Я в самом деле нашел ее на Арбате. Это было уже спустя год после моего выхода. Она болтала с каким-то разодетым, словно попугай, пацаном, посасывая пиво из горлышка бутылки. Меня она узнала сразу.
— Привет! — Наташка приподняла руку с бутылкой.
— Привет!
— Как жизнь вольная?
Пацан-попугай после этих ее слов умолк и как-то незаметно ретировался.
— Лучше всех.
— Пьянит свобода-то?
— А то! Даже не пьянит, а кумарит[3].
— Да-да-да, — засмеялась она и понимающе кивнула. — Кумарит — это хорошо.
— А ты что, тоже пробовала?
— Да кто ж из нормальных людей не пробовал-то?
— И как?
— Норма-ально, — произнесла она нараспев. Потом вдруг взглянула на меня хитро. — А что, есть?
— Есть, — гордо кивнул я.
— Так что ж ты молчишь?
— Да я думал начать с мороженого, как договаривались.
— Фи, — смешно поморщилась она, — детский сад какой! Мороженое я сегодня уже ела.
Через час мы уже сидели у меня дома и я передавал ей тщательно скрученную «козью ножку». А еще через пару часов я как бы в шутку обнял ее за плечи, она не отстранилась, а лишь улыбнулась, взглянув на мою руку. И тогда я набросился на нее с такой жадностью, словно и не было у меня никого за этот вольный год. Она же почти не уступала мне по темпераменту и, лишь когда я начал расстегивать на ней джинсы, схватила меня за руку.
— Слушай, — произнесла она, тяжело дыша, — я только хотела уточнить кое-что.
— Что? — спросил я, отрываясь от ее груди.
— Я слышала, там в зоне у многих меняются интересы… в плане секса.
— У меня не изменились. — И, словно в доказательство, я снова впился губами в ее сосок.
— Тогда продолжаем. — Наталья отпустила мою руку и откинулась на подушки.
Всю следующую неделю мы провели, практически не вылезая из постели.
Не поверите, но я до сих пор без ума от нее. От ее тела, от ее запаха, от ее кошачьей независимости и бессчетного множества мелочей, на которые я прежде ни за что не обратил бы внимания. Ее смех, например. Когда она смеялась в ответ на какую-то шутку или анекдот, то не хохотала, как все, нормальным «ха-ха-ха», а, кивая, словно бы произносила быстро «да-да-да-да» и потом снова и снова заливалась такими же трелями. Поначалу мне казалось это забавным. Потом немного раздражало. А теперь я не могу себе и представить, чтобы этот милый человечек смеялся как-то иначе…
Телефон зазвонил, прерывая мои воспоминания.
Вот черт! И что я должен делать? Автоответчик раскурочен этими олухами. Снимать трубку или нет? Что выбрать? Если это Наталья, то я спасен. А если нет, то я раскрыт. Но если Валдис считает меня покойником, то чего им звонить мне? А один звонок Наташки стоит сейчас сотни звонков Валдиса.
Я снял трубку. В трубке — тишина.
— Алло?
На том конце провода нажали на рычаг.
Скверно. Кто-то прозванивает квартиру. Это явно не Наталья. Может быть, конечно, кто-то просто не туда попал и положил трубку, услышав незнакомый голос. Но рисковать нельзя, нужно уходить отсюда. Но как же мне тогда искать Наташку? Телефон Нины Полеску и мой домашний телефон были последними ниточками, оставлявшими надежду найти ее. Если я уйду из квартиры, то одна из них оборвется.
Странно, но я до сих пор не представлял, как найти Наташку, если она не объявится сама. Единственный известный мне адрес — где-то на Арбате. А может, так и было рассчитано с самого начала — что я ее не найду. Может быть, это тоже было частью ее гениального плана по выкачиванию денег из Валдиса, конвертации их в изотопы и так далее? Или не было никаких изотопов? Использовать меня в очередной раз, как некогда Гришаев, у нее ума хватило бы…
Нет, я не хочу в это верить.
Нужно уходить.
