Криминальный диагноз

Глава XIII

В Твери меня ждало глубокое разочарование. Поспать толком не удалось. Едва миновала полночь, как зал ожидания начал заполняться народом. Откуда он брался, сказать не берусь: пытался спать до последнего. Но все как один были с мешками, рюкзаками и баулами и именно при помощи своего багажа норовили покуситься на мой комфорт. Сначала, как бы случайно, на ноги мне плюхнули неподъемный деревянный ящик. Потом на меня невзначай начали ставить рюкзаки, сваливать мешки или водружать толстенные задницы. В общем, к трем часам ночи я уже сидел, уронив голову на стоящую на коленях сумку, плотно зажатый с обеих сторон. И знаете что? Когда спустя некоторое время в переполненный зал влилась новая волна народу, я мысленно поздравил себя с тем, что хотя бы сижу. Изрядное, оказывается, у нас число людей, предпочитающих дармовой ночлег.

Сон мне перебили, шея затекла, так что я сел прямо и задумался о прелестях кочевой жизни. Ведь именно это ожидало меня в случае провала амстердамской авантюры. Вернуться домой я не мог, финансы пели романсы, связей и друзей по республике, могущих приютить опального москвича, не было, в малинах меня вряд ли примут. На работу не устроиться, жить мелкими кражами не греет. Собирать отбросы?

До того момента я как-то не задумывался над этой перспективой всерьез. Стоит, конечно, надеяться на лучшее, но вдруг?

Имея представление о бродячей жизни в основном по фильмам Чаплина, я не очень страшился такого образа жизни. Довольно неплохо чувствовал себя человек. И сколько бывших зеков шляются по городам, не имея ни кола ни двора? Или эти беженцы, мигрирующие целыми микрорайонами? Живут люди, подрабатывают, ночлег находят. Еще и детей умудряются рожать. А я чем хуже? Приспособлюсь, не пропаду!

Но эта ночь вправила мне мозги. Я сидел, стиснутый, как килька в банке, вдыхая перегар, папиросный дым и смрад от сотен мешков и тел, дурея от несмолкающего гула голосов. Глаза, болевшие от недосыпа и скупого желтого света, отказывались вылезать из-под горячих век. Шею ломило, ноги затекли, бока гудели от непрестанного давления локтей и тюков. А ведь для бича такой вариант ночлега считается комфортным! Когда я пообтреплюсь, обрасту и поживу пару недель без душа, эти же самые мешочники сочтут мое общество неприемлемым для себя и дружно выкинут меня за двери, присвоив освободившееся место. Я машинально потрогал свою щетину и осмотрел ногти.

Опускаясь все ниже, я буду иметь все меньше шансов вернуться к нормальной жизни. Столичные менты уже косо поглядывают на мои подпаленные джинсы, хотя дырочка на них не больше копейки, и это ничто в сравнении с молодежной модой, когда новые штаны нарочно вспарываются ножами и буравятся дрелью. Они уже косятся, хотя одет я во все чистое. Что-то станет, когда я буду иметь вид помятый и потрепанный, пооботрусь, покроюсь пятнами и приобрету характерный для своего нового круга дух? Кстати, у меня осталась только одна смена белья…

Само собой, побичевав достаточно и достигнув некоторого профессионализма, я определенно смогу приспособиться. Наглядный пример лежал прямо подо мной и, ворочаясь во сне, периодически задевал мои пятки: бомж, устроивший себе ложе на кусках картона, уложенных между ножками скамейки. Представляете, уже сейчас я позавидовал ему: он лежит, вытянув ноги, спит и видит сны о сытой жизни. Только вот что он будет делать зимой? Что я буду делать зимой? Кстати, я уже проголодался. Но это не самое страшное. Если бы мне приспичило отойти по нужде, то остаток ночи пришлось бы провести, стоя у двери на одной ноге.

