Крестная мамочка

6. Супер-пупер-шоу

Почему всегда, когда наутро мне надо быть выспавшейся и при параде, я вваливаюсь домой в четыре часа ночи — только потому, что девятью часами раньше решила пропустить стаканчик? Все начиналось безобидно. Целую неделю я старательно уклонялась от срочных дел и тратила время на необязательные. Несмотря на долгие разговоры с родителями о том, каким должен быть мой следующий шаг, о важных звонках я забывала напрочь и вспоминала только в разгар занятий йогой, либо в кино, либо в три часа утра. Я подолгу лежала в постели без сна, подробно репетируя свою речь в очередном кадровом агентстве, а утром варила яйцо и кофе и битых четыре часа с наслаждением слушала музыку и разбирала гардероб. Откладывание дел на потом — искусство, совершенства в котором я уже достигла.

В пятницу вечером я получила СМСку от бывшей коллеги, которая сообщала, что сейчас находится в моем районе. Мы договорились встретиться в пабе по соседству с моим домом и немного поболтать. Я предпочла бы уклониться от встречи: с этой девушкой я дружила, но она была в курсе моей недавней профессиональной драмы. Однако она сразу сказала, что ужинает с друзьями, значит, нам будет некогда заводить долгие споры о моем бывшем боссе, и, кроме того, она тоже сменила место работы. Опасаться вроде было нечего: выпьем по стаканчику и разойдемся, и я еще успею подумать, как буду отрекаться от сатаны на крестинах близнецов завтра утром. На всякий случай я заказала шанди. Какой вред может принести смесь обычного пива с имбирным? Это ж почти лимонад. А я — слабая женщина, остро жаждущая избежать ответственности, хотя это лишь половина правды. Потому что втайне я мечтаю об ответственности. Давно хочу сказать кому-нибудь: «Извини, не смогла договориться с няней. Увидимся через семнадцать лет».

Напрасно я вообще выбралась из квартиры: после нескольких пинт и продолжительных сплетен нам загорелось позвонить моим бывшим коллегам и позвать их составить нам компанию. А хрустящий картофель показался достойной заменой ужина. И понеслось: кто-то предложил заглянуть в душный диско-клуб на углу, а я и не знала, что он там есть. Потом, конечно, тяпнули текилы…

Самые цивилизованные крестины — те, которые назначают на три часа дня. Хорошо отдохнувший, выспавшийся ребенок становится наглядным доказательством мудрости его родителей и радостно гулит на протяжении всей службы. А крестные, которым приходится с ним нянчиться, являются в церковь отоспавшимися после бурной ночи. Но Хэлен и Нейл предпочли одиннадцатичасовую службу, после которой намечался домашний завтрак с шампанским, организованный банкетной фирмой. Наутро после затянувшегося похода в паб я с трудом продрала один глаз и уставилась на часы сквозь слипшиеся от туши ресницы. И снова придавила кнопку будильника, прекрасно понимая, что в кратчайшие сроки мне предстоит побить собственный рекорд по скоростному одеванию во время приступа паники. Я прикидывала, как оденусь. От волос несло табачищем, но мыть голову было уже некогда. Интересно, поможет ли освежитель воздуха? Пожалуй, лучше надеть шляпу и посильнее надушить ее. У меня в гардеробе имелась пикантная шляпа-трильби, отлично впитывающая запахи, но к ней требовался определенный наряд. Брючный костюм. Ботфорты. И прости-прощай, воздушный и неземной образ феи-крестной, и здравствуй, королева рэпа и хип-хопа. Будильник снова затрезвонил. Неужели прошло уже двадцать минут?

Ущерб, нанесенный прошлой ночью, я взялась устранять недиетической колой и тональным увлажняющим кремом с солнцезащитным фактором двадцать пять единиц. Колу выпила в душе, измученную алкоголем кожу взбодрила гелем с экстрактом грейпфрута, надела почти герметичную шапочку, от которой на лбу оставалась отчетливая вмятина — мои персональные стигматы. Ароматизированный крем для тела, щетка для волос, никакого макияжа… нет, все-таки макияж, духи, элегантные сапожки, сумка, шляпка — и я уже готова войти под сводчатый потолок церкви Святого Иоанна, пристроившейся на вершине холма, в конце Лэдброук-роуд. Вот из Клаудии крестная получается хоть куда. Зато при виде меня бабули закатывают глаза, а дедули вздыхают: мол, где их двадцать пять лет. Мы с Клаудией — как инь и янь. Кого выбрали в крестные отцы, я не знала, наверное, кого-нибудь из друзей Нейла, не стоящих внимания.

Мое такси остановилось у церкви почти одновременно с рыжим «рейнджровером» Нейла. Я расплатилась, вышла, обернулась и увидела, как из машины выбирается Хэлен — воплощение гламура. Она была в облегающем белоснежном костюме с юбкой-карандашом и туфельках телесного цвета на головокружительных каблуках. Смуглая кожа буквально светилась, собранные на макушке волосы длинным аккуратным локоном спускались на спину. Дерзкий макияж подчеркивал миндалевидную форму широко поставленных глаз. Единственными украшениями Хэлен были бриллиантовый крест и обручальное кольцо с бриллиантом. Изнуренная молодая мать исчезла без следа: сегодня Хэлен выглядела умопомрачительно. Эта метаморфоза ошеломляла. Пока Хэлен улыбалась мне, кто-то вложил ей в руки кружевной сверток — одного из сыновей. Второй сверток взял Нейл. Он буквально лопался от гордости, и я вдруг поняла: несмотря на всю мою предвзятость к нему, невозможно угадать, что творится в семье за закрытыми дверями. Это общество двоих. Не стоит судить о чужой семейной жизни по мимолетным наблюдениям, предположениям и догадкам непосвященных. Нейл и Хэлен с улыбками переглянулись, и я гордо заняла место у них в арьергарде, готовая еще раз стать крестной. Еще два раза. Четыре. И так далее и тому подобное.

Клаудиа уже ждала в церкви, беседуя с тучной особой, нагруженной стопкой сборников гимнов. Лысина Эла мелькала впереди: он возился с громоздкой старомодной видеокамерой, готовясь запечатлеть церемонию для потомков. Я помахала нескольким знакомым, спохватилась, обнаружив, что приветствую актеров, с которыми Нейл снимался в очередном сериале, и опустила руку. Отвернувшись, я улыбнулась церковной колонне. Все силы уходили на то, чтобы побороть неловкость и не чувствовать себя не в своей тарелке. Эх, напрасно я вырядилась под Майкла Джексона.

