, Каспар, может, зайдешь поздороваться?

— Кто там? — недовольно откликнулся он.

— Тесса.

— А, Тесса, привет! — Каспар выглянул из своей комнаты. — Не знал, что ты у нас.

— Спускайся, поболтаем.

— Ща, погоди.

Моя сумочка висела на столбике лестницы. Я заглянула в нее и некоторое время смотрела на бумажник, размышляя, стоит ли пересчитывать деньги в нем. Не надумала и закрыла сумочку. Надо доверять людям. Если Каспар сказал, что завязал с наркотой, значит, так и есть.

Вернулась Франческа, пообещав напомнить детям о купании через десять минут.

— Каспар пришел, — сообщила я, дожевывая угощение. — Похоже, скрывается от меня.

— Небось до сих пор стыдно. Он боготворит тебя, готов сквозь землю провалиться потому, что при тебе его рвало в окно такси.

Конечно, я рассказала Франческе про злополучную субботу, но опустила немало подробностей, про окно такси, кажется, даже не заикалась. Что я ей наговорила? Это же было месяц назад. Тем и опасна ложь, что она забывается быстрее, чем правда. Я предоставила Каспару возможность самому решать, что и как сказать родителям. Само собой, я не ждала чистосердечного признания, но и на вранье не рассчитывала. Хорошо бы узнать, от чего я спасла Каспара, но у Фран лучше не спрашивать.

— Каждому случалось напиваться в стельку — это как обряд инициации. До сих пор не могу пройти его до конца, — нашлась я.

— И все-таки Заку не стоило смешивать спиртное.

Ах, вот в чем дело! Во всем виноват Зак. Значит, про курево, спид, краденые деньги и полицию Каспар умолчал. Неужели Фран поверила?

— Хорошо хоть, ему хватило ума позвонить тебе.

Угу, хотя задачка была не из легких — для того, кто валялся в отключке. Стервец. Но тут я вспомнила, каким Каспар был жалким и как горячо уверял, что с наркотиками покончено. Пожалуй, хватит с него строгостей — в конце концов, кто из нас в молодости не напивался и не блевал? Или не баловался травкой? И уж конечно, Каспар — не первый и не последний подросток, который украл чужую выпивку. Спид — дело серьезное, но не редкость в наше время. Родители до сих пор не знают, как однажды Бену пришлось совать мне пальцы в рот, когда я перепила рома. Кстати, я тогда была младше, чем сейчас мой крестник.

Каспар изволил явиться к нам, когда я рассказывала Фран, как мы таскали спиртное у матери Бена из шкафа. Оглядев его, я насторожилась: Каспар был отмыт до блеска, пригладил патлы гелем и переоделся в чистое. А когда я унюхала запах зубной пасты и едкого лосьона после бритья, подозрения усилились. Но с другой стороны, зрачки Каспара выглядели как обычно и язык не заплетался. Нет, хватит мне лезть в чужие дела. А если он все-таки не бросил курить, только стал лучше скрываться?

— Зря ты так вырядился, Каспар. Забыл про обещание вымыть мою машину? — Я взглянула на часы. Через десять минут прибегут девчонки. Час на купание и прочую возню, а потом я повезу Кору домой.

— Когда надо? — спросил он.

— Можно прямо сейчас.

— А уроки? — вмешалась Фран.

— Потом сделаю. Я знаю, у отца все барахло под лестницей. — И Каспар вышел.

— Прогресс налицо.

Фран не спросила, с какой стати ее сын должен мыть мне машину, а я не стала объяснять. Вместо этого я вызвалась приготовить ванну, выложила пижаму Коры и поднялась наверх. Из приоткрытого крана в ванну медленно потекла вода. По моим подсчетам, в запасе у меня было не меньше десяти минут — вряд ли Фран сумеет раньше загнать девчонок в дом.

Услышав, как Каспар вышел на улицу, я решительно направилась в его комнату. Первым делом заглянула под кресло-мешок. Порылась на книжных полках. Нашла за изголовьем кровати свернутый в трубку порножурнал, но знакомой жестянки нигде не было. Встав на четвереньки, я заглянула под кровать.

— Тесса, ты что делаешь?

— Фран?.. Быстро же ты.

Девочки укоризненно смотрели на мою задранную вверх попу.

— Пора купаться, — напомнила Кэти.

— Значит, правило десяти минут действует? — Я приняла более приличную позу.

— Что ты там искала?