А что изменится, если я просочусь в Европу? Там своих клошаров хватает, а я и милостыню попросить не смогу, ибо не помню даже той фразы, которую блеял Воробьянинов: «Же не ме…» Такого «полиглота» даже в мусорщики не возьмут. А через полгода кончится виза и — кыш! Это будет зима, январь…

К черту! Хватит ныть! Нужно найти ее! В конце концов, зачем мне бичевать, если где-то лежит мой миллион самых что ни на есть зеленых долларов США!

Прибыв на Ленинградский вокзал, я, чтобы проснуться, выпил залпом бутылку «Боржоми». Рой пузырьков, ринувшихся на волю сквозь мой нос, разогнал остатки тяжелого сна, в котором я пребывал три часа пути.

Взбодрившись, я направился к телефонам. Снова позвонил в Париж, эксплуатируя любезность Лиз, и поинтересовался у нее, от какой фирмы будет русская группа. Она не знала. Жаль. Но ничего страшного. Можно пойти с другого краю: обзвонить по рекламе московские агентства. Нужно только пойти и купить пару газет.

Поскольку телефон фирмы, через которую должен был ехать я сам, под рукой, начинаю с нее. И сразу удача! Мне дают номер конторы, отправляющей эту группу. Перезваниваю туда и спрашиваю, нет ли среди туристов Натальи Ливской или Нины Полеску. Кто я? Любовник. Хочу преподнести сюрприз, купив тур на тот же автобус. Чей именно любовник? Да обеих! Неудобно говорить об этом постороннему человеку, но мы живем втроем…

Девушка на всякий случай засмеялась, не зная, верить мне или нет, но волшебная фраза «хочу купить» работает безотказно. Зашуршали бумажки.

— Нет, молодой человек, — вздохнула девушка. — Никого из вашего гарема в этой группе нет.

— Скажите, а не может быть так, что кто-то подсядет к вам в автобус позднее. Скажем, в Польше.

— Нет. Такого быть не может. Сесть можно только до Бреста, до таможни. Сойти — где угодно. У нас ведь маршрут, мы не можем долго ждать опоздавших. А сесть… Мы не будем брать людей за границей. Мало ли какие у них проблемы! А задержат весь автобус…

Поблагодарив, я попрощался. Итак, через неделю в «Модерне» никто не появится.

Что ж, эта версия отработана, но я не сдамся. Бессонная ночь в тверском зале ожидания измотала меня, но придала сил, чтобы искать свое место под солнцем, свою любимую и миллион. Теперь я уже и не знал, без чего я скучаю больше.

Следующая ниточка, за которую я собирался потянуть, — польские друзья Наташки.

Они должны были переправить ее в Германию, снабдить документами, по которым она превращалась в подданную Бельгии. Выходит, они знают, кто она теперь и куда поехала.

Как их найти? Мне известны их имена. Збышек и Станислав. Известно, что живут они в Варшаве. Известно, что в пик перестройки и развала соцлагеря они регулярно появлялись в Москве, скупая ордена, церковную утварь и местный кич вроде платков, ложек и матрешек. Наверняка на Арбате еще есть люди, которые знают и их, и Наталью. Да! Как-то прозвучала такая фраза, что этот Збышек вывозит много товара с фургонами «Луна-парка», стоявшего каждое лето в Парке Горького. Если удастся найти поляков, то десять к одному, что они выведут меня на Збышека!

Заодно стоило подумать, как Наташка может искать связи со мной. Ясно, что звонить домой она не станет. Общих знакомых, которым стоило бы доверять, у нас не было. Объявления в газете? В какой? Кроме международной странички «Из рук в руки», ничего на ум не приходило. Что ж, если попадется такая газетка, можно будет полистать. Но я бы не воспользовался газетой. Не я один могу найти Наташку таким образом…

Самое печальное, что она и не ищет меня, а ждет в условленном месте с этой Ниной… А может, она теперь и есть Нина Полеску? Не вышло стать бельгийкой, переродилась в румынку? Может, и так, но это не облегчает мне задачу. Вот кабы я вспомнил, где мы условились встретиться! Чертова амнезия! Тоже мне «идеальный диагноз для афериста»! Пока что этот диагноз ведет прямиком на свалку, искать рыбьи хвосты и яблочные огрызки.