— Сногсшибательно выглядишь, — сообщила Клаудиа, подхватив меня под руку.

— Какое там, — вздохнула я. — Но спасибо за ложь.

— Честное слово, — настаивала она. — Неужели так трудно принять комплимент?

— Я спала всего пару часов.

— Кстати, раз уж мы об этом. От тебя попахивает пивом.

— Комплимент, говоришь?.. Я думала, удастся заглушить вонь грейпфрутом.

— Зря нервничаешь: я же беременна, у меня сейчас нюх, как у ищейки. Больше никто не заметит, можешь мне поверить. Удачная выдалась ночь?

— Очень. Встречалась с коллегой по прежней работе…

Клаудиа оттащила меня в сторону.

— Боже! И что?..

Я вздохнула:

— Он уволился. После моего ухода он будто взбесился. Его даже отправили на принудительное лечение!

У Клаудии отвисла челюсть.

— Из-за нервного срыва. Я ни при чем!

Произнося эти слова, я испытала странные ощущения — облегчение, недоверие. И бездонную печаль вперемешку с гневом, потому что, если я не имела к его болезни никакого отношения, почему он следил именно за мной? Звонил по ночам, торчал возле моего стола и наблюдал, как я работаю, ссорил меня с коллегами, превознося до небес за каждый пустяк. А потом преградил путь к вершинам моей карьеры неподъемной каменной глыбой. Если я ни при чем, почему переменилась вся моя жизнь?

— Оказалось, у него какое-то компульсивное расстройство. Оно могло проявиться как угодно: и в виде коллекции стружек от карандашей, и в боязни трещин на тротуаре. Моя знакомая подробностей не знает. Дело пытались замять, но, если верить коллегам из другой камеры, на принудительное лечение его отправила жена.

— Многие жены ей позавидуют.

— Но не ты.

Клаудиа улыбнулась, ободряюще похлопывая меня по руке:

— А если серьезно, можешь вздохнуть с облегчением.

— Я и вздыхаю — потому что теперь ясно, что мне ничего не почудилось.

— Конечно, иначе зачем тебе было увольняться?

«Ради разнообразия в жизни», — хотелось ответить мне. Я выдержала паузу.

— А вдруг мне просто наскучила работа?

Клаудиа провела ладонью вверх и вниз по моей руке.

— Нет, дорогая, все было на самом деле.

Если она и вложила в эти слова подтекст, то я предпочла не заметить его и забыть про первый свой ответ. На всякий случай.

Подошел Эл, обнял жену за талию, и Клаудиа заулыбалась ему. Эл стройнее Бена, а волос у него гораздо меньше. Но между ними есть и сходство: оба цельные натуры, добродушные и обаятельные. Эл всегда умел молчать и слушать собеседника, поэтому им восхищалась даже Хэлен. Да что там скрывать — все мы его обожали. Люди, порядочные до мозга костей, на дороге не валяются. Эл ответил сияющей жене улыбкой, которая не угасала, пока органист не заработал педалями. Едва переглянувшись, мы с Элом все поняли: он догадался, что я все знаю, я — что он догадался, и мы оба пришли в восторг. Клаудиа повернулась к нам, минута взаимопонимания завершилась.

— Ну, Тесса, ты готова всем сердцем принять Иисуса? — Эл наклонился, чтобы поцеловать меня.

— Если он холост, имеет хорошую работу и умеет готовить — само собой.

— Увы, скорее женат, носит балахоны и не брезгует проститутками, — отозвался Эл и получил толчок в бок от жены. — Или на проститутке он и был женат?

— Эл, мы в церкви! — напомнила Клаудиа, возводя взгляд к потолку.

— Ладно, балахоны — еще куда ни шло, но женатые мужчины — табу.

— Думаешь, моногамия и монотеизм — две стороны одной медали? — Эл склонил голову набок.

— Александер Уорд, неужели ты всерьез полагаешь, что Иисус мог взять вторую жену?

— Тсс! — шикнула Клаудиа.

Я хихикнула:

— Боишься, что так мы и до богохульства докатимся?

— Уже докатились, — с улыбкой до ушей отозвалась Клаудиа. — А-а, преподобный Ларкин! Позвольте представить вам вторую крестную, Тессу Кинг.

Я обернулась: мне улыбался красавец в высоком жестком воротничке.

— Полагаю, ту самую, которая не присутствовала на беседе перед крестинами.

Хоть убейте, я не помнила, почему отказалась от разговора тет-а-тет с этим видным мужчиной. Ах да: я же не христианка и считаю официальную религию препятствием для социальной интеграции и поддержания мира. Видите ли, против Бога я ничего не имею. Но мне не по душе то, что совершается во имя его, каким бы оно ни было. Следовательно, согласие стать крестной — лицемерие с моей стороны? Таким дебатам с самой собой я давно потеряла счет, но всякий раз приходила к твердому «нет». Достаточно незначительных поправок — там слово, тут слог, — и религиозные декларации легко превращаются в разумный кодекс поведения и нравственности, который я с удовольствием озвучиваю. Бог становится Добром, к которому я расположена всем сердцем. Отрекаться от зла мне не впервой. На крестинах Каспара я чихала вместо того, чтобы произносить имя Иисуса, и все было бы хорошо, если бы меня не разбирал смех; впрочем, Фран и Ник не возражали. В день их свадьбы и крестин первенца мы хохотали почти непрерывно. Мы играли во взрослых. По крайней мере, я.

— Клаудиа рассказывала, что вам уже случалось выступать в роли крестной, следовательно, ничего нового от меня вы не услышите.

Я улыбнулась викарию. Человек он неплохой, сразу видно, но в его словах таился знакомый укор, который я предпочла пропустить мимо ушей.

— От курсов повышения квалификации, да еще за пинтой пива, я бы не отказалась.

Викарий засмеялся.

Клаудиа тоже.

Я смеялась, а в голове само собой сложилось: «Я одиночка и не против, и не против, и не против, я одиночка и не против, тра-ля-ля-ля-ля». Ха-ха. А вот и второй куплет: «Я одиночка и не против, и не против, и не против, я одиночка и не против; следовательно, поддамся социальным стереотипам, положу глаз на мужчину в одежде священника, перепью и наговорю лишнего, потому что я на самом деле совсем не против». И все это на мотивчик из передачи «Может, выключишь телевизор и займешься чем-нибудь повеселее?». В шесть лет я смотрела ее как приклеенная. Ирония в то время от меня ускользала. И похоже, до сих пор не дошла. Викарий поспешно удалился к гордым родителям, но я не обиделась. Пора бы мне учиться держать дистанцию от самой себя.