Я встал и начал быстро собираться. Взял несколько вещей, которые теоретически можно продать, минимум одежды, зубную щетку, бритву. Подумав, положил в карман сумки кое-что из еды и недопитую бутылку.
Осталось немного места, которое я заполнил фотографиями, кассетами и всякой сентиментальной мелочевкой, которую потом уже не купить ни за какие деньги. Сгреб со стола содержимое бумажника, замер на секунду с листком из-под шпионской пилюли в руках. Неизвестно, что меня ждет дальше, но от одной неприятности я могу избавиться: подняв с пола баночку аспирина, достал одну таблетку, завернул и убрал в бумажник.
Напоследок я подошел к шкафу. Взялся за ажурную массивную ручку и повернул вокруг оси. Ручка оказалась у меня в руке, и теперь, если посмотреть на нее непредвзято, можно было без труда узнать в ней кастет. Это тоже мое изобретение. Положил ручку-кастет в карман.
Как будто ничего не забыл. Обвел комнату взглядом и остановился на телефонном аппарате. У меня появилась интересная мысль. Я снял трубку и набрал парижский номер.
— Мадам? — произнес я радостно, услышав в трубке уже знакомый женский голос.
— Мадемуазель, мсье, — поправила она меня, похоже узнав голос.
— Пардон, мадемуазель. Это снова оболтус из России.
— Кто, пардон?
— Ну, я уже звонил. Скажите, а не останавливалась ли у вас Наталья Ливская?
— Тоже из России?
— Да, она русская.
— Одну минуту.
Ждать пришлось лет пять, не меньше, наконец снова послышалось дыхание в трубке:
— Очень сожалею, мсье. Не гостит.
— Спасибо. Еще раз извините.
Взяв сумки, я поспешно направился к дверям. Меня охватило какое-то непонятное беспокойство. Нечто вроде шестого чувства рекомендовало поспешить. Где оно было раньше?
Я открыл дверь. Прямо на пороге стояли два коротко остриженных шкафа с квадратными подбородками и смотрели на меня с победоносными ухмылками. Штаны мешками, цепи, по размеру звеньев напоминающие те, что опутывали прикованного Прометея, — униформа бандюг мелкого пошиба.
— Не забыл присесть на дорожку? — спросил один, двигая челюстью, словно мельничным жерновом.
— Как раз собирался. — Я растерянно огляделся и, сделав шаг назад, дернул дверь в отчаянной попытке захлопнуть ее, прежде чем мясистые лапы сгребут меня в охапку и завяжут морским узлом.
Дверь, чуть подавшись, застыла на месте, и я беспомощно повис на ручке, как дворняжка на поводке. Приз за мою находчивость в виде удара поддых вручили незамедлительно.
Согнувшись пополам и уронив сумку, я попятился в глубь квартиры.
— Какой-то ты, братан, в натуре, не гостеприимный, — заметил ударивший меня, входя в прихожую.
Следом зашел второй мордоворот, а замыкал шествие средних лет мужчина, одетый как нормальный человек, из чего можно заключить, что он — сволочь поглавнее своих шестерок. Скользнув взглядом по соседским «глазкам», он тихо притворил за собой дверь и щелкнул замком.
— Ну, че, хозяин, где присядем побазарить-то? — Мордоворот по-хозяйски осмотрелся.
Боль от удара потихоньку отпускала, уступая место ярости. Ума у меня хватило лишь на то, чтобы не броситься на незваных гостей с кастетом. Но от того, чтобы не нагрубить, я удержаться не мог:
— Вон там присядь. Только, боюсь, бумаги не хватит.
Бандит посмотрел в указанном направлении и увидел дверь туалета. Снова повернувшись ко мне, он кивнул:
— Юмор. Понимаю. Это хорошо. Ты, кстати, еще в зеркало не забыл посмотреть? Тоже на дорожку есть такая примета.
Кулак его сжался. Должно быть, он ожидал, что я попытаюсь выкинуть еще какой-нибудь фортель, но я лишь попятился в комнату. Тогда он ударил меня просто так. На сей раз я ждал этого и успел подставить плечо, но накачанный мамонт сбил меня с ног.