Решив начать с «Луна-парка», я отправился в Парк Горького.

Прибыв на место, обнаружил, что «культура и отдых» уступили место беспардонной обдираловке. Польские аттракционы здесь уже не котировались. Их место поделили всякие кегельбаны, американские горки и качели, мотающие тебя так, что за твои же деньги вытрясали сигареты, ключи, мелочь из карманов и душу.

Потыкавшись в административные кабинеты, я выяснил, что поляки продолжают приезжать в Россию. Сейчас они развернули свой городок в Химках.

Поехал в Химки. Поляки на месте. Направился к жилым вагончикам, выстроившимся в ряд за «Пещерой страха». Возле одного прицепа сидело несколько человек; слышалась польскую речь.

— День добрый!

Разговор оборвался. Все повернули головы и принялись внимательно изучать меня. Приступа радушия ждать от них не приходится.

Не дождавшись ответа, я приступил к делу:

— Я ищу одного человека. Он поляк. Он не из вашего аттракциона, но я слышал, он перевозил с вами товар. Его зовут Збышек. Он из Варшавы… — Я выдержал паузу, рассчитывая, что кто-нибудь из них ответит. Тщетно. Нужно продолжать монолог, но я уже выложил все, что знал. — У него был друг Станислав. Они возили матрешки, антиквариат разный… — выдавил я из себя остатки информации, с надеждой глядя в хмурые лица.

Одна из женщин обратилась по-польски к своему соседу. Тот кивнул одобрительно. Тогда женщина поднялась со ступеньки, на которой сидела, и сказала по-русски:

— Тебе нужно поговорить с Лехом. Подожди там, я позову его. — Последовал неопределенный жест в сторону. Видимо, мне просто предлагалось отвалить от вагончиков на безопасное расстояние.

Оставив полякам свое «спасибо», я отошел метров на десять.

Через пять минут женщина появилась снова и махнула мне рукой от крайнего фургона. Я поспешил туда.

Возле фургона, прямо на асфальте, стоял пластиковый стол, на котором были разложены фрукты, хлеб и ветчина. За столом сидел пожилой мужчина. Колоритная личность: длинные седые волосы, падающие на плечи, густые усы, свисающие ниже подбородка. На плечи накинута клетчатая рубаха, оставляющая возможность узреть покрытые наколками руки и правую сторону груди. На объемистом животе поляка лежал внушительных размеров позолоченный крест, украшенный безумным числом дополнительных лучиков и завитков. Надо думать, это и был тот самый Лех, с которым мне предстояло пообщаться.

Женщина указала ему на меня и, выдав скороговоркой какие-то комментарии на своем языке, удалилась.

— Кого ты ищешь? — спросил Лех низким мелодичным голосом.

— Я ищу поляка. Его зовут Збышек… — Дальше я повторил на бис все, что только что рассказывал возле другого фургона.

— Зачем тебе Збышек? — спросил Лех, дослушав меня.

— Видите ли, я ищу не столько Збышека, сколько свою знакомую. Ее зовут Наталья. Она поехала в Варшаву, а потом мы должны были встретиться, но…

— Но она не хочет тебя видеть?

— Нет. Тут другое. Так получилось, что… мы не встретились в условленном месте и теперь не можем найти друг друга.

— При чем здесь Збышек?

— Она должна была заехать к нему… кое-что передать.

— Она полька или русская? — Лех взял персик и смачно надкусил его.

— Она русская, москвичка. Но мы едем… ехали в Амстердам… — Я начал тормозить, все ближе подходя к рубежу, за которым была область того, о чем говорить не стоило.

— А как фамилия этого Збышека? — Поляк вытянул из персика косточку и бросил в пластиковый стаканчик, стоявший в центре стола.

— Я не знаю. Это ее знакомый, друг. Я его даже никогда не видел.

— А почему, — Лех отправил в рот остатки мякоти и некоторое время жевал, прежде чем закончить фразу, — мы должны знать этого Збышека?