— Ты чудовище, — шепнула Клаудиа мне на ухо, пока мы смотрели вслед викарию.

Неправда, я не чудовище, просто чувствовала себя ужасно. Мне вовсе не хотелось быть женщиной-вамп, распущенной хищницей. На самом деле я не такая — неужели они не понимают? Я просто действую по обстановке, играю на публику, выдаю то, чего от меня ждут. Я вовсе не хочу быть профессиональной крестной. Лучше просто самой собой. Но кто я такая? Толком не разберешь: только присмотришься, а я уже изменилась.

Наверное, я нахмурилась, потому что Клаудиа тревожно спросила:

— Все хорошо?

Я кивнула на манер Черчилля — не политика, а дрессированного пса.

— Не забывай: я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказала Клаудиа.

Это правда. До беременности Клаудии мы вместе пережили немало крестин. Я чмокнула ее в щеку:

— Конечно. Давай займемся делом.

Клаудиа взяла меня под руку и повела к нашему месту на второй скамье.

Мало кто из моих одиноких подруг легко переносит чужие свадьбы: это еще одно недвусмысленное напоминание о том, что мы потерпели фиаско — не сумели найти тех, кто полюбил бы нас. А я — запросто. Обожаю свадьбы, особенно если новобрачные — мои близкие друзья. Весь фокус в том, чтобы избегать свадеб малознакомых людей, от приглашений на которые не так-то просто отделаться. На таких свадьбах я тоже бывала, думая, что новые знакомства мне не помешают. Ничего не вышло: моими соседями по столу вечно оказывались геи, подростки или диктаторы. И я перестала принимать подобные приглашения — слишком дорого они мне обходились.

Зато на свадьбах у друзей я бываю охотно. И не жду от них ничего, кроме возможности повеселиться в кругу знакомых людей. Однако крестины — совсем другое дело. На свадьбах гости отстают от новобрачных всего на шаг, и этот разрыв можно сократить до минимума уже к концу праздника, особенно если повезет. Или к концу месяца — ведь неизвестно, где и когда встретишь своего единственного. На крестинах же остро осознаешь, что отстала уже на целых два шага; главное действующее лицо тоже в белом, но зубов у него нет, оно обильно пускает слюни и служит напоминанием, что дети появляются не вдруг — на них нужно время, а его-то у тебя все меньше. Склонив голову, я притворялась, будто молюсь, и вправду была готова вознести молитву. Господи, дай сил моей матери. Дай долгих лет жизни моему отцу. Спаси и сохрани моих друзей. Позаботься о моих крестниках. А я? О чем мне попросить для себя? Я зажмурилась. Боже, я хочу быть не крестной матерью, а просто мамой.

— Эй, Тесса, не спи! — Подошел Нейл. — Это Дэвид и Майкл, — представил он мне крестных отцов.

Мы обменялись рукопожатиями. На пальце Дэвида не было обручального кольца, но на левом плече виднелось белесое пятно — определенно след засохшей отрыжки. И действительно: через несколько минут к нему подбежал малыш, сунул пластмассовый паровозик и умчался к женщине с грудничком на руках. Я с улыбкой переглянулась с ней. Майкла я, кажется, видела в какой-то комедии, но не могла вспомнить в какой.

— Поздравляю с удачной работой! Обожаю «Перо», — обратилась к Майклу Клаудиа.

Ах да, теперь и я вспомнила «Перо» — на редкость удачный сериал, в котором снимался Нейл. А Майкл был сценаристом. Кажется, сериал удостоился нескольких наград…

— Теперь вам везде дорога, — продолжала Клаудиа. — Этот сериал — жемчужина.

— Моя девушка уехала на съемки, — сообщил Майкл. — Иначе мы пришли бы вместе.

Клаудиа растерялась.

— Ах вот оно что… — И она посмотрела на меня с таким видом, будто ослышалась. Но увы, она все поняла верно.

— Да, наши карьеры складываются успешно, — добавил Майкл и повернулся к Дэвиду, второму крестному.

Заиграл орган.

— Добро пожаловать в мой мир, — шепнула я ей на ухо.

— Ничего не понимаю.

— Все просто: ты не носишь обручальное кольцо.

Клаудиа недоуменно глянула на свою руку:

— Ну и что? Оно у ювелира.

— Вот Майклу и пришлось дать тебе понять, что он не свободен, — на всякий случай, чтобы не было недоразумений.

Клаудиа снова нахмурилась. Слава богу, она давно отвыкла от таких игр.

— Каких недоразумений?

— Ну, чтобы ты не надеялась, что он женится на тебе и станет отцом твоих детей.

— Но я же просто похвалила его сценарий! — яростно прошептала она под Моцарта.

— Ты зрелая женщина, без кольца на пальце, а он мужчина — следовательно, потенциальный донор спермы, с твоей точки зрения. Он просто расставил все точки над i.

Клаудиа откинулась на спинку скамьи. Посматривая на нее, я видела, как она качает головой, переваривая мои слова и заявление Майкла.

— Но я даже не пыталась заигрывать с ним.

Я пожала плечами:

— Ты с ним заговорила.

Клаудиа опять покачала головой, потом на ощупь нашла мою руку и крепко пожала.

— Какая ты смелая, Тесса, — шепнула она, не глядя на меня.

Я ответила на пожатие и высвободила руку. Таким комплиментом от самой храброй из знакомых мне женщин можно было гордиться.

Если задаться целью объяснить, почему любишь своих друзей, найдется миллион мелких причин. Когда Эл присоединился к нам, он сел рядом со мной, так что я очутилась между ним и его женой. Закинув руку мне на плечи, Эл наклонился вперед и поздоровался за руку с крестными. Клаудиа слегка отодвинулась, чтобы не мешать Элу. Эл этого не заметил — в отличие от меня. И от сценариста, который жизнерадостно заговорил со мной, смотрел мне в глаза, обращался к Элу, а на Клаудиу даже не взглянул. Ее роль досталась мне. Правда, ненадолго. Вскоре должно было выясниться, кто кому принадлежит, но пока я могла побыть не изгоем, которого следует опасаться, а просто привлекательной женщиной, достаточно общительной, чтобы рассмешить профессионального автора комедий. Его внимание меня ничуть не трогало, однако я не могла не видеть, как старательно он игнорирует мою подругу. Этот эпизод длился всего несколько минут, но многому научил меня.