— Ну, че ты как не родной-то? — Бандит навис надо мной, как Спасская башня.
Я молча начал подниматься, ощупывая плечо, и получил новый удар — ногой в бедро.
— Надо отвечать, когда спрашивают, — поучительно произнес бандит, пока я корчился от боли у его ног.
— Какого черта?! — взорвался я наконец. — Что вам от меня надо?!
— Ты на кого, сявка, голос повышаешь?
Кулачище, похожий на ядро Царь-пушки, завис над моей головой, готовый обрушиться на темечко и раскроить его, как яичную скорлупу.
— Достаточно, — произнес третий гость, сочтя подготовку удовлетворительной.
Ядро исчезло. Спасская Башня отступил к стене, уступая дорогу старшему.
— Здравствуйте, Олег Дмитриевич. — Мужчина опустился в мое кресло.
Я приподнялся и сел по-турецки, поджав под себя ушибленную ногу.
— Доброе утро. Сердечно рад приветствовать. Позвольте узнать, чем, так сказать, обязан?
— Да вы бы присели в креслице. — Отеческим жестом мужчина указал мне на свободное место.
— Ничего, мне так удобнее, — отказался я, покосившись на Спасскую Башню.
— Ну, — гость развел руками, — не смею указывать хозяину.
Я принялся разминать начавшее неметь плечо.
— Надеюсь, вы извините меня за подобное начало беседы. — Мужчина вальяжно закинул ногу на ногу. — Просто я деловой человек. Для меня время — деньги, и я не хотел бы их тратить, тем более что благодаря вам я уже потерял их изрядное количество…
— Неужели?
— Не ерничайте. Это не в ваших интересах. Я — Шитов. — Произнес он это таким тоном, будто его портреты красовались на всех заборах.
Я чуть не застонал. Обхватив голову руками, поднялся с пола и уселся в кресло. Мордовороты у стен колыхнулись, готовые пресечь мои рывки в любую сторону.
— Простите, а я должен знать, кто вы? — спросил я, совершенно искренне морщась.
— Не уверен. Но это нам сейчас предстоит выяснить.
— Слава Богу. — Я откинулся на спинку кресла. — Только скажите, а нельзя было начать с выяснения?
— Не вы здесь решаете, что делать.
— Пожалуй, — согласился я, окидывая выразительным взглядом мордоворота, который меня бил. — Хоть я и у себя дома.
— Начнем с самого начала. — Мой собеседник достал из кармана сигареты и, не предлагая мне, закурил. — Будучи еще студентом, вы, мой друг, решили разбогатеть, заграбастав чужие деньги.
— Вот как? — Мне стало даже интересно.
— Поскольку в то время вы были таким же пустым местом, как и сейчас, — продолжал он, не обратив внимания на мою реплику, — то сами подобной операции провернуть не могли. Вас нанял ваш шеф. Он же снабдил вас инструкциями и подготовил операцию, в которой ваша роль была хоть и эпизодической, но со словами. Вдобавок она очень хорошо была оплачена. Сто с чем-то тысяч. По тем временам — неплохие деньги. Я нигде не ошибаюсь?
— Пока не пойму, так что предпочитаю дослушать.
— Что ж, разумно. Так вот. Вы мне абсолютно не интересны. Но господин Гришаев повторил свой фокус еще дважды. В те давние годы у меня не было возможности… — Собеседник мой принял пошлейшую из киношных поз и начал рассматривать свои ногти, изображая, по всей видимости, крестного отца российской мафии. Вот, дескать, как я высоко сижу: рук не мараю, за ногтями слежу. Почти стихи! — Не было возможности… — повторил этот шут гороховый, закончив осмотр правой руки и поднеся к глазам левую, — решить эту проблему по справедливости. Пришлось списать потери на тяжелые времена. Но недавно ваш приятель Валдис опять перебежал мне дорогу. На сей раз я намерен надрать уши всем участникам событий. — Он замолчал и поднял на меня глаза, ожидая какой-то реплики.
— И какая роль отводится мне? — Я решил уточнить позиции.