— Ну, я же говорил. Он возил с вашим грузом свой товар.

— Много кто возил с нами свой товар. А Збышеков… — Он поднял гроздь винограда и начал тыкать в разные ягоды пальцем. — Тебя как зовут?

— Олег.

— Я — Лех. Так вот, Збышеков в Польше больше, чем у вас Олегов.

Кажется, и эта ниточка обрывается.

— Но ведь среди тех, кто возил с вами груз, — ухватился я за соломинку, — может оказаться не так много Збышеков из Варшавы?

Поляк покачал головой:

— Зачем мне их имена? Они давали груз, давали деньги. Я вез.

— Да, я понимаю. Конечно… Ну, извините тогда… всего доброго.

— А та девушка… — Поляк поднял палец, призывая меня остановиться. — Наташа. Она с нами не ездила? Может, до Германии?

— Не знаю.

— Но ее фамилию ты знаешь?

— Конечно. — Лучик надежды вспыхнул вновь. — Ливская. Наталья Станиславовна Ливская.

— Ливская? — Поляк задумчиво вытирал усы сверху вниз, от крыльев носа до подбородка, и пальцы его встретились над кадыком. — Интересная фамилия.

— У меня даже есть фотография! — вспомнил я. Развернув сумку, извлек пакет и начал рыться в нем, ища нужные фотографии.

Лех приподнялся со стула и, протянув руку, довольно бесцеремонно забрал у меня всю стопку карточек. Бросив беглый взгляд, он вытянул одну, где мы сидим с Наташкой в обнимку на перилах смотровой площадки.

— Это она?

Я кивнул в ответ.

Некоторое время поляк изучал фото. Потом положил его обратно в стопку и вернул мне.

— Я вижу, тебе можно говорить, — резюмировал он.

— Что говорить?

— Вообще говорить. Но я ее не знаю. Она с нами не ездила. Но… — Он снова отер усы. — Сколько лет этому Збышеку, ты не знаешь? И Станислава тоже не видел?

Я помотал головой.

— А не может такого быть, что Станислав — Станислав Ливский?

— И что? — Я задумался, прикидывая, что следует из этого предположения.

— Ничего. Просто подумай об этом. Больше я помочь тебе ничем не могу. — Поляк развел руками.

— И на том спасибо. — Я убрал пакет в сумку.

— Возьми виноград. — Лех протянул мне гроздь. — И привет твоей девушке.

Я отправился искать следы поляков на Арбате. Здесь ситуация полегче. Я знал некоторых Натальиных приятелей не только по именам, но и в лицо. Кое-кто должен помнить меня, так что проверок, как у поляков, можно не опасаться.

Выйдя на «Смоленской», я не спеша прошел весь Арбат насквозь, заглядывая в кафешки и под арки, вытягивая шею на перекрестках. Ни одной знакомой физиономии. Но я и не рассчитывал на быстрый успех. Тусовка — дело специфическое.

Оказавшись на пятачке возле «Праги», заглянул в переход. Удача! Возле бабули с сигаретами стояли двое парней. Одного я знал.

Сбежав по ступеням, я подошел к парню вплотную.

— Здорово, Гарик! — произнес я с придыханием, словно бежал от самой Рязани.

— А, это ты? — Гарик признал меня и протянул руку. — Привет.

— Слушай, — мгновенно сориентировался в ситуации второй парень, — добей руль пятьдесят, а то цены убежали — не догонишь!

Он ткнул в товар, разложенный в коробочке у бабули. Я отметил про себя, что цены и впрямь увлеклись спринтом. Узнать бы, что творится в родной стране! Я достал два рубля и протянул парню. Пока он рассчитывался с бабулей, я обратился к Гарику:

— Слушай, выручай. Мне нужно Наташку срочно найти.

— Наташку? — Тот соображал секунду. — А, ну да. Вы ж с ней это… А чё, поссорились?