Мы пели гимны, слушали проповеди и отрывки из Евангелия. На этом основная часть постановки завершилась. Затем мы проследовали к каменной купели, в которую бесцеремонно вылили две двухлитровые бутыли воды из «Сейнсбериз». От этого викарий сильно упал в моих глазах. Трудно поверить, будто в зеленых пластмассовых бутылках содержится вода из Иордана, несмотря на все уговоры преподобного. Близнецы даже не пикнули. Всю церемонию они проспали, ни один не поморщился, когда им лили на головки холодную воду. До сих пор я видела их только плачущими и теперь поняла, как легко проникнуться к ним любовью, пока они спят. К своему стыду, какое-то подобие чувств к близнецам я ощутила только теперь.

Хэлен стояла в толпе — такая же милая, как в тот день, когда мы с Клаудией и Элом познакомились с ней во Вьетнаме. Я снова задумалась о том, как велик был в то время ее потенциал. Он до сих пор не реализован. Может, близнецы помогут ей раскрыться. Может, ей просто нужно кого-нибудь любить, чтобы ощущать свою целостность. Значит, Нейл вполне может оказаться не целью, а средством, и потому достоин внимания.

— Вы открыты Христу Спасителю?

Викарий обращался ко мне. Застигнутая врасплох, я скомкала ответ, прекрасно понимая: будь я совершенно неверующей, я не выдержала бы пристальный взгляд священника и просто промолчала бы.

— Вы вверяетесь Христу? — продолжал он, не сводя с меня глаз.

Мне почудилось или вопросы и вправду стали труднее? Не так-то просто подтвердить, что я «вверяюсь» кому бы то ни было.

— Я вверяюсь жизни, — поспешно ответила я, почти проглотив последнее слово. Надо было подзубрить ответы.

— Вы обращаетесь к Христу — пути, истине и жизни?

Боже, меня так и подмывало захихикать. Уголки рта непроизвольно подергивались. Клаудиа слишком хорошо знала меня и потому смотрела в другую сторону, но Эл подмигивал, выглядывая из-за камеры. Кажется, нам было четырнадцать, когда нас выставили с рождественского концерта — за хохот во время исполнения «Приидите, верующие». «О, приидите, приидите в Вифлеем…» Понимаю, нелепо, но удержаться от смеха просто невозможно. Я притворилась, что кашляю. Викарий отвернулся. Видно, насмотрелся.

Младенцев с явными симптомами кататонии передали четырем крестным, и все мы перекрестили их чистые лобики. Мои кресты походили на букву «X» — знак поцелуя, но теперь я уже ничуть не сомневалась в любви к этим детям. Потом стало еще легче: внимание собравшихся уже не было приковано к нам четверым. Мы заняли свои места, чтобы спеть последний гимн и прочесть «Отче наш». С детства люблю «Отче наш». По-моему, эта молитва исполнена глубокого смысла, поэтому я читаю ее с чувством. Я помню, как ее текст изменили и я расстроилась, потому что считала настоящими прежние слова. Зачем понадобилось менять молитву, которой нас научил Господь? В то время мне было всего тринадцать лет, но я умела распознавать надувательства. И потому задумалась: какие еще вольности допускает моя религия именем Божьим? Много лет я собиралась задать этот вопрос священнику. Может быть, сегодня удастся.

Четыре трубача появились внезапно. Мы с Элом и Клаудией сдавленно хихикали, безмолвно соглашаясь с тем, что даже кашу можно испортить маслом. Еще одно благодарение Богу, и наконец под мелодию «Когда святые» мы, наследники обетованного духа, отправились отмечать крестины дружеской попойкой.

Снаружи сияло солнце и улыбки собравшихся. Толпа бурлила, все готовились фотографироваться. Мы выстроились вдоль кладбищенской стены и улыбнулись в десяток объективов. Близнецов не разбудил даже трубный глас, и это показалось мне странным. Все вокруг наперебой восхищались малышами. Наблюдая, как мать Хэлен, Маргерит, направляется к только что окрещенным близнецам, я отметила, что даже ее присутствие не смогло прогнать с лица моей подруги ослепительную улыбку. Хэлен находилась под защитой крестильных платьиц, нежного запаха детской кожи и любви друзей. Вот именно, думала я, целуя Нейла в щеку. Ради этого сгодится даже Нейл. Если не мне, то Хэлен. Я радовалась и за нее, и за Эла с Клаудией, слившихся в объятиях. Периодически я посматривала на часы. Да-да, я тоже безумно счастлива, но не пора ли выпить, в конце-то концов?

Поскольку к воротам пока никто не направлялся, оставалось лишь удерживать на лице улыбку и переминаться на месте.

— Тесса Кинг, — послышался до боли знакомый голос с заметным акцентом. — Опять одна?

Нет, с бойфрендом, а разве не заметно? Впрочем, Маргерит и сама все видела. Просто слишком хорошо знала силу слов. Это ее конек.

— Маргерит, — с улыбкой обернулась я. — Вы по праву можете гордиться дочерью. Она выглядит изумительно. С возрастом только хорошеет. Подумать только, у нее уже двое детей!

Маргерит усмехнулась, но я видела, что счет на воображаемом табло не изменился. Красоту дочери она не считала поводом для гордости. И никогда не радовалась достижениям Хэлен. Все мы знали, что Хэлен так и не закончила учебу на курсах дизайнеров интерьера, но по крайней мере она пыталась найти себе применение. Эрудиция Хэлен потрясала. Курсируя между враждующими родителями, она пользовалась любой возможностью побывать в каждой галерее и музее мира, видела большинство достопримечательностей Старого и Нового Света, тонко чувствовала красоту. Об этом свидетельствовал ее дом в Ноттинг-Хилле. Но Маргерит объявила дизайн интерьеров забавой для тупых богатеньких блондинок; Хэлен не выдержала и бросила курсы.

