Криминальный диагноз

Глава XIV

Найти телефон московского отделения «Гринпис» оказалось несложно. Даже легче, чем сформулировать вопрос, который я хотел задать. Запинаясь, повторяясь и начиная сначала, я сказал, что ищу девушку, проработавшую в организации несколько лет, — Наталью Ливскую. В связи с этим я хотел бы поговорить с кем-то, кто хорошо знал ее.

На том конце провода долго совещались, несколько раз для меня играла мелодия Пауличетти — звонок переключали на другие аппараты. Наконец поиски крайнего для ответа на этот вопрос увенчались успехом: крайней оказалась секретарша, с которой я уже разговаривал.

— Знаете, она уже давно не работает у нас, — защебетала старательная девица. — Вам лучше бы поговорить с кем-то из ее группы…

— И как это сделать? — перехватил я инициативу.

— Они сейчас на Камчатке. Вернутся примерно через месяц. Попробуйте перезвонить… — Она явно надеялась, что я дам ей возможность положить трубку.

— Секунду! Дело в том, что это очень важно, и, кстати, по вашей части. Может быть, я могу поговорить с вашим руководством?

— Ну, я не знаю…

Она не знает! Она не знает, даже не догадывается, что я могу сделать, чтобы добыть нужные мне сведения. Я готов перегрызть глотки всем «зеленым» на европейской части, а потом, черт с ним, рвануть на Камчатку, чтобы довершить начатое. В общем, мой штурм заканчивается тем, что их босс, некий Антон, выделяет полчаса своего драгоценного, расписанного по минутам времени для аудиенции со мной.

Я помчался на встречу любимым видом транспорта — на метро. Ни пуха мне — распутать последнюю ниточку, которая осталась в Москве.

Антон оказался невысоким щуплым мужчиной с размашистыми залысинами, в повидавшем немало отечественном костюме. Сложно было представить его в роли активиста какого-нибудь движения, выше колхозного счетовода он никак не тянул. Глядя на его галстук, ни за что не скажешь, что это человек, который общается с иностранцами или даже катается по заграницам. Хотя никто ведь и не утверждает обратного: может, он и есть местный бухгалтер?

Коль скоро мне уделили всего полчаса, у меня нет времени его разглядывать. Моя цель: разнюхать что-нибудь о польских друзьях Наташки и, на крайний случай, о профессоре-самородке.

Разговор начался с дежурных фраз, причем я галантно представился независимым журналистом, а хозяин кабинета не представился никак. К чему бы это? Не ровен час, этот Антон окажется пустым местом и просто отнимет у меня тридцать драгоценных минут. Его ли это кабинет?

Черт, опять я отступаю от темы! Хотя, позвольте, выяснить, с кем ты разговариваешь, — отнюдь не праздное любопытство…

— Я хотел бы поговорить немного о вашей бывшей сотруднице, Наталье Ливской… — Я уселся чуть боком, чтобы убрать под себя ногу в подпаленной штанине.

— А отчего бы не спросить у нее самой?

— Видите ли, для объективной картины нужны мнения разных людей. Необходимо дать картину под разными, так сказать, углами. С героиней я уже беседовал и буду беседовать с ней по мере накопления материала и появления новых вопросов. А сейчас меня интересует ваше мнение о ней как о сотруднице. Заодно можно отметить парой фраз проблемы и задачи вашей организации…

— Я понял, да. — Антон заерзал в кресле. — Только она не сотрудник. У нас ведь не контора, а общественная организация. Случается, что мы нанимаем нужных специалистов, но она была не из их числа. В основном люди приходят к нам сами, добровольно и предлагают свою помощь, участие в той или иной степени. Это их порыв…

— И Ливская тоже пришла к вам с этим порывом?

— Хм… — Он снова заерзал в кресле, подбирая нужные слова. Что ж он никак не усядется? Это определенно не его кресло.

— Ну, можно так сказать. — Антон не нашел ничего лучше. — А вы в какой связи ею интересуетесь? Журналистское расследование?

