Крестная мамочка

21. О своей правде не кричи

Утром мы проснулись в моей постели — полностью одетые, влипшие друг в друга, как две ложки. Давно я так не спала. Спиной я прижималась к широкому теплому телу Бена, наши ноги переплелись. Открыв глаза, я увидела совершенно новый мир. Бен любит меня. Хочет на мне жениться, хочет завести детей. Бен все скажет Саше — сегодня же. Я напряглась.

— Что такое, милая?

Я повернулась лицом к нему:

— Насчет Саши…

— М-м-м?

— Пожалуйста, не говори ей сегодня.

Бен приподнялся на локте:

— Почему?

— Пусть я эгоистка, но мне надо решить судьбу близнецов, да еще похороны, которых Хэлен не хотела — она мечтала, чтобы ее пепел развеяли над пляжем. И Кора в больнице… Сейчас к ней поеду.

Он пригладил мои волосы.

— Ясно. У нашей непоседы слишком много дел.

— Вроде того.

— Твои друзья только порадуются за тебя.

— Знаю, но одно дело радоваться, а другое — плясать на похоронах.

— Не дрейфь, Тесса Кинг. Не знал, что ты трусишка.

— Не буду… О нет. Понимаешь, мы всех оскорбим…

— С какой это стати?

— Сашу все любят, сам знаешь. Ей будут сочувствовать, встанут на ее сторону. Это неизбежно.

— Не думаю, что ей понадобится сочувствие.

— А как же, Бен! Она ведь любит тебя.

— Слишком уж она независимая. Если честно, мне всегда казалось, что она чересчур многого от меня требует.

— Будем надеяться, что ты прав. А пока — прошу тебя, никому ни слова. Только после похорон.

— Обещаю, но мне будет нелегко. Чувствую себя как подросток.

— И выглядишь так же.

— Ты тоже.

— Врешь.

— Нет. Ты богиня! — Он провел ладонью по моей щеке.

— Это я-то? А у тебя смешные ресницы. Мальчишкам ни к чему такие длинные, это нечестно.

Этот разговор продолжался еще час. Колено к колену. Нос к носу. Пальцы к пальцам. Комплименты, лесть, шутки, нежности. Не понимаю, как мы не начали срывать друг с друга одежду. Удержались. Есть чем гордиться.

Бен был прав: сдерживать ликование оказалось непросто. Мы доставили себе удовольствие — держались за руки, пока не открылись двери лифта, а потом, как любая незаконная пара, разжали пальцы и напустили на себя невинный вид. Пешком мы дошли до Слоун-сквер, без умолку болтая о нашем воображаемом будущем: где поселимся, как поженимся, что скажут мои родители, что подумает его полоумная мать, что скажут Клаудиа и Эл, и время пролетело как одна наносекунда. Я пропустила три автобуса на Кингс-роуд — не могла расстаться с ним. Наконец я села в автобус, и Бен вошел за мной. Как трогательно. Я сияла от счастья. На полпути к нашей остановке зазвонил его мобильник. Саша. От досады я была готова целиком проглотить автобус.

— Привет, Саша.

— Мне очень жаль, дорогой, но сегодня меня посылают в Дюссельдорф. Знаю, я обещала вернуться пораньше…

— Не страшно.

— Спасибо, солнце. Ах да! Позвони Тессе. Ей не помешает.

Я скривилась. Бен пожал плечами.

— Ладно, детка.

Детка… Эта «детка» мне не понравилась.

— До завтра.

Бен сунул телефон в карман и посмотрел на меня.

— Тошно, — простонала я.

— Ничего, это временные трудности. Когда она обо всем узнает, станет легче.

Какие там трудности! Откровенное предательство.

— Лучше поищем плюсы: сегодня я опять смогу прийти.

— Сегодня не получится. Мне надо вернуться в дом Хэлен.

— Обязательно?

Вообще-то нет, но придется, иначе мы не удержимся. Мы уже все перетрогали — лицо, ноги, щеки, руки. Что дальше? Мне вовсе не хотелось, чтобы трудности переросли в непреодолимые препятствия.

— Созвонимся. — Я приготовилась выходить из автобуса.

Бен схватил меня за руку:

— Не уходи! Давай попозже вместе съездим в больницу?

Я перевела взгляд на его сильные пальцы, обхватившие мое тонкое предплечье. Даже через ткань я чувствовала шершавую ладонь, бугорки пониже обручального кольца. Оно царапало мою нежную кожу.

— Мне пора. Я не была в больнице с тех пор, как мы с Билли рассорились. А я так хочу увидеть Кору.

— Ты же говорила, вы помирились.

Так и есть. После того краткого разговора мы обменивались сердечными СМСками, но это еще не значило, что извиняться перед Билли не придется. Мы обе понимали, что смерть Хэлен важнее ссор, но я не считала, что она оправдывает мою выходку.

— Нет, Бен, — решительно отказалась я. — Пусти, мне пора.

Я нажала кнопку остановки и услышала сигнал в кабине водителя.

— А можно мне с тобой?

Зачем — стеснять Кору и Билли?

— Нет. — Я поцеловала его в кончик носа и вышла.

— Эй, а я-то куда еду? — крикнул он вслед.

— Не на работу, часом?