Я присмотрелась к матери моей подруги, так непохожей на мою маму. Длинные седые волосы она укладывала на затылке «ракушкой», сегодня она была одета в серые кашемировые брюки от Николь Фари и такой же жакет, застегнутый на крупную янтарную пуговицу. Длинную шею обрамлял накрахмаленный воротник белой рубашки. Маргерит всегда была воплощением элегантности. Она носила одежду от Фари как свой фирменный знак — такой же, как короткие, выкрашенные черным и красным лаком ногти. В любое время суток она предпочитала яркий темный макияж, и он был ей к лицу. Такой могла бы вырасти Хэлен, если бы не китайские гены. Я многое знала об этой женщине: она тщеславна, эгоистична, печатает со скоростью сто слов в минуту, принимает почти всю пищу в жидком виде и не притрагивается к хлебу.

— Не понимаю я этой потребности в ритуалах, — заметила Маргерит, акцент которой напоминал о юности, проведенной в Альпах. — Само собой, чудесно, что она сумела завести детей, но к чему нам трубачи? — И она заговорщицки улыбнулась.

Я боролась с искушением подпустить ей шпильку.

— Нет ничего плохого в желании продемонстрировать свои достижения, — сказала я, поглядывая на кружевные сверточки.

— Тесса, неужели ты всерьез считаешь рождение ребенка достижением? Это же всякая сможет.

Я оглянулась на Эла и Клаудиу. Он стоял за ее спиной, осторожно опустив подбородок на ее макушку. Руки обоих сошлись на животе Клаудии.

— Далеко не всякая.

Маргерит наблюдала, как Нейла хлопают по спине знакомые — невысокие мужчины в щегольских костюмах.

— Ты же понимаешь, о чем я. Родить — не значит вырастить. Посмотрим, какими они окажутся родителями. Не так-то это просто, как она думает.

Пожалуй, впервые я услышала от Маргерит упоминание о материнских навыках, пусть даже мимолетное.

— Ей помогает Роуз, — напомнила я, не собираясь сдаваться без боя.

— Ну разумеется. Только зря она полагается на помощников. — Маргерит посмотрела на меня в упор. — С самого начала надо справляться самостоятельно, иначе вообще не научишься. Меня окружали родные бывшего мужа, лопотали по-китайски, не спускали Хэлен с рук, а я понятия не имела, что от меня требуется.

Она что, ждет от меня сочувствия? Напрасно. Я видела, как она издевалась над Хэлен.

— Близнецам повезло больше. Несмотря на нянек, я почти не вижусь с Хэлен. Она посвятила детям всю жизнь.

— Знаешь, она ведь хотела девочку. Догадываешься почему? — Маргерит втянула щеки.

Я молчала: поддаваться на такие уловки я не собиралась.

— Но у бедняжки родилось сразу двое мальчишек. И что с ними делать? Примитивные существа. Разве что дрессировке поддаются, как щенята.

— Хэлен любит их, — сказала я.

— Ты уверена?

— Конечно, — даже не задумываясь, ответила я. — А разве вы нет? Это же ваши внуки.

Она нахмурилась:

— Вечно ты переходишь на личности, Тесса. Какое занудство.

— Боже мой, Маргерит! — как ни в чем не бывало воскликнула я, поддразнивая ее и одновременно нащупывая твердую почву. — Вот уж не думала, что вам будет так трудно примириться с ролью бабушки!

— Тесса, не строй из себя дурочку — для этого ты слишком умна. Ты так и не поняла, к чему я клоню. Возможно, ты видишь только то, что желаешь видеть. То, чего ждешь. У Хэлен есть муж и дети, — следовательно, она должна быть счастлива. Я права?

Мне хотелось показать ей язык, но в этом случае я проиграла бы со счетом три-один. Маргерит посмотрела на внуков.

— В жизни не все так просто. Да, я рада, что у меня есть внуки. Но не проси меня скакать от восторга только потому, что моя дочь выполнила простое женское предназначение. Мы говорим о младенцах, а они никому не интересны. Надеюсь, теперь ты меня понимаешь.

— Никому не интересны — кроме матерей, — не уступала я.

— За это никто не поручится, Тесса.

Все ясно.

Маргерит продолжала:

— Что, если после рождения ребенка ты обнаружишь, что тебе не досталось генов мученицы, без которых не вырастить ребенка? Да еще в тот момент, когда у тебя наконец появилась возможность оправдать собственное воспитание и добиться хоть чего-нибудь? Мы что, лемминги? И у нас нет другого выхода, кроме как подчиняться программе? Разве нам не позволено быть личностями? Это же абсурд.

Маргерит была права в одном: я действительно перехожу в спорах на личности. Лучше бы я этого не делала — может, тогда спорить было бы интереснее. А Маргерит, вместо того чтобы оправдывать свое провальное материнство, следовало бы просто извиниться. Думаю, этого хватило бы. О большем Хэлен и не мечтает.

— Великие женщины и материнство несовместимы, — провозгласила Маргерит.

Значит, вот какое оправдание ты себе нашла, мысленно подытожила я. Но я не настолько смела, как кажется, потому прикусила язык.

— Нам обеим известно, что вариантов у Хэлен было не бог весть сколько. Что ей еще оставалось?

На самом деле потенциалу твоей дочери можно позавидовать. Ей не хватило только мудрого руководства.

— Вот оно что, — заметила я.

— Ты о чем?

— Все матери моих подруг, у которых есть дети, говорили мне, что любят внуков, как родных детей, если не сильнее. — Я выдержала паузу. — Видимо, все взаимосвязано.

— В глубине души ты согласна со мной, Тесса, даже если не признаешься в этом, — я точно знаю, иначе ты уже давно была бы замужем. Или ты из тех отчаявшихся, которые готовы до посинения ждать, когда кто-нибудь позаботится о них?

Она думала, что загнала меня в угол, но напрасно.

— Скорее, найти того, кто будет отвечать заботой на заботу.

— Господи, Тесса, если тебе не хватает хлопот, купи цветок в горшке. Только не поддавайся стадному инстинкту. Ты об этом пожалеешь.

Маргерит отошла, а я осталась таращиться в поросшую мхом каменную стену. Мать Хэлен уже давно присоединилась к собравшимся, а я все изучала нежное зеленоватое растеньице. Я прекрасно понимала ее мотивы, но иногда забывала, насколько опасен в споре умный противник. Последним завуалированным комплиментом она завершила раунд. Теперь я уже не сомневалась, что мне срочно необходимо выпить.