Я показала запястье:

— Да вот, глупо вышло, посеяла где-то браслет из Индии. Думала, под кровать завалился.

«Врунья!» — вопил мой внутренний голос.

Заглянув в ванную, троица обнаружила, что их ждет почти холодная вода, и это, естественно, особого восторга не вызвало. Пришлось вставать на колени и разводить холодную воду горячей.

— Пены добавить?

— Да, — сказала Поппи.

— Нет, — сказала Кэти.

Я посмотрела на Кору.

— Пополам, — решила она.

Пополам? Я думала, так не бывает, пока не увидела, как все трое согнали пену в тот угол ванны, который заняла Поппи, а потом старательно следили, чтобы ни один клочок не нарушил демаркационную линию. Наконец мы отскоблили всех троих, насухо вытерли, проверили, как вычищены зубы, и приготовили ко сну. По-моему, нет зрелища прелестнее, чем три девчушки, с визгом играющие в ванне. Разве что та же троица, уже одетая в чистые пижамы с подвернутыми штанинами и рукавами, внимающая «Кошке и рыбке» в моем исполнении. На мой взгляд, книжка так себе, но девочкам понравилось.

Волшебные сорок минут я вдыхала чистый детский запах и наслаждалась воспоминаниями о том, как меня касались маленькие ладошки. Но когда Поппи оглушительно пукнула и все захихикали, я решила, что пора увозить Кору, пока баловство не довело до беды. Поначалу детские шалости выглядят безобидно, но даже оглянуться не успеешь, как они заканчиваются слезами. Я пожелала девочкам спокойной ночи и взяла на руки Кору — ее до сих пор совсем не трудно носить. Иногда мне даже кажется, что косточки у нее полые. На лестнице мы столкнулись с Каспаром. Я поцеловала крестника, поблагодарила за машину и пообещала в ближайшее время угостить обедом.

Уже у подножия лестницы меня окликнула Франческа, вышедшая из комнаты Кэти:

— Значит, до субботы? Кстати, ты Каспару про браслет сказала?

— Да ладно, пустяки.

Но Фран слишком организованна, чтобы просто махнуть рукой. Ей нравится отыскивать потерянные детали мозаики, даже если на поиски тратится целый день и приходится перерыть весь ящик с игрушками.

— Как он выглядит?

Я попалась.

— Из бус сделан. Коралловых.

— Тесса потеряла браслет у тебя в комнате, — сообщила Фран сыну. Она взялась за дело всерьез. — Где ты искала, Тесс?

Вот черт.

— Вокруг кресла и под кроватью. Застежка плохо держалась.

Врать я совсем не умела, и Каспар знал это. Выражение его лица было красноречивее слов: наврала — в штаны наклала!

— Не находил? — спросила у Каспара Фран.

Он медленно покачал головой, глядя на меня так, что я ежилась от неловкости.

— Что-то я не видел у тебя красного браслета, Тесса, — наконец заметил он. — Помню, в день приезда на тебе был белый.

— Вот это память! — Фран поцеловала сына в лоб. — Хорошо пахнешь, — отметила она, не замечая, как тревожно следит за мной Каспар.

— Каспар, улыбайся! — чирикнула Кора.

Я ведь говорила, от этой девчушки ничего не утаишь. Кора слезла с моих рук и поскакала вслед за Франческой. Мы с Каспаром остались вдвоем.

— Извини, Каспар…

— Ты рылась в моих вещах. Даже предки так не делают.

— Я волновалась за тебя.

— Елки! Я уже не ребенок.

— Ошибаешься.

Это слово вырвалось у меня внезапно, и я сразу поняла, что сморозила глупость.

— Ты бы не лезла не в свое дело, Тесса.

— Забыл, что сам звонил мне? (Ну и кто ведет себя как ребенок?) Я думала, тебе нужна поддержка.

— Типа — шмоны у меня в комнате, что ли?

Он отвернулся и пошел прочь.

— Каспар!

Нет ответа.

— Каспар!

— Отвали, Тесса. Обойдусь без твоей поддержки.

Дверь захлопнулась.

На обратном пути к Билли я слушала Кору вполуха, а думала о Каспаре. Поглощенная мыслями, я даже на вопросы отвечала невпопад. «Отчего волосы вьются?» — «Уже скоро приедем». Когда я что-то ляпнула не в тему во второй раз, Кора обиделась и обвинила меня в том, что я ее не слушаю. И справедливо обвинила. При всей моей любви к девочке даже ее непрерывная болтовня порой здорово раздражает.