— Ч-черт, работа… из головы вылетело.

Двери закрылись. Грезы наяву — страшная штука. Как я могла забыть об этом?

С Кингс-роуд я свернула на Фулхэм-роуд. Меня раздирали неистовая радость и уныние. Приближаясь к больнице, я невольно замедлила шаг: здесь не носятся вприпрыжку. Я поднялась в лифте, нажала кнопку селектора на дверях отделения, приготовилась произнести отрепетированную речь, но меня сразу впустили. Дежурная за стойкой с улыбкой указала на дверь палаты. При виде Коры, лежащей на обычной постели, а не в окружении реанимационной аппаратуры, я испытала такое облегчение, что на миг забыла о смерти Хэлен и с радостным воплем кинулась к крестнице. Билли встала, дождалась, пока мы с Корой поздороваемся, а потом раскрыла объятия.

— Какая гостья! Фран говорила, что ты присматриваешь за близнецами, — это правда? Ты привезла их сюда? Ты в порядке?

— Я пришла извиниться, — пробормотала я, уткнувшись ей в плечо. — Лично, не по телефону.

Билли заглянула мне в глаза и обернулась к Коре:

— А если мы с Тессой принесем тебе чего-нибудь вкусненького?

— Хотите поговорить о том, что детям не положено слушать, — так и скажи! — заявила наша мудрая девочка.

— Неправда, — возразила Билли. — Ну, вообще-то правда, но одно другому не мешает.

— Можете остаться, я все равно не слышу.

— Что? — встрепенулась я.

— Да слышит она, просто…

— У меня андроиды, — важно объяснила Кора.

Билли с трудом сдержала улыбку и пояснила:

— У Коры что-то с аденоидами, и слух ухудшился.

— Последствия пневмонии?

— Нет, выяснилось при дополнительных обследованиях. Теперь ясно, почему она витает в облаках. Однако слух у нее избирательный.

Кора протестующе открыла рот.

— Пончиков хочешь? — перехватила инициативу Билли.

Моя крестница радостно закивала.

— Отлично. К пяти вернемся.

В коридоре Билли первым делом предупредила:

— Про Хэлен я ей ничего не говорила.

Я стиснула зубы и кивнула. Мы помолчали. Кора поправлялась, а Хэлен была мертва.

— Прости, Тесса.

— Тебе не за что извиняться. Это я виновата, не знаю, о чем только думала. Я не имела права скандалить.

— Я знаю, как тяжело бывает, когда расстаешься с близким человеком, — произнесла Билли.

— Особенно самым близким, — согласилась я.

— С тех пор как Бен позвонил мне и сказал, что Хэлен тоже погибла, я думаю о Кристофе, о себе и Коре. И о твоих словах.

— И я…

— Дай мне договорить, Тесса.

— Извини.

— Кристоф не заслужил нас с Корой. Хватит с меня этого позорища. Все кончено. Тесса, я ведь думала, что потеряю свою дочь! Она была такая вялая и бледная! Губы посинели, врачи бегали вокруг и кричали. Смотри. — Она приподняла волосы. Я и без того заметила несколько новых седых прядей. Билли постарела лет на десять. — Я буду помнить этот день до конца жизни. Я не имела права допустить, чтобы до такого дошло. Только теперь я поняла, что для меня важнее всего.

Найдя руку Билли, я пожала ее:

— По-моему, мы обе двигались по инерции.

Билли вскинула голову:

— Или не могли сняться с тормоза.

Я кивнула, снова соглашаясь с ней. Верно, хватит давить на тормоз.

Мы прошли мимо палаты, в которой рядами лежали больные дети, и как по команде отвели глаза.

— Я дала бы себя выпотрошить, если бы это помогло Коре, — призналась Билли. — Боль была бы гораздо терпимее той, что мучает меня до сих пор. Вместе со страхом.

Вдвоем мы пристроились на банкетке в коридоре, Билли взяла меня за руку, и мы посидели молча, слушая больничные шумы.

— Кристоф ее не любит, иначе примчался бы. За последние годы я натворила немало глупостей, но он… Отец называется — даже не удосужился позвонить… Не могу поверить, что Хэлен больше нет. Вот так живешь и не знаешь, что ждет тебя за поворотом…

Билли еще раз пожала мои пальцы и отпустила их.

— Я уже решила, — продолжала она. — Когда все кончится, я разрешу тебе подать на Кристофа в суд и потребовать то, что нам причитается. Не больше. Но и не меньше. — Она искоса взглянула на меня. — Впредь я не собираюсь довольствоваться крохами. Жизнь бесценна.

Я слушала и вся внутри сжималась от страха, сочувствовала Саше и тянулась к Бену. Он любит меня. Мы поженимся, нарожаем детей, и у меня будет своя семья. Я тоже не собираюсь довольствоваться крохами. Должно быть, я невольно улыбнулась.

— Ты чего? — спросила Билли.

— Просто рада, что в болезни Коры нашлись свои плюсы. Поверь мне, ты не пожалеешь о своем решении.