— Да нет. Она, понимаешь, поехала к Збышеку в Польшу. Я должен был сегодня следом двигать, а у меня ночью пожар случился!

— Какой пожар?

— Ну, какой бывает пожар! Новости по ящику смотришь? Дома у меня пожар! Видишь, — показал я на свои обгоревшие джинсы, — в чем был, в том и выскочил! Последние штаны остались…

— Ну… — Гарик с уважением посмотрел на пятно. — Круто! Круто ты попал. И чего, все сгорело, что ли? И шмотки?

— Да черт с ними, со шмотками, — безнадежно махнул я рукой. — Но ты понимаешь, старик, у меня и книжка записная сгорела, билеты, путевки…

— A-а, — парень мгновенно погрустнел, — у меня бабок нет. Совсем пустой, понимаешь…

— Да мне деньги не нужны, — успокоил я его. — Ты понимаешь, у меня теперь нет ни адреса, ни телефона этого Збышека. Мне бы его как-то найти…

— A-а, понял, — кивнул Гарик и хлопнул по спине своего приятеля: — Шур!

— Чего? — Тот повернулся и протянул мне открытую пачку «Мальборо». Впрочем, он так быстро убрал ее, что, даже если бы мне хотелось курить, я бы не успел и руку поднять, не то что вытянуть сигаретку. Но внешне Шура был сама любезность.

— Слышь, — сказал Гарик, — тут проблема у мужика.

— Что за проблема?

— Ну, помнишь Збышека? Лики скупает, хохлому разную.

— Ну? Конечно.

— Вот надо человеку адрес его найти. Вишь, в гости собирался, а билеты и все дела сгорели. — Он показал на мои джинсы жестом опытного экскурсовода. — Пожар у него случился.

Шура без церемоний нагнулся, чтобы взглянуть на прожженную дырочку. Он с удивительной легкостью складывался почти пополам.

— Любопытно, — сказал он, распрямившись столь же стремительно.

— Так что? — вернул я его к предмету разговора. — Адрес-то дашь?

— Адрес? — Он удивленно посмотрел на Гарика. — А у меня-то откуда адрес?

— Ну, вы же ездили к нему, — напомнил тот.

Этот диалог начинал походить на клоунскую репризу.

— Да, точно! — Шура хлопнул себя по лбу. — Но ты знаешь, мужик, — обратился он ко мне, — я адреса не помню. Мы все пьяные были в дымину. Да и зачем мне адрес? Я могу тебе его дом показать…

— У него собственный дом?

— Ну. У него свой дом в Варшаве. Вернее, чуть не доезжая… Нет, но все равно это считается Варшавой… Короче, им всем строить разрешили, и они теперь все строят, строят, как муравьи. Большой такой дом, двухэтажный. — Парень добросовестно напряг память. — Крыша черепичная…

— Ну ладно, — остановил я его. — А у кого еще можно спросить?

— Еще у кого? — Парни переглянулись. — Пашки нет, Ольга?.. Стас?..

— Слушай, похоже, что больше спросить не у кого, — подвел неутешительный итог Гарик. — Кого-то нет, Наташка — сам говоришь — уже там. Так что…

— Да ты не парься, мужик, — встрял Шура, — сегодня не поедешь, завтра не поедешь, а послезавтра она тебе сама позвонит.

— Да то-то и оно, что звонить мне теперь некуда! Квартира выгорела дотла. Даже кабель телефонный прогорел…

Но, кроме сочувствия, сожалений и готовности выпить со мной пивка за мой счет по такому случаю, тусовщики ничего предложить не смогли.

Что ж, еще одна ниточка оборвалась. Но теперь я могу применить крайнее средство: отправиться в Варшаву и по телефонной книге вылавливать всех Збышеков и всех Лив-ских. Сколько народу живет в Варшаве? Надо заглянуть в справочник. Но и так ясно, что не десять миллионов. Опять же не у всех из них частные дома в пригороде. Есть, есть еще шансы! Вот только тамошняя мафия, по слухам, не слабее нашей. Ничего, потягаемся и с ними — опыт есть…