— Я пишу книгу о людях, одержимых идеей, посвятивших себя избранной цели. — Я добавил патетический жест.

— Высокой цели? — ехидно переспросил человек в чужом кресле. — Ну-ну. И что вы хотите узнать?

— Я хотел бы, так сказать, пройти по местам, где они оставили свой след, поговорить с людьми, знающими их, с теми, кому они помогли. В данном случае мне интересно, где работала по вашим заданиям Наталья Лив-ская.

— Опять же, «задание» не совсем точное слово… Ну да ладно. Где работала? Много куда она ездила. По Европе покаталась, в Корее была. За последний год объехала ряд российских регионов. Вы где-нибудь уже побывали?

— Кое-где в Сибири, — сказал я чистую правду. — На зарубежье у меня средств пока не хватает. Но вот я собираюсь в Польшу, в командировку. Может, успею узнать что-то там. У нее ведь было много друзей в Польше?

— Ну, это, знаете… — развеселился вдруг мой собеседник. — Было бы странно, если бы у нее не было друзей в Польше!

— Почему?

— Ну, она ведь полька!

— Кто? Как? Как полька?

— Вот те раз! Удивляете вы меня, господин хороший. Беретесь за подобный труд и не знаете элементарных страниц биографии!

— Но в паспорте у нее стоит «русская».

— Мало ли что где стоит. У меня сосед Израиль Исаакович Пильцер. По паспорту тоже русский, а по роже… — Антон осекся, испуганно взглянув сначала на дверь, потом на меня. — Мать у нее, — продолжил он серьезно, — в самом деле, русская. А отец поляк. Оба бывшие политические, познакомились на поселении. Мать умерла при родах… длинная история. Не очень, извините, тянет рассказывать.

— А отец ее… Станислав Ливский?

— Станислав Ливский, — кивнул Антон. — А вы были знакомы?

— Нет, не были… А почему «были»?

— Ну, он ведь умер. Вы не знали? Года три назад, кажется… Саркома.

На пару минут воцарилась тишина. Я переваривал новости, Антон держал почтительную паузу из уважения к умершему.

— И знаете что? — продолжил он осторожно после этой паузы. — Говорить об умерших принято только хорошее. И я могу сказать, что Станислав Ливский — человек, о котором, в самом деле, стоит написать книгу. А вот…

Он умолк и принялся перебирать на столе бумажки.

— Что «вот»?

— А, раз пошла, как говорится, такая пьянка… — решился мой собеседник. — Давайте начистоту.

— Не возражаю. — Что еще поведает мне этот «добрый гном»? Что еще я упустил в Наташкиной биографии?

— Ливская являлась негласным протеже своего отца. Как известный правозащитник он был более чем полезен нам в Восточной Европе. Человек пользовался заслуженным влиянием и авторитетом… Словом, он был нам нужен. Так что когда Наталья Ливская пришла в питерское отделение и мы навели справки, мы решили…

— Помочь ей?

— Ну, не помочь… Никто не обсуждал вслух ее происхождение. Она была как бы независимым человеком. Но если речь шла о поездках за рубеж… Или когда с ней происходили некие… казусы и ее приходилось вытаскивать из неприятных ситуаций…

— Что за казусы?

— Что за казусы? Ну, к примеру, в Гааге она не явилась в назначенный час в порт. Оказалось, ее задержала полиция. Обкурившись с местными рокерами опиума, она приняла участие в жестокой драке с группой туристов из Штатов. Мы ее вытащили. Потом был еще случай… С ней поговорили, и некоторое время она держала себя в рамках. Но потом появились проблемы иного рода…

— Вы рассказываете очень любопытные вещи, — подбодрил я его.

— Стало очевидным, что интерес ее начал перерастать из нормального любопытства и желания мир посмотреть в другую область…

— Так-так. — Этот коротышка начинал раздражать меня тем, что ломался и изо всех сил старался продемонстрировать, как неприятно ему говорить об этом, что только долг и светлая память о товарище вынуждают его открыть мне истину. На самом деле было ясно как день, что для этого недомерка чужое грязное белье — любимая тема. Но нельзя было спугнуть его.