Билли пожала плечами:

— Тесса, мне никто не нужен, я счастлива, потому что у меня есть Кора, моя особенная девочка. Я хочу вернуться к нормальной жизни, а не найти мужчину. Если со временем у меня кто-то появится — прекрасно. А вообще от них одни неприятности, и, по-моему, овчинка не стоит выделки. Чего мне всегда хотелось, так это научиться играть на пианино. Пожалуй, начну. — Она повернулась ко мне: — А ты? Возьмешь себе близнецов?

Вопрос прямо в лоб.

— Э-э…

— Быть матерью-одиночкой нелегко, но ты об этом не пожалеешь.

Не пожалею. А как же «я дала бы себя выпотрошить»?..

— Сейчас я думаю только об одном — о похоронах, — уклонилась я от ответа.

— Мы поддержим тебя, что бы ты ни решила. Я, Фран, Бен. У тебя много друзей. Мы поможем, только позови.

А я собиралась разрушить нашу дружную компанию.

— Спасибо, Билли.

— Я тебе говорила, что ты чудо? — Билли взяла меня за плечи, не давая отвернуться. — Потому люди и тянутся к тебе.

— Спасибо, — повторила я — надеюсь, скромно.

— Мне стыдно за то, что я наговорила тебе в ресторане. Я же помню, что последние семь лет то и дело звала тебя на помощь.

От смущения я заерзала на банкетке.

— Честное слово! И правильно ты на меня наорала. Если уж говорить начистоту, настоящий отец Коры — не Кристоф, а ты. Нам просто повезло, что ты всегда была рядом. И близнецам повезло.

Я ждала прилива ликования, но не ощутила его. Было стыдно. Кто это чудо, кто она, эта незаменимая подруга, к которой тянутся люди? Во всяком случае, не разрушительница чужих семей. Не хищница, ворующая чужих мужей. Бывает ли безусловная дружба? Сомневаюсь. Преданность надо заслужить, тем она и ценна. Я уставилась на собственные ноги.

— Ты еще научишься принимать комплименты. — Билли неверно истолковала мою неловкость. — Ну, иди, побудь со своей крестницей, а я принесу пончиков.

— Давай, — отозвалась я, с облегчением возвращаясь на прочную почву.

Кора с усталым лицом полулежала на подушках, но при виде меня привстала и расцвела улыбкой.

— Как себя чувствуешь?

— Что?

— Как себя чувствуешь? — почти прокричала я.

Кора расхохоталась:

— Попалась!

— Хитрушка!

— А я учу язык глухих, — сообщила Кора.

— Правда?

— Как думаешь, что это? — Она положила руку на руку на уровне груди, как в русской пляске, подняла вверх пальцы руки, лежащей сверху, и пошевелила пальцами нижней.

— Ни за что не догадаюсь, — призналась я.

— Брехня!

Я рассмеялась.

— Это мне медсестра показала.

Я присела на край кровати. Палата была заставлена цветами, завалена книгами и плюшевыми медвежатами — о болезни Коры узнали все наши и поспешили привезти ей подарки. Я взяла медвежонка Паддингтона. «Коре с любовью от Бена и Саши». Я спешно положила его на место.

— Кекс хочешь, Тесса?

— Нет, спасибо. Как ты напугала нас, детка.

— Прости.

— Ты не виновата, зайка, только уж пожалуйста, больше так не делай.

— Ладно.

— А как ты на самом деле слышишь?

— Когда приставлю руку к здоровому уху — как будто я в бассейне. Теперь если учительница скажет: «Корра Тарррно (она нарочно так рычит), ты опять не слушаешь!» — я сделаю вид, будто совсем оглохла.

Эту девочку никакая болезнь не сломит. Она не переставала удивлять меня.

— Жалко, я быстро устаю и грудь болит. Думала, сегодня вообще не усну, а уже засыпаю.

— Ничего страшного, ты еще только выздоравливаешь.

— Побудь со мной, крестная.

— Конечно.

Она указала на свой глаз, затем на сердце и наконец на меня.

— Опять язык глухих?

Кора кивнула. Я сделала то же самое: глаз, сердце, ты. И подняла два пальца. Кора улыбнулась. Я укрыла ее больничным одеялом.

— Тебе не холодно?

— Не-а.

— Извини, что не могла прийти раньше.

— Ничего, — сонно пробормотала Кора. — Хэлен приходила.

Я вздрогнула.

— Что?!

Кора не ответила.

— Кора!

Ее глаза закрылись, она уснула. Я тихо поцеловала ее в лоб и вышла из палаты.

Стоя на холодном тротуаре, я слушала вой сирены приближающейся к больнице «скорой».

— Маргерит, это Тесса. Пожалуйста, перезвоните мне…

— Ку-ку!

Я подпрыгнула.

— Бен! Ты чего не на работе?

— Отпросился — наврал, что болею. Как представил, что три дня тебя не увижу, и не выдержал. Давай сегодня побудем вместе.

— Где же ты был все это время?

— Сидел в «Старбаксе» и смотрел на двери больницы. Чуть не пропустил тебя — думал, ты там дольше пробудешь.

Я занервничала.

— Кора уснула.

— Ну так пойдем обедать.

— Скоро Билли вернется.

— И что?

— Она может увидеть нас.

— Подумаешь! Я пришел к Коре, тут мы и встретились.

Мы с Беном и Корой семь лет играли в счастливую семью, — но это были уже не игрушки.