— Вам? Или вы активно помогаете мне восстановить справедливость, или у вас не остается шансов. Так что не вздумайте морочить мне голову.
Я поднял руки, демонстрируя, что не намерен перечить.
— Только должен сразу оговориться, — сказал я, — что Валдис мне не друг, а в той истории с аварией и якобы сгоревшими деньгами меня просто обвели вокруг пальца. Так что я тоже жертва.
— Мальчик, — «крестный отец» укоризненно покачал головой, — я же предупредил тебя, чтобы ты не морочил мне голову.
— И в мыслях не было.
— Вот как? Значит, твой недруг Валдис ни с того ни с сего доверяет тебе полмиллиона долларов на покупку героина? Не знаю. — Он саркастически усмехнулся и покачал головой. — У меня даже среди старых друзей нет человека, которому бы я так доверял.
Тут мне снова стало холодно. Словно я опять очутился в морге. Кто же этот человек, который в курсе моих с Валдисом дел и который готов предъявить нам такой весомый счет?
— Что-то ты, дружок, побледнел. — Мафиози с торжествующим видом откинулся на спинку кресла. — Как видишь, я знаю гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Я знаю, когда состоялась сделка. Я знаю, куда должны отправиться наркотики. Знаю, что деньги были переданы через ячейку банка. Знаю, что ты со своей подругой собирался после сделки рвануть в Амстердам и она даже отправилась вперед, готовить гнездышко. Я знаю все, так что играть со мной в прятки не имеет смысла. У меня везде свои люди: в прокуратуре, в МИДе, в банке и даже на белорусской таможне.
Он явно повеселел, счастливый тем, какой ошеломляющий эффект произвели на меня его козыри.
Я в самом деле был ошеломлен. Пусть даже он и не знает до конца деталей нашего плана в отношении героина и Валдиса, но это может лишь осложнить все дело.
— А что с Натальей? — задал я вопрос, всплывший в голове первым.
— Она у нас. У наших польских друзей. Может, хоть это обстоятельство образумит тебя.
— Что я должен делать?
— Сейчас сюда едет Валдис. Мы проведем небольшую очную ставку. Меня интересует в основном героин.
— Я не знаю, где он, — произнес я устало и в принципе не солгал: не могу же я знать, где находится героин, который появился лишь благодаря Натальиной фантазии и моему актерскому мастерству.
— А мне он не нужен. Я был бы даже доволен, если бы он вообще исчез. Мне не нужны новые поставщики. Я поставляю этот товар в Москву и не собираюсь пускать в свой огород всяких козлов.
— Какие гарантии?
— Какие — что?
— Я спрашиваю, как я могу убедиться, что Наталью отпустят после нашей сделки?
— А тебе это и ни к чему. Я сам решу, что делать с вами обоими. Но после.
Что мне оставалось делать? Аккуратно опустив пальцы в кольца кастета, я сжал кулак и молча бросился на врага. Я успел заметить рывок мордоворота справа, резко остановился, и гора мышц пронеслась мимо между мной и своим хозяином, чтобы столкнуться со Спасской Башней. Оба рухнули на пол. Бинго!
Я ударил застывшего в нелепой позе перепуганного мафиози ногой в грудь, отчего он опрокинулся вместе с креслом. Я перепрыгнул через него и полетел к двери. Одно движение — и она распахивается.
— Стоять, сука! — ревел мне вдогон вскочивший бандюга.
Я выбежал в тамбур и, не оглядываясь, устремился вниз по лестнице. Громилы уже дышали мне в затылок, топая по ступеням, как два бегемота. Дистанция до первого этажа приличная, и мне удалось оторваться от этих тяжеловесов, по меньшей мере, на три марша.
Вот я уже в вестибюле. Возле лифтов толклись два пенсионера с тележкой, загруженной рассадой. Я на бегу опрокинул их первобытный транспорт, толкнув его в направлении лестницы. Пусть мне потом будет стыдно перед стариками, но если это хоть на секунду задержит погоню, я готов жить с таким грехом.
Распахивая дверь на улицу, я слышал позади грохот и крики — грязную брань бандитов и возмущенные трели пенсионеров. Выскочив на крыльцо, я врезался в кого-то, и человек, охнув, упал.