К нашему приезду цокольный этаж особняка Хэлен и Нейла превратился в подобие гастронома Карлуччо: столы, ломящиеся от жареных на гриле овощей, пармской ветчины и целого моря вина «Гави ди Гави». Я прямо-таки приросла к фуршетному столу, где меня и нашел второй крестный, Дэвид, с пятном засохшей отрыжки на пиджаке и пластмассовым паровозиком в кармане.

— Тесса, если не ошибаюсь? — спросил он.

Рот у меня был набит, поэтому я кивнула.

— Как вы познакомились с Хэлен и Нейлом? — продолжал он, не переставая метать еду в рот.

Я судорожно сглотнула, торопясь прояснить все сразу.

— Хэлен — моя подруга, мы знакомы с восемнадцати лет.

— А Нейл?

— С ним я познакомилась только после их помолвки.

— Краткая была помолвка, верно?

И не говори. Всего-то четыре месяца.

— А чего откладывать, если все сразу ясно.

Дэвид пожал плечами.

— Значит, вы с Хэлен учились вместе?

— Нет, мы встретились во Вьетнаме.

— Во Вьетнаме? А я думал, Хэлен наполовину китаянка.

— Так и есть. По Вьетнаму все мы путешествовали. С рюкзаками.

— И Хэлен тоже?

— Только не с рюкзаком. Но и не с чемоданом от Луи Вюттона.

Даже это его не убедило. Знали бы эти люди, какой была Хэлен. И какая она на самом деле под всем этим фальшивым лоском.

— Не верьте кухонной технике «Гаггенау» и туфлям от Маноло. На самом деле Хэлен бунтарка по натуре.

Но, поскольку Хэлен старательно удерживалась в образе Бри, Дэвид мне не поверил. Почему-то мне захотелось, чтобы он знал Хэлен так же хорошо, как я.

— Когда я впервые увидела Хэлен, она лежала в гамаке и покатывалась со смеху, потому что никак не могла выбраться. Конечно, без лизергиновой кислоты не обошлось. — Заметив, что Дэвид улыбнулся, я продолжала: — Все мы сразу втрескались в Хэлен по уши и дальше путешествовали вчетвером — любовались закатами и пробовали местную продукцию.

— Вы хотите сказать, которая продается из-под полы?

— Этого я не говорила.

— Звучит заманчиво.

— Один из лучших моментов в моей жизни, — честно призналась я, перевела взгляд на Хэлен и ощутила укол ностальгии. И я задумалась: «один из лучших» или «самый лучший» момент? Неужели? Значит, вот что я постоянно стремлюсь воскресить? Чайна-Бич. ЛСД. Свобода. И в качестве острой приправы — нестерпимая боль в разбитом сердце, безусловный признак жизни? Я огляделась. Хэлен уже давно идет другой дорогой, это совершенно ясно. Эл и Клаудиа тоже. Они по-прежнему вместе. Значит, осталась только я. Выходит, я одна стою на Чайна-Бич и жду заката? Я задумалась, а когда подняла взгляд, оказалось, что к нам присоединилась Хэлен.

— О чем это вы так увлеченно беседуете? — улыбнулась она.

— Тесса посвящает меня в подробности твоего прошлого.

— Вот как? — Хэлен вопросительно взглянула на меня.

— Он преувеличивает. — И я ткнула Дэвида в бок.

— И что же она тебе наболтала? Потому что я могу рассказать о ней еще больше…

— Ну, если так, то Тесса рассказала, что ты вытворяла на Чайна-Бич.

Я думала, Хэлен растеряется, но, к моему облегчению, она только рассмеялась.

— Все, что может помнить Тесса, — чистая правда, — подтвердила Хэлен. — А вот ты расспроси нашу скромницу, как она тормознула «хонду-игл» и разъезжала по всему району публичных домов в Экс-ан-Провансе. Или как за городом каталась топлес с одним саксофонистом…

— Я была не одна, — возразила я.

— Как и я на Чайна-Бич.

Она повернулась к Дэвиду:

— А однажды я застряла в баре в горах, перебрала шнапса, и меня спускали вниз инструкторы с фонарями… — Хэлен потерла подбородок. — А как-то раз познакомилась с одним летчиком и напросилась к нему в самолет… — Хэлен приложила палец к виску, вспоминая. — А в другой раз очутилась проездом на Бали, собираясь объехать с рюкзаком всю Австралию, а потом увидела одного чемпиона мира по серфингу и передумала…

Я обратилась к Дэвиду:

— А вы бывали во Вьетнаме?

— А однажды…

— Ладно, ладно, — рассмеялась я. — Твоя взяла. Но учти, я тоже не святоша.

— Говорят, молодость — время, потраченное впустую. — Хэлен покачала головой. — Только не в нашем случае, правда, Тесса? — И она легонько клюнула меня в щеку.

— Похоже, вы вдвоем бунтовали вовсю.

— Тем и хороша жизнь богатой наследницы и вечной студентки. — Хэлен подмигнула мне.

— Где ты училась? — заинтересовался Дэвид.

— Не я. Вот наш мозговой центр. — Хэлен взяла меня под руку. — Тесса сначала закончила университет, потом школу права. А я этому только радовалась: у студентов длинные каникулы.

— И чертова прорва дел, — возразила я.

— Знаешь, что в тебе самое удивительное? То, что ты умеешь и работать, и отдыхать, — заявила Хэлен. — И все-таки, Дэвид, ты бывал во Вьетнаме?

Он покачал головой, глуповато улыбаясь. Это выражение лица было мне знакомо, я видела его уже миллион раз. Мой товарищ по крестинам только что с разбега втюрился в мать наших крестников.

Хэлен коснулась его руки:

— Тогда обязательно побывай. Возьми детей, с ними там просто. А еда!.. — Она мечтательно прикрыла глаза. — Нигде мы так не отдыхали.

Я тоже улыбнулась. Потому что была согласна с ней.

— Когда я умру, пусть мой прах развеют над Чайна-Бич.

— Хэлен! Ну о чем ты говоришь, да еще на крестинах сыновей!

— Это очень важно, — с серьезным выражением лица настаивала она. — Еще неизвестно, как все сложится.

Я помотала головой:

— К тому времени, как ты сыграешь в ящик, Чайна-Бич наверняка превратится в Золотой Берег сплошь в казино и дамских клубах.

— Ну ладно, тогда любой другой пляж тоже подойдет.