— Сначала давай все проясним, Бен.

— Ты права, но… — Он приложил ладони к моим щекам. — Я не могу без тебя.

Я накрыла его ладонь рукой, прижалась к ней губами. Он притянул меня к себе и обнял за плечи, я уткнулась губами в его шею. Мы стояли среди бела дня на Фулхэм-роуд, возле лондонской больницы, и я не думала о том, что нас могут увидеть. Он поцеловал меня в лоб, я его — в щеку. С другой стороны, что тут такого? Мы и прежде так целовались. Но сейчас не могли остановиться. Бен осыпал поцелуями мое лицо, потом снова приложил ладони к щекам и прильнул к губам, так что у меня закружилась голова. Мы будто срастались телами и губами, которые отказывались подчиняться нам. Когда Бен наконец отстранился, я едва отдышалась.

— Вот поэтому нам пока нельзя встречаться, — задыхаясь, выговорила я.

— Я не выдержу, — сказал Бен.

— Всего-то три дня.

— Не смогу.

— Три дня — и все скажем Саше.

— И ты вся будешь моя.

— Вся. Твоя, — подтвердила я.

Бен сделал шаг прочь, но тут же оглянулся:

— Черт! Меня ждут три самых длинных дня в жизни.

Бен, может, и вправду извелся, а для меня эти три дня пролетели в мгновение ока. Я вернулась к близнецам, едва успев ко времени купания. Ночевать я осталась в доме Хэлен и три часа провисела на телефоне, споря с Маргерит, которая полностью узурпировала обязанности организатора похорон. Да, никто не должен был верить мне на слово, что Хэлен просила кремировать ее, и я была готова простить Маргерит пренебрежение к моим словам, если бы она из вредности не заказала службу, которая никак не могла понравиться ее дочери. А родные Нейла? Связалась ли с ними Маргерит? Известила ли о похоронах? Никаких попыток увидеть близнецов они не предпринимали. Знали ли они, что брак Нейла не был счастливым, а его жена пристрастилась к водке и колесам? Или им вообще было не до Хэлен с Нейлом?

Весь следующий день я провела с детьми. И третий тоже. Наверное, эти три дня пролетели так быстро потому, что казались мне сном. Несмотря на все разговоры о похоронах, я по-прежнему не верила в смерть Хэлен. И даже отрицала обстоятельства ее смерти. Думать о расставании с близнецами и о том, подойдут ли на роль родителей Клаудиа и Эл, я тоже не желала. Я отрицала все сразу.

Саша звонила три раза и оставляла сообщения, потому что я не могла подойти к телефону. Повторяла, что думает обо мне, спрашивала, чем мне помочь, советовала злиться, кричать, плакать, если мне надо выплеснуть эмоции, и предлагала себя в качестве жертвы. От каждого сообщения мне становилось хуже, и я с головой уходила в дела. Я обожаю своих подруг, но все они играют в моей жизни разные роли. На Самиру я привыкла дуться и злиться. Билли покровительствую по-матерински, Франческе жалуюсь. Вместе с Хэлен я рисковала. А у Саши обычно спрашивала совета, заряжалась от нее силой, примирялась со своими решениями. Я восхищалась ею и боялась потерять навсегда. Но если я действительно настолько ценю ее, почему не жертвую любовью всей моей жизни ради дружбы? День потери одной из близких подруг неотвратимо приближался. До меня постепенно доходило: получив Бена, я лишусь Саши. И неизвестно, кого еще. Я боялась похорон, но еще больше — следующего дня, боялась настолько, что все три дня металась, как курица без головы, лишь бы не думать. Но время не стоит на месте: двадцать восьмое все-таки наступило, а я даже не выбрала, как одеться на похороны Хэлен.

Роуз постучала в дверь моей временной спальни.

— Войдите.

Я стояла перед зеркалом в полный рост и смотрела на немолодую женщину в черном, а она глазела на меня. Всякий раз, поднимая голову, я встречала ее изучающий взгляд. Я ее не узнавала, а она меня явно знала. Мне хотелось видеть перед собой союзника, человека, который поможет мне продержаться ближайшие сорок восемь часов, подтвердит, что я поступаю правильно, — но в глазах зеркальной незнакомки читался только упрек. Мои слезы расстраивали ее, это было сразу видно, она начинала подбадривать меня — строила смешные рожи, показывала язык, делала из носа свиной пятачок, но никак не могла вызвать у меня улыбку. Я же видела, как она на меня смотрит, и понимала, что выражает этот взгляд. Незнакомка была недовольна мной, и самое ужасное — я догадывалась почему.

— Близнецы готовы, — сообщила Роуз.

Мы с Роуз долго спорили, брать близнецов на похороны или нет, и решили все-таки взять. Ни я, ни Роуз не могли остаться с ними дома. На похороны нас тоже не тянуло, но кто-то же должен был представлять Хэлен в этом цирке.

— Не могу я идти в таком виде, — сказала я Роуз и направилась из комнаты для гостей в спальню Хэлен, где распахнула дверцы шкафа и принялась лихорадочно рыться в одежде.