Я летел по проспекту в сторону центра. Маршрут на такой случай я не разработал и соображал, что делать, на ходу. Может быть, более логично было уйти во дворы и затеряться, петляя под знакомыми с детства арками, но я предпочитал бежать по тротуару. Бегаю я неплохо, и первый этап этого гита[4] с преследованием — лестница — убедительно доказал, что шансы уйти у меня неплохие. Так что на такой прямой я, без сомнения, оторвусь от тяжелых мордоворотов. Кроме того, я очень рассчитывал, что у моей погони хватит воспитания не палить в меня в столь людном месте. Не сомневаюсь, во дворах они пустили бы в ход свои пушки при первой же возможности. А есть ли у них пушки? Не хочется проверять.
Бегу. Бегу в довольно ровном темпе, без напряга и нервозности первых минут погони. Дыхание выравнивается, разогретые ноги упруго отталкивают меня от асфальта. Периодически бросаю взгляд через плечо: бегемотики пыхтят, отдавая борьбе последние силы. Расстояние между нами — более двадцати метров. Впереди метро. Может, просто сесть в поезд и уехать не простившись?
Вот жизнь пошла! Два урода самой бандитской наружности уже минут пять гонятся за гражданином — за мной, то есть — белым днем по проспекту, носящему имя… столь славное и известное, а ни один мент даже не свистнул в свою дудку! Возмутительно! Если останусь жив, обязательно напишу куда-нибудь анонимку.
Рядом со мной притормозил «опель» и покатил параллельным курсом. Водитель опустил тонированное стекло и с любопытством выглядывал из своей тачки.
— Эй, мужик, — окликнул он меня — может, подбросить куда? Будет чуть дороже, но гораздо быстрее.
А что? Я оглянулся. Бегемоты обливались потом, отстав уже метров на тридцать. Надо меньше кушать.
— Тогда быстро! — Я взял влево, прижимаясь к кромке.
— Будет сделано, командир! — с готовностью кивнул водила.
Он затормозил и открыл дверцу. Оглянувшись напоследок, я прыгнул в гостеприимный салон, предоставляя себя объятиям мягкого кресла.
Водитель ударил по газам, двигатель издал львиный рев, и «опель»… резко сдал назад.
— Ты что?! — Я схватил водителя за руку и в ужасе оглянулся, ища глазами мордоворотов.
— Машина новая. Сейчас разгонимся, — ухмыльнулся водила, нажимая на тормоз.
Громилы уже метрах в пяти. Пальцы сами собой нашли кастет. Я схватился за ручку двери: если выпрыгнуть прямо сейчас, то я успею уйти за машину и сигануть через проезжую часть. Хозяин «опеля» отпустил руль и вцепляется в мою куртку.
— Пусти! — взвизгнул я и ударил его наотмашь закованным в кастет кулаком. Прежде чем кулак превратил его лицо в подобие раздавленного граната, мозг мой успел отметить, что лицо это мне знакомо. Поздно вспоминать. Раздался хруст, и кровь брызнула из смятого носа на лоб и щеки. Теперь узнать его будет еще сложнее.
Я толкнул дверь ногой и вывалился наружу, пытаясь использовать свою скрюченную позу для низкого старта.
Увы, мне не хватает какого-то мгновения, чтобы увернуться. Стальные пальцы Спасской Башни поймали полу моей куртки, а прежде чем я успел развернуться для удара, его нога с глухим звуком врезалась в мой бедный живот, и я повис, сложившись пополам, как поднятый за шкирку щенок.
Меня проворно затолкали в машину, где я получил несколько тумаков от водилы и пару ударов по ребрам от счастливых своей победой охотников. «Опель» вернулся к подъезду, где меня выгрузили и отнесли домой. Опрокинутый мной мафиози, судя по всему, не пострадал. С одной стороны, жаль, что не удалось врезать ему как следует, но, с другой, может, он не очень обиделся?
От мафиози мне тоже перепадает затрещина. Так себе удар, ладошкой, но все равно неприятно.