Я притормозила возле кирпичного дома на Кенсол-Райз, где на первом этаже жила Билли. Она открыла дверь раньше, чем мы прошли по заросшему бурьяном саду. Билли похожа на балерину. У нее длинные темные волосы, которые унаследовала Кора, только уже с проседью, тонкие руки и такие же, как у дочери, карие глазищи. С тех пор как мы познакомились в коридоре дома, где снимали квартиры, Билли почти не изменилась — она и тогда походила на цыганку славянских кровей. В ее широкие юбки можно завернуться раз десять, топики обтягивали крепкое тонкое тело. За время нашего знакомства они входили и выходили из моды раза четыре. Только при Кристофе она отказалась от привычных нарядов. Кристоф предпочитал мини и шпильки, в которых Билли была похожа на несовершеннолетнюю гимнастку из-за «железного занавеса», наряженную секретуткой в угоду судье-педофилу. Украшения, в основном этнические и минималистские, наглядно свидетельствовали о социально-экономическом статусе Билли — а значит, со своим положением она примирилась.

Билли улыбнулась дочери.

— Ты моя самая большая удача! — Она схватила малышку в объятия.

Адвокат ничем не порадовал, заключила я, глядя, как Кора прижимает ладошки к щекам матери. Билли ищет утешения у Коры. Лучше бы она искала его в окружающем мире, но Билли считает, что в нем ей нет места. Кристофу она отдала так много, что порой становится страшно: осталось ли у нее хоть что-нибудь?

— Хорошо съездили? — спросила Билли.

— Здорово! Пекли в саду пирог с волшебными кристаллами, от которых попа зеленеет.

Билли удивленно посмотрела на меня, я пожала плечами.

— Ты все равно не поймешь, — важно добавила Кора и направилась к двери квартиры, где они жили с матерью и помощницей по дому, полькой Магдой.

На троих у них всего две спальни. Раньше у Коры была своя комната, а Билли нанимала дорогих приходящих нянь, поэтому каждый месяц с трудом сводила концы с концами. Зная, что Билли спит одна. Кора каждую ночь прокрадывалась к ней в комнату и пристраивалась рядом. Все твердили Билли, что девочка должна спать в своей постели. Но Кора научилась пробираться к матери так тихо, что Билли даже не просыпалась, потому и не могла унести ее обратно. Наконец я предложила Билли найти другое применение пустующей детской — нанять помощницу, чтобы та готовила завтрак, забирала Кору из школы и присматривала за ней, пока сама Билли на работе. При этом платить няне пришлось бы на треть меньше, а ребенок был бы под присмотром. Мы подсчитали месячные затраты и поняли, что укладываемся в бюджет. Билли не склонна к излишествам, поэтому скоро сумела расплатиться с долгами. Магда — ее спасение. У нее и приятель есть, поэтому вечерами Билли остается с дочерью наедине, хотя и не очень часто. И все довольны. Даже Кора, которая спит вместе с матерью и роется в шкафу с ее одеждой. Жизнь Коры началась в реанимации, затем последовало несколько месяцев в обычной палате. Она может уснуть где угодно и когда угодно. Билли ложится, встает, выходит в туалет, красится, а ее малышка мирно спит, свернувшись клубочком. Если меня сейчас утешала чужая фотография в рамочке, то утешением Билли всегда служила ее дочь.

Этим вечером я удостоилась чести уложить Кору в кровать Билли, но последний поцелуй девочка приберегла для матери. Притворив дверь, Билли повела меня в кухню, достала бутылку вина, два бокала и штопор. Мы устроились на диване, и я кивнула Билли:

— Ну, рассказывай.

— Придется снова тащиться в суд, — сообщила она безучастно.

— Зачем?

— Изменился порядок учета доходов. Я должна получать семнадцать процентов.

— Это много?

— Если он будет и дальше скрывать доходы — нет. Он строит яхты для какой-то шишки за границей, там же остаются и деньги. Если верить ему, он зарабатывает гроши, значит, имеет право требовать снижения алиментов. В худшем случае — на десять процентов.

— Что же тогда достанется тебе?! — Я очень старалась не заводиться. Разговоры об алиментах мы вели с тех пор, как появилась Кора.