— Область коммерческую, так сказать. Сначала это все носило безобидный характер. Сувениры, крестики, бижутерия. А потом история с этим Збышеком…

— Збышеком? — Я насторожился. — Это тоже правозащитник?

— Если бы. Это тот еще жук. Подвели они нас под монастырь…

— Збышек и Ливская?

— Да нет. Збышек со своей компанией… Как потом выяснилось, они пытались наладить вывоз в Латвию цветных металлов. Там сложная комбинация, бартер через биржу… Словом, «хищение в особо крупных». Збышек успел слинять домой. Прибалты тоже отвертелись. Сели двое наших…

Мне доктор давал такой тест. На карточке написаны три слова. Нужно подобрать четвертое, чтобы оно подходило ко всем трем, а потом объяснить эту связь. Кажется, я неплохо справился с ним. Почему мне вспомнился психиатр со своими карточками? Просто я очень быстро подобрал слово, подходящее к трем другим, только что услышанным: «Латвия», «бартер», «биржа». Знаете какое? Валдис!

— А какая роль была у Натальи?

— Точно установить не удалось. По официальной версии, Збышек, пользуясь ее доверчивостью, получил нужную ему информацию, собранную нашим департаментом.

— Значит, утверждать, что она была в этом замешана, вы не можете?

— Не могу, — согласился Антон. — Но спустя полгода ее практически взяли с поличным при перевозе радиоактивного изотопа.

— Урана?

— Нет, не урана. Это элемент столь же менее известен, сколь и более дорог. По ценам мирового рынка изъятые у нее два грамма стоили около четырехсот тысяч долларов. Если бы эти идиоты сразу возбудили дело о контрабанде и незаконном обороте, а не о шпионаже, который инкриминировался тогда всем подряд…

Я прослушал подробности. Почему было закрыто дело, как Наташка ушла из «Гринпис»…

Почему же я такой идиот? Почему не обращаю внимания на очевидные вещи? Почему меня не насторожило признание Натальи, что идея с изотопом — не ее? Откуда она могла так хорошо знать, что Валдис завязан с наркотиками? Черт меня подери, можно было хоть полюбопытствовать, как она на свет появилась и где живет, если не «тусуется» на Арбате?

Амнезия, говоришь? Нет, дорогой доктор, у меня иной диагноз. Я — идиот. Непроходимый, безнадежный тупица, хронический, так что ни лекарства, ни терапия, ни аутотренинг мне не помогут. Если человек наступает на те же грабли второй раз — это уже система.

Значит, моя подруга оставила меня с носом…

Мой собеседник демонстративно посмотрел на часы и поднялся, давая понять, что отведенное мне время истекло. Я спохватился, что последние минут десять аудиенции сижу истуканом, глядя в одну точку. Антон уже давно закончил свою обличительную речь, и только педантичность мешала ему выставить меня за дверь раньше, чем истечет оговоренное время.

— Простите, можно от вас позвонить? — У меня возникло вдруг неодолимое желание убедиться, что Валдис и Шитов еще сидят по камерам.

— Да. — Антон аристократическим жестом указал на аппарат. — Но, будьте добры, не долго.

Он опять посмотрел на часы и вышел, а я достал бумажку с прямым телефоном Совина.

— Подполковник?

— Нет еще, — ответил он сухо. — Передумал?

— Я только хотел знакомым передачу прислать. Не возражаете?

— Опоздал ты немного. Двоих уже нет.

— Как так?

— Шитов выписался в тот же день. Звонили по его вопросу. А вот прибалта освободили по предписанию. Заболел он сильно в камере.

— Ловко, — сокрушенно кивнул я.

— Надеюсь, ты успел далеко убежать? А то они обещали устроить игру в горелки.

— Это уже мои заботы. Ладно, успехов вам на ниве борьбы со всем подряд. Тем более что сила сейчас за вами. — Я бросил трубку.

