Я не нашел ничего лучше, как отправиться обратно в Москву. В конце концов, можно переночевать, сняв комнату у вокзала. Если менять вокзалы и комнаты каждый день, то можно какое-то время перекантоваться.
Путь предстоял неблизкий, так что у меня была возможность спокойно подвести итоги и решить, что делать в ближайшие дни.
Что я имею? После минутного размышления я решил, что правильнее озаглавить этот список «Чего я не имею».
У меня практически не было денег. У меня была квартира — Наталья запретила продавать ее, чтобы этот факт не насторожил Валдиса, — в которую нельзя было вернуться. У меня были знакомые, у которых по разным причинам было стремно просить помощи. Но самое печальное, у меня не было цели: куда бежать, что делать? Если бы была жива Наталья, то я бы искал пути вырваться к ней, но я даже не был уверен, что это так. Сказать по правде, я предполагал прямо противоположное. Не хотелось, конечно, верить, что Наталья попала в лапы к этим гадам, но упоминание Польши делало такой вариант более чем вероятным.
То ли мой аутотренинг дал результаты, то ли ощущение притупилось, а может, просто уступило место переживаниям за собственную шкуру, но я стал как-то спокойнее воспринимать это. Жаль, что Наташки больше нет, но что поделаешь? Нужно жить дальше, тем паче усилий для этого требуется теперь немерено.
В любом случае нужно уносить ноги из города, а еще лучше из страны. Лучше, как сказал кто-то из сатириков, «мыть унитазы в Хайфе», чем дрыхнуть в безымянной могиле.
Я решил вот что. Держусь в Москве неделю, пока не приедет та группа в Париж. Если ни Натальи, ни загадочной Полеску в ней не будет, придется считать, что мафиози имел в виду именно то, о чем я подумал. В этом случае я буду искать пути выбраться в Европу самостоятельно. Хоть в бандероли. Если же Наталья приедет с этой группой, то… все понятно.
Впрочем, я не собирался всю эту неделю прятаться по углам и сидеть овощем на грядке. Можно попытаться навестц справки о Наталье у моих неприятелей. Почему нет? Определенный риск, конечно, есть, но чем может грозить звонок по телефону? Выехать вот так в пригород и звякнуть из автомата. Пока они до меня доберутся, я успею «Евгения Онегина» продиктовать! И как знать, вдруг удастся сквитаться с Валдисом? С кастетом в кармане шансов, сами понимаете, минимум, но…
Тут я вспомнил о последних словах Лишая. Инструмент мне определенно понадобится. На крайний случай. Конечно, возникнут некоторые сложности с законом: могут остановить, проверить. Но, черт возьми, сколько лет живу в Москве — ни разу не останавливали. Почему должны остановить теперь? А какой-нибудь ствол мне очень пригодится. С моим бюджетом, конечно, ничего путного не купишь, но что делать?
А Сходня ведь по пути! Почему не зайти? Торопиться мне некуда, а тут такая оказия.
Я вышел на Сходне. Рынок увидел сразу, но торговцы уже закруглялись, собирая вещички и закрывая лавочки.
Что ж, я решил хотя бы ознакомится с местной географией, чтобы в следующий приезд быстрее ориентироваться. На все ознакомление ушло минут десять. Закончить экскурсию я решил в пивнушке: почему не пропустить немного в ожидании следующей электрички?
Едва войдя в зал, я увидел Грюню. Не в пример Лишаю, он почти не отличался от того шныря, каким был на зоне. Шмотки, конечно, были уже не казенные, однако выглядели они так, словно выдавались на два года, а щетина, стрижка, папироса и выражение лица оставались неизменными.
Грюня сидел за столом в углу и распивал с каким-то мордастым ханыгой, чей социальный статус был, очевидно, не выше.
Я подошел и сел за столик.
— Чего надо? — ощетинился собутыльник Грюни.
— Ко мне это, — нехотя ответил Грюня. Что-то старые кореша не испытывали радости при моем появлении. Может, день такой?
— Привет. — Я кивнул по очереди обоим.
— Чего пришел-то? — Грюня загасил окурок и отхлебнул из кружки.
— Да вот, мимо шел… — сказал я нарочито небрежно.
— Не гони, — оборвал меня Грюня.