Я откопала отделанное мехом винтажное розовое пальтишко от Вивьен Вествуд и шикарную шляпу от Филипа Трейси, сбросила скромные черные туфли на шпильках и взгромоздилась на лаковые ходули, в которых выросла под шесть футов ростом. Теперь-то уж меня заметят все. Потом в стопке альбомов с фотографиями, которые каждый вечер уносила к себе в кровать, нашла снимки с улыбающейся Хэлен. И наконец, схватила фото в красивой рамке: на нем и близнецы, и их мать радовались друг другу и не стеснялись фотографа. Мне наплевать, что будет твориться на Сент-Джонсе и что задумала Маргерит, — девушка, которую я знала, все равно со мной. Я буду думать о ней и только о ней, и да поможет мне Бог.

Мы с Роуз взяли по близнецу и покинули дом.

К ограждению напротив церкви прислонился мальчишка в мешковатом костюме, недовольно дергающий манжету рубашки. Заметив, что я везу к нему коляску с увесистыми подопечными, он сразу выпрямился. С крайне серьезным видом он двинулся навстречу: мой крестник изо всех сил старался казаться взрослым.

— Привет, Тесса. — Каспар неторопливо подошел к нам. — Мать с отцом уже внутри. Помочь тебе?

— Спасибо, — слегка задыхаясь, ответила я.

Каспар обошел громоздкую коляску. Я представила его Роуз, он вежливо пожал ей руку и покатил близнецов. Сегодня Каспар выглядел образцовым подростком. Я присмотрелась: нет, это уже не притворство, да он бы меня уже больше и не обманул.

— Не ожидала увидеть тебя здесь, — заметила я.

— А я ненадолго — слямзить пятерку-другую с церковного блюда.

У меня отвисла челюсть.

— Забей, Тесса. Шучу.

— Нашел время.

Он пожал плечами, и я приняла этот жест за извинение.

— Думал тебя взбодрить. Сама говорила — я только на это и годен.

— Глупости, Каспар. Ты на многое способен.

Он глянул на меня с прищуром.

Я ободряюще закивала, повторив:

— На многое.

Мы перешли через улицу и остановились у ворот церкви. Народ прибывал — в черном, темно-сером и темно-синем. На мое розовое пальто поглядывали с сомнением. Роуз расстегнула ремешки Бобби и молча подала его мне, я пристроила его на бедре.

— Да я только хотел узнать, как ты. — Каспар пощекотал малышу подбородок и заслужил улыбку. — Я же знаю, Хэлен была твоей лучшей подружкой. А ты не любишь быть одна, когда трудно.

Он и впрямь рассуждал, как взрослый, только не решался смотреть мне в глаза. Проще было щекотать Бобби. То же самое я проделывала последние три дня.

Наконец Каспар тяжело вздохнул и явно нехотя заставил себя встретиться со мной взглядом.

— Вообще-то я думал предложить тебе руку, а у тебя обе руки заняты.

Он уже собирался отойти, но я удержала его:

— Для тебя, приятель, всегда найдется место.

— Мы снова друзья, Тесса?

— Конечно, Каспар. Но у дружбы свои заповеди: не укради, не обмани…

— Не ройся в чужих вещах.

— Вот именно, и я прошу прощения за это. Скажем так: мы квиты. Пусть со всякой хренью разбираются твои родители. Они все равно будут любить тебя, а для меня все-таки есть пределы.

Каспар кивнул.

— Но лучше бы ты перестал расстраивать мать, Каспар.

Он чуть не застонал.

— Ладно! Сама ведь говорила, что предки у меня — чистые ангелочки. Как насмотришься на них, так и тянет что-нибудь выкинуть.

Я растянула губы в натужной улыбке и тут же нахмурилась.

— Пойдем, у меня уже руки отваливаются.

Подошла Роуз с Томми на руках.

— Прикольные. Смахивают на братьев Митчелл, — заметил Каспар, с откровенной жалостью поглядывая на малышей.

— Ничего подобного, — возмутилась я, попытавшись прикрыть Бобби уши. — Они красавцы!

Каспар только закатил глаза и повел нас в церковь.

Церковь была переполнена. Я шла между Каспаром и Роуз, своих подопечных мы с ней несли, как доспехи. На скамьях, мимо которых мы проходили, не осталось ни одного свободного места. Люди в унылой одежде выворачивали шеи, глазея на нас. Поначалу и я осматривалась, надеясь увидеть знакомые лица, но никого не узнавала. И не могла узнать: здесь собрались ведущие новостей, журналисты, комедийные актеры, телевизионщики — компания Маргерит. Круг, который она ценила, в который рвался Нейл. Среди этих людей Хэлен всегда чувствовала себя не в своей тарелке. В церкви собрались они все, разодевшись в лучшие похоронные наряды. Вскинув голову, с гордостью демонстрируя розовое пальто Хэлен, я шагала мимо скамей. Каспар отстал и сел с родителями. Занимая свое место на скамье для ближайших родственников, я взглянула на Бобби. Он таращил глазки, его нижняя губа подрагивала, а лоб хмурился.

— Ш-ш, маленький. Все будет хорошо, я тебе обещаю, — шепнула я и поцеловала его в мягкие складки кожи под подбородком. Бобби сразу заулыбался. Дети — удивительные существа: эмоции сменяются у них легко и безостановочно, без промедления. Зацикливаться на чувствах мы учимся позднее.