— Моя жена из семьи аристократической до неприличия, — сообщил Дэвид. — Все в ней друг друга ненавидят, но после смерти все попадают в гигантский фамильный склеп независимо от того, хотели они этого или нет. Лично я предпочел бы пляж. Но получится ли? Вряд ли, если я не разведусь, а разводиться я не собираюсь, потому что тогда нашим детям не видать семейного наследства.

— Ты шутишь?

Он засмеялся:

— Какой-то старый безумец включил в завещание такое условие.

— Дикость какая, — заметила я.

Хэлен улыбнулась и с ловкостью профессиональной хозяйки салона извинилась и оставила нас. Мы смотрели, как легко она очаровала другую стайку гостей.

— Я первый раз толком поговорил с Хэлен, — признался Дэвид. — Она совсем не такая, как мне казалось.

— Я же говорила.

— Ни за что бы не подумал… — Дэвид прямо-таки ел Хэлен глазами.

— Потому что вы приятель Нейла. — Слова прозвучали оскорбительнее, чем я рассчитывала. — Ну вы же понимаете, мужьям рассказывают далеко не все…

Дэвид обернулся ко мне.

— Стоп! — вскинулась я. — А вы, случаем, не таинственный брат Нейла? Вечно меня угораздит ляпнуть что-нибудь этакое…

— Не знал, что у Нейла есть брат.

— Никто не знает, потому он и таинственный.

Мимо как раз проходил Нейл с бутылкой шампанского. Я попыталась заглушить слова Дэвида, но было уже слишком поздно. От Хэлен я знала, почему Нейл не общается с родичами. Он их стесняется.

— Слушай, Нейл, а твой брат здесь? — спросил Дэвид.

— Слава богу, нет, — не останавливаясь, откликнулся Нейл и будто разом ощетинился. — У нас с ним нет ничего общего. Поверь, он бы тебе не понравился.

А мне — наверняка. Видно, эта мысль отчетливо читалась у меня на лице, потому что Дэвид опять улыбнулся:

— Вы не одобряете выбор подруги, верно?

Я поморщилась:

— Да, то есть нет… Конечно, одобряю. Она так счастлива…

— Не волнуйтесь, вашу тайну я унесу в могилу. Честно говоря, я почти не знаю Нейла.

— Да?

Он придвинулся ближе:

— Я работаю на Би-би-си. Несколько раз нам случалось сотрудничать, но другом я бы его не назвал.

— Тогда почему же он позвал вас в крестные? — Я уже соображала медленнее, чем обычно.

Дэвиду явно стало неловко.

— Ну, мы вообще-то не бедствуем… Возможно, они рассчитывают на хорошие подарки.

Я покачала головой:

— Это им ни к чему. Не думаю. А чем вы занимаетесь на Би-би-си?

— Возглавляю отдел комедий.

— Ага! — дошло до меня.

— Вот именно.

— Почему вы согласились?

— А как я мог отказаться?

— Ну, не знаю…

Едва во мне начинали пробиваться ростки симпатии к Нейлу, мне опять напомнили, до чего он отвратителен. Хэлен могла выбрать любого мужчину в мире, какого же черта она вышла за Нейла?

— Ничего страшного, — продолжал Дэвид. — У меня замечательная жена, Эл и Клаудиа очень милы, о вас уж и не говорю. Будем держаться вместе, напиваться в стельку на днях рождения близнецов и по очереди забывать поздравить их на Рождество.

— А как же крестный номер два? Не будем звать его? — прошептала я.

— Вряд ли вам захочется целый день общаться с Майклом Крамером.

— Так я и думала.

К плечу Дэвида прислонилась женщина.

— Привет. Пожалуй, не буду спрашивать, о ком вы сплетничаете.

— Тесса, это моя жена Энн.

Я невольно попятилась: не хватало еще, чтобы эта женщина решила, что я увиваюсь вокруг ее мужа.

— Все в порядке, — обратился Дэвид к жене. — Тесса тоже невысокого мнения о Нейле.

Я в ужасе закрыла лицо ладонями.

— Дэвид, твоя задача — нести миру свет Иисуса, а не перемывать косточки хозяину дома.

— Я же говорил: Энн гораздо лучше меня, — сказал Дэвид.

— Настолько, что пришла сообщить тебе: Сэм обделался.

Напомнила мужу о долге перед семьей и вытащила его из расставленных мною сетей.

— Очень мило, — отозвался Дэвид. — Извините, Тесса, моя очередь.

— Да нет, я не к тому. Все уже сделано. Лучше я буду менять закаканные памперсы, чем слушать, как расхваливает себя Майкл Крамер, в надежде, что я все перескажу тебе, а ты дашь ему работу.

— Прости, дорогая. — Вид у Дэвида и вправду был виноватым.

— Ничего, я привыкла, только ужасно скучно смотреть, как меня пытаются облапошить. — Она повернулась ко мне: — Простите, не хотела испортить вам вечер, но ведь и в самом деле надоедает общаться с людьми, которые терпят меня только из-за мужа. — Она со вздохом расправила плечи. Я прониклась к ней симпатией. — Ладно, пойду.

— А где Люк? — спохватился Дэвид, пояснив мне: — Наш старший, трехлетка.

— Пытается открыть близнецам глаза. Надеюсь, в доме достаточно прислуги и катастрофы не будет. — Энн взяла с барной стойки бокал шампанского. — Выпью еще, пожалуй. Увидимся, — она улыбнулась мне. — Теперь и от меня несет какашками. Может, это отпугнет амбициозных комиков.

— Нейла — определенно, — согласилась я.

— То есть памперсы он не меняет?

Я помотала головой.

— Ну может, хоть в постели хорош, — заключила она и отошла, избавив меня от необходимости отвечать.

Нейл никакой отец и, если верить Хэлен, посредственный любовник. Значит, хороший муж? Не мне судить, конечно, но… прочь, мысли. Если уж думать, то о хорошем. Я извинилась, оставила Дэвида и отправилась на поиски моих крестников.

За ними присматривала Клаудиа.

— Разве это нормально для младенцев — так долго спать? — спросила она меня. — По-моему, они проспали даже кормление.

— Скорее всего, их до отвала накормили до службы. — Я взглянула на часы. Время близилось к трем. — Возможно, Хэлен даже смошенничала и впервые дала им мясное или овощное пюре. Помню, когда Билли кормила Кору грудью, а потом дала ей пюре из курятины, малышка проспала шесть часов подряд. Организм просто не смог сразу переварить непривычную пищу.