— Ты, видать, не понимаешь нормального языка? — Судя по голосу, он все-таки расстроился.
Я предпочел промолчать. Какой смысл тратить время на риторические вопросы? Громилы бросили меня на пол, к ногам босса, как охотничий трофей. Поскольку я не хотел чувствовать себя подстреленным хорьком, то поднялся.
— Следующая попытка побега закончится для тебя в морге, — недобрым голосом произнес мафиози.
— В морге? — переспросил я с загадочной улыбкой. Улыбка проступила непроизвольно, ибо в голове моей зашевелился новый экспромт. — В морге я уже бывал. Например, сегодня ночью. Интересное место, только прохладно.
— И это я знаю, — осклабился мафиози. — Твой друг-недруг Валдис уже пытался навешать мне лапши, что ты умер. Я только не пойму, ты что, хотел там спрятаться? Не нашел ничего поумнее?
— Да, говорю же я, что Валдис тут ни при чем. Я его как раз и обманул.
— Как же это? — Вопрос прозвучал небрежно, но чувствовалось, собеседник заинтригован.
— Очень просто. Есть такие таблетки… — Я достал из кармана бумажник. — Глотаешь одну, и через минуту ты в состоянии трупа. При невнимательном осмотре…
— Знаю, — раздраженно взмахнул рукой мафиози. — Короче.
— Ну, я и съел такую таблетку. — Я вытащил из бумажника завернутый в бумажку аспирин и протянул «крестному отцу». Тот, как я рассчитывал, не торопился взять ее, и я невзначай развернул бумажку.
В следующее мгновение я молниеносным движением сунул таблетку в рот и проглотил. Мясистые пальцы бандитов схватили меня за лицо и горло, пытаясь разжать челюсти, но было уже поздно.
По-идиотски улыбаясь, я изобразил на лице полусонное блаженство и безвольно повис в руках мордоворотов. Они ослабили хватку, и я упал на пол, старательно изображая принявшую снадобье Джульетту. Не знаю, насколько натурально все получилось. Если бы я хоть помнил, что произошло со мной, когда съел настоящую «шпионскую таблетку», было бы много проще. Но ведь и гости мои, надо думать, видели такое только в боевиках. Расстроились они.
С минуту троица пребывала в замешательстве. Потом кто-то пнул меня с досады.
— Что теперь с ним делать? — поинтересовался один из громил.
— Я бы отправил это дерьмо вслед за его подругой, но надо бы закончить с Валдисом. — Мафиози перешагнул через меня. — Ты, Толик, останься, покарауль его. Насколько я понимаю, он будет трупом несколько часов, потом оклемается. Звякни мне, когда это случится.
Двое из моих гостей вышли, оставив мое «бездыханное» тело на попечение Толика. На это я и рассчитывал.
Некоторое время я не слышал никакого движения. Видимо, Толик просто стоял надо мной, прикидывая, что делать. Наконец он зашевелился и начал проделывать что-то не совсем понятное. Он взял меня одной рукой за шиворот, другой — за ремень брюк, поднял и поволок на кухню. Ворот врезался мне в горло так, что напрочь перехватывало дыхание. Что за обращение! Ведь так он может придушить подопечного!
На кухне Толик бросил меня так, что голова моя оказалась в мойке, а колени пребольно ударились о конфорки плиты. Что он собирается со мной делать? Приводить в чувство какими-нибудь народно-живодерскими методами?
Толик открыл кран, обрушивая мне на затылок струю холодной воды. Несколько секунд ощущения были приятными, но затем голова начала мерзнуть. Он что, хочет, чтобы я заболел менингитом и стал совсем идиотом?
Но это было только начало. То, что Толик собирался проделать дальше, беспокоило гораздо сильнее. Он включил конфорку. Я не мог этого видеть, но услышал щелчок ручки и почувствовал тепло — мое колено лежало как раз на этой конфорке.