Я развернула программу панихиды. Моя очередь была после второго гимна — «Дезидерата», Макс Эрманн. Единственная уступка, на которую согласилась Маргерит. Она хотела, чтобы я прочла что-нибудь из Шекспира. У меня было немало причин любить Хэлен, и за ее пристрастие к английской литературе в том числе. Отрывок из романа Джилли Купер был бы предпочтительнее Шекспира. Но Маргерит активно переписывала историю и не спрашивала у меня советов. Мне удалось добиться разрешения на «Дезидерату» только потому, что Хэлен держала ее в рамке на туалетном столе. Маргерит сетовала, что стих слишком длинный, а я предупредила, что либо я читаю его, либо произношу несколько слов от себя. Смешно, но она сразу согласилась на стих: опасалась, что я выйду за рамки сценария.

Темп музыки сменился, я поняла, что приближается страшная минута. Не вставая, я обернулась. Через четыре ряда от меня, по другую сторону от прохода, сидели Бен и Саша. Она послала мне воздушный поцелуй, Бен был неподвижен. Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Ни о чем подумать я не успела, потому что врата открылись, в церковь вошла Маргерит. За ней следовала пожилая пара, держась за руки. Одинакового роста, оба полные, эти люди казались единым целым. В отличие от них Маргерит была рослой, худой и одинокой. Следом внесли два гроба. Бобби не видел того, что видела я. но на всякий случай я прикрыла ему глаза и тихонько покачивала на руках. А он все таращил глазенки, будто шестое чувство говорило ему об утрате, — и Томми тоже. Маргерит прошла к своему месту перед нами, ее каблуки цокали холодно и уверенно. Родители Нейла брели бесшумно, но я заметила, что мать Нейла посматривает на близнецов. И вновь моя попытка улыбнуться провалилась. Мать Нейла… О матери я и не думала. А она выглядела убитой горем.

Когда гроб проносили мимо нашей скамьи, я снова подняла голову. Казалось, он прозрачный — настолько отчетливо я видела лежащую в нем подругу. До сих пор я как-то держалась, но этот момент стал последней каплей. Я не слышала викария, хотя его слова наверняка были прочувствованными и трогательными. Он крестил близнецов и, конечно, знал их родителей.

Мы поднялись и запели. Я плакала, но беззвучно, душой. Роуз пыталась успокоить меня, а я была безутешна. И не хотела, чтобы меня утешали. Бобби мирно спал у меня на руках; даже не вздрогнул, когда ему на щечку упала слеза. Я слышала, как двери опять открылись, но не оглянулась: до опоздавших мне не было дела, я ждала, когда крышка гроба вдруг откинется, Хэлен выскочит оттуда и объявит, что неудачно пошутила. А может, и Нейл воскреснет вместе с ней. До черного юмора он не охотник, но вполне мог попробовать. Или же шутку сыграли с ним — иными словами, Хэлен убила своего мужа.

— Подвинься. — Мне на плечо легла рука.

Подвинься?! Я вскинула голову, выглянула из-под полей великолепной шляпы Хэлен и увидела, что на меня смотрят Клаудиа и Эл. Едва наши взгляды встретились, Клаудиа разрыдалась. Я тоже — кажется, я и прежде плакала, но при виде слез Клаудии едва не завыла в голос. Маргерит повернулась, чтобы выяснить причину шума, увидела нас и сузила глаза. Я заерзала на отполированной деревянной скамье, освобождая место для своих друзей. А почему они с чемоданами? Сколько вопросов — как, почему, когда, что… Но викарий уже прокашлялся, и мы умолкли, сидя плечом к плечу. Эл и Клаудиа, я и Роуз. Собравшийся отряд. Клаудиа протянула руки к Бобби, и я молча отдала его. Роуз передала мне Томми — видно, решила, что мне надо за кого-нибудь держаться. Пристроив детей на руке, мы с Клаудией сцепились пальцами свободных рук, устремили взгляды вперед и с сухими глазами стали слушать панихиду.

Подошла и моя очередь. Отдав малыша Роуз, я заняла место за кафедрой, обвела взглядом собравшихся и начала:

Вдох. Выдох.

Пауза. Не изменяй!

Выражай свою правду.

Я метнула краткий взгляд в Маргерит, потом снова в текст. Помолчала, посмотрела на Клаудиу, Эла, двух осиротевших мальчишек и опять на Маргерит. Ее ярость была почти осязаемой.

— Простите, не могу больше… — Я продолжала, обращаясь к собранию: — Мне незачем читать эти стихи — они здесь. — Я указала на гроб. — Хэлен знала их наизусть. Моя прелестная, ни на кого не похожая, сумасшедшая подружка цеплялась за них, но они не удержали ее на плаву. Всем нам в этом мире нужны проводники. Мир слишком велик, чтобы справиться с ним в одиночку. Она называла себя «детищем вселенной», и мне это нравилось — было в этих словах что-то свободное, неистовое… Мне кажется, они дорого обошлись ей, загнали в такие жесткие рамки, о которых многие из нас даже не слыхивали.

Я окинула взглядом море незнакомых лиц и снова повернулась к гробу Хэлен.