— Ноль. Он не говорит, что ничего не зарабатывает, просто не декларирует доходы, поэтому у меня один выход: подать в суд. Если бы не взяточники и не зарплата в конвертах! В общем, что будет — неизвестно.

— А как же его другая… — я запнулась, задавая щекотливый вопрос, — семья?

У Кристофа есть вторая жена и двое детей, которые учатся в лучших частных школах и ни в чем не нуждаются. Как ни странно, он прекрасный семьянин.

— Они живут на ее деньги.

— Не подкопаешься.

— Да, деньги наверняка задекларированы, и налоги уплачены.

— Поразительная доверчивость. — Я пригубила вино. — Бедняжка, я ей почти сочувствую.

— И у тебя будет то же самое, когда выйдешь замуж.

Я не поняла, и Билли пояснила:

— Придется доверять своей второй половине.

— Нику, Элу и… — Я спохватилась и хотела было пойти на попятный, но опоздала.

— И Бену. Этим, думаю, доверять можно. Все они порядочные люди, а Кристоф уже обманул меня и наверняка облапошит новую жену. Не доверяй мужчине, который готов трахаться с кем попало, сорить твоими деньгами и слинять, оставив тебя и детей нищими.

Мне вдруг представилось, как Хэлен выгоняют из дома вместе с двумя детьми, а Нейл с незнакомой блондинкой уносится вдаль в спортивном автомобиле. А я, словно Зорро, появляюсь вовремя и спасаю подругу.

— Всегда трудно поверить, что и тебя могут обмануть. Наверное, жена в нем души не чает и ждет, что он вот-вот купит ей шале в Швейцарии, виллу в Тоскане и особняк на гребаном Палм-Бич.

Я недоуменно сдвинула брови.

— Тот денежный мешок вообще-то живет в Дубае. Но это неважно. Я просто пытаюсь объяснить, что мужу приходится верить. Без этого никак, — добавила Билли.

А я в этот момент думала о том, как Саша целует Бена, уезжая в очередную командировку.

— Тесса, я не хочу судиться с ним. Хватит с меня нервотрепки. В этом году он дважды навещал Кору — как видишь, жизнь налаживается.

— То есть как это — хватит нервотрепки?! Ты же осталась ни с чем. Билли, прошу, не пойми меня превратно, но ты каждый раз жалеешь его. А ведь уже октябрь, и он к тебе носу не кажет.

— У него поездки…

Все это я уже слышала.

— Ты подумай, Билли, — на фига тебе такая жизнь? Надеешься, что он отблагодарит тебя за терпение? Да ему на всех плевать, кроме самого себя. Когда ты наконец это поймешь?

— Наверное, это она не пускает его к нам.

— Кто?

— Новая жена.

Я в бешенстве вскочила. Вести этот разговор сидя было невозможно.

— Новая? Билли, да они уже двух дочерей настрогали!

— Он говорил, что она очень привередлива.

Мне хотелось визжать.

— Ах, он бедненький, злая жена заставляет его обеспечивать семью! Ну надо же! Ведьма, а не жена!

— Ей неприятно, что еще есть мы.

— Ничего странного. Кому охота вспоминать, что твой муж — говнюк?

— Тесса!

— А что такого? Тебе нужна помощь или нет? Потому что я могу выбить для тебя деньги.

— Без суда?

Как бы ее встряхнуть? Но с другой стороны, может, и вправду лучше обойтись без суда. В сущности… Меня охватило предвкушение, в голове нарисовался соблазнительный план.

— Ну? — напомнила о себе Билли. — Взгляд у тебя какой-то странный.

— Если бы удалось доказать, что Кристоф зарабатывает больше, чем утверждает…

— Это шпионаж.

Я отмахнулась:

— И поделом козлу.

— Тесса!

«Да прекратишь ты наконец или нет!» — хотелось прикрикнуть мне, но я удержалась. Меня уже несло.

— Один мой хороший знакомый работает как раз в этой сфере. Видишь ли, многие мужья утаивают от жен деньги — обычно перед тем, как бросить семью. Человек человеку волк. Если насчет зарплаты в конвертах ты не ошиблась, Кристоф как пить дать боится огласки! Можно просто припугнуть его и заставить раскошелиться. Пригрозим судом — этого должно хватить!

Злорадная улыбка порхнула по губам Билли.

— Ну, что скажешь? — спросила я.

— Действуй, только ничего не предпринимай, не посоветовавшись со мной.

— Обещаю.

— Нет, ты поклянись. Честного слова Тессы Кинг мало.