Чавкнула, открываясь, магнитным замком дверца холодильника. Похоже, парень решил позавтракать, чтобы не терять зря ни времени ни веса. Значит, он не собирается пытать меня огнем, а просто надеется приготовить себе что-нибудь горячее. Это уже хорошо, но возится он слишком долго — колено начинает жечь. Ощущения непередаваемые: башка под струей ледяной воды, колено на раскаленной конфорке. Еще мгновение, и я не выдержу, выдам себя.
В холодильнике что-то лязгнуло. Толик, ругаясь, вскочил и отбросил мою ногу в сторону. Мысленно я поблагодарил его, хотя понял причину такой заботливости чуть позже, когда до моего носа дошел запах жженой тряпки: наверное, прогорели джинсы.
Амбал поставил на плиту скороварку с половиной курицы, которая должна была стать моим сегодняшним последним обедом в родном городе. Не тратя времени даром, он приступил к поискам еще чего-то: то ли заварки, то ли закуски, то ли столовых приборов. Звуки исходили снизу — должно быть, он копался среди вещей, разбросанных по полу. Значит, или наклонился, или присел на корточки. Видит ли он меня?
Нужно действовать, потому что голова уже замерзла донельзя. Я осторожно повернул голову, открыл глаза и посмотрел сквозь поток воды. Толика видно не было. Я приподнял голову и стукнулся макушкой о кран. Шуршание на полу прекратилось, я мгновенно уронил голову и закрыл глаза. Не иначе бандит поднялся, чтобы посмотреть на меня. Прошло полминуты. Судя по звуку, Толик возобновил свои изыскания.
Теперь я действовал осторожней. Сначала открыл глаза, потом повернул голову так, чтобы видеть край раковины, и лишь после этого начал медленно подниматься. Увидев согнутую спину, я замер.
Что делать теперь? Кулачный поединок с этим амбалом немыслим: без кузнечного молота его не свалить. Я покрутил глазами в поисках оружия. Скороварка! Приподнявшись еще немного, я начал медленно сгибаться, пытаясь дотянуться до тяжелой кастрюли. Как назло, она была развернута ручкой от меня, и, чтобы взять ее, не хватало нескольких сантиметров или той самой ручки…
Толик, не поднимая головы, плюхнул рядом со мной на стол пакетик мармелада. Собрался обедать по полной программе. Я двинул ногой и стал разворачивать кастрюлю. К счастью, подлива зашипела, так что металлический звук был не так слышен. Взявшись наконец за ручку, я сел на столе. Подо мной что-то хрустнуло. Толик поднял взгляд.
— Очухался, фраер?
— Ага! — сказал я и огрел его скороваркой по кумполу.
Он вскинул руку, но закрыться не успел. Удар, правда, получился не очень: скороварка вещь тяжелая и размахнуться как следует я не смог, но звук вышел звонкий. Оптимистичный такой звук, жизнеутверждающий.
Толик продолжал сидеть на корточках, но взгляд его теперь становился обиженным.
Черт, он даже не покачнулся! У него что, чугун под скальпом?!
Я замахнулся снова, расплескивая подливу и рис по стене, но прежде чем я опустил свое орудие на эту чугунную голову, Толик сам медленно свалился на бок. Лицо его так и осталось обиженным. Нокаут. Прости, Толя.
Проворно спрыгнув со стола, я не удержался и лягнул бандита в живот. Вышел в прихожую, поднял свою сумку, огляделся напоследок и — что хотите со мной делайте! — взял трубку телефона. После того как мафиози пообещал отправить меня «вслед за подругой», желание срочно узнать новости о Наташке обострилось неимоверно. Речь явно шла не о поездке в Амстердам, а раз так, то что с ней? Она убита? Захвачена? Но если она на самом деле у «польских друзей» моего давешнего гостя, то какой смысл тащить меня следом?
Набираю по памяти парижский номер. Если не считать моих провалов, то память у меня — о-го-го! Понимая, что мадам сочтет меня полным идиотом, срочно придумал предлог.
— Мадам?
— А, мсье из Москва?
— Совершенно верно, мадам. Я звоню вот по какому поводу. Дело в том, что я не говорю ни по-французски, ни по-английски. Поэтому поговорить могу только с вами.
— Да, пожалуй, что так. Но я помню. Нина Полеску.