— Прости, что подвела тебя. Прости, что не поняла, как тяжело быть замужем и растить детей. Прости, что вернулась домой только потому, что не хотела стоять в пробке, хотя обещала проведать тебя. Мы слишком мало говорили. Как я хочу, чтобы ты была здесь, Хэлен. Хочу, чтобы ты сама увидела тех, кто любит тебя. Но ты не исчезла бесследно. Все хорошее в тебе — отныне в твоих детях, я смотрю на них и вижу тот же потенциал, которым обладала ты. Обещаю: я позабочусь о том, чтобы их любили и поддерживали. И уж извини, я расскажу им обо всех наших проделках и забавных выходках.

Я нашла в себе силы поднять голову.

— Хэлен нет в этом ящике. Теперь она вон там. — Я указала на вторую скамью. — Она наконец-то нашла пристанище. В Томми и Бобби. — Я снова посмотрела на листок, который держала в руках. — В завершение скажу:

Я подняла голову и встретила взгляд Бена.

Я вышла из-за кафедры, вернулась на место — и меня затрясло. Клаудиа вновь взяла меня за руку и не отпускала, пока не кончилась служба.

К счастью, светские беседы на похоронах не требуются, так что, ожидая за порогом церкви, когда процессия направится к кладбищу, я сочла себя вправе не открывать рта. Молчание не стесняло меня даже в присутствии Саши и Бена. В церковных дверях появился Джеймс Кент, и мне стало ужасно стыдно за свою давнишнюю выходку — да, меня разозлили, но стервозность не в моем характере. Хотелось извиниться и по крайней мере предложить ему возместить расходы, но он на меня и не взглянул, а на поминки не остался. Родители Нейла вышли в сопровождении молодой женщины с двумя девочками. Викарий посмотрел на меня, опустил руки на плечи девочек и повел их прочь. Они сбились в тихую стайку, когда появившаяся Маргерит позвала викария. По его лицу было ясно, что он не хочет оставлять подопечных одних. Некоторое время я наблюдала за ними, женщины ловили мои взгляды, но быстро отводили глаза. Я уже собиралась подойти к ним, но тут викарий подал знак родственникам и близким друзьям следовать за ним к месту упокоения. Там уже стояли на подставках оба гроба, за ними — два холма под дерном. Дерн маскировал комковатую землю, которой предстояло засыпать могилы. Но никакие ухищрения ландшафтного дизайнера не скрыли бы кладбищенское уныние.

Гробы медленно опустили в зияющие ямы в земле — последнее пристанище Хэлен и Нейла. Викарий произнес прочувствованную речь, после чего передал слово скорбящим. Я слушала их, не шевелясь и не подавая голоса. По другую сторону от могил стояли пожилые родители Нейла. Люди, которые когда-то носили его на руках, как я сейчас держала Бобби. Малыш приходился им внуком, но мы будто присутствовали на разных похоронах. Маргерит на родителей Нейла даже не смотрела. Происходящее отдавало жульничеством: двум почти чужим людям предстояло лежать бок о бок и гнить, как гнил их брак. Мне хотелось вызволить Хэлен. Спасти ее от чертова ящика и сырой ямы.

— Тесса!

Эл. Рослый и сильный. Он обнял меня за талию и осторожно отвел от края могилы. Когда возле нее осталась только наша маленькая группа, он шепнул:

— Мы привезли кое-что.

Я вскинула голову. Клаудиа отдала Томми обратно Роуз.

— Еле дотащили.

— Я так боялась, что нас не пропустят на таможне!

Я недоуменно наморщила лоб, а Эл извлек из кармана пиджака банку, полную сероватого порошка.

— Что это? — спросил Бен.

— Песок! — объявила Клаудиа.

— Из Вьетнама, — добавил Эл.

Я чуть не упала на колени.

— Тесса, это была какая-то мистика. Мы путешествовали по джунглям, когда нам сообщили, что придется сделать остановку в Ханое: наши спутники собирались еще на одну стройку где-то по соседству.

— На Чайна-Бич! — вмешался Эл.

— Не перебивай!

— Извини.

— И я получила все твои письма сразу, прочитала и побежала к Элу с этой жуткой новостью про Хэлен. Эл как раз разговаривал о Чайна-Бич с парнем из строительной компании! Я ушам не поверила. И я сказала: «Мы едем с вами». По моим расчетам, нам хватало времени, чтобы набрать песка, вылететь в Сайгон — и успеть сюда.

— Мы чуть не опоздали! — не выдержал Эл.

Клаудиа протянула мне банку:

— Вот он, песок. Не удалось отвезти Хэлен на пляж, зато пляж приехал сюда.

Я думала, что в очередной раз расплачусь, но неожиданно засмеялась. Шум разбудил Бобби. Клянусь душой Хэлен: неизвестно почему, но Бобби засмеялся впервые в жизни — не захихикал, а зашелся ликующим, долгим, счастливым хохотом. Он развеселил всех нас. Песок протек через мои пальцы, наша девочка и пляж воссоединились. Я думала: да, несмотря на все обманы, тяготы и разбитые мечты, этот мир все-таки прекрасен.