Я схватилась за сердце, изображая ужас:

— Подруга называется!

— Все равно поклянись — так, на всякий случай.

— Клянусь! А теперь давай звонить в ближайший индийский ресторан — умираю с голоду.

Опять ложь. За ужином я объелась детскими сосисками, но если я закажу порции побольше, еды Билли хватит на несколько дней. Такая уж она экономная, наша Билли.

— Ну а у тебя что новенького? — пробубнила она, набив рот острым балти.

Я покачала головой, уплетая за обе щеки еду, от которой меня уже тошнило.

— Надо полагать, тот тип так и не позвонил?

Она еще и тактичная, наша Билли. В ответ на ее осторожное «надо полагать» я снова покачала головой. Фантазии о том, как служащий министерства Себастьян мокнет под дождем у меня под окнами, чтобы признаться, что не может забыть меня, в последнее время сменились куда менее пристойными. В одной из них я играла роль разлучницы. В другой разрывалась между дружбой и любовью. А в третьей Клаудиа не звала Эла, поэтому поцелуем я не ограничилась.

— Еще одна зарубка, — наконец небрежно ответила я. — А что у тебя?

Бесполезный вопрос: для Билли противоположный пол не существовал, она отключила все сигнальные системы. Даже стараться особенно не пришлось. Известно, что все начинается с ритуальных танцев, а Билли ими пренебрегала. Метод сработал.

— Неужели к вам мужчины не ходят? — все-таки допытывалась я. (Билли работала в стоматологии по соседству.)

— Не мужчины, а пациенты, — поправила она. (Ну, что я говорила?) — И потом, зачем я среднестатистическому мужчине? Не первой молодости, с семилетней дочерью в придачу, плюс в прошлом разрыв и развод.

Напрасно она поставила на себе крест. Если бы она попыталась понять меня, мы наладили бы ее сигнальную систему вместе. Билли красива и стройна, внимательна и заботлива, честна и преданна, в том числе своему делу, добросовестна; с ее фигурой можно хоть в больших скачках участвовать, хоть партию Жизели танцевать. Видно, Кристоф перед уходом вынул из нее чип инициативности. С такой подлостью я никогда не сталкивалась. Кристоф как собака на сене: и сам от нее отказался, и других претендентов отпугнул.

— О, чуть не забыла! — воскликнула я, желая взбодрить подругу. — Не хочешь развеяться в пятницу вечером? Четвертый канал устраивает вечеринку по случаю премьеры комедийного сериала, в котором снялся Нейл. Ник и Фран тоже придут, — поспешно добавила я, пока Билли не оцепенела от страха. — Франческе не повредит выход в свет. Будем танцевать и по очереди сторожить сумочки.

— Не знаю… Няньки по пятницам…

— Билли, вы с Магдой договаривались, что она будет дважды в неделю сидеть с Корой по вечерам. А с ней остаешься ты.

— Зато она не ворчит, когда я задерживаюсь на работе…

— От дармовой выпивки, между прочим, не отказываются. Хочешь — приезжай ко мне, соберемся вместе. Ну пожалуйста! Вспомним прежние времена…

— В пятницу хирургия работает допоздна.

Вместо того чтобы возмутиться: «Трусишь, что ли?» — я улыбнулась.

— Отлично. Тогда подъезжай сразу на место.

— Даже не знаю…

— Услуга за услугу. Я займусь делом… — Я похлопала по папке с документами. — А ты выведешь меня в свет.

— Ты сама предложила надавить на Кристофа.

Я шмякнула папку на стол и подбоченилась:

— Значит, тебе это не надо?

Она заморгала.

— Слушай, Билли, не начинай заново.

Она указала на папку:

— Ладно, забирай. Но если бы ты захотела — нашла бы сотню желающих сводить тебя на вечеринку.

— Это вряд ли, Билли. И вообще — мне хочется куда-нибудь выбраться с тобой.

Этими словами я обезоружила ее.

— Ладно, приду, — сдалась она.

Что это было — вынужденная капитуляция? Мне часто хотелось встряхнуть Билли, напомнить, что она еще жива, вытащить ее из трясины, засасывающей все глубже. Но я не могла, потому что спасать себя должна была она сама. Заметив, что Билли подавила очередной зевок, я отнесла даже не располовиненные порции в кухню, пожелала подруге доброй ночи, взяла папку с доказательствами виновности отца моей крестницы и двинулась домой.