— Дело есть, — перешел я на серьезный тон.
— Ну? Ко мне? — Грюня изобразил на лице удивление.
— Я от Лишая. Слышал, с тобой можно поговорить насчет инструмента.
— От Лишая? — переспросил Грюня с недоверием. — Когда ж ты его видел?
— Да вот сейчас от него еду.
— М-м… — Грюня кивнул и махнул в сторону бара: — Тогда наливай!
— Да я…
— Пустой, что ль?
— Да как сказать. Может, и пустой.
— Как это?
— Ну, смотря по твоим ценам. Если что, то я всегда.
— Ладно, — Грюня хлопнул меня по руке, — не парься. Я налью. Кореша как-никак.
Он пододвинул мне кружку, отлил пива и добавил водки.
— Будем!
Мы выпили.
— Так чего ты хотел? — спросил Грюня, понижая голос. Его собутыльник, опершись на локти, тоже подался вперед.
— Да мне с моими крохами смешно выбирать, — признался я, — Лишь бы вид был. Ну, может, чтобы раз сработало… знать, что сработает.
— А сколько у тебя есть-то?
— Сто баксов. — Я заранее решил, что оставаться вообще без денег даже опаснее, чем быть безоружным.
— Не густо. — Грюня с напарником переглянулись.
— Все, что есть.
— А у тебя баксы?
Я кивнул.
— Ладно… — Грюня закурил новую папиросу. — Есть тут одна вещь. Уж не взыщи… но работает, как часики!
Его собутыльник поднялся и вышел. Пока он отсутствовал, Грюня успел поинтересоваться, с кем еще я поддерживаю контакты. Я честно ответил, что ни с кем. Повисла пауза, которую прервало возвращение мордатого. Сев на место, он под столом протянул Грюне сверток.
Грюня развернул холст и продемонстрировал мне довольно преклонного возраста «ТТ».
— Не из музея, случайно? — спросил я, осторожно перекладывая сверток себе на колени.
— Нет. До музея он не добрался. Ты не морщись. Работает дай бог! Правда, всего пять патронов, но тебе ведь больше для понту?
— Это весь ассортимент? — спросил я.
— За такие деньги — да. Я ведь ломом не занимаюсь. У меня техника современная, прямиком с заводов поступает. Даже германские пушечки имеются. Но там, сам понимаешь, цены… Ну, так как, берешь? Или сворачиваем базар?
— Беру.
И вот я уже вооружен. Интересное ощущение, когда ты знаешь, что любой амбал против тебя — ничто. Когда у тебя в руках нечто огнестрельное, то габариты противника превращаются в минус — в большое легче попасть.
Разумнее было бы выйти на какой-нибудь небольшой станции, но я решил сразу отучать себя шарахаться от каждого мента. Что с того, что у меня ствол? Если вести себя нормально, то вероятность того, что на меня обратят внимание, — один к ста. Из этого «одного» вероятность проверки документов — один к тысяче. С паспортом у меня все в порядке: прописка московская, фотография вклеена. Так что по теории вероятности дергаться нечего.
Я вышел на Ленинградском вокзале.
Основная масса народа ломанулась вниз, к метро, а я решил ознакомиться с залом ожидания. Войдя в здание вокзала, увидел посреди зала некое сооружение. Присмотревшись к надписям, я выяснил, что это переговорный пункт: междугородний и международный телефон.
Если я счел удачным совпадением то, что на моем пути оказалась Сходня, то не счесть счастливым случаем международный телефон было бы несправедливо. Звонить в Париж я, разумеется, не стал — сколько можно за сегодня звонить! — но решил, что через неделю приду звонить именно сюда. Не знаю почему, но эти будочки, торчащие здесь под присмотром мраморного Ильича, показались мне добрым знаком. Я не стал себя разубеждать. Так хотелось верить в то, что в далеком Париже тебя ждет любимая девушка с миллионом баксов наличными!
Проблему ночлега я решил довольно быстро. Возле здания вокзала топталось несколько человек с самодельными табличками, на которых значилось «комната» или «квартира». Мы поладили с бабушкой, сдававшей комнату на ночь. Первый этаж и отсутствие решеток я расценил отнюдь не как недостаток: вдруг придется сигать через окно? Вслух я, разумеется, своих заключений не высказал.