Перед тем как оставить Хэлен на кладбище, я положила в могилу фотографию, на которой моя подруга была запечатлена с мальчишками. Могила поглотила ее вместе с рамкой. Мы двинулись прочь с кладбища и от церкви. Расстояние между нами и надгробиями росло, атмосфера менялась. Мы разговорились по-дружески, как прежде.

— Я и не подозревала, что Хэлен так трудно жилось, — заметила Франческа. — Она была такой красивой.

— Я знала, что она не ладит с матерью, а когда мы говорили в последний раз, она призналась, что и отношения с Нейлом оставляют желать лучшего, — добавила Клаудиа.

— Когда это было? — спросила я.

— Вскоре после отъезда в Сингапур.

— Как не хочется оставлять ее там… — призналась я.

— Ее там и нет, Тесса, — ты все правильно сказала в церкви. Теперь надо позаботиться о мальчиках.

— Ты так замечательно говорила, — подхватила Франческа.

Бен обнял меня за плечи:

— Я тобой горжусь.

Я притормозила, создав затор.

— Все мы гордимся, — поддержал Эл, подталкивая меня вперед.

— Значит, их брак был на грани распада? — уточнила Саша.

Я кивнула — заговорить с ней я не могла, и это было ужасно. Хотелось сбросить с плеча руку Бена.

— Хэлен говорила, он с кем-то спал, — вспомнила Клаудиа.

— Да у него кого только не было, — отозвался Бен.

Послышался общий ропот негодования.

— Надо выпить, — заключил Эл. — Вон паб. Зайдем, выпьем за Хэлен.

Меня душили тоска и тяжелая рука Бена на плече.

— Давайте, — согласилась Франческа, и мы направились к пешеходному переходу.

— Почему она не ушла? — спросила Саша.

— Саша! — предостерегающе произнес Бен, оборачиваясь к жене.

— А что такого?

В этот момент нас нагнал Ник, втиснулся между нами и обнял обоих. И я вздохнула свободно.

Франческа толкнула дверь паба.

— Кажется, Бен считает, что нам надо сменить тему, — объявила она и метнула в меня взгляд.

В нас обоих.

— Измены плохи тем, что с каждым разом изменять все легче, — не обращаясь ни к кому в отдельности, сказала Саша.

— Не всегда, — возразила Франческа, прокладывая путь по залу.

— Неужели ты простила бы Ника?

— Франческа права. Саша, сейчас не время и не место для таких разговоров, — чересчур настойчиво отрезал Бен и отошел от нас с Ником. — Пойду за выпивкой. Всем по пинте?

Мы дружно кивнули.

— Если бы это случилось всего один раз, по ошибке, — не унималась Франческа, забираясь на высокий табурет. — Если бы он пожалел об этом, я бы его простила.

При этих словах Франческа смотрела на свои ноги, а не на Ника. Но я видела, как пристально он следит за женой.

— Что скажешь, Тесса?

Я сделала вид, будто ушла в мысли, и Саша продолжала:

— А ты. Ник? — Она хлопнула его по спине. — Ты бы тоже простил так легко?

— Хватит, Саша, смени пластинку, — велел Бен, протягивая Нику кружку.

— Бен, может, перестанешь затыкать мне рот? Достал за выходные.

— Эй, милые, нашли время браниться, — подал голос Эл.

— Извини, — смутилась Саша.

Ник подошел к табурету, на котором сидела Франческа, поцеловал ее в макушку и отдал ей кружку, которую Бен принес ему.

— Если бы у Франчески возникла потребность сходить налево, то лишь потому, что я не справился со своей работой. Так что это я должен был бы просить у нее прощения.

— Да? — хором изумились Бен, Саша и Франческа.

Я же говорила! Чуть было не ляпнула это вслух. Смотреть на Франческу я не смела.

— Между прочим… — Ник одарил меня мимолетным, но очень выразительным взглядом. — Я бы рассчитывал получить второй шанс.

— Ты идеалист, — сказал Бен. — Всегда таким был и ничуть не изменился.

Ник принял вторую протянутую ему кружку.

— Без идеалов браку не на чем держаться.

Теперь в пол смотрели мы обе — я и Франческа.

— Если вдуматься, брак — самая смешная штука на свете. Посудите сами: разве два человека могут всю жизнь прожить счастливо, не соскучившись и не осточертев друг другу? Это же безумие. Фантастика. «Любовь всей жизни» — выдумка поэтов, ее не существует. Даже когда едешь отдыхать с лучшими друзьями, рано или поздно поссоришься с ними, но почему-то считается, что мужья и жены должны безропотно терпеть друг друга. Следовательно, семейным человеком способен быть только идеалист. Надо верить в чудеса. Если знать, что такое брак на самом деле, тебя к алтарю даже на аркане не притащат: брак, заключенный только на бумаге, не имеет смысла.

— Но ведь ты до сих пор женат, — возразила Клаудиа.

— Только потому, что я твердо знаю: я женился на любви всей моей жизни.

— И я тоже, — поддержал Эл.

Бен отвернулся к стойке, чтобы забрать последнюю пинту.

— Бедная Хэлен, — сникла Клаудиа. — Неужели она знала про других женщин?

— Жены всегда все знают, — сказала Саша.

Она уставилась на меня в упор и подняла кружку.

— За Хэлен! — произнесла она.

И все мы выпили.