— Замечательно. Но я еще хотел узнать ваше имя, чтобы попросить вас к телефону, когда буду звонить. Это возможно?
— Да, конечно. Лиз. Спросите Лиз.
— Большое спасибо, Лиз. Всего доброго. Больше я вас не буду беспокоить. Сегодня.
В сердцах разбив трубку о стену, я заглянул на кухню, чтобы убедится в неподвижности Толика. Подошел к нему и обшарил — оружия нет. Жаль. Хочется иметь в руке что-то солидной убойной силы, прежде чем в третий раз за последние сорок минут открыть дверь и переступить порог. Кто-то встретит меня на сей раз?
Никто не встретил. Я спокойно вышел, закрыл за собой дверь, спустился вниз и отправился к метро. Путь мой лежал на вокзал к заветной камере хранения, где во мраке стальной ячейки покоились мои документы и остатки наличности, с которой мне предстояло, быть может, начинать жизнь с нуля.
В камере хранения никаких сюрпризов меня не ожидало. Я спокойно забрал свой конверт, убрал паспорта в карман, а доллары переложил в бумажник.
Я говорю «спокойно», подразумевая, что мне ничто не помешало и что мой вид не вызывал излишнего интереса. На самом деле внутри у меня раскручивался со страшной скоростью маховик, на который вместо ремня были намотаны мои до предела натянутые нервы. В ушах еще звенело пожелание отправить меня вслед за подругой. Что оно означало? Неужели они разделались с Наташкой? Маховик вращался все стремительнее, требуя немедленно куда-нибудь побежать, что-нибудь сделать, чтобы спасти подругу или хотя бы узнать точно, что с ней. Набирая обороты, он норовил намотать на себя вместе с нервами все прочие внутренности, и по моему телу то и дело пробегали неприятные волны, а по коже проносились табуны мурашек.
Что может быть страшнее неизвестности, неопределенности? Знай я сейчас, где она, что с ней и как ей помочь, я бы свернул горы, пробил бы стены, переплыл бы океан и сразился бы с вражьими ордами! Любой подвиг казался мне по плечу, мнился мне делом несравнимо более простым, чем блуждание в догадках: жива — не жива.
Именно потому, что действие было предпочтительней, мне стоило больших трудов сохранять внешнее спокойствие. Нельзя делать больше ни одного неверного шага. И так ясно, что дела мои — хуже некуда, а любая ошибка может стать роковой.
Я понимал, что биться с моими врагами немыслимо. Мне оставалось лишь попытаться перехитрить, переиграть их. Нужен был план действий. План безупречный, план гениальный. И, чтобы составить его, необходимо успокоиться. Необходимо, черт возьми, отодвинуть Наташкину судьбу на второй план, чтобы эмоции не мешали думать.
Тем более что, поразмыслив не спеша, я пришел к выводу, что одну важную ошибку я, кажется, уже сделал. Мне не стоило звонить в Париж с домашнего телефона. Если у нашей мафии и впрямь такие длинные руки, то почему бы этим рукам не дотянуться до европейской столицы, не говоря уж о моей телефонной линии? Нехорошо, если они узнали теперь и про эту Нину Полеску. Очень нехорошо.
Итак, мне предстояло определиться с планом на будущее. Но прежде я хотел бы все-таки попытаться восстановить в памяти хоть что-то из того вычеркнутого дня. У меня был шанс сделать это без посторонней помощи. Если не помогал ассоциативный метод осмотра содержимого карманов, то существовал другой способ: вспоминать «с разгона». Метод вполне научный. Суть его в том, чтобы воссоздать цепочку предшествовавших событий, вытягивая из себя все больше подробностей и мелких деталей по мере приближения к «черной дыре». Хороший метод. Мне он всегда казался более эффективным, чем все остальные, а доктора насоветовали мне их десятка два. Такой уж это народ — доктора: толку от них никакого, все на уровне теорий, концепций, учений. Неудивительно, что почти все медики мечтают заделаться психиатрами.
Я зашел в платный зал ожидания, уселся поудобней в дальнем углу и начал вспоминать.