Антон все не возвращался. Похоже, я закончил досрочно. Не позвонить ли еще кому? Оглянувшись на дверь, я быстро набрал восьмерку. Выход на межгород свободен. Оно и понятно: как-никак, международная организация.

Думаю, нет нужды говорить, куда я звонил. Скажете, глупо? Так уж устроен человек. Легче двадцать раз умереть, чем расстаться со своими иллюзиями. Кстати, другой отличительной чертой является способность привыкать ко всему, так что трудно умирать только первый раз, остальные девятнадцать пойдут легче.

— Мадемуазель Лиз, силь ву пле, — произнес я вполне по-французски. Вот только разобрать, что мне ответили, я не смог.

Дверь открылась, и в комнату зашел Антон.

— Дозвонились?

— Да, спасибо. — И тут же соврал без зазрения совести: — Сейчас ее позовут из палаты.

«Позовут из палаты», само по себе не требует разъяснений. Прихватив со стола журнал, Антон тактично удалился. В этот самый миг в трубке раздался голос Лиз. Я назвал себя.

— О, мсье! Могу вас счастливо! — воскликнула она.

Как это перевести? Она рада меня слышать?

— Ваша мадам уже гостит у нас!

— Что?! Кто?! — Я не верил собственным ушам.

— Мадам Нина Полеску. Она начинала гостить сегодня.

Начинала гостить? Приехала? Заказала номер? Чертова дура эта Лиз, взялась учить язык — надо было учить хорошо.

— Она уже здесь? Ее можно позвать?

— Я уже позвать. Момент… — Послышалась какая-то возня.

— Алло? — Низкий женский голос с восточнославянским акцентом. Не пойму, взяла ли его обладательница трубку в Париже или это кто-то вклинился в нашу, отечественную линию.

— Алло! Кто это? — Я был в ужасе от мысли, что связь сейчас прервется.

— Олег! Олежек! — Низкий голос взорвался вдруг знакомыми нотками. Это Наташка! Это моя Наташка кричит мне через два часовых пояса.

— Да! — заорал я в трубку. — Это я! Я!

— А это я! — кричала мне Наташка. — Нина! Где ты?

— Я в Москве, — произнес я много тише, поглядывая на дверь. Полагаю, меня достаточно хорошо было слышно.

— Что? Что с тобой? Как ты? — Она сыпала вопросами, словно вываливала пельмени в кипяток: буль-буль-буль. Невозможно и слова вставить.

— Со мной, — я пропустил еще горсть вопросов, — со мной все нормально. Только я не смог выехать, как мы договорились.

— Но ты… С тобой все нормально, да? Документы у тебя целы?

— Да! Все цело. Я попробую завтра выехать…

— Как? На чем?

— Не знаю. Где мы встретимся? Как мне найти тебя?

— Давай, как договорились. Я могу выехать скоростным хоть сегодня…

А как мы договорились? Теперь нет никаких сомнений, что она звонила мне, а я все забыл. Она продиктовала мне номер, сообщила свое новое имя, а я все забыл. И рот уже сам собой раскрылся, чтобы признаться в этом, но дверь кабинета распахнулась и вошло человек десять с папками, блокнотами, рулонами бумаги.

— Мама! — импровизировал я на ходу, умоляюще глядя на Антона. — Ты меня слышишь? Оставайся там. Попроси, чтобы тебя оставили в этой же палате. Я тебя навещу на днях. Поняла? Попроси сестру Лиз оставить тебя в этой же палате, никуда не переводись!

— Да… я поняла, Олег… — чуть слышно ответила Наташка. — Это они? Они нашли тебя?

— Нет, — засмеялся я. — Это не они. Они уже очень далеко. Просто у меня есть знакомый доктор. Очень хороший. Ну все, целую, пока!

Положив трубку, я извинился перед собравшимися, молитвенно прижав руки к груди.

— Я прошу прощения. Прошу прощения, дико извиняюсь… — Я расшаркался и покинул кабинет.

Моя Наталья обвела меня вокруг пальца и смылась? Да пошли вы все! Вы ничего не знаете о моей подруге!