— Когда родится малышка, без твоей помощи мне не обойтись, — подытожила Клаудиа.

Я присела рядом и взяла на руки одного из спящих близнецов. Теперь мы держали каждая по ребенку.

— Ты их различаешь? — спросила я.

— Не-а.

Мой бутуз потянулся.

— Живой! — Я склонилась над ним. Ребенок приоткрыл сонный глаз и взглянул на меня. — Привет, кроха! Ты проспал самое интересное.

С приоткрытым глазом он опять зевнул, потом медленно открыл второй. Он еще был вялым после глубокого сна, но в ответ на мою улыбку показал беззубые десны. И словно по волшебству, ребенок на коленях у Клаудии тоже начал просыпаться. Мы с Клаудией умиленно загулькали, затеребили увесистые сверточки и были вознаграждены сонными улыбками маленьких зрителей. Я заметила, что за нами наблюдает Хэлен. Вид у нее был встревоженный; сразу захотелось заверить, что с ее детьми ничего не случится.

— Только что проснулись, — негромко произнесла я, чтобы не напугать малышей.

Хэлен прочитала мои слова по губам, отделилась от компании гостей и поспешила к нам. Она не улыбалась.

— Они в полном порядке, — сообщила я. — Просто действие снотворного кончилось, вот и все.

Хэлен застыла как вкопанная.

— Что?

— Да шучу я, — быстро добавила я. Хотела ведь всего лишь развеселить.

— Надо же было такое ляпнуть, Тесса!

Хэлен отняла у меня ребенка и велела няне взять другого. Малыш сразу почувствовал перемену, выгнул спину и закапризничал — совсем как на прошлой неделе.

— С ними все было хорошо, — настаивала я, пытаясь сгладить неловкость. Но не сумела, только все испортила.

— А теперь — нет, — отрезала Хэлен. Упрекала меня или мне показалось?

Гости, кажется, заметили, что главные действующие лица наконец-то проснулись. Нас быстро обступала толпа. Я увидела, как Хэлен изменилась в лице, когда кто-то попросил у нее разрешения подержать малышей. Близнецы тем временем хныкали все громче, пока наконец не разревелся тот, что был на руках у няньки.

— Есть захотели, — громко объявила Хэлен, ни на кого не глядя. — Я скоро, — добавила она и поспешно удалилась.

Я смотрела ей вслед. Мне встречались женщины, в стремлении защитить детей доходящие до психоза. Но это же нелепо. Неужели Хэлен всерьез считает, что я могу навредить этим крохам?

На следующий вечер я сидела дома, в затрапезном, но уютном спортивном костюме, лечила ноющие ступни и бунтующую печень ромашковым чаем и домашним шоколадным печеньем (да, я и печь умею). И болтала по телефону с Беном. Я рассказала ему как примерила на себя роль злой колдуньи Запада, познакомилась с викарием-обаяшкой и узнала, что крестный отец едва знаком с Нейлом и Хэлен.

— …Ее будто подменили. Она увидела, что я держу ребенка, — и буквально выхватила его у меня.

— А тебе не показалось?

— Нет, не показалось! Жаль, тебя там не было.

— Нас приглашали, но мы развлекали приятельницу Саши, Кармен, и ее мужа — ты их знаешь…

И знаю, и не знаю. Это чужой круг, я в него не вхожа. Кроме меня, все друзья Бена и Саши — семейные люди. Саша закатывает для всех шикарные званые ужины, раньше даже приглашала специально для меня какого-то банкира из Сити. Но со временем закрутилась, решила, что я не ценю ее старания, и сдалась.

— Все шло хорошо, пока мы с Сашей не выставили себя на посмешище, решив спеть дуэтом. Кстати, ты не поверишь, с кем мы столкнулись. Ни за что не догадаешься.

— А ты подскажи, — попросила я.

— Он пытался собрать бомбу, и ему оторвало палец.

— А-а, этот псих! Как его — Кевин, Тревор…

— Кит.

— Ну конечно, Кит Джексон! — завопила я. — Где вы его видели? Так и ходит без пальца?

— Он теперь очень большая шишка.

— В караоке?

— Нет, я не слышал, чтобы он пел.

— Балда, я спрашиваю, в караоке-баре встретили его или нет?

— Нет. Возглавляет что-то там в разведке или вроде того. Вряд ли такие люди шляются по барам.

— Ух ты, Кит Джексон!

— Мы зашли в новый пафосный ресторан и просадили уйму денег на воду. Зато увидели его там, со смазливенькой блондинкой.

— Кита Джексона — с блондинкой?

— Говорю же тебе, он процветает. Он сам к нам подошел — заметил меня и узнал. Никак не мог поверить, что мы до сих пор дружим. Хочет встретиться со всеми. Думаю, он будет не прочь с тобой увидеться.

— Я тебя умоляю!.. А выглядит он все так же?

— В точности.

— Нет уж, спасибо…

Мы проболтали все время, пока шли новости и «В поисках антиквариата». От трубки у меня даже раскалилось и стало зудеть ухо, и я решила, что пора закругляться.

— А насчет Хэлен не волнуйся, — сказал Бен. — Это у нее гормональное, не принимай близко к сердцу.

— На премьере увидимся.

— Люблю-целую, — отозвался Бен и отключился.

Мне бы прислушаться к совету Бена, а я лежала в постели и без конца прокручивала в голове сцену с Хэлен. Когда мы общались на прежних условиях, все шло гладко, но едва речь заходила о муже и детях, я почему-то вызывала у Хэлен нервозность и стремление отстраниться. В том, как она выхватила у меня из рук ребенка, было что-то нестерпимо личное. В итоге я пришла к плачевному выводу: Хэлен пересекла черту и обратно уже не вернется. Дети для нее важнее нашей дружбы, и это естественно, но неужели для меня в ее жизни совсем не осталось места? Значит, так же будет с Элом и Клаудией? А если я потеряю всех до единого? Подушку пришлось взбивать несколько раз: почему-то она вдруг стала жесткой и неудобной. Раньше в воскресенье вечером я паниковала только в одном случае: если забывала забрать одежду из химчистки. Теперь же я помнила, что мне незачем в восемь утра влезать в чистый отутюженный костюм и спускаться в подземку. Если захочу, могу проспать весь день. Я выбралась из постели, сходила в кухню за едой и устроилась на диване перед телевизором, где скакала по каналам, пока не наткнулась на какой-то дурацкий фильм. Уснула я только в половине третьего.